Доводы нежных чувств

Считается, что первая любовь не проходит. Более того, специалисты утверждают, что мы во всех, кого пускаем в свою жизнь, видим человека, разделившего наш мир на до и после. Милый сердцу образ крепко оседает в памяти, даже если причины расставания были не в его или её пользу. Азирафаэль была счастлива встретить дорогого друга. Вместе с Алонсо они несколько часов гуляли по городу, вспоминали детство и юность, смеялись и недоумевали, как так вышло, что судьба, спустя столько лет, вновь позволила им вот так беззаботно бродить по улицам родного города. Они не чувствовали усталости. И всё же, ближе к вечеру урчание в животах напомнило о том, что пора покушать. Невзирая на свой солидный внешний вид, они, громко разговаривая, ввалились в первую попавшуюся на пути забегаловку. Хозяин трактира, как и его немногочисленные посетители, которые привыкли оценивать незнакомцев по одёжке, сразу обратили внимание на гостей и одарили их благоговейными взглядами. Но парню с девушкой не было до них никакого дела. Они сели за свободный стол, после чего Алонсо хлопком подозвал к себе официантку. Он заказал две порции свиных котлет с пастой и острым соусом. — О, Мадонна, — смеялась Азирафаэль. — Ведь когда-то подобная трапеза считалась праздником, Алонсо, — она сияла от радости, не смотря на усталость после длинной прогулки, которая заявила о себе, когда девушка приземлилась на жёсткий стул. — Иногда бывает приятно вспомнить, с чего всё начиналось. Согласись, хорошего было немало. — Да, — протянула Азирафаэль. — Последнее время я всё больше смотрю на нашу жизнь иначе. Сегодня, к примеру, человек, у которого с детства было всё, что он пожелает, признался, что завидует мне, — она замолчала, когда официантка поставила перед ними тарелки. — Ты спишь с ним? — спросил Алонсо напрямую, закидывая в рот внушительных размеров кусок котлеты. Азирафаэль поперхнулась и пользуясь этим, её спутник крикнул, чтобы принесли вина. — Ты что такое говоришь? — возмутилась Азирафаэль. — Это не должно тебя касаться, — она нахмурилась. — Прости, но я правда не думал, что ты так отреагируешь. Взрослый мужчина и молодая женщина путешествуют вместе. Само собой напрашивается… — Нет, не напрашивается! — остановила она его. — Он помог мне, я помогла ему — вот и всё. Между нами ничего нет, — аппетит пропал и она отложила вилку. Алонсо взял девушку за руку и прижался губами к тонким пальцам со всей нежностью. — Дорогая моя, — проговорил он. — Как же я рад, — я полагал, он дорог твоему сердцу и тебе пришлось переступать через себя, чтобы подыграть мне, — Алонсо заговорщически улыбнулся. Азирафаэль взглянула на него в смятении. — Ты вёл себя так уверенно — ни один мускул не дрогнул, — начала она. — А если бы вместо меня был кто-нибудь беспристрастный? — она подняла свой бокал и сделала глоток. — В деле торговли искусством всегда есть место сомнению и покупатель должен это понимать, — Алонсо тоже отпил вина. — Здесь, как и в других делах, меня выручила непоколебимая уверенность в своей правоте. — Убалтывать ты всегда умел, — Азирафаэль облокотилась на стол. — Где ты вообще нашёл эти картины? — осторожно поинтересовалась она. — Я говорил правду. Эта мазня хранилась на чердаке одной усопшей вдовы. Но я слукавил — мы не были знакомы. Мой друг снимал у неё комнату и, решив, что меня смогут заинтересовать её скоромные пожитки, предложил покопаться на чердаке, пока наследники не нагрянули. — А документ? — Не отличишь от настоящего, правда? — Алонсо самодовольно улыбался. — Помнишь Маурицио? — Ури? — Азирафаэль оживилась. — Он был карманником много лет, но после очередной отсидки решил взяться за ум и работать по-крупному. У него золотые руки и потому язык не поворачивается назвать его фальшивомонетчиком. Но ты же сама видела. То, что он делает — вершина искусства. Даже оригинальные деньги и государственные печати не могут похвастаться безукоризненностью линий и тонкостью деталей, — мужчина сделал паузу. — Я постоянно говорю ему: «Твои работы так прекрасны, Маурицио, что рано или поздно ты на этом попадёшься. Ты делаешь слишком хорошо». Когда я прошу, чтобы он скривил пару-тройку линий, он отказывается. Этот человек не умеет халтурить в отличие от ремесленников нашего монетного двора. — Надо же, — протянула Азирафаэль. — Эта бумага меня сразу смутила, — продолжала она. — Будь она оригинальной ты бы сразу показал её нам и не прятал за подрамником. Алонсо развёл руки в стороны. — Вы тоже были не слишком честны со мной. Думаешь, я не видел, как ты побагровела, когда он назвал тебя экспертом по живописи? Азирафаэль не смогла сдержать улыбку. — Энтони мог меня хотя бы предупредить, но его можно понять. Если бы он заявил тебе: «Знакомьтесь, это учительница из забытой Богом сельской школы», ты бы не воспринял его всерьёз. Они выпили ещё по глотку вина. За окном темнело и дремота начинала наваливаться на девушку. Азирафаэль зевнула, прикрывая рот рукой. — Все врут, Азирафаэль, — серьёзно проговорил Алонсо. — Я больше не Алонсо Инноченти, а ты — не эксперт из галереи. Картины не имеют ничего общего с Боттичелли, а мы не сможем вернуть прошлое, как бы ни радовались сейчас нашей встрече. — Алонсо, — начала она. — Алессандро, — поправил он её. — Знаешь, почему я сменил имя на самом деле? Не из-за фамилии, которую никто не воспринимал всерьёз, нет. Меня очень сильно подставили три года назад и я скитался в изгнании, не имея возможности вернуться домой. Тогда я составил план возвращения и решил для себя делать только то, что выгодно мне, поступать с ними всеми также, как поступали со мной. — Но тебе не кажется, что так ты уподобляешься тем, против кого боролся? Неудобный вопрос ничуть не смутил юношу. — Никто не становится богатым, оставаясь честным перед собой и людьми, Азирафаэль. Я отличаюсь от них хотя бы тем, что они — буржуи, родившиеся с серебряными ложками, а я — капиталист, который сам всего добился и создал репутацию своим трудом. Большей части из тех, с кем я имею дело, не знакомы лишения и нищета. Они никогда не голодали и получали всё, что хотели по щелчку пальцев. Они безжалостны, эгоистичны, а ещё они врут всегда и всем. Твой Кроули — не лучше остальных. — Он не мой, — воспротивилась девушка. — Это не важно, Азирафаэль. Важно лишь то, что если тебе кто-то дорог, с ним всегда нужно быть честным, — он облокотился на стол и посмотрел ей в глаза. — Завтра после сделки я сяду на корабль и отправлюсь в Америку. — У тебя там дела? — Пока нет, но они обязательно появятся, — Алонсо поднял бокал. — Придёшь меня проводить? — Я не выдержу этого снова, — Азирафаэль улыбнулась и тоже подняла бокал. — Мы уже расставались. — И тогда я пообещал, что мы обязательно встретимся. Заметь, обещание выполнено. — Это случайность, — Азирафаэль, разморённая вином и духотой таверны, сидела, подперев голову рукой. — Ты устала, — сделал вывод мужчина. — Хочешь посмотреть, где я живу? Приглашаю тебя в гости, — он уже не стеснялся своих намерений, прожигая её взглядом. Азирафаэль, осмелевшая от хмеля, нежно провела рукой по его щеке. — Нет, Алессандро, спасибо. Лучше проводи меня до гостиницы. Он не стал настаивать и, бросив на стол внушительную горсть монет, поднялся со своего места. Друзья взялись за руки и, наслаждаясь вечерней прохладой, зашагали по улице в сторону центральной площади. Они продолжали говорить о прошлом, настоящем, о планах на будущее и незаметно для себя, Азирафаэль поняла, что ей хватило этой встречи. Алонсо то ли в шутку, то ли из соображения нежных чувств намекал ей на совместную поездку с ним в Америку, невзначай прижимался к девушке и при любой удобной возможности норовил обнять. Его поведение можно было списать на типичную для итальянцев эмоциональность, но девушку это ничуть не волновало. Она осознавала, что Алонсо остался для неё в прошлом и завтра на пристани она точно будет грустить, и скорее всего даже расплачется, но не от расставания с любимым, а от прощания с прошлым теперь уже навсегда и без надежд на новую встречу. Никаких чувств, кроме тёплой товарищеской привязанности к Алонсо в ней не осталось, поэтому, когда они предусмотрительно остановились за квартал от гостиницы, она с лёгкостью поцеловала щетинистую щёку, поблагодарила друга за вечер и направилась к себе. Ей было так легко и хорошо на душе, что, казалось, ничто не сможет испортить этот день. Азирафаэль взбежала по лестнице, преодолела коридор и, напевая песенку про счастливую сиротку, получившую один сольдо от богатого господина, толкнула дверь своей комнаты. Она не спешила переодеваться. Кое-что нужно было проверить и от нетерпения чесались руки. Девушка подошла к комоду, на котором лежало несколько газет, сгребла их все и разложила перед собой на столе у окна. Требовалось найти кое-что и она начала поиски. Много времени они не заняли. Обнаружив то, что её волновало, Азирафаэль некоторое время неотрывно смотрела на страницу, изучая маленькую колонку в конце. Затем она вынула из ящика стола ножницы и аккуратно вырезала ровный прямоугольник с текстом. Покопавшись в столе ещё, она нашла стопку бумажных конвертов и вынула один, чтобы запечатать в него вырезку. Она всё ещё не торопилась ложиться, гипнотизируя задумчивым взглядом конверт. Следовало наметить план действий и решить, что делать дальше. Неожиданно в её дверь постучали. Азирафаэль, мучимая догадками о том, кто мог прийти в столь поздний час, быстро убрала конверт в сумку, встала из-за стола и пошла к двери. — Кто? — встревоженно спросила она. — Это я, — коротко ответил Энтони. Азирафаэль нерешительно повернула замок и открыла дверь. — Что-то случилось? — Спросила она. — Случилось, — голос мужчины казался непривычно строгим. — Я могу войти? — Сейчас уже поздно, — попыталась остановить его девушка. — Я не надолго, — успокоил её Кроули. Азирафаэль, поколебавшись, впустила его. Она огляделась в коридоре и, удостоверившись в том, что их никто не видел, закрыла дверь. Кроули выглядел взволнованным и даже позволил себе некоторый беспорядок во всегда безупречном внешнем виде. Девушка не стала подходить к мужчине, который стоял спиной к ней посреди комнаты. Вместо этого она прижалась спиной к стене и принялась ждать. Ей вдруг стало не по себе и лёгкое чувство вины за вечернюю прогулку с Алонсо неприятно кольнуло в груди. — У вас всё хорошо? — спросил он, не оборачиваясь. — Да, — которого ответила она. — Я спрашиваю потому, что вы никогда раньше не возвращались в гостиницу так поздно. — Вы следите за мной, Энтони? — логично предположила девушка. — Исключительно из соображений вашей безопасности, — отрезал он. Азирафаэль возмутило это открытие, потому она продолжила: — В таком случае вам уже наверняка известно, что ничего такого, ради чего стоило бы волноваться и приходить ко мне среди ночи, не случилось. Более того — сегодня я была счастлива, как никогда. — Рад слышать, — бросил он, оборачиваясь к ней. — Я лишь хотел узнать, — продолжал мужчина, медленно приближаясь к Азирафаэль. — Почему ты решила, что вправе обманывать меня? Девушка недоумённо уставилась на него. От внимательного взгляда не укрылось, как проступили и теперь пульсировали вены на его оголённой шее, как потемнели светлые глаза и с каким трудом мужчине удавалось сдерживать учащённое дыхание. — Что вы говорите? — Ты знаешь, что я люблю тебя, Азирафаэль и всё, что я делаю по отношению к тебе имеет определённую цель. Ты не настолько наивна, чтобы этого не понимать. — Замолчите, — приказала она. — Я не поверил, когда мне доложили о твоих похождениях, но когда я узнал, с кем ты, я готов был убить его. — Вам ещё не надоело совать свой нос в чужие дела? — не выдержала Азирафаэль. — Это по меньшей мере низко и недостойно джентльмена! Я встретила старого знакомого, которого не видела много лет и не понимаю, почему должна сейчас выслушивать ваши претензии! — Просто знакомого? — поинтересовался мужчина. Он недоверчиво сощурился и резко дёрнул ворот своей рубашки, взмокшей от пота. При этом пара пуговиц отлетела куда-то в сторону и скрылась во мраке комнаты. — Энтони, вы пугаете меня. Уходите немедленно! — Азирафаэль резко направилась в сторону, чтобы открыть дверь. Она не успела сделать пары шагов, как Энтони бросился к ней и, обхватив сзади, прижал к себе. Азирафаэль глухо вскрикнула от неожиданности. — Я мог бы взять тебя тогда, — рыкнул он, процеживая сквозь зубы каждое слово. — И ты готова была отдаться. Не говори, что это не так. Но одного твоего тела мне не достаточно, — он перехватил её руку, которой она безуспешно пыталась высвободиться. — Ты нужна мне вся целиком и телом, и душой навсегда, на всю жизнь. — Отпусти, — простонала она. — Кто он тебе? — Энтони сильнее прижал её к себе, утопая лицом в светлых волосах. — Не ври мне, — он почти касался губами её шеи. — Он мой друг из приюта. Мы гуляли, вспоминали детство, поужинали, он проводил меня и всё. Завтра он уезжает в Америку и мы больше никогда не увидимся, — Азирафаэль понимала, что оправдывается за то, чего не происходило и перед человеком, с которым её, по-правде говоря, ничто не связывает. Но инстинкт самосохранения сейчас подсказывал ей, что лучше не разжигать скандал и сделать всё, чтобы мужчина окончательно не задушил её в объятиях или не сделал чего похуже. — Он обнимал тебя и ты даже не пыталась сопротивляться. Ты всем своим знакомым позволяешь так обращаться с собой? — мужчина немного разжал хватку, чтобы развернуть её лицом к себе. При этом он продолжал тяжело дышать, обдавая жаром шею Азирафаэль и не был похож сам на себя в этом горячем порыве ревности. Азирафаэль воспользовалась этой заминкой, оттолкнула его и поспешила обежать стол, чтобы создать препятствие между собой и Кроули. Теперь уже настал её черёд кипеть от возмущения. Кроули действительно был не в себе потому, как уже намеревался перескочить через барьер, прожигая свою жертву взглядом, полным хищного азарта. — Я не обязана оправдываться перед тобой, — злобно проговорила девушка, пригвождая его к месту. — Грош цена всем твоим благодеяниям, если ты распускаешь руки и выдвигаешь какие-то требования! Я не просила спасать меня от ростовщика, не просила везти сюда. Костюм этот я тоже не просила — ты сам его купил. А теперь замри на секунду и поставь себя на моё место. Ты живёшь всю жизнь с определёнными убеждениями и вдруг появляется человек, который осыпает тебя благами, делает всё, чтобы тебя порадовать. И ты надеешься до последнего, что это всё делается из лучших побуждений потому, что когда он придёт стребовать с тебя плату за всё добро, что причинил, тебе останется только покориться и забыть себя или, — она в ужасе округлила глаза. — Выйти в окно, чтобы не знать больше жизни, в которой ты перед кем-то постоянно в долгу! — она обессилено упала на пол и разрыдалась. В этот миг Энтони показалось, что его окатили ледяной водой. На долю секунды он замер в нерешительности, а когда пришёл в себя, кинулся к ней, упал рядом и обнял. Он не стискивал её в требовательных объятиях, как делал это минуту назад. Теперь, осознавая всю её скорбь, он молча гладил светлые локоны и чувствовал, как любимая сотрясается от глухих рыданий. Азирафаэль не сопротивлялась ему. Казалось, её окончательно сломил его натиск и она готова была принять судьбу. — Прости, — еле слышный шёпот донёсся до её слуха. — Нам следовало раньше обсудить всё, чтобы мне не тешить себя ложной надеждой и не тревожить тебя зря. Ты ничего мне не должна и когда вернёмся, я исчезну из твоей жизни навсегда. Рубашка Энтони намокла от слёз и он не сразу заметил, что уставшая от душевных терзаний Азирафаэль уснула в его объятиях. Энтони продолжал сидеть, прижавшись спиной к стене, размышляя о том, что он сам не лучше своего отца, который добивался желаемого, проявляя щедрость. Прискорбный для совести вывод напрашивался сам собой — манипуляция чувством долга, по-видимому, семейная черта всех мужчин их рода. Ему не хотелось нарушать это волшебное мгновение — последний миг их невинной близости. На большее он теперь не мог рассчитывать, а потому, утопая тонкими пальцами в её волосах, продолжал обнимать девушку, ощущая такое желанное тепло её тела. Когда ноги и спина начали затекать, мужчина нехотя поднялся, аккуратно удерживая Азирафаэль на руках. Преодолев желание поцеловать её, он не спеша прошёл в спальню, положил спящую на заправленную постель и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.