Номад

— Выбери желтую или зеленую, от этого ничего не изменится. — А если что-нибудь взорвется? — Если что-нибудь взорвется, то первым делом это будет твоя башка. Нираги направляет дуло винтовки на голову юноши. Металлический голос за спиной отсчитывает время назад. У вас осталось сорок минут, двадцать четыре секунды. Этот чертов голос не умолкал ни на секунду. Раздавался из колонок, встроенных в стены поезда. Казалось, что дышит в затылок. Правила до бреда простые: выбраться из поезда. Окна открываются, двери – не все. Вопрос строится иначе. Поезд мчится вокруг района на скоростных рельсах, проложенных высоко над землей, раз в десять минут проскальзывает мимо станции. Прыгнешь – от тебя ничего не останется. — Нираги-сан, а, может, вы сами нажмете? — Предпочитаю не отвечать на тупые вопросы. Два круга уже нещадно пропущены. На втором кто-то из совсем молодых попытался перепрыгнуть на перрон – разбился в кровавую кашу. Каждый раз, когда поезд настигает станции, хруст черепа под рельсами оповещает участников о завершении очередного цикла. Игра началась там, где заканчиваются все романтичные истории – на станции метро Синдзюку. Каждый из десяти зашедших участников взял телефон, а после – скрылся в тени перрона. Наученные горьким опытом и множественными приходами, члены банды Нираги предпочитали держаться от него подальше. Эти люди – его прямые клиенты. Своими руками они протягивают деньги в руки дилера, чтобы встретить его искаженную гримасу в Пограничье. Только здесь Нираги нечто другое, нежели тот молчаливый парень в клубе, подпирающий собой барную стойку. Попасть на игру с демиургом – редкая удача. Редкая удача, которая превратилась в наибольший страх. Винтовка на плече мужчины всегда напоминала о его постоянном желании убить из чистого развлечения. В Пограничье он мог позволить себе такую вольность. Наверное, мог. Легенды о его вспыльчивом характере ходили среди его же роя далеко не вполголоса, однако абсолютно никто не мог припомнить момент, когда Нираги на их глазах выносил человеку голову из своего автомата. — У нас есть какой-то рычаг, — голос с другой стороны двери еле слышен. Обратный отсчет чертовой машины заслоняет собой любую возможную интеракцию. Дверь между пятым и четвертым вагонами оказалась закрытой с обеих сторон. — И вы его еще не дернули? — Он за стеклом. — Так разбей. У вас осталось тридцать четыре минуты, пятьдесят секунд. Законы Пограничья Арису и его друзья выуживали по каплям. Никто из парней не знал, как попал в этом богом забытое место. Никто из них не мог объяснить, почему Токио в определенный момент превратилось в опустевшую фабрику по производству человеческого мяса. И все же тот уровень азарта и ужаса, который каждый из участников прочувствовал на собственной шкуре, оказался хорошим мотиватором продолжать двигаться дальше. Это как видеоигра, верно? Проходишь уровень за уровнем, пока все снова не возвращается на свои места. В конце в качестве награды главный герой получает поцелуй принцессы Питч и много золотых монет. На станцию метро Синдзюку их привело любопытство. И, в отличии от своих соседей, имеющих хорошую возможность передвигаться между некоторыми вагонами, юноши попали в безысходное положение. Машинный женский голос требовал, чтобы все игроки зашли в вагон – и Карубе затолкал своих товарищей в первые открывшиеся створки. — У нас открывается дверь наружу? — Да. — Почему ты так уверен? — Даже если нет, — Карубе пожимает плечами. — Проверять не стоит. Рычаг остановки поезда висел у самого потолка под стеклом. Арису не был уверен, насколько рычаг способен остановить сумасшедшую машину, несущуюся на скорости, не предназначенной для пассажирских перевозок. Другой вопрос, что рычаги в поездах старого типа ведут напрямую к колесам. Чтобы остановить поезд на такой скорости, следует найти рычаг в другой части состава. Например, в передней, у водительской кабины. — Парни, отойдите от двери в другую сторону, — голос из соседнего вагона. Выстрел – и квадратное окно между вагонами рассыпается мелкими осколками по полу. Первым перелезает юноша в кепке, и уже за ним – тот странный и громкий тип, который пару минут назад орал на весь состав. Животный оскал, на лице – серебряный пирсинг. Если бы Арису встретил такое существо на улице в Токио, точно бы принял за бандита. В условиях игры невозможно кого-то сторониться или избегать, хотя порой очень хочется. Голливудские фильмы расставили крайне правильные приоритеты для подобных ситуаций: любые мрази и злодеи сразу показывают свое лицо и всячески мешают решению задачи, а условно добрые персонажи помогают и присоединяются к команде. В реальности все не так. Этим двоим нельзя сказать «Привет, как дела?» или «А вы уже нашли выход?». На некоторое мгновенье повисло неловкое молчание. — Если вы не дернете этот чертов рычаг, — рычит второй, — То его дерну я. — Мы не уверены, что он… рабочий. — Чота, все это время прятавшийся за плечом Карубе, подает голос. — Это также может быть ловушкой. — А еще это может быть спасением, идиоты малолетние, — ухмылка расцветает на лице мужчины. За его спиной висит автомат. Калаш. Старая модель. — Второго шанса не будет, если что… — Нираги-сан, — его спутник поворачивается к нему лицом. — Они в какой-то степени правы. — Поэтому ты и проверишь, насколько они правы, а насколько… стоять. — Сугуру наводит прицел на Арису. — Сбежать пытаешься? Юноша пытался открыть ручку сломанной двери. Она все так же не поддавалась. Вероятнее всего, заварена изнутри, либо замок сломан. — В другой части состава должен быть такой же рычаг. Если его нет, то загадка кроется не в рычаге. Когда я видел Пограничье во второй раз, это место уже не казалось таким демоническим. Оно отдавало пластиком и чем-то иным, пахнущим серой и гарью. Мне казалось, что Пограничье – это мой ребенок. Единственный возможный, если вообще возможно так выразиться… Нелепый, сложенный из случайностей и крайне непоследовательных действий. Попадая в Пограничье, я не попадал в собственный разум, где все было нещадно белым. Я попадал в чей-то чужой мозг, который работал и развивался в направлении мне неизвестном. Создатель всегда ответственен за свое творение, верно? И только создатель знает, что скрывается в сердце его творения. Все, что я понял в тот момент – то, что Пограничье не было моим творением. Я не знал, что есть сердце Пограничья. Под наркотическим влиянием человеческий мозг создает свою Вселенную, упорядоченную в той сфере мыслей, в которой существует. То, что мы видели, мы все видели, никак не могло быть нашей общей иллюзией. Это было кем-то создано и кем-то упорядочено, но кто он – тот первый? Под козырьком первого пути скрывался Чишия. Он следовал за своими жертвами каждый раз, когда находил их следы. Глупая Харука действительно последовала совету Шунтаро и передала препарат брату. Тот, видимо, поделился им с Чотой. Они оба не провели параллель между принятым веществом и ситуацией, в какой оказались – и только потому что встретили здесь Арису. Их глупый друг, проводивший свои будни в больнице при университете. Забавно, насколько цикличной и непредсказуемой бывает судьба. Дурной сон, страшный суд, чистилище. Их словарный запас не был так скуден, как предполагал Шунтаро. Эта троица и завела ищейку в Поезд. Лица Чишии Арису никогда не видел. Как минимум, потому что официально Шунтаро работал исключительно с детьми. Свободное перемещение по больничным отделениям обеспечил ему отец, мечтающий показать сыну все аспекты хирургического ремесла. За собственную конфиденциальность переживать точно не стоило. Чишия и сделал первый шаг в игру. Его первая и единственная точка назначения – первый вагон, он же состав машиниста. Иронично. Юноша любил копаться в чужих мозгах, выуживая информацию тонкой нитью. Вагон машиниста – своего рода мозг поезда. Свет около пульта управления мигал. Ничего не работало. Ни кнопки, ни рычаги, ни показатели. Застывшее, глупое и нещадное. Вход в пассажирские вагоны оказался закрытым изнутри. Если разгадка у этой головоломки лежит на поверхности, то находится именно здесь – в кабине машиниста. Оставалось только дождаться начала игры. Внутри Пограничья люди превращались в животных, из которых однажды эволюционировали. Дверь в первый вагон Чишия закрыл на замок. Не было желания встречать незваных попутчиков еще перед началом. Через пыльное стекло состава тот видел, как на перрон вышел Нираги с одной из своих пешек. Чуть далее, у табло, стояла группа школьников. Арису и его компания оказались на противоположной части поезда. Последовательность напоминала шахматы. Настолько нелепая и одновременно странная, что невольно задумываешься о том, не стоят ли здесь скрытые камеры. В малобюджетных фильмах люди разбиваются на группы, начинают разборки и дискуссии непосредственно перед действом, а некоторые даже до него не доживают. В книгах видение человеческого сознания немного приукрашено чрезвычайной человечностью, которая большинству населения не свойственна – люди сливаются в одну большую толпу. В реальности же все крайне уныло. Даже в опасных ситуациях люди предпочитают не выходить из своей зоны комфорта. Выбирают наиболее удачные для себя точки отсчета, не пересекаются с потенциально опасными игроками, переговариваются только с теми, кто относительно равен им самим. Стадное чувство, переросшее из привычки в формулу жизни. Когда машинный женский голос объявляет начало игры – загораются экраны на панели управления. Шунтаро выбрал определенно верный старт. Низкие трефы не могут быть тяжелой игрой по определению. Лишь закуска под полиэтиленовым пакетом. В этом и крылась настоящая суть игр: разгадка настолько простая и лежащая на поверхности, что дойти до ее решения способен не каждый человек. Нередко дети отвечают на вопросы, которые ставят в тупик взрослого человека. Условный взрослый прошел психологическую стадию детской наивности, поэтому путь на поверхность ему закрыт. Среди двух лестниц – на крышу или в подвал – взрослый выберет вторую, в то время как ребенок достигнет цели много раньше. Правила Пограничья нещадно просты. Настолько, что эту простоту тяжело рассмотреть. — Забавно, панель управления все так же не работает. — Шунтаро усмехается под нос. После первого игрового круга вспыхнули камеры. Он мог наблюдать за тем, как другие игроки пытаются решить головоломку. Наблюдать и ничего не предпринимать. Микрофоны в камеры, вероятнее всего, встроены не были. И все же работало нечто другое. Громкоговоритель. Нажав на кнопку, юноша щелкнул пальцами в микрофон – и большинство участников обернулись на камеры. После каждого круга один из компонентов панели управления включался. Любой, но не рычаг остановки поезда, тот оказался заваренным у самого основания. Кубик-Рубика в виде поезда складывался довольно прозаично: тот, кто находился во главе состава, имел карту, на которой обозначены точки доступа к ручным рычагам. И все же у него не было доступа к другим вагонам. Каждый из вагонов, в котором находились эти рычаги, были закрыты с обеих сторон. Выходит… У вас осталось двадцать четыре минуты. — Нираги-сан, — из колонок, наравне с машинным пересчетом, раздается до боли знакомый голос. — Один из ручных рычагов за твоей спиной. Всего в поезде их три. Еще один во втором вагоне, третий не обозначен. Все рычаги следует зажать одновременно, когда круг будет доходить до двадцатой минуты. — Вот и гуляющая кошка объявилась, — Сугуру смеется. — Как там тебя, Арису? Идешь со мной. Ты, белобрысый, остаешься здесь с рычагом. — У тебя не… — Давай так, — тот направляет дуло винтовки на Карубе. — Мне не важно, каким способом мы решим, кто и куда пойдет, но демократию вместе с твоей мамой я имел по гланды. Лохматый, перелезай через окно. Под шлепками хрустят стеклянные осколки. За окнами мелькают столбы железнодорожной станции. Нираги толкает своего невольного напарника вперед, чтобы тот шел под прицелом вместе с Рехеем. — Школьники, которые были во втором вагоне, мертвы. — снова раздается голос из колонок. — Дверь между вторым и третьим вагонами заварена. — Вот же ведь, черт додельный. — мужчина снова ухмыляется. — Только потерял его из виду, он появился на слуху. — О чем вы, Нираги-сан? — Думаешь, этот инструктаж встроен внутрь игры? — мужчина продвигается дальше, они открывают следующий вагон. — Голос, который ты слышишь, принадлежит шавке, которая пыталась скрыться из моего виду. — О чем вы? — Познакомишься с ним еще, если доживешь. Эй, Арису, ты вроде умный, нет? Где может находится еще один рычаг? — Обычно их только два, — перепуганный парень оборачивается. — Но… может быть еще рычаг сцепления задних колес. — Я спрашиваю не что, а где. — Он располагается не внутри состава, — парень указывает на задние вагоны. — А за составом. На открытой площадке. — Предлагаешь мне снова пройти вагон с твоими друзьями? — Да. — Нираги-сан… — напарник боевика поправляет кепку. — Может, попросить этого… который в главном поезде, сказать по громкоговорителю? Карубе остался вместе с Четой, их там двое. — На камерах нет микрофонов, один черт. Знать надо. — Арису. — из кармана мужчина достает пистолет. Передает его в руки дрожащего парня. — Думаю, мы в одной лодке, так или иначе. И вы тоже хотите закончить игру. Поэтому именно ты и пойдешь искать этот рычаг, мы пойдем во второй вагон. Внутри первого вагона резко падала температура. Скучающим взглядом Чишия обводит камеры. Удивительно, Нираги не корчит гримасы и не пытается угрожать в очередной раз. Устал? В первую встречу тот произвел впечатление человека крайне спокойного. Пугающе спокойного. Что есть настоящее лицо этого демиурга – эта ли вечная безобразная гримаса, которой тот оброс здесь, или строгое каменное лицо, присущее ему все остальное время? Мне было интересно узнать, о чем они говорят. За несколько минут от угроз оружием демиург перешел до стадии «я дам тебе свой пистолет и отправлю восвояси.» Интересно, но не настолько, чтобы выбираться из места, где после ухода мои следы останутся незамеченными. Жаль, этот старт оказался чрезмерно ложным, чтобы и дальше прятаться в тени. Игра оказалась построена на принципе шахмат: указываешь фигурам, куда ходить и ждешь, пока они выполнят свое предназначение. Морской Бой насмерть. Один – голова, остальные – пешки. Тот парень, Арису, довольно быстро догадался о местонахождении третьего рычага. В больнице о нем всегда говорили как об умственно-недоразвитом человеке, не идущим на контакт – но здесь все иначе. Видимо, у него был мозг. И не просто мозг – но достаточный, чтобы дойти до простой истины строения поезда много быстрее остальных. — Стой здесь, мелкий. Рычаг под крышей. — А вы куда, Нираги-сан? — Решить незаконченные дела. Дверь в состав машиниста срывается с петель. Видимо, Шунтаро не удастся пройти эту игру призраком. По крайней мере, не до самого конца. Наблюдать за своими пешками по камерам – занятие крайне увеселительное. Парень не был удивлен, что Нираги захотелось увидеть владельца голоса из передатчика воочию, но на задворках разума надеялся, что дверь в «голову» состава закреплена более надежно. Чишия не дергался. Парень так и остался сидеть на железной перекладине, приваренной к отсеку камер. Никаких стульев или сидений здесь не наблюдалось, но тьма, озаренная тусклым светом дисплея с камер. Как иронично. — Крыса попалась у мышеловки. — Ошибся с животным, Сугуру-сан, — губы Шунтаро растягиваются в улыбке. — Коты любят поджидать свою добычу у злачного места. — Хочешь сказать, я твоя добыча? — В каком-то роде. — Порой мне кажется, что в твоей белобрысой голове мозгов немного меньше, чем я предполагал с самого начала. — Нираги отталкивает парня в сторону. — Думаешь, хитрый. Думаешь, способен обвести всех вокруг пальца или выйти сухим из воды. Шунтаро предпочитает молчать. Сугуру берет парня в охапку, сжимая его шею. Ему не хотелось убить этого человека – нет. Слишком неуважительно лишаться единственного источника Пограничья. Со всем холодом внутри своего мозга и расчетливым сознанием Нираги не мог найти конец клубка, ведущего к компромиссу с этим котенком по имени Чишия. Консервативные профессора без лишних вопросов продолжали бы поставлять препарат, получая за него дополнительные проценты. Может, ближе к концу задернули бы цену на неприличные высоты и попали бы за решетку. Студенты, которым Шунтаро в чем-то подобен, были бы напуганы властью и опасностью того криминального мира, в котором невольно очутились – и под угрозой жизни или смерти продолжали поставлять товар. Кто угодно, но не этот мальчишка с выбеленной головой. Мерзкая загадка с привкусом расплавленного металла. — По-настоящему я поговорю с тобой чуть позже, киса. — брюнет дергает за стоп-кран у водительского пульта. Поезд начинает замедляться. — Понимаю, что этими «рычагами» ты, скорее всего, пытался нас всех убить. Шунтаро снова молчит. В крепкой хватке доступа к воздуху немного. Нет смысла отвечать, из этого выйдет лишь нелепое мычание. Игровая площадка, подобно всем остальным, потухла. Голос объявил об удачном завершении игры. Интересно, насколько Арису удивился, когда услышал об окончании раунда, так и не дойдя до выхода из состава? Забавно. Стоп-Кран целого состава Шунтаро не увидел. Пульт управления поезда тот признал нерабочим с самого начала, поэтому не смотрел на него вовсе. Глупая оплошность, ему несвойственная. Нираги об этом не узнает. Пусть думает, что юноша хотел посмотреть на то, как потрохи всех игроков разлетаются по сгоревшим кабинам. А что же тогда скрывали эти рычаги? Действительно ли ловушка? Меня не волновало, что остальные обо мне подумают. В глазах остальных я мечтал быть стеной. Расчетливой, холодной, скользкой. Держать авторитет мрази – это принцип. Как только люди узнают то нутро, которым ты не обладаешь, но хотел бы обладать – они станут пользоваться твоей головой и подмечать твои ошибки. Боязнь, искренняя боязнь, приводит человека к уважению. А снисходительность делает из человека подушку, набитую иглами. Остальные исчезли сразу же, как поезд остановился и его двери распахнулись. Нираги выждал. Он знал, что обязательно встретит Шунтаро здесь – но не знал, когда и где, а главное – при каких обстоятельствах. Карты выпали на станцию Синдзюку. Демиург тащит юношу во второй вагон, перешагивая выбитую дверь. Кидает того на сиденья – и сам садится напротив. Через окна пробивается лунный свет. Забавно. Впервые они встретились при похожих обстоятельствах – в забитом вакууме от людей, окруженные лишь лунным светом и запахом марихуаны. — Ты и вправду тот еще кот, Чишия Шунтаро. — по привычке Нираги достает из кармана пачку сигарет. Закуривает. Одну передает собеседнику – и тот не в силах отказать. —  Только тебя ловишь, и ты сразу убегаешь. Пытаешься с тобой договориться – и в ответ ты кидаешь свою мерзкую ухмылку. — Вы сами дали мне уйти. — Это правда. — мужчина пожимает плечами. — Ты не пленник. — Вопросы задаете умные, а поступки совершаете глупые. — Давай не будем цапаться, кто и где проебался. — делает затяжку. — Мне нужен сухой ответ: где, когда и сколько. — Я уже ответил, Сугуру-сан, я перестал синтезировать Пограничье. — Но ты здесь, — мужчина улыбается. — И Шляпник тоже, который по счастливым обстоятельствам перестал появляться в нашем логове после того, как попал в твою больницу. И тут бам, король снова на своем престоле. — Я не знаю, о ком вы говорите. — Шестеро или даже семеро человек, которых мы ранее не видели, попали сюда почти одновременно. — Нираги тушит окурок о сиденье рядом. — За свою долгую карьеру в наркобизнесе я видел только одну мразь, которая способна проводить опыты на невинных людях без их согласия. Шунтаро снова молчит. — Давай так. Я спокойно затыкаю свой рот и закрываю глаза на все твои приколы. А ты продолжаешь поставлять мне препарат. «Иначе на следующий день после любой пропущенной встречи отправлю кого-нибудь из моих птичек в полицейский участок, чтобы твою задницу имели в тюрьме еще долгие-долгие годы. А тебя будут иметь каждый день, потому что ты красивый и хрупкий, как девчонка.» Его слова я запомнил надолго. Лунный свет, который вычерчивал ровные тени на скулах Нираги, приходилось наблюдать дважды в неделю. Не в забытом вагоне на станции Синдзюку, но в парке у Сибуйского перекрестка. И каждый раз – его лицо все отчетливее и отчетливее прорывалось в памяти, когда Чишия возвращался домой с больницы. Его не пугала тюрьма. Нет. Он понимал, что попадание в тюрьму означает петлю под потолком, в которую тот просунет голову в первый же день. Но здесь, в этом мире, у него еще слишком много незаконченным дел, чтобы так просто прощаться с тем нерушимым балансом, который хочется создать. Его ребенок, его Пограничье, еще не изучено, чтобы позволить ему исчезнуть. И пусть на просторах этой удивительной прерии придется наблюдать Нираги и его клиентов – пусть. Если они жители этого мира, почему они должны быть лишены привилегии оставить свою кровь на стенах зданий?