heatdeath

      — а какие сигареты вы курите?  александр непонимающе застывает, нервно поправляя очки, безвольно качнувшиеся в сторону переносицы.        — я же не говорил тебе, что курю. — несмотря на убежденность в собственном суждении, он панически пытается вспомнить, где и когда теоретически мог проболтаться.        — не говорили, — сдержанно кивает паша, робко улыбаясь, — но от вас ими пахнет.  его взгляд торопливо перемещается на чужие ладони, глаза взволнованно округляются и он нервно поджимает нижнюю губу:       — вы из-за меня нервничаете?        — нет, паш, просто.. — блаженский чувствует себя виноватым отчего-то, он не может соврать в лицо этому милому котёнку, но и сказать правду тоже нельзя, по крайней мере пока их отношения стоят на линии врач-пациент. мужчина вздыхает бесшумно, задумчиво покручивает ручку между пальцами (фраер на это невольно засматривается, забывая суть своего вопроса) и малоинформативно отвечает:       — мальборо. я курю мальборо.        — кстати я попробовал.  в воскресенье они сидят за столом в гостиной, где белые стены вдоль и поперёк увешаны разными рисунками и потрёпанным календарем, где на каждой неделе чёрными неравномерными штрихами обведено всего два дня. александр непонимающе хмурится, пытаясь припомнить что-то из последнего их разговора, но в голову ничего не приходит, даже ритмичные постукивания ручкой по столу не помогают.        — ну, я купил ваши сигареты, попробовал покурить. — уклончиво напоминает паша, не решаясь поддержать зрительный контакт с собеседником, и лишь скромно обводит пальцами линии на собственной кофте. сегодня она черно-белая, у саши внутренний инстинкт — замечать детали.        — а зачем ты сделал это? — он понимает, что злиться нельзя, нельзя рушить их чисто деловые отношения собственными чувствами, это сломает опасную границу в голове фраера и выстроить ее заново будет очень сложно. паренек только жмёт плечами:        — не знаю, захотел почувствовать то же, что и Вы.  хотел прировнять себя к богу, потому что у андрея моральных устоев нет, и шёпот его подобен одновременно скрипу ногтей по школьной доске и сладкой патоки располагающейся в ушных раковинах.  психиатр только якобы понимающе кивает. это обычное явление, но внутри все кувырком и противоположные мысли устраивают ледовое побоище на озере невыраженных чувств.        — давай ты больше не будешь курить, хорошо? ты же знаешь, что это вредно, отдай мне пачку, пожалуйста. — у саши голос срывается на неконтролируемые нотки взволнованности, он ругает себя и клянётся смыть свой диплом об окончании университета в канализацию.        — извините, но я не могу, — паша сразу делает голос тише на пару тонов, почти шепчет, побеждено опуская голову, — он говорит, что так нужно.  блаженский понимающе кивает, зря завёл эту тему.        — а что он ещё говорит?        — говорит, что я должен отрезать правую руку.        — а ещё?        — то что мне следует убить себя. о, кстати, смотрите какого котика недавно на улице видел! — фраер снова натягивает на лицо искренне довольную улыбку, быстро залезая в телефон; приятно наблюдать, что мальчишка все ещё способен радоваться мелочам. он доверчиво передаёт александру смартфон с уже открытым видео и счастливо лепечет:       — у него одна половина мордочки белая, а другая чёрная, видите, да?  мужчина только улыбается, со стороны работы оценивая потрясающе быструю смену темы разговора. на видео и правда совсем маленький разноцветный котёнок, греется на раннем летнем солнышке, пока паша трепетно чешет его за ушком, это умиляет до крайней степени сочувствия. пока фраер отвлекается, вновь уводя взгляд на собственную кофту, блаженский незаметно пролистывает фотографии дальше, сугубо из профессионального интереса, но там только картинки с набережной и ещё десятки изображений котов, что само по себе положительный знак.        — хорошенький. — сдержано резюмирует саша, аккуратно передавая телефон обратно. он случайно касается пальцами чужой холодной руки, и у паши вдруг глаза округляются до безумия испуганно, зрачки во всю радужку, а в них чертики пляшут, скрывая и без того тёмный цвет глаз, ладони сразу дрожат, он сглатывает и торопливо убирает телефон в карман, отворачиваясь смущенно.        — тебе все же стоит отрезать правую руку.  мужчина отмечает эти изменения после, казалось бы, незначительного действия, обзывает их в собственной голове как ‘страх тактильного контакта’, но решает пока промолчать, лишь записать об этом в тетрадке.        — извините, а могу я.. — у фраера зашуганный взгляд, а все движения резкие и ломкие, — почитать записи о себе?  блаженский удивляется от такой просьбы. им запрещено давать пациентам какие-либо документы, где содержится информация, ибо это может нарушить хрупкое доверие между ними, но паша не буйный, не дёрганный и не совсем сумасшедший, да и все основные мысли психиатра прописаны в личной тетради, которую он держал всегда поближе к себе. отказывать сейчас, наверное, не лучшая идея, а поэтому александр без сомнений протягивает собеседнику папку. за такое его и уволить могли, если бы дело происходило у всех на глазах, но на данный момент плевать. паренёк без особого интереса открывает первую страничку, где прописаны лишь базовые данные, известные и ему самому: фио, адрес, номер телефона и диагноз. он безэмоционально охватывает их взглядом, но дальше пока не листает. на периферии сознания мужчина слышит звонок телефона, поздно припоминая, что оставил его на тумбочке у входа, когда снимал пиджак. да и вообще странно, что его кто-либо беспокоит в такое время, ибо он заранее предупреждает возможных собеседников о том, что идёт на приём к пациенту, отвлекаться от которого равноценно показать неуважение к чужим чувствам. но это же паша, паша спокойный, все понимает и только кивает на торопливые и смущенные извинения блаженского, который поспешно удаляется за смартфоном. в голове проскакивает мысль: это не паша, это пашенька, но рыжик срочно отгоняет ее подальше.  возвращается он уже через минуту, раздражённый поведением очередных наглых ‘работников банка’ или по-простому — мошенников. александр и так не особо рад сложившейся ситуации, а как только видит фраера, с довольным видом чиркающего что-то на основном листе в папке, паника подкрадывается к самому горлу и ограничивает поступление нужного сейчас воздуха. блаженский срывается, беспардонно вырывает документ из чужих не сопротивляющихся рук и перестаёт дышать окончательно, неверующими глазами обводя собственный портрет, узнаваемый по очкам и строгому костюму. это красиво, неровные линии притягивают внимание, заставляют рассматривать рисунок с нескрываемым интересом и подмечать какие-то детали в голове. сердце постепенно успокаивает свой ритм, кислород вновь тоненькой хриплой струйкой поступает в альвеолы, и саша, немного успокоившись, присаживается на своё место:       — итак, кто из них сказал тебе сделать это?        — никто, — у паши в глазах тлеющее сигаретами озорство, — я сам решил сделать это, просто Вы красивый. — и улыбается смущённо, совсем по-детски. блаженский замолкает, порядком устав от одной и той же линии их разговоров, бросает быстрый взгляд наверх, на чужое заалевшее багровыми закатами лицо и вновь опускает его на портрет.        — я Вас расстроил? — голос фраера меняется, стоит ему только уловить изменения в чужих движениях и поведении, теперь он грустный и виноватый, хоть и ругать его никто не собирается.        — нет, просто.. — саша усмехается, откладывая ставший драгоценным листок в сторону, — я испугался. — решает быть откровенным до конца.        — простите, я не хотел напугать, но это же карандаш, он сотрется.. — нелепо оправдывается парень, бегая испуганным взглядом по комнате, пытаясь хоть где-то ухватиться за стабильность, но получается это плохо, и приступ истерики обхватывает его с ног до головы, оставляет в подвешенном состоянии и подталкивает слёзы в атрофированный мозг.        — пашенька, успокойся пожалуйста, — случайно вырвавшееся слово действует отрезвляюще, блаженский мысленно отдергивает себя и остервенело материт отсутствия контроля, — ничего страшного не произошло, я могу его заменить.  но у фраера уже глаза на мокром месте и весь он дрожит, отдавая собственное тело на растерзание внутренним демонам, которые во всю вопят в голове, разгрызая на кусочки всю внутреннюю гармонию, собираемую утром.        — ты, блять, ничтожество.        — ты умничка, это правда очень красиво. — ласковым и греющим почти шёпотом, почти заботой, с чувственным зрительным контактом, помещающим спокойствие в саму основу. саша искренен сейчас и знает, что пашенька это тоже чувствует.        — спасибо.