Среда, 21:57. 1996 год.
Зал для проведения совещаний «Вооружённого Детективного Агентства» был похож на большой спортивный зал. Вернее, это и был спортзал, просто не совсем новый, а наоборот очень-очень старый, да и вообще всё здание ВДА было одной большой списанной школой. Вот так вот правительство умеет заботиться о самых главных организациях чуть ли не во всей стране. Но что уж мы хотели? «Агентство» изначально имело в штатах всего-то каких-то три сотрудника и одного бездельника-Дазая, который только-только смог свести счёты с портовой мафией, залечь на дно и найти более-менее хорошую работу, ведь все специальности до этого оставляли желать лучшего: то уборщик в здании большой компании, где днями и ночами приходилось драить уборную, но при этом сногсшибательно выглядеть перед её директором, который вечно заглядывался на Осаму; то закладчик на побегушках у господина Тони; то официант в странном джаз-клубе, где Дазаю двадцать раз на дню прилетали размашистые и звонкие шлепки по бёдрам от особенно противных и извращённых гостей. Ну разве же организации с подобными индивидами в их составе могли снискать поощрение от правительства? Конечно, сначала им выделили небольшой подвальчик под каким-то музыкальным магазинчиком, где с утра до вечера крутили «Рикролл» и «Мистер Сандман» (иногда бывало, что и местная музыка в лице «Мэлис Мизэр» или «Зе Газетте» проскакивала в эфире радио этой забегаловки, но не больше); но этой напыщенной и даже несколько насмешливой благосклонности совершенно не хватало. Первые в мире эсперы-детективы на государственной службе. Прознав о таком, начальник департамента полиции по Йокогаме живенько вспомнил о списанной по причине угрозы обвала школе и так же быстро переселил маленькую «богадельню» под магазином музыки в здание бывшего учебного заведения, на следующий день повесил вывеску с надписью «Вооружённое Детективное Агентство», а через неделю на старой казённой парте перед Фукудзавой стоял первый квадратный компьютер с чёрным экраном и зелёными буквами на нём. И с тех пор вся деятельность ВДА похожа на одно сплошное школьное занятие, только длится оно не с девяти утра до каких-то там шести вечера, а круглосуточно. Каждый класс разделили на трёх человек. Конечно, чем ближе к выходу – тем лучше, поэтому находиться на этажах было настоящим элитным местоположением в «Агентстве». Всех неудачников усадили в подвале, но и они вскоре переехали повыше (кроме Осаму, он преданно вцепился в это безлюдное помещение и даже за хорошую премию переезжать не хотел). И вот, теперь всё «Агентство» было собрано в спортивном зале. Каждого усадили на мягкий стул, перенесённый из уже актового зала, вручили планшет, ручку, карандаш, а позади всех установили большую чёрную камеру от «Сони», пригласили курсантов и включили проектор, который освещал стену, где ранее располагалось кольцо для баскетбола, а ныне большущее белое полотно для презентации. За кафедру зашёл Куникида, окинул всех строгим взглядом, крикнул Джунчиро включать демонстрацию и (когда всё было готово) начал свою долгую громкую речь: – Я вас всех сегодня приветствую. Люди, рассевшиеся по рядам, встали и с почтением отчеканили: «Здравия желаем, лейтенант Куникида!». Мужчина невольно улыбнулся. Гордился за курсантов и членов «Агентства» на такую дисциплину. – Этот день для нас был особенно тяжёлым. Преимущественно из-за того, что не стало нашего ценного сотрудника, хорошего напарника и ответственного работника, полковника службы ВДА – Осаму Дазая. Проектор высветил на полотно фотографию Дазая в военной форме агентов, сидящего за низеньким традиционным столиком в обнимку с каким-то рыжим юношей (примерно того же возраста, что и сам -доно). Они весело чокались небольшими блюдцами для саке, а сами были явно порядком пьяны. Никто толком не понял, откуда возникла эта фотография, но по сконфуженным лицам Кирако и Наоми было понятно – то было единственное нормальное изображение, где Осаму не корчил рожи, не стоял на фоне расчленённых трупов и стриптиз-клубов, а самое главное – в кои-то веки решил надеть на себя «военную» форму. Хотя, признаться, сам Фукудзава испытывал не меньший стыд за своего лучшего сотрудника, а потому скомандовал Джунчиро быстрее переключить следующий слайд и успокоить старческое сердце, которое от чувства ужасного позора готово было под землю провалиться вот прямо сейчас. – Для нас всех это тяжёлая утрата. Почтим память погибшего страшной смертью минутой молчания. До этого доносившийся со всех сторон гул внезапно утих. Все устремили взгляд на экран, где была спроецирована картинка со свечой на чёрном фоне и оранжевой надписью на катакане (с пояснениями на хирагане, которая предназначались для курсантов) и гласила «Светлая память». Конечно, зрелище лицемерное, но что уж поделать! Многих это наоборот сильнейшим образом растрогало, а некоторые девушки в слезах выходили в уборную, сжимая кулаки и оглядываясь на Куникиду, который молча опустил голову не то от стыда, не то от печали, не то от усталости. Но время не может бесконечно тянуться, поэтому вскоре лекция продолжилась, при том в совершенно ином настроении, ведь если до этого всё было хоть и не очень искренне, но достаточно траурно, то следующие кадры опустили всех с небес на землю, а расследование вновь стало расследованием. – Сегодня мы получили посылки от неизвестного Господина. Первую – в тринадцать часов шесть минут (со слов свидетеля, который пожелал остаться анонимным для курсантов). Вторую – в пятнадцать часов двадцать девять минут (свидетелями выступили Акико Йосано, Эдогава Ранпо и директор «Агентства» Юкичи Фукудзава). Третью – в девятнадцать часов восемнадцать минут (свидетелями выступили я – Куникида Доппо, Ацуши Накаджима и Эдогава Ранпо). В первой посылке располагалась голова Дазая-доно с характерными для насильственного убийства следами: многочисленные синяки, разбитые губа и бровь, а так же отсутствующие премоляры на верхней челюсти, и отсутствующие моляры на нижней челюсти. Во второй посылке находились две сломанные верхние конечности Дазая-доно – руки с многочисленными порезами и синяками, а так же, предположительно, с инициалами убийцы, написанные латинскими буквами «TVL». В третьей посылке были две нижние конечности Осаму – ноги. Всё те же синяки, порезы. Были обнаружены смазанные отпечатки пальцев, но их опознать не вышло. Так же следы биологической жидкости – спермы Дазая-доно и неизвестного человека. К каждой посылке прилагались записки. Если их сложить, получится незаконченное предложение «…поэтому решил расчленить тело. Он пролежал так несколько дней. Точнее – десять. Нет шансов, Йосано.» Так же на руках у нас есть кассета с записанным обращением убийцы, но плёнку изменили несколько раз, что исходного голоса не определить. Это всё. Жду вашего анализа улик. Курсанты принялись усердно что-то записывать, вновь смотреть на информацию, которой они располагают, а затем вновь что-то писать. Куникида ненадолго сошёл с кафедры и подошёл к директору «Агентства», с ожиданием заглядывая в его мрачное, задумчивое лицо: – У вас есть предположение? – шёпотом спрашивает Доппо, заглядывая на толпу учеников, что активно переговаривались, обсуждая то инициалы убийцы, то фотографии улик, выведенные на полотно. – Есть. Моё предположение таково – без него мы не справимся. – Без Эдогавы, Фукудзава-сан? – Да какой там Эдогава, – отмахивается Юкичи, мрачно глядя на фото расчленённых конечностей на стене. – Мы не можем больше рисковать сотрудниками. Лишившись двух детективов будет трудно понять, что к чему, поэтому тайно встретившись со мной, Ранпо посоветовал мне и-мэйл одного хорошего сыщика из рядов независимых следователей, но он не желает показывать нам лицо, а за огромную сумму согласился дать наводки. – Будете просить его помощи? Это опасно, – поправил очки Куникида. – Вдруг Эдогаве угрожали, и он дал нам неверную наводку? – Если бы этот «Господин» угрожал нашему специальному детективу, он бы, скорее, избавился от него, а потом так же отправил по частям, – Фукудзава устало закрыл лицо руками. – Нам только кажется, что улик очень много. На деле ничего у нас нет. Те биологические жидкости ничем не помогут. Тело так давно лежало, что мы ничего по ним не узнаем. Ногти Дазая тщательно почистили, что мы не можем определить, была ли борьба. Во рту Дазая тоже есть биологическая жидкость неизвестного, но она так хорошо смешалась с его слюной и неким препаратом, что насильника невозможно установить. Тем более, кто-то взломал систему безопасности «Агентства», от чего камеры не засекли курьера, который принёс посылку к нашему участку. Вероятно, это был убийца, но Миядзава не помнит его лица. Я думаю, наш маньяк стирает память. – Эспер? – Именно. – Плохо, – отрезал Куникида. Но вдруг заговорил настолько тихо, что даже сам Фукудзава еле-еле слышал его. – Ранпо сказал, что «Господин», вероятно, мясник или врач. Всё рубили по суставам и хрящам. Но беседу директора и лейтенанта прервал один из курсантов, что с готовностью поднял планшет со своими записями. – Ну, всё, – скомандовал Куникида. – Времени для обсуждения было достаточно. Мы выслушиваем всех. Говорите, юноша, – обратился к тому Доппо, закатывая рукава своего жаркого свитера и заходя обратно за кафедру. – Здравия желаю! – поклонился тот. – Исходя из улик я могу сказать, что не достаёт психологического портрета, потому что из улики в улику он меняется. Заметьте, каков характер повреждений на ногах. Видно, что били сапогами с тяжёлой, металлической подошвой. Осмелюсь предположить, что говнодавами. Когда, например, на руках синяки имеют своеобразную круговую форму. Значит, Дазая-доно били по ногам, но руки не трогали, наоборот, старались изрезать, пока те были прикованы кожаными ремнями к какой-либо поверхности. Некоторые синяки были нанесены посмертно. Так же прошу обратить внимание на срез конечностей. Он варьируется. Заметьте, какой он идеальный и ровный у шеи, и какой он импульсивный у ног. Вероятно, это были два разных человека. Наш маньяк работает далеко не один. И взгляните на зубы. Синяков на щеках нет. Их вырывали, а не выбивали. Тем более, исходя из слов о свидетелях, вторую коробку вы получили в участке, но ни слова о записях с камер. Значит, они отсутствуют. Вероятно, человек – очень хороший хакер, а, значит, у него достаточно денег на ладный персональный компьютер. Значит, наш маньяк далеко не беден. Так же обратите внимание на инициалы. Они написаны латиницей, как и надпись на кассете. Но заметьте кривоту букв. Явно человек – японец, ну, или давно живущий в Японии господин. А у нас по паспорту отменены вторые имена, а уж тем более отчества, отсюда вывод – либо убийца приезжий иностранец, либо же маньяк не один человек, а как минимум два, а то и три. Но один из них врач, ведь именно по его наставлениям расчленяли труп. Ну, и осмелюсь предположить, что данный «Господин» связан с преступным миром, что так хорошо заметал свои следы. Я вижу, что на фото у Дазая-доно чистые ногти, что совсем не вяжется с насильственной смертью. Значит, следы борьбы заметали. Курсанты заворожённо слушали доклад юноши, а Куникида совершенно поражённо стоял у кафедры: – Как ваше имя, курсант? – Самуил. Самуил Маршак, – улыбнулся тот и занял своё место. – Замечательно, – кивнул Куникида.***
– Замечательно, – улыбнулся Мори, глядя в глаза Акутагавы, что были полны истинной ненависти, истинного страха, истинного проклятия. Рюноске сидел на коленях, прижимая к своей исхудавшей бледной щеке руку Огайя, и всё смотрел в одну точку. Вроде, на картину, а вроде, на рыжего юношу, что стоял рядом с картиной. Взгляд у Акутагавы всегда был бездонным, глубоким. Чёрные преданные глаза, как у верного цепного пса, от природы неестественно большие для азиата, с длинными, пышными, чёрными ресницами. – А потом они привезли его ноги… – зачарованно пробубнил Рюноске. – Ему надо выпить, – крикнул из своего угла рыжий. – Он же у вас так свихнётся, Огай-сама. Вы его выгоните, я этого идиота за ноги в бар потащу. Не могу терпеть эту истерику! – Замолчи, – нежно отозвался Мори. – Неужели я не Крёстный Отец? Его долг - подчиниться мне, а мой долг - побыть его какой-никакой родной душой. – Извините, – замялся рыжий. – Просто для меня самого это огромное потрясение. – Для нас всех, – с нежностью сказал Мори, потрепав Рюноске по голове. Акутагава вновь поднял на Огайя тот самый преданный, глубокий, искренний взгляд: – Я пойду с Чуей. – Пойди-пойди, – с отцовской лаской отзывается Крёстный Отец. – Он ведь тоже нуждается в твоей помощи. Погляди на него, – Мори изящно указал в сторону Накахары. – Погляди, до чего отчаялся. К картине жмётся. Чуя кинул беглый взгляд на полотно, к которому прислонился спиной и сконфуженно попятился подальше (на картине была изображена бывшая жена Крёстного Отца с раздвинутыми ногами и совершенно без нижнего белья). И почему рыжий раньше её не заметил? Какой стыд! Юноше ничего не осталось, кроме как надвинуть шляпу себе на глаза, чтобы скрыть раскрасневшиеся от такого срама щёки. Такой жест вызвал улыбку не только в Мори, но и Рюноске тоже. Акутагава ещё раз крепко прижался к руке своего начальника и осыпал её поцелуями, как было положено у мафиози: – Я у вас никогда ни о чём не просил, Огай-сама… – Никогда не просил, – задумчиво повторил за ним господин. – Огай-сама, лишь теперь хочу я востребовать плату за мою службу! – Рюноске сложил руки у сердца. – Я внимаю твоей просьбе. Чего же ты желаешь, Рюноске? Знай, я благосклонен к таким просьбам лишь раз. Я не добрый джин, не твоя фея-крёстная. Подумай. – Я подумал! Тщательно думал, Огай-сама! Прошу, похороните Дазая! Похороните его по всем обычаям, не жалейте цветов. Он был моей жизнью, он был жизнью Накахары, вашей жизнью! Похороните так, чтобы все знали, что жил на свете такой человек! Мори хитро улыбается: – Так уж и быть, Рюноске. Лишь потому, что я люблю тебя, как сына своего. Чуя хмыкает и подходит к Акутагаве: – А теперь на выход, религиозный фанатик. От Ада Осаму не спасут ни твои молитвы, ни мои молитвы. Юноша сжимает кулаки и покорно выходит за Накахарой, оставляя Крёстного Отца в одиночестве. В одиночестве и в мыслях о собственном триумфе, ведь по законам портовой мафии это была единственная просьба, которую Акутагава использовал на того самого подлеца Осаму, что своим грязным ртом не один раз называл Рюноске бесполезным.***
В большой спортивный зал заходит Ацуши с огромной и, похоже, очень тяжёлой (судя по тому, как Накаджима согнулся) коробкой на плечах. На картоне был изображён большой телевизор, а с другой стороны – белый кролик. – Фукудзава-доно, куда ставить? – тяжело дыша крикнул человек-тигр. Куникида тут же встрепенулся и подбежал к Ацуши, чтобы помочь тому донести посылку к кафедре. – Господа, а это – телевизор, чтобы мы могли получше разглядеть видео с уликами, – пояснил Доппо.Коробку с грохотом поставили на пол и вскрыли.
«Не знаю, насколько эта тварь живуча», – гласила аккуратная надпись на листе А-четыре, которым был накрыт главный компонент посылки – бледное-бледное мужское туловище, покрытое многочисленными порезами, синяками и ожогами.
– А вот и улики…– донеслось из толпы курсантов. – Но как?! – воскликнул Ацуши. – Я ведь сам лично упаковывал телевизор! – Значит, он был тут. – С досадой процедил Фукудзава.«Не знаю, насколько эта тварь живуча, поэтому решил расчленить тело. Он пролежал так несколько дней. Точнее – десять. Нет шансов, Йосано.»