Я помню, как погас, и также помню каждый уходящий миг
Но мной каждый был воспет
Через темноту внутри я осмысляю окружающий на свет
— Готовность три минуты! В испытуемом тренажере для космонавтов кажется ничего не поменялось, однако множество сотрудников ходят вокруг конструкции и говорят о ее преимуществах в отличие от старых версий. Ну, тут сиденья не такие жесткие и цвет пола другой. Про то, что внутри, он особо в подробности не вдавался. Его задача это протестировать, чтобы потом с него сняли все показания и пришли к определенным выводам. Коллеги сидят напротив и обсуждают новый сериал, от сюжета которого, признаться честно, хочется смеяться. Феликс сидит и улыбается как дурачок, слушая восхищенные речи о таком заезженном сюжете любви андроида и девушки, конечно, с несчастливым финалом. И ведь это всё еще набирает популярность и не кажется кому-то полным бредом. А парень напротив всё распаляется и распаляется в своих речах, машет руками, как это возможно будучи пристегнутым, каждое предложение громче предыдущего. Вот-вот и Феликс проникнется этой историей. Но дело скоро доходит до пикантных сцен, а коллега не собирается сбавлять оборотов. Кончики ушей тут же порозовели, чтобы отвлечься он стал вслушиваться в звуки за пределами аппарата. Шаги, голоса, писк оборудования. Суета научного центра стала ему настолько родной, что несмотря на все тревоги и страхи, что он испытывает каждый день, здесь находится дело его жизни, его жизнь. Белые халатики ждут прихода руководителей, чтобы начать тест. Но их шаги внезапно утихли, когда раздался хлопок металлической двери, а за ней эхо от тяжелых ботинок. ”Какая-то важная шишка наконец-то пришла,” — подумал Феликс. — Скажите честно, вы тут все в глаза долбитесь или что? А нет, инженер Хван Хенджин, которого последним словом поминают наверно и роботы уборщики. Повисла гробовая тишина, в которой все лишь мечтали о том, чтобы он и не приходил. Потому что по голове в любом случае получат все. Сначала от очень противного инженера, а потом от еще более противного начальства. От первого у всех ущерб моральный, от второго финансовый. А Феликс так давно засматривался на тот голубой плащ на осень… — Ладно эти тестировщики ничего не понимают, и то они хоть должны интересоваться, с чем работают. Но вы, сука, куда смотрите? Планшеты на металлолом сдали? Переплавили в андроида поумнее вас? Очень сомневаюсь. Так какого хрена у вас технически ошибки чуть ли не в каждой строчке отчетов, и вы все равно лезете проводить это испытание. Если вы в таких мелких испытаниях допускаете ошибки, то что будет на полноценном взлете?... Всеобщий тяжелый вздох выводит инженера Хвана еще больше из себя. Однако тот, видимо, уже успел найти себе первую жертву. Теперь ей предстоит долгая лекция, медленно разрезающая ее уши, обо всех ошибках в ее жизни. — Ставлю ставки, что там опять просто какой-то проводок не того цвета, — фырчит тестировщик напротив, — ему кажется, что если он на лишнюю царапинку не укажет, то лишится премии, или что? Вот когда-нибудь он по делу реально верещал? А то у нас саботажи, саботажи кругом! Мне кажется, что он сам себе злой буратино. Феликс бы поспорил, что пару раз реально попадал на жесткие саботажи по типу полного сбоя системы или ошибки подачи кислорода, но вряд ли кто-то прислушается ко мнению “очередного охренеть правильного андроида”. Даже зная правду, оправдывать нервозность Хенджина себе дороже. Крики за ракетой продолжаются. Что-то начальник задерживается, для прихода которого эта сирена так и надрывается. Удивительно, как Хван за столько лет работы еще не устал заниматься всеми нервотрепками научного центра. — Ну вот ты нахрена столько лет в универе потратил, чтобы сейчас ошибаться в задачках первокурсника? Ты идиот?... Феликс откинул бы голову назад, если б это позволяло сиденье. Столько раз быть в шаге от своей мечты отправиться в космос с каким-то заданием хоть на несколько часов, стоит лишь успешно пройти несколько различных тестирований, и каждый раз проваливаться из-за одного очень вредного инженера, который по совпадению в большинстве случаем валит именно тестирования Феликса. Его возмущению нет предела, а цыплята на руке хотят устроить бунт. Жаль, что не существует такого языка, на котором им можно было объяснить всю бесполезность их начинаний. Они бы расстроились, но и молчать до последнего явно не лучший вариант. Феликс тяжело вздыхает, когда их едва ли не за шкирку выпинывают из тренажера и отправляют в тренажерный зал для подготовки, перенося испытания на несколько дней позже. Да с таким количеством внеплановых тренировок он скоро будет по телосложению как Чан. Сможет помогать ему таскать маломобильных пациентов, хоть там не будет технических ошибок и саботажей. Из своих мыслей его достает чужая рука, схватившая за плечо и развернувшая на себя. Феликс был близок к падению, если бы не длинные пальцы, которые намертво вцепились в него, будто хотели врасти в плечо. Подняв голову, он столкнулся с тяжелым взглядом инженера Хвана. В его глазах на миг померещилась тревожность, но она быстро сменилась привычным холодом и отвращением. — Феликс, хоть ты глаза разуй лишний раз, — на усталом выдохе произносит он, — не всегда рядом будут такие как я. — Это какие такие? — Феликс не удержался от глупой шутки. — Внимательные. И… я серьезно, ты же не хочешь стать грудой металлолома второй раз? — последняя фраза тихая, совсем-совсем тихая, что Феликс едва уловил ее. В сердце что-то тревожно екнуло, а в голову ударили слова Чана. Он не знал, что и сказать, пока Хенджин тупил глаза в пол. Губы у него напряжены так, словно он сдерживает себя от лишних слов (хотя обычно с этим у него проблем нет от слова совсем). Словно… они могут задеть еще сильнее ежедневных оскорблений? Что же это могут быть за слова? Представить страшно, да и Хенджин не торопится раскрываться. Феликс вздрагивает, когда инженер Хван дергает головой и отстраняется, слегка пошатываясь. “Головой что-ли тронулся?” — а в глазах новые, неизведанные раньше огоньки странных эмоций, несвойственных таким черствым людям. — В общем… ты меня понял, — инженер Хван слишком быстрым шагом уходит от него, закрывая лицо руками.***
Что это было? Да сами святые просветители ему не скажут! Возможно, они отреклись от защиты инженера Хвана еще до его рождения, отпуская такую побитую и пустую душу на полную свободу действия. В раздевалке тишина подбрасывает ему все более и более сомнительные мысли по поводу инженера Хвана. В самом дальнем зале центра редко кто бывает, Феликс любит заниматься здесь в одиночестве, потому что пару раз позаниматься с коллегами ему хватило: — А зачем андроиду тренироваться? — Че, коленки не скрипят со штангой? На что фиг им ответишь, потому что сразу получишь еще больше “всего лишь шуток”. Феликс даже в одиночестве сто раз подумает, прежде чем наденет шорты, однако всё же забьет. Здесь минимум до обеда он никому не нужен. А потом его отправят помогать в лаборантские, и снова этот день никак не будет отличаться от других таких же. На втором подходе со штангой он замечает, как легко теперь ему даются упражнения. Вспоминая себя еще года полтора назад, так смеяться хочется с того слабенького парнишки с большими мечтами. Феликс улыбается себе в зеркало, потому что сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Эти неучи шутники забывают, что у него сохранились мышцы, состояние которых надо поддерживать, и не знают, что и у протезов есть выносливость. Если он начинает отказывать при какой-то тяжелой работе, значит не подходит для дальнейшего использования и нуждается в замене, за чем тщательно следит Чонин, дополнительно раз в месяц гоняя Феликса по специальной программе упражнений для проверки протезов. Повязка на голову съехала на глаза, он останавливается чтобы поправить ее, как замечает фигуру в дверях зала. Парень на несколько лет старше с фиолетовыми волосами видимо рассматривал его некоторое время с огромными глазами и открытым ртом, но как только понял, что его заметили, сразу поменял выражение лица и легко улыбнулся: — Извините, вы не подскажете на каком этаже кабинет господина Пака? — Этаж наверх по ближайшей лестнице. — Спасибо! А это у вас… протезы? — всё-таки решился спросить и получил в ответ положительный кивок головой, — ого, редко встретишь людей с таким количеством протезов… — А вы еще встречали таких же? — удивляется Феликс. Всю жизнь думал, что один такой. — Одного встречал буквально на днях, паренек твоего возраста. Феликс уже и забыл какое упражнение хотел сделать дальше и полностью заинтересовался разговором с этим неизвестным парнем. Он знает еще одного человека-андроида! Сама Вселенная даст ему по лбу, если Феликс не расспросит его во всех подробностях. Господин Пак сейчас всё равно разбирается с очередными скандалами инженера Хвана, этот момент может подождать. — А можете что-то про него рассказать, ну… или описать? Парень зарылся рукой в свои фиолетовые волосы и вошел в зал уже полностью, закрыв дверь. — Не знаю, что именно вас интересует, но его зовут Джисон. Ему двадцать четыре, работает в кофейне на улице Бумажных фонарей. Больше я вам ничего не скажу. Могу ли я в ответ поинтересоваться вашим именем? — Ли Феликс. Парень замер, будто это имя для него что-то значило, всматриваясь в лицо. Ну не будет же Феликс называться чужим именем? — Что ж, спасибо за помощь, до встречи. Фиолетовая голова рванула в сторону выхода, оставив Феликса наедине со своими мыслями. Он такой не один… Надо отыскать этого Джисона. Феликс не знает как будет выглядеть встреча, что сказать ему чтобы не показаться сумасшедшим, но он обязательно встретится с ним при первой возможности. Продолжать тренировку стало намного легче, когда голова теперь забита не надоедливым Хенджином, а еще одним человеком-андроидом. Его тоже оживил Создатель? К какой больнице он привязан? Сколько протезов в его теле? Силы возрастали с геометрической прогрессией. Если бы не обед, то он бы так и тренировался здесь до состояния изюма. Холодная вода приятно стекала по телу, приводя голову в порядок. Придется оставить воодушевление на выходной, а сейчас вновь погружаться в серую работу научного центра.
***
“Мда, кроме этого Ли Феликса ни одного дружелюбного работничка нет,” — думает Минхо, уворачиваясь от очередного белого халата и получая порцию отборного мата за спиной. Ничего, здесь еще слабенько херами кроют, эти самовлюбленные жители центра города еще не слышали мат нищих окраин. Если что Минхо может и до слез довести какого-нибудь заядлого лаборанта. Имя Ли Феликс ему казалось знакомым, не слишком значимым, но где-то он сто процентов его слышал. А потом Минхо просто сложил один плюс один. Феликс — второй человек-андроид, созданный той же рукой, что и Джисон. Кажется, они даже работали вместе. На его теле столько протезов, что он поражается, как при этом можно функционировать и как человек. Андроиды в шортах в тренажерный зал не ходят. Изначально Минхо правда хотел поинтересоваться, где находится кабинет, в которые его аж лично вызвали на переговоры как представителя компании, чем только видеосвязь не устроила? Но его взгляд упал на гладкий черный метал одной ноги, и сложную конструкцию того же цвета у колена и стопы другой ноги. А в волосах также прячется конец протеза, идущего по позвоночнику. — Урод, смотри куда идешь. — Простите. Такие сложные типы протезов ставятся очень редко из-за индивидуальной разработки и только в одном медицинском центре. Иногда Минхо жалеет, что за свою дополнительную работу своей инициативы не получает ни гроша, однако всё равно смотрит, сколько пересадок ему надо сделать на метро. Зато он никогда не пожалеет о том, что в отличие от идиотов и следственном может сложить один плюс один. Вдруг планшет словно выдергивают из рук, и он с треском стекла летит на пол. Минхо шипит себе под нос проклятия, выныривая из потока людей. — По сторонам смотреть не учили? — Такой же вопрос и к вам, — фыркают в ответ, с наигранной жалостью осматривая разбитый экран планшета в руках Минхо, — а нормальные защитные стекла нынче так тяжело достать, чтобы потом не пересчитывать трещины и царапины? — Да на таких косых как вы не напасешься, — “вот сука, в уголке трещину сделал,” — Минхо проверяет его на работоспособность и тяжело вздыхает. — Как на нищих денег? А вот сейчас мне кажется ты немного оху… — Вы… — Минхо перебирает в голове сотни оскорблений, всматриваясь в лицо самовлюбленного белого халатика, — что-то рожа у вас знакомая, только вроде вы такие патлы раньше не носили и губы не кривили. — Рожа у обезьяны и у вас, а у меня нет на болтовню с вами лишнего времени, Ли Минхо, — парень недовольно цокает и снова сливается с толпой. Вау, Хо, да тебя даже в таких кругах узнают. Но неприятный привкус того, что это не первая встреча с этим придурком, так и остался на языке. Но высоких крашеных идиотов много на свете! Скажете вы. И Минхо согласится, отложив мысли об этом на дальнюю полочку сознания, но не выкинув полностью. Именно в этом придурке наверняка что-то есть. Знакомые призраки прошлого видимо не хотят оставлять его сегодня в покое.***
Пустые коридоры с архивами немного пугают своей мрачностью. Идти по неоновым дорожкам как в старых сказках за клубком надоедает, когда уже в третий раз происходит какой-то сбой, который требует личной проверки. Интересно, после скольких провалов новички запоминают все ходы этих лабиринтов и перестают заблуждаться? Феликсу хватило трех часов наматывания по кругу, чтобы выучить все пути. Собственные шаги отдаются легким эхом. Очередная перегрузка сервера. В ожидании перезагрузки ему начинает казаться, что он здесь не один. Кто-то фантомом ходит где-то совсем близко, будто человек ищет очень важную штуку. Наверно, стажер не может с первой попытки найти нужную комнату? Феликс идет за звук и замечает выпавшую из маленького коридорчика очень занятую тень. Нашелся всё-таки. Странное желание подойти и познакомиться под каким-нибудь случайным поводом преследует его, и он подходит так, чтобы его нельзя было просто так заметить. Разглядывая сотрудника и замирая, он узнает инженера Хвана. Его сгорбленный силуэт в мятном костюме не спутать ни с кем. Брови сведены к переносице, а губа закушена. Хенджин нервничает. Что-то нажимает на своем планшете и поднимает голову на экран перед ним, внезапно выдавший ошибку. И, кажется, именно этот результат и был ему нужен, потому что выражение лица меняется на спокойную отстраненность. Он еще раз сверяется с показаниями на планшете и быстрым шагом идет к выходу. Феликс не успевает даже осмыслить произошедшее, выходя из соседнего пролета серверов. — Ты че натворил? — его возмущению нет предела. Неужели тот самый предатель на корабле и есть инженер Хван? — А что я сделал? — тот сохраняет спокойствие в нежелании сразу выдавать все свои намерения. — Ну не знаю, положил сервер, с которым связано завтрашнее повторное испытание нового космического аппарата? — Неужели тот самый, в котором ты должен был принимать участие? — Да какая разница? Из-за тебя люди могут пострадать! Ты хоть понимаешь, что делаешь? Сам благодаря подобному потерял любимого человека, хочешь чтобы и другие также закончили? После этих слов Феликс не успевает опомниться, как оказывается прижат к ближайшей стене. Проболтался… Его пожирает дикий взгляд напротив, полный злости и… беспомощности? Хватка на руках оказывается такой сильной, что даже протезы своей мощностью не могут сбросить ее. Или… ему становится не до размышлений о силе Хенджина, потому что тот просто идеально пережал слабые и слепые зоны протезов. Откуда такая точность? Хенджин склоняется к его лицу, дыхание обдает ухо. Феликс не чувствует ничего кроме всепоглощающего ужаса, потому что с таким настроем его вполне могут сейчас и убить. — Ты же понимаешь, что никому не расскажешь это? — рычит, вызывая волну мурашек и лишнюю влагу в глазах, — во-первых, тебе никто не поверит. Камеры временно отключены, можешь о них не переживать. Я инженер, ответственный за починку всякого рода неполадок и их обнаружения. Думаешь, что нашел наконец этого идиота-предателя, устраивающего саботажи? Раскрой глаза и посмотри, какой маленький недочет я ввел, на который обращу внимание завтра. Когда вы даже не придаете значения тому, что вас потряхивало в кабине. На это тебе наплевать? Это явный признак жесткой поломки где-то, но всем плевать. Их находят уже после того, как обратят внимание на маленький “саботаж”. Хочешь покойником лежать при первом своем серьезном испытании? Во-вторых, пытаешься давить на жалость моим прошлым. Какой кошмар, что сейчас оно меня не интересует, — и ведь врет, врет, понижая голос с легкой дрожью так, будто он звучит из самой Преисподней, — можешь однако заметить, я учусь на своих и чужих ошибках. Мне не нужны еще горы трупов в обломках очередного еле летающего куска металла. — Прошу, отпусти… — Феликсу страшно, очень страшно от такого злого Хвана. Страшно от того, что он не может оттолкнуть его и убежать. Даже нога оказалась пережата точно в слепой зоне. Тело сковано в напряжении, но какой-то огонек внутри чувствует что-то помимо страха. И этому чувству не дать описание, оно обдает жаром все тело и сбивает мысли в кучу. Хенджин слегка отстранился, чтобы заглянуть в лицо и смахнуть выступившую слезу в глазах напротив. Раздражение сменяется легкой улыбкой с хитрым прищуром. Проводя рукой по черным волосам, он снова меняется в лице на жгучий холод. — Ты же даже не попытаешься никому рассказать. Правда, Феликс?... — его мягкие действия никак не вязались с общим настроем и ситуацией. У Феликса кружится голова, он поджимает губы и кивает, как болванчик. От свободной руки нет никакой пользы. Хенджин делает шаг назад, отпуская его, и он чуть не падает на пол от слабости. Тело кажется слишком тяжелым и бесполезным. Феликс приходит в себя и уходит, пряча лицо в ладонях. Кажется, Хван Хенджин хочет убить его не физически так ментально. От хорошего и доброго человека из рассказов Чонина и Чана нет и следа.***
Легенда о получасовом перерыве впервые становится реальностью, когда после сложной операции Чан падает на кресло и закрывает глаза, в мольбах чтобы в ближайшие полчаса никому из пациентов не стало хуже или не приспичило впервые подвигать новой красивой металлической ногой без надзора врачей. Голова раскалывается, а тело потратило последние силы на то, чтобы принести в кабинет чашку кофе. Сказали бы ему лет так десять назад, что счастливая богатая жизнь будет стоить таких нервов, он может быть бы и не стал лезть во все это болото. Сидел бы сейчас каким-нибудь школьным наставником, помогал бы детям разобраться как работает новая программа для обучения и не знал бы всей этой беготни с новым срочным пациентом в шесть утра. Хлопок двери бьет в голову. Жаль, что не смертельно. — Хен, — Чонин дышит часто, словно бежал со всех ног, а голос подрагивает, — там пиз… — Ну что опять? — Чан лениво открывает один глаз и смотрит на лохматого мужа. Глаза у того бегают по его фигуре, а руки дрожат, — садись, чего дверь подпираешь. К нам что ли ломиться кто-то будет? Стук в дверь, который едва не доводит Чонина до безмолвной истерики. Он смотрит на хена с просьбой в глазах не впускать человека. Чан не понимает такого его нервного настроя. — У нас перерыв, подойдите через пятнадцать минут. — Я только спросить, — слышится из-за двери. Чан машет мужу рукой, мол, садись, сам разберусь. — Входите. В кабинет входит парень с фиолетовой макушкой и такого же цвета маской, закрывающей половину лица. — У вас тут так все правила соблюдают хорошо. Мне чуть ли в рот не затолкали эту маску на входе. Могу ли я ее хоть здесь снять? Неудобно говорить в ней. Получив одобрительный ответ, посетитель снял маску и улыбнулся как Чеширский кот из любимого мультика их дедов. Чану захотелось выразиться еще хуже Чонина, когда он узнал его лицо. — Кажется, представляться лишний раз не нужно, — Минхо бросает взгляд на бледного Чонина, и Чан стремиться обратить всё внимание на себя. — Вы что-то хотели? — О да, спросить у вас о Хан Джисоне. Он ведь у вас обследуется? Чонин еле слышно пискнул и, кажется, хотел провалиться сквозь землю, лишь бы не находиться на расстоянии вытянутой руки от следователя. — У нас. — Я его близкий друг. Можете сказать, что произошло с ним после взрыва? У него осталась хоть какая-то память о жизни до? — Ли Минхо, при всём уважении к вам и вашей деятельности, мы не можем раскрывать врачебную тайну. — Вы бы могли очень помочь моему делу… — Если бы дело было оформлено официально, то по нужному документу мы бы выдали вам всю необходимую информацию. Однако, вы ведете его полностью по своей инициативе. Простите, но здесь ничем вам помочь не можем. Нам очень жаль, но раскрывать информацию о наших пациентах мы не собираемся. — Вы просто боитесь разоблачения того, что так называемый Создатель первого человека-андроида действует через ваш центр, я правильно говорю? Или… им является кто-то из вас, — Минхо чувствовал разочарование, но и понимал, почему ему просто так ничего не выдадут. Ему оставалось только продолжать строить догадки, чтобы хотя бы одна из них оказалась подтверждена. Чан даже бровью уже не ведет и тяжело вздыхает, собирая слова из больной головы в кучку, чтобы ответить: — Это не мы. Всё, что я могу вам сказать. Если у вас больше нет вопросов, то можете быть свободны. Минхо обреченно кивает и, уходя, закрывает за собой дверь. Оставляя главврачей наедине. — Нини, ты там живой? — Чан подошел к мужу и начал разминать ему затекшие плечи. Чонин заметно расслабился в его руках. — Мне, кажется, он тайный Пожиратель душ. Я чуть не поседел, когда его на ресепшене увидел. Удобно его сейчас по фиолетовой голове узнавать и убегать заранее. Чан смеется на это, оставляя легкий поцелуй на макушке. — Как ты еще с нашей работой не поседел? — А ты что, не видишь седину на виске? Это Феликс меня довел со своим… — Он нас всех доведет. — Чую, нас ждет какой-то ужас в самое ближайшее время… — загробным голосом произнес Чонин, откидывая голову назад и улыбаясь любимому. — Так, а ну не наговаривай тут мне! — Старичок Чанни верит в приметы? Кабинет наполняется смехом. Чану думается, что его лекарство от всего — это хлебушек Нини с его шутками и таким большим сердцем, в котором поместится весь мир. Место найдется даже для Пожирателей душ. Ли Минхо и Создатель высасывают из них все силы, однако они не смогут дойти до конца, пока Чан и Чонин есть друг у друга.***
Иногда Минхо боится будущего, а потом вспоминает, что хуже, чем сейчас быть просто не может. Вспоминает, что спустя два года он не нашел ответы на свои вопросы, не заставил отвечать виновных в трагедии, но он нашел самого Джисона. Ничего не будет как прежде, но хотелось бы остаться хотя бы друзьями, знакомыми, приятелями. Неважно. Минхо просто хочет, чтобы эта белка была рядом и больше не убегала на тот свет в ближайшие пару-тройку десятилетий. — Да вы наш самый частый посетитель, — улыбается Джисон, ставя перед ним айс американо. И Минхо набирается сил. — Может, тогда перейдем наконец на “ты” и я приглашу тебя после окончания смены прогуляться по набережной? — О… — Джисон удивляется так забавно, что Минхо еле держится, чтобы не хихикнуть. — хорошо, я заканчиваю через час, можете подождать меня здесь. Теперь Минхо даже не пытается скрываться, как наблюдает за его работой. Как мастерски его руки делают различные виды кофе. Комплименты от каждого второго посетителя это сильно. Его протезы немного отличаются от феликсовых. Если у того одна рука и нога полностью заменены протезами, то у Джисона через всё тело проходит что-то наподобие экзоскелета. Не удалось сохранить только кисть левой руки и глаза. От этого факта Минхо готов выть в голос. Протез глазного яблока безумно похож на настоящий глаз, но в нем нет того особенного блеска, который остался во втором глазу. И то с условием, что он не видит. Создатель, видимо, хотел оставить в нем как можно больше человеческих черт, чего не получилось сделать у Феликса. Минхо хочет узнать его личность, чтобы упасть ему в ноги в благодарностях за спасение близкого человека. Вот только, учитывая, что он не один такой любопытный, своим расследованием приходится заниматься также незаконно, каким было создание людей-андроидов без разрешения на подобные эксперименты. Но ведь они привели к успеху. В случае неудачи, Феликс и Джисон были мертвы на момент начала создания, в них вдохнули вторую жизнь, что не было бы возможно в обычной больнице. Однако когда высоких начальников интересовали такие нюансы? Страх докторов Бана и Яна оправдан этим. Они предпочли молчать и тихо помогать, потому что им есть что терять. У Минхо же за спиной почти сгнившая квартирка и старенький планшет для работы с документами. А в тюрьме если что тепло, еще и кормят. Поэтому он будет кричать до самого последнего, может, даже докричится до Создателя, заставит его действовать. Самое дорогое, что у него есть это Джисон, и сейчас он в безопасности и под опекой тех, чьи связи ему и не снились. Протянутая рука выдергивает его из своих мыслей. — Можем идти, если ты еще не передумал. — Нет-нет, ты что… — Минхо не может оторвать взгляд от татуировки на его запястье, потому что если поднимет глаза, то точно заплачет, — а как кролика зовут? — Какого кролика?.. — сначала не понимает Джисон, тупо смотря на свою руку, — ааа, понял. Либбит. Честно, не помню, почему его набил и так назвал. Ты, дурашка, ничего и не можешь помнить. Пока Джисон закрывает кофейню, Минхо чешет свое запястье с маленькой Хан квоккой и в сотый раз благодарит создателя за такую маленькую оставленную деталь. Они идут вдоль реки и разговаривают без остановки. С каждой минутой Минхо всё больше понимает, что перед ним тот же самый Хани, что и два года назад до аварии. С той же привычкой тараторить при долгом диалоге, смеяться с глупых шуток и комментариев, в возмущении взмахивать руками, давая по носу и долго извиняясь после этого. — В общем меня так раздражают люди, которые приходят, думают, что я тупой и глухой андроид, и оскорбляют меня за каждый чих. Ну да во мне больше железа, чем в обычном человеке, но ведь я все равно остаюсь че-ло-ве-ком! Как им этого не понять? — Джисон поднимает подбородок и дергает носом, мол, эти неучи явно ниже меня по развитию стоят. — Сони, скажи, кто это сделал, я приду к ним ночью, взломаю дверь и вставлю фонарик в одно очень интересное место. Джисон прыскает и пытается спрятать порозовевшие щеки. — Агх, ты сбиваешь с меня весь настрой, когда называешь меня так. — Тебе не нравится? — Минхо делает голос удивленно расстроенным, будто не знает ответа. — Нравится, даже слишком. Недолгая пауза в разговоре никого не смущает, наоборот кажется уютной и комфортной. Минхо проводит параллели между Джисоном сейчас и Джисоном прошлым, не находя между ними никаких отличий, кроме одного… — Иногда я думаю, что в прошлой жизни, ну, до того, как я стал полу роботом, я мечтал полететь в космос, — Джисон замедляет шаг, смотря в чистое небо между небоскребами. — Почему ты так думаешь? — Не знаю. Как-то меня тянет к подобной свободе, к звездам… Читаю о туристическом полете или случайно подслушиваю чей-то разговор и завидую. У меня нет денег, а для тестировщика, я, наверно, слишком стар и слаб, — смеется устало, погружаясь в мечты, — А там в космосе… Нет всех этих правил, нет шума дороги и запаха кофе, который мне уже по горло стоит. Да, ты всё еще работаешь, но тебе не надо думать, хватит ли оставшихся денег на проезд, если ты купишь эти секси джинсы. Не надо каждый день выслушивать поток грязи в свою сторону. Вообще много чего не надо, только работать. Меня это и привлекает. Там всё ощущается свободнее и проще, тебя не тяготит мирское притяжение серой рутины и чей-то очередной латте без молока. Тебе никогда не хотелось такой свободы? А Минхо молчит, потому что сейчас слово в слово услышал мнение Джисона перед тем трагичным полетом. Как человек может не помнить себя до, однако оставаться таким же? Неужели правду говорят про божественную сущность Создателя? Минхо готов опуститься и до таких теорий. — Еще я думаю, что мы были знакомы с тобой раньше, — не получая ответа, продолжает Джисон, — ты словно помнишь все мои привычки и что меня раздражает и еще ни разу не коснулся такой колючей темы. А твое назойливое желание познакомиться и поговорить чуть подольше тому аргумент. На некоторых темах, как про космос, например, ты просто зависаешь. Скажи, мне это все кажется, или это правда? — Правда… — Минхо вкладывает в его руку маленький полароид, — нам здесь лет по пятнадцать максимум. И… — разворачивает его кисть с татуировкой и показывает свою, — мы были не просто знакомы, Сони. — Тогда я и правда хочу узнать тебя получше и постараться вернуть то, что у нас когда-то было, — шепчет Джисон и обнимает так крепко, так по-родному, что Минхо перестает сдерживать всю накопившуюся в груди боль. Горячие слезы скатываются по щекам, а Джисон нежно убирает их большим пальцем и улыбается так, что в сердце затягивается старая рана.