Огненное сердце и ледяные руки

Ото всюду слышались радостные крики, восхищенные вздохи мужчин и громкие визги детей, бегающих между ног взрослых. То тут, то там раздавались голоса зазывал, уговоры женщин из разных лавок, пестрящих съестными угощениями и приливающимися в солнечных лучах драгоценными камнями. Весь город праздновал знаменательный день. И хоть вся эта какофония разношерстных звуков оглушала и заставляла голову кружиться, но даже так её силуэт оставался для него единственным ориентиром. Оплотом небывалой красоты и немого восхищения перед неземной красотой возлюбленной. Тонкая хрупкая фигура не танцевала — буквально парила, легко переступая с плитки на плитку, словно бабочка перелетала с цветка на цветок. Изящные длинные ноги то показывали молочную бархатную кожу, то полностью скрывались за белоснежным шифоном, тугими лентами опоясывающим тонкие лодыжки и бедра неземного создания. Широкий плотный пояс сужал талию девушки ещё сильнее, делая её внешность почти кукольной, сказочной. По бедрам игривыми змеями рассыпались множество тончайших золотых цепочек и пластин, издавая игривый мелодичный звон, когда девушка перекатывалась с одного носка на другой, делая пластичный поворот, заставляя волнистые волосы игривыми лентами рассыпаться на ветру. Изящную небольшую грудь поддерживал золотой пояс, похожий на резные блестящие эполеты на узких плечах. Все её украшения были восхитительны, но для мужчины самым дорогим золотом был блеск её шелковых волнистых волос. Такой же, каким сияли её игривые кошачьи глаза, приковывающие к себе все внимание публики. Эмма… Девушка делает несколько маленьких шажков вперед и вдруг низко кланяется в пол, заставляя кончики длинных белоснежных лент, заменяющих рукава наряда, касаться каменной плитки. Так же делают все вокруг. Мужчина разворачивается и сам нагибается к земле, выражая свое почтение появившемуся мужчине. По широкому каменному мосту в центр площади идёт наследный принц Томана. Привычное повседневное одеяние сменил величественный белоснежный наряд. Майки надевает его крайне редко, по большим праздникам: непомерное множество царских украшений сковывают движения, что для свободолюбивого юноши, как он, было просто настоящей карой жестоких Богов. Привычные свободные шаровары, горячо любимые младшим правителем, заменились множеством слоёв разнообразных схенти из тончайшего белоснежного шифона. Полы самой длинной ткани игриво развивалась на ветру, то облегали накаченные икры мужчины. Толстая плиссированная полоска тянулась от самой узкой талии, игриво извиваясь, сверкая вышитыми золотыми нитями узорами. На талии наследника драконьей крови в свете солнечных лучей игриво сверкали сотни мельчайших кусочков разноцветной смальты, складывающиеся в поразительный узор на широком поясе принца. Белоснежная кожа и литые мышцы: мужчина был скован в движениях, но при этом почти раздет. Поверхность крепкого поджарого бедра, не скрытая тканью, манила, заставляя девушек на площади испускать тяжёлые восхищенные вздохи. Торс мужчины был обнажен. По грудной клетке тянулось множество ленточек из цветных прозрачных бусин — словно принца ласкало само Солнце, облизывая накаченное тело жадными лучами. Словно бы признавая красоту преданного послушника. Все они тянулись вверх и находили своё пристанище на краях широкой пекторали. Узоры были размашистыми, резкими, но удивительно искусными, отделанными мельчайшими деталями, вырезанными из драгоценных камней. Принц шёл вперёд медленно. Поступь его сопровождалась тихим звоном: на мужчине не было привычных кожаных сандалий, лишь тонкие золотые браслеты и цепи на больших пальцах. Весь его образ был олицетворением гордой смиренности, изящной покорности и величественного послушания их предкам. В ответ на низкие поклоны жителей, он лишь слегка склонял голову в ответ: вместе привычно растрепанных черных прядей, в которых терялся тонкий золотой обруч, знак принадлежности к драконьей крови, сейчас смазанные душистым маслом смоляные пряди, убранные назад, открывали широкий прямой лоб, на который свисали маленькие капельки-рубины с золотой величественной тиары. Мужчина был как всегда великолепен. Но в этот раз костюм имел особое предназначение, ведь к нему добавилось несколько новых важных атрибутов: прозрачная вуаль и крупные квадратные серьги с ярчайшими голубыми алмазами. Помолвочный наряд. Принц пришёл к патриарху за благословением для себя и своего возлюбленного. Стоило юноше подойти ближе, жители садились на колени и приклоняли лбы к земле, не смея смотреть в глаза юного монарха: первым, кто снимет вуаль безбрачия и заглянет в драгоценный обсидиан, будет нареченный младшего правителя — такова традиция. Когда он подошёл к центру, остановился на несколько секунд рядом с танцовщицей. Девушка припала к земле ещё сильнее, почти касаясь лбом теплых, нагретых за день каменных плит. От волнения она едва дышала. Тогда мужчина, подогнув полы множества схенти, медленно присел рядом с ней и, отстегнув от своей пекторали одну самую толстую золотую цепь, повязал ее на тонкую лебединую шею танцовщицы. Девушка вздрогнула, а щёки ее ярко порозовели. Эмма была знаменита в городе. Изящное тело и завораживающие танцы похищали сердца молодых юношей, а душам стариков даровали покой. Вот только её собственное было несчастно. Девушка была одна. В тот самый день… Когда их привычный мир исчез, когда всё, что они знали, стерлось из их памяти… Тогда она потеряла и родителей. И теперь не могла выйти замуж. Без отца, без приданого — она была обречена на вечное одиночество и тихий звон нескольких золотых монет, которые кидали ей благодарные зрители за очередной танец. Но принц… Цепочка, которую завязали на её шее длинные музыкальные пальцы, дороже любого, самого лучшего приданого. Дар самого монарха. Неужели…? Всё ещё не открывая глаз, она несмело, на свой страх и риск, вжав голову в плечи, приподняла лицо. Надежды почти нет, но вдруг… Вдруг он… Через мгновение она чувствует, как крупная ладонь мягко сдвигает золотые цепочки, обрамлявшие маленькое личико, а лба касаются губы принца. Они были немного сухими от знойного воздуха, но для девушки этот поцелуй был подобен чуду. Он благословил её… Благословил в день собственной помолвки. Брюнет опускает её голову и поднимается, чтобы продолжить свой путь, не обращая на удивленные вздохи и ахи толпы никакого внимания. Однако на лицо одного мужчины он всё же взглянул. И, слегка наклонил голову, чтобы это было незаметно ни для какого другого, игриво подмигнул ему. Какого чёрта, Майки?! Вот погоди, закончится праздник, получишь сполна! Последние шаги его чуть быстрее, а уголки губ, едва виднеющиеся сквозь вуаль, приподняты чуть выше: выводить друга из себя кажется ему невероятно забавным. У помоста он останавливается и, вытянув руки вперёд, делает низкий поклон. Спустя мгновение каменный трон на помосте пустеет, правитель выходит вперёд, и ему отвечают. Длинные чёрные мантии, скрывают почти всё тело молодого патриарха: только бронзовая, сверкающая блеском нанесенных золотой краской узоров кожа ладоней и худых ступ видна жадному людскому взору. Как и у принца, ноги мужчины были оголены, лишь несколько золотых цепочек, сплетающихся в один жгут, обхватывали изящные лодыжки. Ноги правителя также покрывали множество слоёв тонкой шелковой ткани. Но в отличие от облачения принца, в его одеянии не было той роскоши и празднества, которые так любили человеческие сердца. Она была скромна, но ткань наряда выдавала положение мужчины — каждая нить была примером высшего искусства ткачества. На голове правителя сверкал тонкий золотой обруч, от которого вниз тянулась прозрачная вуаль, покрывая белоснежные пряди. Пектораль патриарха не была украшена кусочками смальты, подобно украшению младшего наследника, но её цепи почти полностью скрывали торс мужчины. От самых кистей до локтей руки мужчины покрывали золотые браслеты: хитро сплетенные и прямые, тончайшие, подобные нитями, и широкие обручи с древними посланиями. Они издали тихий мелодичный звон, когда, в ответ на приветствие принца, мужчина сложил руки полукругом и протянул вперёд, чтобы сжать в них ладони дражайшего младшего брата. Они были чуть крупнее его, грубоваты, а на контрасте с собственной кожей казались почти белоснежными. Он повернул его полубоком к толпе и отошёл назад, чтобы через минуту появиться вновь, держа в руках золотую чашу с тлеющими в ней углями. Майки прикрыл глаза и, подогнув юбки, встал на колени, прикрывая глаза и поднимая голову наверх. Цепочки издали тихий звон и упали на лоб. Сегодня его устами глаголил сам Бог. Их Великий Хранитель его руками благословит это дитя на долгую жизнь в объятиях его Рухи… Изана встал над ним и обратился к народу: — Да будет вечно гореть в груди Дракона пламенное сердце, да будет ясным свет души каждого его ребенка. Сегодня я передаю вам волю Божью. Волю Хранителя наших земель, защитника наших детей, нашего благодетеля. Он благословляет это дитя на долгую жизнь. Жизнь с человеком, чья воля горит непокорным страстным пламенем, а душа устремлена в небо, к Солнцу. Принц будет верен ему и будет следовать воле своего сердца. Если же это не так, благородный огонь сожжет всё нечестивое в его душе, оставляя лишь чистоту и смеренную покорность. Он возносит чашу над его головой и опрокидывает горящие угли на голову юноши. Толпа замирает. Только благородные правители могли пройти священный обряд бракосочетания — драконья кровь защищала от пламени, позволяя ласкать тела молодожён — дать им свое благословение. Белоснежная ткань вспыхивает и тлеет, обнажая благородное тело принца. Кусочек за кусочком одеяние растворяется, оставляя только ничем не покрытую молочную кожу. Когда последний кусочек ткани догорает, Изана, отдав чашу незаметно подошедшей жрице, также присаживается на колени и, притянув к себе младшего, целует его в лоб. Чуть дольше, чем того требует древний ритуал. И Майки несмотря на строгие правила чуть улыбается: как бы брат не старался этого скрыть, сейчас он волнуется. Патриарх чуть отстраняется и снимает с себя верхнюю накидку, тут же оборачивая ее вокруг плечей младшего брата, после чего помогает подняться, придерживая его за талию. — Священный огонь благословил этот союз. Толпа радостно взревела, почти сразу замолкая. Сейчас должен появиться он. Сейчас на помост взойдет избранник жениха, которому молодой юноша, обернувшись драконом, должен подарить свадебный подарок — собственные серьги. Невероятной красоты голубые алмазы, «Слёзы Дракона» — наследие древнего рода — надетые на принце, только подогревали этот интерес. Кто же это? Кто смог похитить сердце непокорного Дракона? Но проходит минута, две. На помосте все также остаются только две фигуры. Народ начинает взволнованно перешептываться. Тогда голос уже самого принца звучит громких эхом на площади: — Мой Рухи сейчас далеко. Его путь долгий и тернистый, но пламя души горит также ярко, как и любовь нашего Повелителя к своим детям. Поэтому я молюсь. Молюсь каждый день, чтобы приход его принес мир и покой в наш любимый город. Молитесь и вы о появлении будущего правителя. Сначала один голос, потом второй. Добрые слова, молитвы об осторожности и пожелания удачи — его народ желал ему счастья и ждал его нареченного. Майки улыбнулся. Рука брата мягко погладила по плечу, скрытому под чёрной вуалью. Когда последний голос его подданного произнес свое благословение на минуту на площади воцарилась тишина. Изана мягко улыбнулся жителям и махнул рукой, после чего площадь вновь заполнилась гомонов веселящихся голосов: продолжился праздник. Майки уловил какое-то движение, а когда обернулся назад, почти столкнулся нос к носу с мужчиной. В этот раз он выглядел чуть более празднично, чем в обычные дни, когда принц приходил в храм поговорить с братом. В отличие от всех остальных служителей храма, он не давал обет целомудрия и безбрачия, поэтому и носить одеяния, полностью скрывающие тело, не было смысла. Длинные накаченные ноги война скрывали широкие черные штаны хакама, в противовес которым выступал почти полностью обнаженный торс, лишь малую часть которого прикрывала полупрозрачная белоснежная вуаль, тянущаяся через левое плечо и перевязанная золотым поясом на талии мужчины. Вместо этого блестящую бронзовую кожу покрывали широкие золотые пластины, висящие на тонких золотых цепочках, подобным тем, что переплетались с передними прядями мужчины, и множество черных линий языка древних народов нанесенных тончайшей иглой на литые мышцы. — Поздравляю вас с помолвкой, ваше высочество. Это счастливый день для всех жителей Томана. Они будет почитать вашего супруга и молиться за ваше счастье. Майки улыбнулся и, чуть сильнее запахнув накидку брата, игриво наклонил голову, едва не уронив тиару. Она немного съехала, но была тут же возвращена на место заботливой рукой тяжело вздохнувшего патриарха: — Майки, ради Вечного огня, относись к обрядам хоть немного более уважительно! А если бы ты… Мужчина улыбается чуть шире и прячется за спиной подошедшего мужчины: — Да-да… Церемониальный наряд и прочее… Я уверен, Какучо будет безумно рад прослушать эту главу священного писания в… Какой? Тысячный раз? А мне пора переодеться. И потом — я уверен, Кенчик уже ждёт не дождётся, чтобы отблагодарить меня за его благословление на женитьбу с танцовщицей. Что ж, полагаюсь на тебя, Какучо. — он хлопает мужчину по плечу и быстро удаляется в сторону дворца, оставляя собеседников наедине. На минуту между ними воцаряется тишина, которую не могут нарушить даже доносящиеся со всех сторон радостные голоса жителей, празднующих помолвку младшего правителя. — Ваше преосвященство, жрицы готовы, мы можем отправляться в храм. Патриарх лишь слегка опускает голову в поклоне. Во главе послушниц Изана покидает площадь. В храме их встречают лишь несколько пожилых служительниц: молодые девушки, как и весь его народ сейчас праздновал на улицах, где на каждом шагу слушались веселые крики детей и громкая музыка. Они проводили мужчин до покоев патриарха и тут же покинули их, возвращаясь к центральному входу. Теперь они правда были одни. Изана подходит к своему туалетному столику, чтобы сложить на близ стоящую софу свою мантию. Когда на бронзовой коже его торса остается только несколько черных шелковых лент, он чувствует его рядом. Мягкое тихое дыхание рядом с чувствительным ухом, крупные жилистые ладони, оборачивающиеся кольцом вокруг его талии и губы… Тонкие немного сухие они бережно со всей трепетностью и нерастраченной любовью мягко водят по угловатым плечам, в надежде почувствовать мягкий вкус бархатной кожи возлюбленного. — Какучо… — Да, мой господин? — он чувствует, как дрожит в его руках тело, слышит, каким прерывистым и тихим стало дыхание Изаны и в тайне радуется: это он сделал его таким. Скромным, нуждающимся… Этого сильного невероятного человека. — Почему ты медлишь? Обычно, едва мы остаемся в покоях одни, мои одеяния тут же оказываются на полу, — на его лице игривая ухмылка, но мужчина слишком давно служит своему господину, чтобы не распознать волнение, притаившееся на глубине глубоких лиловых глаз. — Вас это беспокоит, Ваше преосвященство? — он почти полностью отстраняется: лишь его ладони всё также продолжают гладить поясницу Изаны. — Пока что я просто спрашиваю тебя. — блондин и сам немного отклоняется от тела мужчины, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Однако то, что ты не ответил мне сразу, действительно ставит меня в тупик. Какучо перемещает одну руку на затылок возлюбленного, кончиком пальца поглаживая серебристые пряди. Волосы здесь короче: некоторые забавно топорщатся после сна. Поэтому каждое утро Какучо самолично наливает в небольшую пиалу душистое масло и несет его в покои патриарха. Он… — Неужели это настолько интимно, что ты не хочешь говорить даже мне? — теперь старший кажется действительно обеспокоенным. Тогда мужчина с печальной улыбкой присаживается на колени перед взволнованным монархом. Он берет его аккуратные ладони в свои, прикладывает ко широкому лбу и тихо, но так, чтобы мужчина слышал, шепчет: — Наш Великий правитель, могучий Дракон… Мы, твои дети, ослабевшие от холода злых языков и тяжести своего греха, молим тебя о спасении. Просим пристыженно твоей защиты и тепла твоей блестящей чешуи. Вернись на небосвод и даруй нам, рабам твоим верным, свое покровительство… О, Великий Хранитель Огня… Изана стоит, почти не дыша, а потом присаживается рядом с ним и надрывно шепчет: — Почему…? Почему ты молишься?! Ему также тихо в ответ: — Я молюсь каждый день. Молюсь о здравии своего народа, о жарких днях и о долгом правлении нашего патриарха. Молюсь, потому что не могу иначе. Ведь как бы я не желал, как бы не умолял Судьбу, я не Рухи своего возлюбленного, и когда солнце жизни нашего Хранителя погаснет, мой любимый взойдет на его место. Он медленно, царственной поступью покинет стены храма и пойдёт на гору Вечности. Это… — его голос срывался, но как бы ему не было больно, ни единая слезинка не скатилось по его щекам. — Это будет последний день, когда я смогу заглянуть в его глаза. Изана прижимается лицом к его шее, и младший чувствует несколько капель, скатившихся вниз. — Ты знаешь, что я не могу иначе. Я не могу повесить эту ношу на плечи Майки. Только не он. — Знаю… Но сегодня… Когда его высочество объявил о своей помолвке, когда вы провели ритуал… Всего на секунду… На секунду в мою голову пришла эта ужасная мысль: «Может он займет трон…» Я знаю, как это низко, но я не сдержался. Изана судорожно вздыхает и прижимается к телу мужчины ещё сильнее. Кожу белеет от напряжения, но ему все равно. Чувств так много… — Я… Я люблю тебя… Тихо-тихо, еле слышным шёпотом. Но для Какучо этого было больше, чем достаточно. — Я тоже, мой господин. Больше никто из них не проронил ни слова. Впервые после восхождения на трон, Изана чувствовал эту давящую пустоту и безысходность. Майки же был безгранично рад. Принц вернулся во дворец и быстро переоделся в свой повседневный наряд. Просторные шаровары, халтер и сандалии с кожаными ремнями. Он аккуратно снял все церемониальные украшения и положил их в золотую резную шкатулку. Величественная тиара заняла свое привычное место на постаменте в ожидании следующего торжества. Юноша подошёл к зеркалу и взглянув в него, замер на несколько мгновений. Голубые алмазы сверкали всё также ярко, обрамленные тонкой золотой каймой. Когда Майки был маленький, он слышал эту легенду множество раз. Когда-то давным-давно, когда все люди жили на одной земли и говорили на одном языке, миром правила пара драконов. Величественный огненный Дракон, из чьего рта извергалось пламя, был пленен красотой изящного тело супруги, чьи чешуйки от капель воды блестели в ярких лучах солнца всеми цветами радуги. Драконы были мудрыми правителями, при которых люди жили в мире и гармонии. Но всё же было то, что тревожило души могущественных существ — собственное дитя. Как бы пара не старалась, у них не получалось привести в этот мир наследника. Днём и ночью молили безутешные король с королевой о рождении сына, и в один прекрасный день небо услышало их молитвы — на свет появился великолепный черный дракон. В день, когда черная чешуйка мелькнула в трещине скорлупы, водный дракон впервые в жизни заплакала. Заплакала от безудержного счастья. Муж собрал драгоценные слезники супруги и превратил их в украшение, которое носил их сын. Это был символ божественной удачи и родительского благословения. С тех самых пор эти серьги стали главным сокровищем королевской казны — король и королева передавали их своим детям, когда те находили пару. Юноша опустил взгляд. На него эти серьги надел старший брат. Дражайшие родители погибли в тот самый день. Ценой своей жизни они спасли любимый народ, скрывая его от недругов в надежной обители, оставляя двух ещё совсем юных принцев и немощного старика, наблюдающего за городом с вершины холма. Надо бы его проведать. Брюнет зачесывает волосы назад, скрепляет мешающие пряди заколками и, еще раз посмотрев на себя в зеркало, быстро покидает свои покои. Друзей он встречает на мосту. И судя по их выражению лиц, они готовы были его убить. Он улыбнулся шире и прибавил шаг. Когда он подходит ближе, замечает, что одежда друга немного отличается от той, что была на нем на площади: тоже ходил переодеваться? Черные хакама и торс, перевязанный черными шёлковыми лентами. На руках кожаные наручи, тянущиеся от грубых запястий до самого локтя. На бицепсах и шее тонкие золотые обручи. В ушах длинные золотые пластины. Косичка, еще полчаса назад красовавшаяся на голове мужчины, превратилась в хвостик. На выбритом виске всё также игриво извивался черный дракон — знак особого слуги королевского рода. — Кенчик, ты и Баджи смог найти? Ждали меня? — Майки с разбегу запрыгивает на спину к обернувшемуся мужчине, почти роняя их на землю. В ответ — чертыханье и грозный взгляд, на который принц лишь улыбается шире. Второй же мужчина лишь громко смеется, похлопывая его по плечу: — А я и забыл, что в роль советника входит и роль боевого коня. Ха-ха-ха… Мужчина оставляет одну руку на бедре принца, поддерживая его, а второй дает собеседнику крепкий подзатыльник. Тот шипит, но сразу же следует за вперед ушедшим. — Ладно тебе… В любом случае, Ваше высочество, не хотите рассказать, куда дели своего нареченного? Принц обратил на него свое внимание. В его духе: несмотря на торжество одеяние мужчины совсем не изменились. Наряд воина. Широкие немного потертые черные шаровары, прозрачный черный халтер, который, в отличие от одеяния принца, полностью покрывал его торс, и босые ноги — самый минимум, который надевал гордый мужчина. Из украшений же на нем были только кожаные браслеты и толстая золотая серьга в правом ухе. Даже для воина он был одет слишком просто. Хотя, в отличие от его повседневной прически в виде длинных распущенных волос, сейчас они были затянуты в высокий тугой хвост, перетянутый толстым кожаным жгутом, на котором виднелась маленькая золотая цепь. Мужчина усмехается. Какой марафет! — Баджи, ты сегодня поразительно красив. Просто невероятно! — голос принца был полон сарказма, но Баджи, кажется, этого не почувствовал: вышел вперед и гордо ткнув в грудь, широко за улыбался: — А то! Ты знаешь, сколько я потратил времени сегодня, чтобы так выглядеть?! До ужаса много — больше пяти минут! Но это неважно. Куда мы сейчас? Кен также вопросительно на него посмотрел, почти сталкиваясь с ним носом. Майки недолго думая ответил: — К Старику, на гору Вечности. Мужчины удивленно переглянулись. — К Х-хранителю? — на памяти Майки Кен был впервые таким растерянным. — Эй, Ваше высочество, то, что ты у нас «не от мира всего», не значит, что все члены королевской семьи такие. Ты хоть понимаешь, куда нас ведёшь? Если Он нас не звал, то… — Да, понимаю. Просто у меня… Предчувствие? Как будто мне правда нужно к нему. Может, он хочет что-то сказать? — У тебя было видение? — Кен немного подкидывает начинающего сползать Майки вверх и крепче перехватывает его тело, продолжая свой путь. Баджи идёт следом. Видение — способ Хранителя обращаться к своему народу: способ позвать их к себе. На памяти Кена есть только несколько людей, что взбирались на гору Вечности, приглашенные им. — Нет, но мне правда надо к нему. Поэтому я прошу вас, без шуток. Сопроводите меня на гору Вечности. Мужчины переглядываются и покорно кивают. Какое-то время они идут в тишине, и вот, когда они подходят к подножию горы, Кен вдруг щипает его и, дождавшись, когда принцу надоест изображать из себя оскорбленную барышню, спрашивает: — А теперь, Майки, ты не хочешь ответить мне за то, что ты устроил во время своей церемонии? Брюнет сначала непонимающе хмурится, а потом довольно жмурится: оценили. — Готов рассыпаться в благодарностях, Кенчик? Не волнуйся, Изана проведет для вас церемонию. Я его уговорю. — Я готов придушить вас, ваше Высочество. Что за цирк? Брюнет непонимающе хмурится: — Ты… Не рад? — он, конечно, любил подшучивать над друзьями, но никогда не смеялся над чужими чувствами. Поэтому сейчас он искренне не понимает, почему близкий друг не рад благословению с любимой девушкой. Кен тяжело вздыхает и тихо говорит: — Просто… С чего ты взял я могу ей нравится? Я с ней даже не говорил толком… Баджи перебивает его удивленным возгласом: — Ха? Дракен, ты сейчас серьезно? Советник королевской семьи. Ты понимаешь, что после принца, ты самая желанная партия? Теперь был черед Дракена и Майки удивленно смотреть на мужчину. Баджи вовсе не был глупым, просто редко выдавал что-то настолько… Логичное? Обыденное? Да, что-то в этом роде. Просто жизнь Баджи была другая. И язык другой — язык мордобоя. Поэтому что-то такое… Это было странно. — С чего ты… Майки перебивает Дракена, спрыгивая с его спины, тут же обращаясь гордым зверем. Длинные когтистые лапы, блестящая чешуя и красивая грива. Поистине, завораживающий вид. Рюгуджи кидается к нему и зло размахивает руками: — Ты с ума сошёл?! Придурок! Тем, кто не нашёл своих Рухи, нельзя обращаться Драконами. А твой избранный сейчас не рядом! Это не очередное глупое правило, и ты знаешь это! Дракон лишь устало прикрыл глаза, боднул его в бок и качнул головой в сторону горы, как бы спрашивая: «Ты правда хочешь взбираться туда несколько часов, когда есть возможность подняться туда всего за несколько минут»? Не давая Кену разразиться новой тирадой, Баджи громким басом хохочет, тут же запрыгивая на шею к зверю: — Обалдеть, Майки! И давно ты обращаешься? А ты уже летал? — дракон качнул головой и игриво посмотрел на него: «Ни разу». Баджи лишь сильнее взрывается хохотом. — Ну, и бес с ним, зато повеселимся. Давай, Дракен, чего ждёшь? Ты столько лет «возил» Его Высочество на себе. Смотри, он хочет отдать тебе долг. Дракон энергично кивает головой, чуть не скидывая Баджи с собственной шеи. Воин также игриво смотрит на советника, вторя своему господину. Кен тяжело вздыхает и так же занимает свое место на спине зверя, садясь перед Баджи и хватаясь за крепкие рога: — Когда-нибудь Боги покарают нас… — он не даёт ему договорить, тут же взмывая вверх. Поток встречного ветра оглушает и не дает полностью открыть глаза, но это потрясающее чувство… Чувство свободы. Теперь Дракен понимает, почему повелители больше любили драконью форму. И, возможно, он даже не будет читать лекции об этом Майки позже. Возможно. Они и вправду добрались до вершины за несколько минут. Майки осторожно приземляется на выступ, дожидается пока мужчины слезут и, чуть подтолкнув их головой, сам выходит вперёд. Кен несмело поднимает взгляд, тут же падая на колени и начиная шептать молитву. Баджи поступает также. Хранитель. Величественный король Томана — Мансаку Сано. Даже роскошный крупный дракон — облачение Майки — по сравнению с ним казался совсем крошечным. Его гигантское тело, сверкающее жемчужной чешуёй, кажется, невозможно было даже окинуть взглядом. Широкие когтистые лапы, длинные перепончатые крылья, которые могли бы скрыть в своей тени весь их город. Крепкие короткие рога и широкая пасть с клыками. Он восхищал своим величием. Черный дракон несмело подошёл к нему и припал мордой к земле. Белый дракон привстал на лапы, становясь ещё больше. Приблизил голову к нему и… Положил её на тело Майки. Кен еле сдержался, чтобы не засмеяться. Баджи даже зажал рот рукой. Черный дракон барахтался и рычал изо всех сил отпихивая морду белого дракона. На что тот, широко зевнув, лишь сильнее пододвинул к себе лапой пихающегося юношу. Принц пыхтел и пыхтел, но в какой-то момент сдался. Тогда Мансаку наконец поднял морду и, уже гораздо нежнее, боднул ею младшего, мягко поглаживая его тело крупной лапой. Черный дракон ответил тем же: ткнулся своей мордой в морду белого дракона, после чего отошёл. «Мог бы почаще меня навещать, глупый внук». Черный дракон тихо возмущенно рычит: «Хочешь сказать, что Изану ты также «обнимаешь» при встрече? Я уверен, что он был здесь последний раз не меньше сотни лет назад» На что белый дракон поворачивает голову в сторону города, заставляя внука посмотреть туда же. «Малыш, взгляни туда. Город стоит там долгие годы, сверкая величественным светом белоснежных башен и грохочет радостными криками жителей. Изана бережет их, охраняет их покой. Он занят, поэтому я не прошу его быть здесь. Но ты, маленький бездельник, мог бы и заглядывать к старику хоть несколько раз в год». Чёрный дракон пристыженно опускает голову: «Прости, деда». Мансаку опускает голову на лапы и пристально смотрит на черного дракона. «Ладно уж. Ты же пришёл не просто так, верно? Или всё же я удосужусь услышать новость о твоей помолвке от тебя самого?» Принц удивленно склоняет морду. «Как ты узнал?» Белый дракон оскорбленно фырчит, ещё раз бодая черного дракона своей мордой. «Я знаю всё, что происходит внутри моего города, глупый ребенок. Иначе стал бы ты обращаться?» Майки согласно опускает морду, умалчивая правду о драконьем теле. «Ладно, не злись. Ты прав: я пришёл сюда непросто так. Но если честно, я… Я не знаю, почему. У меня было предчувствие, что я должен с тобой поговорить.» Мансаку задумчиво молчит, после чего наклоняет голову ближе к черному дракону, заглядывая ему в глаза. «Тогда слушай. Я чувствую странную энергию. Она исходит из Ледяного лабиринта. Я не знаю её природу: она не враждебная, просто… Чужая. — белый дракон переводит взгляд на друзей внука, а после прикрывает глаза. — Посмотри, что там происходит, а после возвращайся ко мне.» Это были его последние слова, после чего Хранитель вновь погрузился в сон, укрывая себя крыльями. Майки ещё раз кланяется белому дракону и уходит к друзьям, все также оставаясь в облачении зверя. — Ну, как? Поговорили? Майки кивает и задумчиво смотрит в сторону. Кен прослеживает его взгляд и спрашивает: — Вы обсуждали Иную сторону? Ты хочешь отправиться туда? Но там ведь ничего нет. Дракон только согласно кивает, но не спешит объяснить что-либо ещё. Дракен задумчиво почёсывает подбородок, раздумывая, а вот Баджи времени много ненужно: он вновь запрыгивает на спину принца и уже оттуда командует Дракену. — Давай, залазь. Мы только посмотрим. Это в любом случае никому не навредит. — Кен ещё раз взвешивает все за и против и тихо выдыхает, вновь занимая место на шее величественного зверя. — Мы с тобой. Дракон радостно рычит и тут же сигает вниз. В Ледяной лабиринт…