Ломаный контроль

      Питер подумывает пошариться по Уэйн Интерпрайзис вместо того, чтобы сразу эвакуироваться, но останавливает себя до того, как разовьёт эту мысль. Во-первых, потому что это незаконно и подозрительно, а во-вторых, он не сможет удалить записи с камер наблюдения самостоятельно. И Питер всё ещё не хочет ввязывать Мэта в его дела с Брюсом Уэйном, так что попросить его удалить их не будет вариантом. Привлекать внимание к его младшему брату — самая глупая вещь, которую он может сделать на данный момент. Как минимум, потому что он не знает точно, чем это обернется, а как максимум, потому что он догадывается, чем это может обернуться. И ему это не нравится от слова совсем.       Итак, журналист молча оплакивает возможность побывать там, где он не должен, и спускается в фойе здания. За окном, конечно, стоят полицейские машины и сами полицейские с эвакуированными людьми. Никто не выглядит раненым из того, что может видеть Питер, но несколько машин скорой помощи также стоят снаружи.       Когда он выходит из дверей, несколько десятков пар глаз оборачиваются на него, но надолго не задерживаются. Питер слегка съеживается от нежелательного внимания, но, в целом, быстро расслабляется, когда все снова возвращаются к своим делам. Однако один офицер направляется в его сторону, очевидно готовый задать вопросы. В его глазах вековая усталость, а лицо такое, будто ему абсолютно плевать на то, как Питер собирается отвечать. Эванс был бы впечатлён, если бы не видел такое лицо у своего учителя алгебры ещё в пятом классе. Хотя учитель алгебры выглядел ещё хуже.       Как только полицейский оказывается в паре шагов от него, Питер, который уже подготовился к очередному допросу, слышит, как звонит телефон. Он узнает этот звук из тысячи, это особый рингтон, который его брат, взломав его телефон, включает, когда очень недоволен. Предупреждение, которое пропускать нежелательно. Эванс морщится и извиняющимся глазами смотрит на полицейского, но всё равно берет трубку Мужчина лишь закатывает глаза и вздыхает. — Ало..? — Питер неуверенно спрашивает в трубку. — «Ало»? «Ало»? «Ало»?! — Возмущённый голос Мэта доносится из телефона. Журналист чувствует, как удивлённые громкостью несколько человек оборачиваются. Даже полицейский приподнимает одну бровь. Питер морщится. — Да, Мэт, «ало». Это то, как люди обычно приветствуют друг друга по телефону, — Он жалеет о своих словах в ту же секунду, как заканчивает предложение. — Ага, вот так значит… А люди обычно узнают о том, что здание, в котором должен быть их брат, взорвалось? Ты вообще смотрел новости? — Голос Мэтью раздраженный, но при этом обеспокоенный. — Конечно я их не смотрел! Я только вышел из здания! — Питер возмущённо фыркает. — Хорошо, Питер, давай так подойдём к этому. Где ты там черт возьми шлялся, когда всех блять эвакуировали, а? — Голос Эванса младшего становится громче, — Ты хоть представляешь, как я испугался, когда не увидел тебя в толпе? Я думал, что ты пострадал! Питер, это был..! — Мэтью, успокойся, — твердым голосом приказал журналист. Он может слышать зарождающуюся панику в голосе своего брата, и он не собирается просто слушать, как Мэт впадает в истерику, — Ты же знаешь, от меня так просто не избавиться. Нужно что-то более опасное, чем взрыв в лаборатории, которая даже и близко не находится к офису, в который я направлялся, — Питер слабо улыбается и шутит, смягчаясь.       Он позволяет себе звучать обнадеживающе. Журналист не собирается упоминать про то, что он застрял в лифте, разговор об этом только расстроит их обоих. И он знает, что Мэт может быть довольно беспокойным, когда Питер оказывается в опасности, которую он не просчитал. К сожалению, Мэт думает, что опасности он обязан просчитать все.       Когда его брат невольно фыркает, он слегка расслабляется, всё ещё готовый, что понадобиться несколько заверений, но теперь уверенный, что ни у кого из них сейчас не будет панической атаки. — Ты идиот, — Эванс младший выдыхает, а потом тихо шмыгает носом. Питер поджимает губы. Мэт почти заплакал из-за него. — Да, да, я думал, мы это уже давно выяснили. А теперь, бери свою тощую задницу и оторвись от экрана. Поешь что-нибудь, наконец, — Питер вздыхает, скрывая вину в своём голосе. — Ты поставил скрытые камеры в моей комнате? — Мэт саркастически спрашивает, хотя на фоне слышно, как он всё равно встает и покидает комнату. — Мы оба знаем, что, даже если бы я это сделал, ты бы нашел и сломал каждую камеру, а потом отомстил бы мне за нарушение личных границ, маленький лицемер. И всё это в течение одного дня. А я, если ты забыл, не сумасшедший, чтобы намеренно злить тебя, — Питер косится на полицейского, который теперь нетерпеливо скрещивает руки на груди, и ещё раз морщится, — Я просто знаю тебя. В конце концов, я твой старший брат. — Пит, от всей души, пошел ты. Ты старший только физически, мне приходится заботиться о тебе постоянно.       Журналист закатывает глаза. Это неправда, и они оба это знают. Они созависимы, конечно, но Питер тот, кто берет на себя всю ответственность за их физическое состояние. И он действительно внимательно следит за здоровьем Мэта. Не то чтобы он собирался указывать на это. Не сейчас. — Думай, как хочешь, — Он только и успевает сказать, как полицейский настойчиво покашливает, привлекая к себе внимание. Питер почти вздрагивает, когда вспоминает, что он не один, — Ладно, Мэт, мне пора. Дела, знаешь ли, не ждут. — Конечно, конечно, — Он звучит слегка отвлеченно и добавляет так, словно только вспомнил, — Ах, да, кстати, тебя в номере будет ждать подарок. Не проморгай его. Пока, пока! — Погоди, какой такой ещё..? — Питер не успевает закончить вопрос, как слышит звук сброшенной трубки. Он вздыхает и просто знает, что Мэт сделал это специально. Но он разберется с этим позже. Сейчас дела насущные.       Журналист убирает телефон в карман, не глядя, и обращает всё своё внимание на полицейского. Тот, к его чести, не выглядит смущенным его взаимодействием с братом.       К счастью, допрос проходит по той же схеме, что и в прошлый раз. Казалось бы, вопросы должны были хотя бы немного отличаться, с учётом того, что это было два разных инцидента, но кто такой Питер, чтобы судить? К тому же, это всё только упрощает. На секунду журналист даже задумывается, не это ли основная причина, по которой процессы так схожи.       Итак, после того, как он разбирается с формальностями, он отправляется обратно в свой номер. У Питера уходит примерно на час больше времени, чтобы добраться до отеля. Потому что из-за взрыва, полиции, расследования и ещё бог знает чего, в городе были пробки, а станцию метро поблизости закрыли. Как оказалось, ученого так и не смогли поймать, поэтому важно было убедиться, что преступник не сможет быстро уйти. И, как следствие, быстро уйти не смог вообще никто. Сердце Питера лишь немного согрело ворчание толпы сотрудников, которых отпустили пораньше, и которые так же, как и он, поняли, что им придется тащиться до следующей ближайшей станции метро пешком. Ну, знаете, общая беда сближает.       В конце концов, когда он добрался до своего номера, он забыл про подарок, про который ему говорил Мэт. Он открыл дверь со вздохом и хотел завалиться в постель, потому что ему пришлось пройти почти несколько километров, чтобы добраться до дома, но заметил на кровати корбку. В его голове прозвучали тревожные звоночки, но на самом деле Мэт не псих, несмотря на то, что иногда кажется иначе, поэтому Питер был уверен на сто процентов, что это не бомба. Ладно, может девяносто. Или чуть меньше. Но это не бомба. Вероятно.       Питер подходит к коробке с некоторой осторожностью, пока его мозг пытается понять, как эта коробка вообще оказалась в его номере. Мэт не мог сюда приехать, отец и мать убили бы его, если бы узнали, что он уехал в середине учебного года, и его брат на самом деле ответственно относится к тому, чтобы в один день перенять компанию и учиться для этого, даже если он умнее всех учителей вместе взятых.       Хотя Питеру сложно представить себя на его месте. Он знает, что не был создан для того, чтобы вести людей, хотя груз вины, который навязали ему родители, всё ещё иногда заставлял его задуматься о том, что могло бы произойти, если бы он не сбежал.       Но эта мысль кажется далёкой идеей, поэтому журналист лишь отмахивается от неё в очередной раз, и берётся за края коробки. Вероятно Мэт отправил её посылкой, позвонил на ресепшн и попросил персонал отдать ему это. Хотя просто оставить это у той дамочки на входе было бы проще. Но Питер уверен, что его брат прочёл достаточно статей из Готэма, чтобы не доверять его жителям, а тем, кому он доверился, он, вероятно, доплатил крупную сумму. Плюсы не быть отвергнутым богатыми родителями, Эванс полагает, это иметь кучу денег и возможность ими разбрасываться.       Журналист осторожно открывает коробку и пару секунд пялится в неё, пытаясь осознать то, что он видит. Это чай. Это набор действительно хорошего чая, тот, который стоит кучу денег, и который подают где-нибудь на приемах чертовой королевы Англии. Питер знает, потому что он гуглил.       Он расплывается в улыбке, потому что понимает, что это. Это извинение, и Мэт, должно быть, отправил это после того звонка, когда Питер отправился за вчерашней посылкой. Которую, кстати, старший Эванс планировал отправить, только для того, чтобы узнать из сообщений Мэта, что в этом не было особой нужды и срочности. Переводя «Мне не так уж и нужны были эти вещи, я просто хотел, чтобы ты побегал». Питер не отправил тонну недовольных сообщений по большей части потому что они уже обсудили эту проблему вчера.       Подарки — это один из их малочисленных способов просить прощения. Питер не принял бы деньги из принципа, и они оба слишком эмоционально подавлены, чтобы часто выражать искренние чувства. Выращенные снобами, для которых извинения — пустой звук, братья нашли другой путь. Какое-то время это было причиной, по которой они «дружили» только друг с другом. Никто другой не мог их понять. Или мог, но не хотел.       Питера до сих пор иногда удивляет, как он умудрился найти друзей, после того, как он уехал учиться на журналиста,. С таким-то поведением, которое у него было. Хотя, учитывая характер Честера, а особенно его настойчивость и проницательность, это не так уж и невероятно. У Питера даже особо выбора не было, после того, как его, в то время будущий, лучший друг увидел его кормящим уличных котят. Каким-то образом это убедило Честера, что «тот угрюмый и молчаливый парень с задней парты» не такой уж и мудак. С тех пор Питер, конечно, научился многому, понял, какое же дерьмовое поведение ему привили его отец и мать, и медленно, но верно, справился с большинством установок, которые они ему привили.       Журналист покачивает головой с улыбкой, отряхивая воспоминания и возвращаясь к настоящему. Он снова закрывает коробку, несмотря на то, как сильно он хочет сейчас заварить себе чай, у него просто нечем и не в чём. Позже, когда он раздобудет кружку и кипяток, он займётся этим.       Это действительно хороший подарок, потому что, несмотря на то, что он ходил в чайный магазин, жаба внутри него всё ещё протестовала против лишних затрат. Так что он отправляет Мэту краткую благодарность, получает в ответ подмигивающий смайлик и с улыбкой закрывает сообщения.       Теперь, когда ему нечего делать, Питер мог бы отдохнуть, как и планировал по пути обратно. Ему, вероятно, стоит это сделать. Но потом он как-то неловко поворачивает голову в сторону и замечает отблеск чего-то в углу комнаты между стеной и шкафом, где ничего не должно блестеть, и вспоминает, что летучие мыши всё ещё следят за ним. Параноидальное и тревожное чувство начинает скручивать его внутренности, и его улыбка угасает, превращаясь во что-то натянутое.       Эванс морщится от неприятного напоминания и решает, что ему следует уйти отсюда. Он, конечно, не планирует делать ничего противозаконного. Не сейчас, и определённо не здесь. Но чувство всё равно мерзкое, поэтому, чтобы избавиться от него, Питер думает прогуляться. Не по городу, он ещё не сошёл с ума, просто до библиотеки. Он сможет дочитать некоторые книги про историю города и, возможно, даже найдёт что-нибудь ещё для души. Готэм интересный, но это всё равно не тот жанр книг, который нравится журналисту, поэтому будет приятно разбавить чтение. Тем более, чем ему уже некуда торопиться, он сможет погрузиться в истории полноценно.       Питер снова искренне улыбается, даже если эта улыбка маленькая. Он берёт свою сумку с вещами первой необходимости, типа зарядки и кошелька с наличкой, а также оба своих телефона, на случай если Мэт захочет поделиться информацией по делу, и на случай если ему позвонят по поводу статьи или кто-то из друзей. Хотя ему самом стоит позвонить Анне, они уже почти не общались из-за работы. Она, как его лучшая подруга, понимает, как ему тяжело, и не звонит, чтобы не отвлекать, но Питер не собирается оправдывать этим своё отсутствующее поведение. Но он сделает это после того, как успокоит чувство паранои.       Журналист собирается в рекордные сроки, учитывая, что ему ничего не нужно было менять, и выходит на улицу. У него уходит гораздо меньше обычного времени, чтобы добраться до места назначения, и он мысленно похлопывает себя по плечу за то, что догадался переехать поближе к библиотеке.       Итак, он слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить подозрительный взгляд Барбары, когда здоровается и проходит мимо. Он направляется к той же секции, что и в прошлое своё посещение, по пути заблудившись всего два раза. Он лично считает это поводом для гордости.       Питер делает глубокий вдох, наслаждаясь запахом книг, берет несколько из них, садится на одно из кресел и погружается в истории. В какой-то момент исторические справки сменяются легендами и мифами, но журналист всё равно не может оторваться. Ему кажется, что проходит всего один час, поэтому когда ему загораживают свет, он недовольно хмурится и поднимает взгляд. Он замечает коляску первым делом, и до него быстро доходит, что это Барбара.       Питер моргает. Дневной свет сменился лампами библиотеки, и, хотя вокруг и раньше было мало людей, сейчас не осталось никого. — Питер, — Барбара зовёт его, снова привлекая к себе внимание. — Барбара, — Журналист отвечает слегка удивлённым тоном.       Он не ожидал, что она запомнит имя какого-то случайного посетителя. Не было ничего удивительного в том, что он помнил её, это было нормальным для человека, который хочет полного контроля над всем. Но обычно люди не думают о нём достаточно, чтобы узнать во второй раз. Только если он не мешает им жить, а Питер почти уверен, что не сделал ничего такого Барбаре. — Я должна закрыть библиотеку на ночь, — она сообщает ему. — Да, прости, я немного увлёкся, — он пожимает плечами, показывая ей на книгу, которую держал в руках. — «Судьи душ»? — В её голосе непонимание, которое отражается и в выражении её лица. — Старые легенды. В Готэме на удивление много тайных организаций, не думаете? — Питер спрашивает, кладя книгу туда, откуда он её взял. — Особенно с тематикой суда. Эта, к примеру, была создана аж сто лет назад под предводительством алхимика, — Он продолжил свой рассказ, чувствуя желание поделиться новой информацией, — Они думали, что философский камень можно получить только если принести в жертву душу человека. Стоит ли говорить, что до сих пор неизвестно как на самом деле прошли обряды?       Когда Питер поворачивает голову в сторону Барбары, одна её бровь приподнята. Она выглядит невпечатленной, но не скучающей, поэтому он продолжает. — Хотя говорят, что в итоге у них получился яд. И они решили использовать его и выяснили, что лучше всего он работает, когда попадает в кровь напрямую. Вызывает галлюцинации, повышает давление, рана и кожа вокруг невероятно болят, — Журналист рассказывает, пока они двигаются между стеллажей, — Так что они стали просто мазать им дротики и стрелы. Какое-то время из-за этого их называли… Улей.       Питер почти останавливается на полушаге от пришедшего осознания, но быстро приходит в себя. Это всего лишь догадка. Ничего более. Да и доказательство неубедительное. Только вот… Это объяснило бы очень многое. И вероятно, почти всё.       Журналист силой воли заставляет себя продолжать идти и не разворачиваться, чтобы забрать книгу. Это было бы подозрительно, и хотя для обычной библиотекарши это мало что должно значить, Барбара выглядит так, словно она, если почует что-то странное, бросится выяснять, что произошло. Так что он не может позволить себе обычному гражданскому пострадать. — Тогда почему «Судьи душ»? — Она спрашивает незаинтересованно. — Не знаю, я пока не дошёл до этой части, — Питер небрежно пожимает плечами, как будто до этого он только что не пришёл к одной из важнейших догадок о природе наркотика, принесшего столько несчастий, — К тому же, это всего лишь легенда, мало ли ради чего они их так назвали. Может чтоб крутости добавить.       Барбара лишь хмыкает. Оставшееся время они проводят в тишине, и, когда оказываются у выхода, коротко прощаются. Но когда Питер уходит, он чувствует пристальный взгляд на спине.