Доводы нежных чувств

Для тех, кто хорошо знал школу Кэтлуэлла очевидным и неоспоримым фактом была тёплая привязанность к ней большинства персонала. Директор, завуч и учителя в любое время года шли сюда и делали всё, что от них требовалось, для обеспечения благополучия учебного заведения и его подопечных. Они любили свою школу, но кроме них существовали те, кого даже при сильном желании было непросто выгнать из этих стен. С мышами и короедами боролся как мог бедолага Брайан. Директор регулярно травил крыс. Мелочь, вроде надоедливых насекомых, брали на себя все и мухобойки по весне занимали почётные места на рабочих столах учителей. Но никогда ещё за всю историю существования школы в ней не заводились летучие мыши. Рукокрылые в общем-то никого не беспокоили. Они жили на чердаке, ночами летали на охоту, днём спали, но страх перед этими созданиями всерьёз обуял кое-кого из работников. Больше всего нашествие незваных гостей тревожило директора. Он знал, что летучие мыши переносят тяжёлые инфекции, а ещё, что если о них прознают хулиганы из старших классов в следующем году, то зубастое создание наверняка окажется в волосах у кого-нибудь из девочек. До конца лета требовалось избавиться от чердачных жителей, а потому начинать следовало незамедлительно. Пожилые учительницы: миссис Фелисия Брукли и миссис Магда О’Хара пили чай в кабинете биологии. У них в общем-то не было запланировано на этот день каких-то важных дел, им просто скучно было оставаться дома, а потому обе решили наведаться в школу, полить цветы и, возможно, застать кого-нибудь из коллег, чтобы поболтать немножко. Кот миссис О’Хара дремал на первой парте. Он лишь повёл ухом, когда за дверью кабинета раздались шаги. — Мистер Сэлуэлл, это вы? — Магда подалась к пустоте дверного проёма. — Хотите выпить с нами чаю? Неожиданно седая кудрявая голова профессора мелькнула возле косяка. Директор, тяжело разворачивая стремянку, прислонил её к стене и заглянул в кабинет. — Милые дамы, приветствую вас, — дружелюбно проговорил он. — Я, как вы видите, не Джордж, но от чая не откажусь. Только попозже. Сейчас я иду воевать с чердачными квартирантами. Они живут там уже две недели и не заплатили нам ни пенни. Пора их выселять. — Профессор, вы что же сами будете этим заниматься? Это опасно! — миссис Брукли обеспокоено прижала пухлую руку к груди. — В прошлом году летучая мышь укусила Теодора Рэмкина — старик неделю пролежал в горячке и умер от какой-то жуткой болезни, которой одарила его эта тварь. — Фелисия, милая, — вступила миссис О’Хара. — Их нужно изгнать в любом случае. Уверена, директор подготовился. Но мне всё же кажется, что неплохо бы пригласить кого-нибудь на помощь. В одиночку вы с ними не справитесь, — она обращалась уже к профессору. — Что поделать? — Штильман развёл руками. — Джордж уехал к родственникам до конца месяца, а на Брайана в таком деле рассчитывать не приходится. Если продолжать сидеть, сложа руки, эти милые создания благополучно расплодятся под сенью нашей гостеприимной крыши и тогда мы точно уже не справимся с ними до осени. — Ох, профессор, — протянула Фелисия. — Будьте осторожны и говорите, если нужна помощь. Мы побудем здесь и не уйдём, пока не удостоверимся, что с вами всё хорошо. — Благодарю вас, — профессор погладил спящего кота. — Буду признателен, если поможете мне донести вёдра с водой. Женщины безропотно подчинились. Йозеф вместе с Магдой О’Хара водрузили себе на плечи длинную стремянку, а в свободные руки взяли по ведру. Фелисия Брукли семенила следом за ними. Ей хоть и было тяжело тащить тяжести, но женщина с достоинством выполнила свою миссию, ощущая гордость за то, что ещё способна быть полезной людям. Дамы подали профессору вёдра и лестницу через люк, когда он забрался наверх, после чего с чувством выполненного долга устроились на лавочке неподалёку. — Я волнуюсь, Магда, — запричитала Фелисия. — Может, поднимемся к нему? — Ты хочешь снова заработать перелом шейки бедра? — возмутилась её коллега. — Забыла, как пролежала месяц в гипсе? — Ох, Магда… Тогда ты иди! — Ну уж нет, дорогая моя. Я летучих мышей на дух не переношу. Они мерзкие, отвратительные создания. — Трусиха, — буркнула миссис Брукли. — Знаешь что?! — возмутилась миссис О’Хара. — Я готова вести факультатив для Сэма Диксона и Тома Шэдвела, которые побили колбы с реагентами в кабинете химии, — она загибала поочерёдно пальцы. — Я готова пить чай с Кристофером Стюартом, который закрыл моего бедного котика в туалете. Я даже согласна подарить мешок яблок из своего сада воришке Бену Уотли! Но никогда и ни за какие блага я не приближусь к летучим мышам! — Ладно, ладно, — успокаивала её подруга. — Чего ты разошлась? Нет, так нет, — они синхронно уставились в окно. — Ты ещё выписываешь ту газету? — поинтересовалась Фелисия, когда молчание затянулось. — М? — протянула Магда. — Ах, да. Ты знаешь, я уже начинаю переживать за них. Один раз даже ездила на собрание. Толковые девочки… — Но ты говорила… — Я знаю, что я говорила, Фелисия. Не напоминай. Я рассказала им историю про нашу Кэти и её муженька, который живёт на две семьи. Она куда только ни обращалась, чтобы получить развод, но нигде её не слушают! Это немыслимо! Девочки обещали упомянуть этот и многие другие случаи из жизни их знакомых на голосовании осенью. Если партию примут в парламент, у нашей бедной Кэти появится шанс на избавление от этого мерзавца. — Было бы прекрасно, Магда. — Они рассчитывают на победу и полны энтузиазма. Их атаманшу через месяц выпустят из тюрьмы и они начнут активно готовиться. Я видела список трагических историй разных женщин, которые они собирали всё это время. Немыслимо, Фелисия! Чего там только нет. Я не смогла сдержать слёз, читая их. Как вспомню, — она прижала руку к глазам. — Ну полно, полно, — подруга обняла её за плечо. — Печально, что женщины страдают от злых мужей. Так не должно быть. — Прости, дорогая. Я не хотела напоминать тебе. — Пустое. Это было давно и бог избавил меня от мучений. Если мир изменится и чья-то жизнь наладится после их победы, я буду счастлива, — старушка подняла на подругу покрасневшие глаза. Миссис О’Хара попыталась разогнать хандру и улыбнулась. — Слушай-ка! — начала она. — А давай мы с тобой тоже в партию вступим! — Ты с ума сошла что ли? Какая партия в наши годы? Это дело молодое. — А я так не считаю! Мы привнесём свой опыт, так сказать. — Директор этого не одобрит. Всё, прекрати. Не хочу тебя слушать, — миссис Брукли отмахнулась. Некоторое время они ещё спорили и уже норовили разругаться на пустом месте, как вдруг услышали грохот и с ужасом взглянули на дверь чердачного люка. Миссис О’Хара спохватилась первая. Она подскочила со своего места, кинулась к лестнице, забав о возрасте и страхе перед летучими мышами, стремительно взобралась наверх и откинула дверцу. В тусклом свете чердачного окошка она не сразу поняла, что случилось, но приглядевшись, увидела стремянку, плашмя лежащую на брусчатом полу, а чуть поодаль — мужчину, который не подавал признаков жизни. Рядом лежало опрокинутое ведро и широкая лужа растекалась из под него по полу. Женщина подбежала к профессору, спотыкаясь о неразличимые в полутьме препятствия. Что-то маленькое и пищащее пролетело мимо неё, но Магда сдержала брезгливость. Она приблизилась к лежащему. — Господин Штильман, что с вами? — тревожно спросила она. — Йозеф, очнитесь! — она повернула к себе его голову. Она боялась трясти и шевелить его, но всё же аккуратно похлопала по щекам и взяла за морщинистую руку. Женщина до последнего надеялась на то, что он просто потерял сознание. — Что там, Магда? — из люка показалось обеспокоенное лицо миссис Брукли. — Нужен доктор. Срочно! — прокричала ей подруга. — спеши, Фелисия! Он без сознания! Старушка растерянно огляделась. В следующую секунду она взяла себя в руки и поспешила спуститься с лестницы. Она торопилась как могла и почти всю дорогу до дома Виндлоу преодолела бегом. Барабанная дробь в дверь стоила Фелисии немалых усилий. Когда Вивьен открыла ей и увидела, в каком состоянии находилась женщина, то буквально взвалила её на себя, решив, что ей плохо. Миссис Брукли не сразу смогла объяснить, что произошло, но когда стало ясно, что что-то случилось в школе, Виктор повелел немедленно оседлать лошадь. Он быстро собрался и выбежал во двор, оставив пациентов на одного из своих помощников. Вместе с ним поехал второй. Помощник Виктора Кайл, как бывший выпускник, знал все школьные закоулки. Он без труда провёл его ко входу на чердак и, оказавшись на месте, Виктор первым делом встретился лицом к лицу с побледневшей Магдой. Она сидела на коленях, держа бесчувственного Йозефа за похолодевшую руку и тихо плакала. — Он не дышит, — прошептала она чуть слышно. — Я ничего не могла сделать… Зачем он полез к этим жутким тварям? — она прижала вторую руку ко рту и глухо взвыла. Виктор опустился на колени перед своим другом. Йозеф выглядел умиротворённым и, казалось, будто он спал. Лишь кровавое пятно, окрасившее седые волосы на затылке в алый цвет, сообщало о том, что сон этот наступил безвременно. Доктор часто видел смерть. Он сразу понял, что произошло, но всё равно аккуратно прижал два пальца к шее старика и долго не отпускал их, надеясь почувствовать слабый толчок пульса. Но ничего не было, хоть доктору и мерещилось изредка то, во что хотелось верить всей душой. Виктор скорбно склонился над бездыханным телом. Впервые за много лет с момента смерти своей первой жены он позволил горю излиться слезами скорби, боли и невосполнимой потери. Когда на смену отчаянию пришло смирение, оно немного притупило боль. Виктор вместе с Кайлом аккуратно спустили тело профессора с чердака и устроили его на кушетке в школьном медпункте. Утирая глаза мокрым платком, за ними неотступно следовала миссис О'Хара. Йозефа следовало отнести домой, где все те, кто знал и любил его, могли бы попрощаться с ним. Спустя полчаса телега не спеша покатила по ухабистой дороге. Торопиться было некуда. Виктор правил, Кайл сидел на бортике, глядя заплаканным взором на то, как бережно Магда, сидящая в кузове возле тела профессора, прижимала его к себе, чтобы уберечь от тряски. Редкие прохожие останавливались и без лишних вопросов провожали процессию потерянными взглядами. Кто-то заходился рыданием, другие следовали за телом, не осознавая до конца, что произошло, остальные молча шли рассказывать об увиденном родным и соседям. Вскоре к дому Йозефа Штильмана потянулась вереница из односельчан, большинство из которых составляли дети всех возрастов. На лицах каждого из них читались растерянность и скорбь. Даже отпетые хулиганы из числа старшеклассников были не похожи сами на себя в этом смирении. Дети грустили наравне со взрослыми потому, что очень любили директора и несмотря на свой юный возраст понимали, что каждый из них осиротел и теперь их жизнь в школе, сердце которой так неожиданно остановилось, изменится навсегда.