heatdeath

ночью все становится хуже. связано ли это с заходом солнца, уровнем дофамина, вылезающими из-под полов когтями или чем-то другим, паша не задумывался. тяжело вообще думать, когда тебя вдруг резко начинают окружать все дневные видения и странные пугающие звуки, которые неприятно действуют на мозг, заставляют руки покрываться мурашками и дрожать. фраер пытается отвлечься, честно, сначала он старается сосредоточиться на книге, но второсортный детектив только подкидывает воображению новые видения, которые постепенно и лавинообразно спускаются с потолка, да и ангел с демоном, копошившиеся и спорящие о главах библии на пашинах подушках очень скоро совсем расшумелись и мешали вникать в смысл прочитанного. как только очередная подушка улетает в стену, ваня оказывается прижат к матрасу, а андрей самодовольно ухмыляется и удовлетворенно раскачивает хвостом из стороны в сторону, фраер с показательным выдохом откидывает книгу куда-то на кровать. он не злится, потому что не на кого по сути, вечером такое происходит всегда, но сегодня это "все" уж слишком активничает и пугает посильнее обычных глюков. паренек еще раз окидывает смущенным взглядом сладкую парочку, отмечая, что ангел уже выбрался из захвата путем запрещенного приема, то бишь несильного укуса за нос. чертенок только взвизгивает, как побитый щенок и отпрыгивает в сторону, потирая пострадавшую часть тела с злыми мстительными звездочками в глазах. у него впереди вся ночь, ваня зря затеял эту игру, сам ведь прекрасно знает, что ночью андрей главенствует, становится сильнее, даже несмотря на то, что под растянутым худаком у него вряд ли наберется хоть грамм настоящих мышц. так проходит еще какое-то определенное время, утекающее в черную беспросветную бездну небытия, пожирающую изнутри мозг, легкие и остальные жизненно важные органы. видения куда-то пропадают, пашу вряд ли это волнует и на кварк, но чувство затишья перед бурей разрастается внутри подобно бамбуку и протыкает беззащитные нервные окончания по всему телу. это даже оказывается не обычной паранойей и не ложной тревогой истощенного разума, ибо в какой-то момент демон всплывает из-за спины, заставляет своим гнилым шепотом распахнуть глаза в пронизывающем ужасе:       — видишь там.. — он указывает своим пальцем в сторону комнаты, — человек под потолком? фраер не видит, но стоит ему моргнуть, как в темноте расплывается фигура повешенного. если не ошибается, то на нем еще и виднеется полосатая кофта. парень испуганно сглатывает, отводит взгляд, старается дышать как можно глубже, это ему кажется, это нереально, это глупо и абсурдно, только не кричи, пожалуйста, только не кричи. но андрей будто осознанно добивает, запускает когти манипуляций вглубь головы, рискует достать до самого мозжечка и продолжает шептать:       — если бы это был ты, мы бы освободились и освободили, понимаешь? фраер не понимает, ему просто до дрожи в щиколотках страшно, он трясет головой, зажмуривает глаза и придвигает к себе колени, обхватывая их до чувства леденения в пальцах. это все неправда, он не должен так делать, он же может существовать без этого могильного ужаса под боком, может ведь? ваня появляется только через несколько долгих минут, до отвала заполненных адской геенной и смесью лимфы с поступающими к самому горлу слезами.       — прекращай это! — у него нимб, как обычно, светится теплым правосудием, нежностью, ласковым летним солнышком и улыбками радостных прохожих. но демон вскакивает молниеносно, кидается подобно урагану на ослабевшее сейчас тело ангела, тем самым не позволяя ему облегчить страдания паши. мир вокруг трескается по маленьким кусочкам, рассыпается в мелкую асфальтовую крошку под ногами и обжигает хрупкие босые ступни.       — знаешь, — искусно начинает андрей, перехватывая чужую стеклянную ладонь, не давая и с места двинуться, — мне всегда хотелось узнать, — грубый и безбожный толчок в сторону стены, об которую ваня стукается затылком, трусливо поджимая крылья, от них все равно сейчас нулевой толк, — какова на вкус кровь ангелов? ну уж нет, за таким фраер точно наблюдать не собирается, он не хочет видеть, как последний лучик его надежды разламывается на кусочки и с противным чавканьем пережевывается во рту воистину сатаны. в ушах воем стоит гул приближающегося безрельсового поезда, который вот-вот впечатается в картонную стену, но вместо него к стене припечатываются только чужие руки, без воя, но с взволнованным придыханием. телесный контакт между этими двумя сравним с химической реакцией воды и натрия — в малых масштабах все это лишь поискрит и перестанет, но вот демон жмется всей вертикальной поверхностью, сознательно выжимает весь воздух из чужих легких, создавая уже не маленькие вспышки, а полноценный взрыв, выражаемый краткой насмешкой:       — думаешь она будет ядовита для меня? ангел только виновато отводит глаза, сам боится посмотреть на сжавшуюся фигуру маленького человека, которую он, по сути своей, должен охранять, но пока даже себя держать в сохранности не получается. андрей тем временем продолжает свои греховные издевательства, от которых всем в этой комнате хочется разорвать евангелие на мелкие кусочки. он обводит кончиком носа подрагивающие скулы, не упуская своим злым насмешливым взглядом чужие панически разгорающиеся в разрывающемся небе огонечки. и не одолеть его и не обвязать цепями, ибо имел он жилище свое в гробах, куда не доставал солнечный свет.       — я не особо силен в анатомии ангелов, — укрывает псевдомягким шепотом, — но не подскажешь, где у вас самые сладкие части? ваня может только бессильно прикрыть глаза, чувствуя нежные касания повсюду и праведный божеский гнев, раскалывающий нимб и основу под ногами.       — может здесь? — демон оставляет сухой поцелуй на белоснежно румяной щеке, — или здесь? — обжигающая неповиновением господу печать чувствуется на скуле, — или все же.. — чертенок лишь на пробу прикасается мертвецки холодными пальцами к нижней губе, с невыразимым соблазном оттягивает ее вниз, — здесь..? ангелок мысленно готовится к чудовищному падению в самое нутро аидова царства, ибо прогибаться под чужими прикосновениями — дойти до точки невозврата. андрей усмехается в чужие губы, и дыхание его отдает трупным окоченением, заставляющим все праведные умыслы кануть в лету. уходит под воду, когда чужие зубы вцепляются в припухшие розовые губы, ибо пришел день гнева его, и кто может устоять? иудов поцелуй есть, осталось только выйти, пойти и удавиться.       — можешь сколько угодно делать вид, что тебе это не нравится, — андрей остраняется ненадолго, сверлит хитрым взглядом врата рая, которые под его ненавистью раскалываются в мефедронную пыль, — но я, в отличие от тебя, не ослеплен светом господнем. у вани в глазах блистает всеми красками звезда полынь, обволакивает своим пестреющим запахом все помещение, и паша неосознанно жмурится, когда чужие клыки вцепляются в шею. у ангелов не кровь, там по сосудом, вместо греховных эритроцитов с тромбоцитами, благонесущий свет, озаряющий по маленьким каплям весь восстановленный в реальности синедрион.       — и слаще плода я не вкушал.. пейте из нее все, ибо сие есть кровь моя, за многих изливаемая во оставлении грехов. ангел пропадает через несколько минут, и все заповеди тотчас прозревают и уходят вслед за ним, оставляя человека грешного наедине со своими страхами. под потолком тут же вырастают полчища саранчи, новые темные фигуры грешников, молиться которым уже поздно. фраер хочет заплакать, но не может. он хочет закричать, но у него нет сил. он хочет обратиться к Богу, но саша так и не сказал ему ни одной молитвы. он пытался спасти себя от боли, но она пустила в нем корни, которые прямо сейчас, здесь, в прогнившей реальности опутывают его горло. это не галлюцинации, паша больше не может верить в эти сказки. демон вновь появляется из самой гущи событий, сдавливает когтями лохматые ледяным потом патлы и подсказывает бледным шепотом на самое ухо:       — если хочешь защититься, то канцелярский нож у тебя в третьем ящике стола. фраер чертов перфекционист, он и без подсказок знает, где, что и для чего лежит. лезвие для рисунков, для поделок, для защиты, но в последнюю очередь для собственной. парень не думает ни секунды, даже если при поднятии с кровати его разом разорвут на мелкие кусочки и пустят ненужный хлам-прах во ветру, он не будет жалеть ни о чем. пожалуй, только о том, что не забрал того черно-белого котенка домой. в ванне тускло и тоскливо, электрический белый свет слепит темные глаза, непривыкшие к будто больничному освещению. все внутренности трясутся, как от мощного цунами, в голове красной неоновой табличкой мелькает паника, а руки лишь сильнее обхватывают лезвие, боясь выронить его, потерять под раковиной и потеряться в удушающей беспомощности. видения не уходят насовсем, остаются трупным бельмом на глазах и постоянно напоминают о себе короткими вскриками на горизонте сознания.       — посмотри в зеркало, чья кровь на твоих руках? — андрей не пропадает ни на секунду, наблюдает с атеистическим интересом за разворачивающимся представлением, устроенным им на чужих костях. пашу знобит, все внутри замирает в детском ужасе, выкручивающим наизнанку легкие, заставляет покачнуться в сторону ванны, но найти в себе силы устоять на своих двух. в зеркале он, рядом на плече знакомый чертенок. оруэлловская пятиминутка ненависти объявляется открытой, только вместо экрана, вместо мелькающих черно-белых картинок только собственное осунувшееся лицо с красными подтеками иисусово вина у лба и ядовитыми лепесточками аконита, жгущими слезные протоки у глаз. оруэлловская пятиминутка самоненависти продолжается. нож острый, заточенный, еще совсем новый, не чувствующий до этого грешную плоть под своими зубчиками, благо все когда-то происходит первый раз, и фраер старательно вырезает на предплечьях маленькие крестики. носить крест на шее уже давно небезопасно, но держать его еще ближе к себе, в себе, значит защититься от собственного подлого рассудка. андрей уже внизу, сидит на полу в вожделенном ожидании. кровь не загущается сразу, тромбоциты были заменены на клетки праведного безумия. красноватая жидкость прочерчивает себе многочисленные ручейки-детишки рубикона, сразу и на правой и на левой руке, но демон вовремя подхватывает их языком. пять минут утекают сквозь пальцы, зелень в чужих глазах заканчивается, бельмо на глазах под действием мозга становится красным и демон скупо резюмирует:       — у ангелов, конечно, повкуснее будет. последующую ночь фраер не находит себе ни места, ни сна. вокруг только геенна, ужас непрощенных грехов и сплошняком темнота. андрей ставит подле его ног голодного цербера, который чутко, не сводя все три пары глаз с чужого окоченевшего тела, не дает морфею захватить плод плотских утех в свои лапы. демон говорит, что как только паша уснет, пес его не пожалеет. демон говорит, что о нем никто не будет горевать. демон говорит, что утро может не наступить. демон говорит всю ночь, до самого рассвета. демон говорит, а паша ему верит. бодрствуй со мной.