Тсукико Мотидзуки

Пятый курс Лето. Совсем скоро матч по квиддичу между Ирландией и Болгарией. Мы уже на месте. Солнце клонилось к закату, и напряжение, царившее в лагере, сгущалось, как тучи перед грозой. Казалось, са­м воздух задрожал, предвкушая великое событие. А когда мрак тёмным покровом опустился над лагерем, последние признаки не очень умелого маскарада исчез­ли. Министерство, похоже, смирилось с неизбежным, и неприкрытая магия повсюду била ключом. Торговцы трансгрессировали на каждом свободном футе пространства, неся лотки и толкая тележки, полные невиданных товаров. Тут были светящиеся розетки, зе­лёные для ирландских болельщиков, красные — для бол­гарских, выкрикивающие имена игроков; островерхие зелёные шляпы, убранные танцующими трилистниками; болгарские шарфы, расшитые львами, которые и в самом деле рычали; флаги обеих стран, исполняющие нацио­нальный гимн, если ими махать; маленькие летающие модели «Молнии» и коллекционные фигурки прослав­ленных игроков, которые с гордым видом прохажива­лись по ладони. Я купила зелёную розетку и фигурку Виктора Крама, болгарского ловца. Розетку не стала ему показывать. Ему бы не понравилось. У Мухаммеда оказалась маленькая летающая модель Молнии, у Саши Крам и омнинокль. Откуда-то из-за леса раздался глубокий, гулкий звук гонга, и сейчас же среди деревьев вспыхнули зелёные и красные фонари, осветив просеку, ведущую к спортив­ному полю. Мы пошли с моим отцом на поле. Места у нас были на верхнем ряде. —Сто тысяч мест, — сказал отец. — По заданию Министерства здесь целый год трудились пятьсот человек. Маглоотталкивающие чары тут на каждом дюйме. Весь год, как только маг­лы оказывались где-то поблизости, они вдруг вспомина­ли о каком-нибудь неотложном деле, и им приходилось срочно убираться восвояси. Сто тысяч колдуний и волшебников занимали места, расположенные ярусами, поднимающимися вокруг длинной овальной арены. Всё вокруг было залито таин­ственным золотым светом, который, казалось, излучал сам стадион. С этой высоты поле выглядело гладким, как бархат, в каждом конце стояло по три пятидесятифуто­вых шеста с кольцами, а прямо напротив, как раз на уров­не моих глаз, было исполинское чёрное табло — по нему бежали золотые надписи, как у маглов — это были светя­щиеся рекламные объявления. «Синяя Муха» — метла для всей семьи — безопас­но, надежно, со встроенной противоугонной сигна­лизацией... Миссис Скоур — всеобъемлющее маги­ческое устранение неприятностей — без скандалов и огорчений... Праздничные наряды от «Колдовской Моды» — Лондон, Париж, Хогсмид, Хиросима, Каир, Шанхай... В ложу ворвался Людо Бэгмен. —Все готовы? — пророкотал он. Его лицо светилось, словно круг эдамского сыра, если только можно предста­вить себе взволнованный сыр. —Министр, начинать? —По твоей команде, Людо, — с удовольствием отве­чал министр магии Корнелиус Фадж. Бэгмен выхватил волшебную палочку, направил себе прямо на горло и сказал: —Сонорус! И с этого мгновения его голос превратился в громовой рёв, заполнивший до предела забитый стадион; этот голос раскатывался над ними, отдаваясь в каждом уголке трибун. —Леди и джентльмены! Добро пожаловать! Добро пожаловать на финал четыреста двадцать второго Чем­пионата мира по квиддичу! Зрители разразились криками и аплодисментами. Разве­вались тысячи флагов, добавляя к шуму разноголосицу на­циональных гимнов. С гигантского табло напротив сгинуло последнее объявление — Берти Боттс ещё успел посулить небывалые ощущения от каждой конфетки своего драже, — и зажглись слова: БОЛГАРИЯ—НОЛЬ, ИРЛАНДИЯ—НОЛЬ. —А теперь без долгих предисловий позвольте пред­ставить вам... Талисманы болгарской сборной! Правая часть трибун — сплошь в красных флагах — одобряюще заревела. —Интересно, что же они привезли? — пробормо­тал Мухаммед, наклоняясь вперед. — А-а-а-а! Вейлы! Вейлы пустились в пляс. Они отплясывали всё быстрее, всё зажигательней. Почти все мужчины на поле хотели, что бы они вечно танцевали, и очень расстроилась, когда они кончили это делать. —А теперь, — загрохотал голос Людо Бэгмена, — в знак приветствия поднимем наши волшебные палоч­ки... Перед нами талисманы сборной Ирландии! В следующую секунду нечто похожее на громадную зелёно-золотую комету влетело на стадион. Сделав круг, она распалась на две поменьше, каждая из которых со свистом понеслась к голевым шестам. Связывая два пы­лающих шара, над полем неожиданно аркой встала ра­дуга. Бесчисленные зрители дружно издали громогласное «о-о-о-ох» и «а-а-а-ах», глядя на этот фейерверк. Радуга угасла, светящиеся шары вновь соединились и слились, образовав на этот раз исполинский мерцающий трили­стник, который взмыл в небо, завис над стадионом, и из него хлынуло нечто наподобие золотого дождя. —Классно! — воскликнул Мухаммед, когда трилистник вос­парил над их головами и из него посыпались тяжёлые золотые монеты, отскакивая от кресел. Присмотревшись, я разобрала, что летающее чудо составляли тысячи крохотных бородатых человечков в красных камзолах, каждый из которых нес по маленькой золотой или зелёной лампе. Лепреконы. Величественный трилистник распался, лепреконы опустились на поле — на противоположную сторону от вейл — и, скрестив ноги, расселись, чтобы смотреть матч. —А теперь, леди и джентльмены, поприветствуем — болгарская национальная сборная по квиддичу! Пред­ставляю вам — Димитров! Фигура в красных одеждах, на метле, двигающаяся с такой быстротой, что казалась размытой, вылетела на поле из дальнего нижнего входа под сумасшедшие апло­дисменты болгарских болельщиков. —Иванова! Подлетел второй игрок в красной мантии. —Зогров! Левски! Волчанов! Волков! И-и-и-и-и-и — Крам! Виктор Крам был худым, тёмноволосым, с лицом зем­листого цвета, внушительным крючковатым носом и гус­тыми чёрными бровями. Он походил на большую хищную птицу. С трудом верилось, что ему всего восемнадцать. —А сейчас, прошу вас, встречаем ирландскую национальную сборную! — надсаживался Бэгмен. — Представ­ляю: Конолли! Райан! Трой! Маллет! Моран! Куигли! И-и-и-и-и — Линч! Семь зелёных вихрей вырвались на поле. —А также из самого Египта — наш судья, почётный председатель Международной ассоциации квиддича, Хасан Мустафа! Маленький и тощий волшебник, совершенно лысый, но зато с пышными усами одетый в мантию цвета чистого золота под стать ста­диону, вышел на поле. В одной руке он нёс солидных раз­меров плетёную корзину, в другой — метлу, из-под усов торчал серебряный свисток. Мустафа взобрался на метлу и откинул крышку кор­зины — в воздух взвились четыре шара: малиновый квоффл, два чёрных бладжера и — я увидела его на краткий миг, прежде чем он скрылся из глаз — крошеч­ный крылатый золотой снитч. Пронзительно свистнув, Мустафа взлетел вслед за шарами. —На-а-а-ачинаем! — взвыл Бэгмен. — Это Маллет! Трой! Моран! Димитров! Снова Маллет! Трой! Левски! Моран! Такого квиддича я ещё не видела. Скорость игроков была невероятной — охот­ники перебрасывали друг другу квоффл так быстро, что Бэгмен едва успевал называть их имена. Три ирландских охотника пролетают плечом к плечу, выполняют "Голову ястреба" — в центре, чуть впереди Трой, справа и слева Мал­лет и Моран, — преодолевая защиту болгар. «Финт Порскова» — Трой сделал вид, будто собирался рвануться что было сил на­верх, отвлекая болгарского охотника Иванову, а сам швыр­нул квоффл вниз, Моран. Один из болгарских загонщи­ков, Волков, поравнявшись с бладжером, с молодецкого размаха своей небольшой битой выбил его прямо перед Моран. Та, уклоняясь от бладжера, взяла круто вниз и вы­ронила квоффл, а Левски, шедший ниже, подхватил его. —Трой открывает счет! — взревел Бэгмен, и стадион задрожал от грома оваций и криков восторга. — Десять — ноль в пользу Ирландии! Трой сделал по полю круг почета. Лепреконы, наблюдавшие за игрой из-за боко­вой линии, вновь поднялись в воздух и образовали ги­гантский мерцающий трилистник. С другой стороны арены на них мрачно смотрели вейлы. Игра возобновилась. Ирландские охотники великолепны. Они действо­вали как единое целое и, похоже, читали мысли друг дру­га, перестраиваясь в воздухе. В течение десяти минут Ирландия забила ещё дважды, упрочив своё лидерство до тридцати — ноль, чем вызвала шквал оглушительного рева и аплодисментов со стороны украшенных зелёным болельщиков. Игра пошла ещё быстрее, но стала жёстче. Волков и Волчанов, болгарские загонщики, лупили по бладжерам со всей свирепостью, целя в ирландских охотников, и старались помешать им применить их коронные при­ёмы; два раза болгары были отброшены, но вот наконец Иванова сумела прорвать оборону противника, обыгра­ла вратаря Райана и забила первый болгарский гол. Вейлы вновь затанцевали, отмечая такую радость. Спустя несколько секунд вейлы останови­лись и Болгария вновь владела квоффлом. —Димитров! Левски! Димитров! Иванова! Вот это да! — кричал Бэгмен. Сто тысяч волшебников и колдуний затаили дыхание, когда двое ловцов — Крам и Линч — спикировали прямо через кучу охотников на такой скорости, что, казалось, они просто спрыгнули с самолёта без парашютов. В самую последнюю секунду Виктор Крам вышел из пике и отвернул прочь, однако Линч ударился о землю с глухим стуком, слыш­ным по всему стадиону. С ирландских трибун раздался чудовищный стон. —Тайм-аут! — объявил Бэгмен. — Подождём, пока прибывшие на поле медики обследуют Эйдана Линча! Крам кружил высоко над Линчем, которого приводили в чувство медики со склян­ками зелий. Пока Линч приходил в себя, Крам, пользу­ясь случаем, без помех отыскивал снитч. Наконец Линч поднялся на ноги, к буйной радости бур­лящих зелёным трибун, уселся на свою «Молнию» и ото­рвался от земли. Его воскрешение, похоже, вселило в ир­ландцев второе дыхание. Как только Мустафа дал свисток о продолжении игры, ирландские охотники бросились в бой, демонстрируя немыслимые чудеса мастерства. Пятнадцать минут пролетели в жарких схватках, и Ирландия вырвалась вперёд ещё на десять голов — те­перь они вели со счетом сто тридцать — десять, и игра стала откровенно грязной. Когда Маллет в очередной раз помчалась к голевым шестам, крепко прижимая к себе квоффл, болгарский вратарь Зогров рванулся ей навстречу. Всё произошло очень быстро, но дружный вопль гнева ирландских болельщиков и долгий, пронзительный свисток Мустафы возвестили о наруше­нии правил. —Мустафа разбирается с болгарским вратарем отно­сительно нанесения удара — запрещённый толчок лок­тем! — сообщил Бэгмен распалённым зрителям. — Так... Да, Ирландия пробьёт пенальти! Лепреконы, в злости поднявшиеся в воздух, словно рой сверкающих ос, когда Маллет была неправильно ата­кована, теперь, слетевшись вместе, образовали слова: «ХА-ХА-ХА». На другой стороне поля прелестницы вей­лы разом вскочили на ноги, яростно распушили воло­сы и вновь с жаром заплясали. На поле Хасан Мустафа при­землился прямо перед танцующими вейлами и вытворял что-то очень странное — картинно на­прягал мышцы и залихватски подкручивал усы. —Так, это уже чересчур! — заявил Бэгмен, хотя в его голосе звучало изрядное веселье. — Кто-нибудь, тряхни­те судью! Врач-волшебник, заткнув пальцами уши, стремглав промчался через поле и с силой пнул Мустафу в голень. Судья как будто пришёл в себя — он выглядел до крайней степени смущён­ным и что-то закричал на утопленниц, которые прервали та­нец и всем своим видом выражали негодование. —Если я не слишком ошибаюсь, Мустафа пытается удалить с поля талисманы болгарской команды! — ком­ментировал Бэгмен. — Такого мы ещё не видели... Ох, это может принять плохой оборот... И верно, болгарские загонщики, Волков и Волчанов, приземлившись по обе стороны от Мустафы, затеяли с ним ожесточенный спор, указывая на лепреконов, кото­рые теперь радостно сгруппировались в слова «ХИ-ХИ-ХИ». Болгарские аргументы, однако, не произвели впе­чатления на Мустафу — он тыкал пальцем в небо, явно приказывая им вновь подняться в воздух, и, когда они от­казались, дал две короткие трели из своего свистка. —Ирландия пробивает уже два пенальти! — гаркнул Бэгмен, и болгарские трибуны отчаянно взвыли. — А Вол­кову и Волчанову лучше бы вернуться к своим мётлам... Да... они улетают... а Трой берет квоффл... Теперь уровень жёсткости в матче перешагнул все пределы. Загонщики обеих команд действовали без вся­кой жалости — Волков и Волчанов особенно усердство­вали, неистово молотя битами и не разбирая, бладжер или человек попался им под удар. Димитров налетел пря­мо на Моран, которая владела квоффлом, и едва не сбил её с метлы. —Нарушение! — разом взревели ирландские болель­щики, поднявшись единой зелёной волной. —Нарушение правил, — эхом отозвался магически усиленный голос Бэгмена. — Димитров толкает Мо­ран — умышленный толчок с налёта, — сейчас должно быть ещё одно пенальти... Да, звучит свисток! Лепреконы опять взвились в небо и на сей раз изоб­разили гигантскую руку, делавшую очень неприличный жест в направлении вейл. Но те уже окончательно вышли из себя. Они бросились через поле и принялись швырять в лепреконов горстями что-то огненное. Теперь вейлы отнюдь не ка­зались девушками, напротив, их лица вытянулись в остроклювые, злобные птичьи головы, а из плеч прорезались чешуйчатые крылья. Волшебники Министерства высыпали на арену, что­бы разнять сцепившихся вейл и лепреконов, но куда там! Впрочем, сражение на поле было сущим пустяком по сравнению с тем, что творилось в воздухе. —Левски... Димитров... Моран... Трой... Маллет... Ива­нова... снова Моран... Моран... Моран... МОРАН ЗАБИВА­ЕТ ГОЛ! Однако ликующие возгласы ирландских болельщи­ков были едва слышны за воплями вейл, которых теперь бомбили из своих волшебных палочек сотрудники Ми­нистерства, и криками разъярённых болгар. Игра немед­ленно продолжилась — квоффлом завладел Левски, за ним — Димитров. Ирландский загонщик Куигли, круто развернувшись у пролетавшего бладжера, мощнейшим, как из пушки, броском направил его прямо в Крама — тот не успел во­время нагнуться и получил удар в лицо. Весь стадион протяжно охнул. По-видимому, у Крама был сломан нос, он был весь в крови, но Хасан Мустафа не давал свистка. Ему было не до того, и я его не ви­нила — какая-то вейла метнула в него пригоршню огня и подожгла судейскую метлу. Никто не обращал внимания на то, что Крам травмирован. Пусть даже я и болею за Ир­ландию, всё равно Крам был самым потрясающим игро­ком на поле. Ирландский ловец внезапно перешёл в пике, и я была совершенно уверена, что это не финт Вронского; на этот раз всё было по-настоящему... Не менее половины зрителей сообразили, что про­исходит; ирландские болельщики встали зелёной стеной, подбадривая своего ловца, но Крам уже завис у него на хвосте. Как он разбирал, куда лететь, непонятно, мельчайшие капли крови шлейфом отмечали в воз­духе его след, он поравнялся с Линчем, и вот уже оба вновь несутся к земле. Во второй раз Линч грохнулся о зем­лю со страшной силой и тут же исчез под ордой разбу­шевавшихся вейл. —Снитч, где снитч? — на всю ложу заорал Чарли Уизли. Крам, в красной, пропитанной кровью мантии, нето­ропливо поднялся в воздух — в его высоко поднятой руке искрилось золото. На табло зажёгся счёт: БОЛГАРИЯ—СТО ШЕСТЬДЕ­СЯТ, ИРЛАНДИЯ—СТО СЕМЬДЕСЯТ. До зрителей не сра­зу дошла суть произошедшего. Но затем постепенно, буд­то неимоверной величины нарастающий поток, гул на трибунах ирландских болельщиков становился всё гром­че, громче и взорвался громовым воплем ликования. —ИРЛАНДИЯ ПОБЕДИЛА! — надрывался Бэгмен, ко­торый, как и ирландцы, был захвачен врасплох неожи­данным окончанием матча. —КРАМ ЛОВИТ СНИТЧ, НО ПОБЕЖДАЕТ ИРЛАНДИЯ! Бог ты мой, кто мог такое ожидать? Я склонилась через барьер, чтобы лучше видеть, как садится Крам. Целая толпа целителей пробивалась к нему через свалку дерущихся вейл и лепреконов. Было очень трудно рассмотреть, что происходит внизу, по­скольку над всем полем в безумной радости носились лепреконы, но мне удалось различить Крама, окружен­ного медиками. Он выглядел ещё более хмурым, чем ког­да-либо, и неохотно позволял целителям заняться собой. Вся команда собралась тут же явно в подавленном настрое­нии, они невесело пожимали друг другу руки. А непода­лёку ирландские игроки плясали от радости, осыпаемые золотом слетевшихся к ним бородатых талисманов; по всему стадиону развевались флаги, отовсюду гремел ир­ландский гимн. Вейлы опять вернулись к своему прежне­му очаровательному облику, но вид у них был удручён­ный и печальный. —Что ж, они храбро сражались, — послышался мрач­ный голос позади. Это был болгар­ский министр магии. —Вы говорите по-английски! — возмущённо вос­кликнул Фадж. — И вы весь день смотрели, как я объяс­няюсь жестами! —Ну, это было очень забавно, — пожал плечами бол­гарин. —Ирландская сборная выполняет круг почёта в со­провождении своих талисманов, а Кубок мира по квид­дичу вносят в верхнюю ложу! — объявил Бэгмен. В глаза ударил слепящий магический свет, за­ливший ложу так, чтобы со всех трибун было видно, что происходит внутри. Прищурившись, я увидела двух взмокших волшебников — они внесли увесистую золо­тую чашу, которую и передали Корнелиусу Фаджу, всё ещё рассерженному из-за того, что весь день понапрасну рас­трачивал свои способности на язык жестов. —Давайте громко поаплодируем доблестным проиг­равшим — Болгарии! — громогласно предложил Бэгмен. И вот в верхнюю ложу по лестнице поднялись семе­ро потерпевших поражение болгарских игроков. На три­бунах прокатилась волна благодарных рукоплесканий; я видела блеск и мерцание тысяч и тысяч объективов омниноклей, направленных на спортсменов. Болгары один за другим проходили между рядами кресел, Бэгмен называл имя каждого, и сначала им пожимал руку их ми­нистр, а затем — Фадж. Крам, шедший последним, выгля­дел очень неважно: вокруг глаз залегли чёрные тени, на лице запеклась кровь; он всё ещё сжимал снитч. Я об­ратила внимание, что на земле он чувствует себя гораздо неуверенней. У Крама было плоскостопие, и он заметно сутулился. Но стоило прозвучать его имени, как весь ста­дион разразился громоподобным, разрывающим уши рёвом. Потом появилась ирландская команда. Эйдана Лин­ча вели под руки Моран и Конолли; второе падение явно не прошло для него бесследно, парень основательно око­сел, но все равно улыбался от счастья, когда Трой и Куигли высоко подняли Кубок, а трибуны под ними бушева­ли от восторга. У меня от хлопанья онемели руки. И на­конец, когда ирландская сборная покинула ложу, чтобы сделать ещё один круг почета на своих метлах (Эйдан Линч сидел позади Конолли, крепко обхватив его за та­лию и по-прежнему ошалело улыбаясь), Бэгмен напра­вил волшебную палочку на собственное горло и произ­нёс: —Квиетус! Они будут обсуждать это годами, — про­хрипел он. — Вот уж действительно неожиданный пово­рот... Жаль, что так быстро закончилось... Ах да... я же вам должен... сколько там? Фред и Джордж перелезли через кресла и уже стояли перед Людо Бэгменом с радостными улыбками и протя­нутыми руками. Я тоже делала ставку 10 галлеонов, что снитч поймает Виктор Крам. *** Вечер. Из каждого уголка лагеря слышались удалые песни и по­дозрительные гулкие удары. Я, занимавшая верхний ярус, лежала, глядя в брезентовый потолок, наблюдая за огоньками ламп случайно пролетающих в вышине лепреконов и вновь воскрешая в памяти наиболее впечатляющие трюки Виктора Крама. Вдруг до меня дошло, что я слы­шу крик отца: — Вставайте! Я поспешно села, задев головой брезент. —Что... что случилось? Впрочем, ко мне самой уже пришло смутное чувство, будто что-то не так. Звуки в лагере изменились — пения больше не было слышно, доносились тревожные крики и шум беготни. Я спрыгнула на пол со своей верхотуры и кинулась было к одежде, но отец, сказал: —Берите куртку и бегом наружу — быс­тро! Я поступила, как мне было сказано, и выскочила из палатки. В свете немногих ещё горевших костров мы увиде­ли людей, убегающих в лес от чего-то, что двигалось к ним через поле, выпуская странные огни и гремя чем-то наподобие выстрелов. До нас донеслись громкий из­девательский смех и хмельные выкрики, затем последо­вала мощная вспышка зелёного света, осветившая всю сцену. Плотная толпа Пожирателей Смерти с поднятыми волшебны­ми палочками медленно двигалась по полю. Их головы были скрыты капюшона­ми, а лица — масками. В воздухе высоко над ними бились четыре фигуры, корчившиеся в невероятных положени­ях. Можно было подумать, что пожиратели смерти были кукловодами, а люди над ними — марионетками, управ­ляемыми невидимыми нитями, которые поднимались в небо из волшебных палочек. Две из этих фигур были очень малы. Новые волшебники, присоединяющиеся к марширу­ющей группе, хохотали, указывая на извивающиеся в небе тела. Палатки сминались и падали под наступающими шеренгами. Раз или два я видела, как кто-то из марши­рующих сносил волшебной палочкой тенты у себя на пути; некоторые загорались, и крики усиливались. Одна из горящих палаток неожиданно осветила лю­дей наверху, и я узнала одного — мистера Робертса, управляющего лагерем. Остальные трое, судя по всему, были его жена и дети. Один из шедших в строю своей вол­шебной палочкой перевернул миссис Робертс вверх но­гами; её ночная рубашка слетела вниз, открыв взорам необъятные панталоны, она силилась прикрыться, как могла, а толпа внизу вопила и улюлюкала. —Это безумие, — пробормотал Мухаммед, глядя, как малыша-магла закрутило волчком в шестидесяти футах над землей, его голова безжизненно болталась из стороны в сторону. — Это настоящее безумие... —Я помогу министерским дежурным! — закри­чал, перекрывая гвалт, отец, закатывая ру­кава. — Вы все — давайте в лес и держитесь вместе. Я при­ду за вами, как только мы с этим разберёмся. Со всех сторон к источнику неприятностей мчались сотрудники Министер­ства. Бесчинствующая толпа подступила совсем близко. —Давайте! — Мухаммед схватил Сашу за руку и пота­щил её в лес. Я кинулась за ними. Добежав до деревьев, мы оглянулись. Толпа стала боль­ше; было видно, как министерские волшебники пытают­ся пробиться к центру, к людям в капюшонах, но им при­ходится туго; похоже, они опасались пустить в ход зак­линания — семья Робертсов могла упасть. Разноцветные фонарики, освещавшие путь к стадио­ну, погасли; тёмные силуэты потерянно бродили между деревьями, дети плакали, тревожные восклицания и па­нические голоса эхом отдавались в холодном ночном воздухе. Я чувствовала, как меня толкают со всех сто­рон люди, чьих лиц я даже не могла различить. Со сторо­ны поля послышался грохот, словно взорвалась бомба, та, которую американские маглы сбросили на родной город моего отца, Хиросиму, 6 августа 1945 года, как раз в день его рождения, и вспышка зелёного света на мгновение озарила деревья вокруг. Мы пошли дальше. Тут с другого края леса раздался грохот, какого мы ещё не слышали; некоторые вокруг вскрикнули. На дороге было полным-полно людей — все нервно оглядывались на охваченный смятением лагерь. Тёмная дорога уводила всё дальше в лес. Не­вдалеке компания гоблинов кудахтала над мешком золо­та, без сомнения, выигранного в тотализатор на матче, — вот кого совершенно не трогали безобразия, творящие­ся в лагере. Ещё дальше, войдя в пятно серебряного све­та, мы увидели трёх высоких вейл, во всем великолепии стоявших на прогалине в окружении юных волшебни­ков, каждый из которых очень громко рассказывал о своих достижениях, наверняка выдуманных. Звуки разговора вейл и их поклонников замолкли вдалеке, мы уже находились в самом сердце леса. Каза­лось, мы здесь одни, вокруг всё затихло. Я огляделась. —Думаю, нам стоит подождать здесь — любого, кто подойдет, мы услышим за милю. Я прислушалась к звукам, доносившимся из лагеря, — пока всё было тихо; возможно, погром закончился. —Надеюсь, больше никто не пострадал, — помолчав, произнесла Саша. — А эти несчастные маглы? Что, если не удастся спустить их вниз? —Наши справятся, — успокоил её Мухаммед. — Найдут спо­соб. —Это же сумасшествие — устраивать такое, когда этой ночью здесь всё Министерство магии! — кипятилась Саша. — Я хочу сказать, как они рассчитывали скрыться? Или перепились, или они просто... Она неожиданно оборвала фразу и оглянулась. И тут, без всякого предупреждения, тишину разорвал голос, которого мы ещё не слыхали в лесу, и издал он отнюдь не панический вопль, а выкрикнул нечто похо­жее на заклинание: —Мортмордре! Что-то громадное, зелёное, сверкающее вырвалось из пятна мрака, оно пронеслось над верхушками деревьев и взлетело в небо. —Что за...— охнул Мухаммед, вскакивая на ноги и уставясь на появившуюся диковину. Она изображала колоссальных размеров череп, образованный чем-то наподобие изумрудных звёзд, со змеёй, высунувшейся изо рта, словно язык. Пока мы смотрели, сияющий оскал поднимался всё выше и выше, пылая в облаке зелено­ватой дымки и выделяясь на чёрном небе, будто новое созвездие. Лес вокруг взорвался криками. —Чёрная метка, — прошептала я. Она взлетела уже настолько высоко, что могла бы осветить весь лес, словно жуткая неоновая вывеска. Мы поспешили уйти. У опушки леса собралась целая толпа перепуганных волшебников и колдуний, многие из которых, завидев идущего к ним ми­стера Уизли, кинулись ему навстречу: «Что там творит­ся?», «Кто это наколдовал?», «Артур, это... не ОН?». —Разумеется, это не он, — устало отвечал мистер Уизли. — Неизвестно, кто это был, они трансгрессиро­вали. А сейчас извините, я хочу пойти и лечь спать. Вместе с Гарри, Роном и Гермионой он протиснулся сквозь толпу, и продолжил путь в лагерь. Здесь всё затихло, лишь дымились несколько сгоревших палаток. Отец сообщил, что они не поймали того, кто наколдовал Чёрную метку. *** Мне сова принесла не только письмо, но и значок старосты Слизерина, так что я в поезде пошла в вагон для старост. Мухаммед тоже стал старостой — Пуффендуя. Я слышала, что в Хогвартсе должно, что-то важное произойти в этом году. А вот, что? На пиру должны рассказать. Когда двери поезда отворились, в небе грянул гром. Выходя из вагона, я завернула Эри в мантию. Ливень был так силён, что все склонили головы и зажмурились — струи стояли стеной и били с таким неистовством, будто над головами кто-то непре­рывно опрокидывал бессчётное количество вёдер с ле­дяной водой. По традиции Хагрид переправлял первогодков в за­мок по воде — через озеро. —Не повезло первокурсникам, — поеживаясь, произнесла Саша, когда мы вместе с остальными брели вдоль тёмной платформы. Возле станции поджидала сотня карет запряжённые фестралами; я, Саша, Мухаммед, а также присоединившаяся к нам Полумна с превеликим удовольствием забрались в одну из них. Дверь с треском захлопнулась, и несколькими минутами позже длинная вереница карет, грохоча и разбрызгивая грязь, покатила по дороге к замку Хогвартс. Рискованно кренясь под резкими порывами ветра, фестралов кстати тоже заносило, кареты миновали ворота со статуями крылатых вепрей по бокам и заскрипели по длинной дороге к вершине холма. В окно я видела всё ближе и ближе надвигаю­щийся замок, множество его освещённых окон расплы­вались и мерцали за плотной завесой дождя. Когда наша карета остановилась перед громадными парадными две­рями резного дуба наверху каменной лестницы, небо перечеркнула вспышка молнии. Те, кто оказались впере­ди, уже торопились забежать в замок. Мы спрыгнули на землю и тоже помчались по ступеням, переведя дух лишь под сводами освещённого факелами холла с его величественной мраморной лест­ницей. Вдруг рядом с Поттером, Уизли и Грейнджер взорвались две водяные бомбы. Все, кто стоял вокруг, с криками принялись расталкивать друг друга, стремясь убраться из-под обстрела. Я подняла голову и увидела парившего футах в двадцати над нами полтергейста Пивза. Его ши­рокая злобная физиономия была искажена от напряже­ния — он снова прицеливался. —ПИВЗ! — загремел сердитый голос. — Пивз, ну-ка спускайся сюда немедленно! Профессор МакГонагалл, заместитель директора и декан гриффиндорского факультета, стремительно вышла в холл из Большого зала; она поскользнулась на залитом водой полу и была вынуждена ухватиться за Гер­миону, чтобы не упасть. —О, прошу прощения, мисс Грэйнджер... —Все в порядке, профессор. —Пивз, спускайся сюда сейчас же! — рявкнула про­фессор МакГонагалл, поправляя свою островерхую шля­пу и свирепо глядя вверх сквозь очки в квадратной оп­раве. —Ничего не делаю! — прокудахтал Пивз и запустил следующую бомбу — Они всё равно уже мок­рые, ведь так? Небольшая поливка! — и он пульнул оче­редным снарядом в компанию только что вошедших вто­рокурсников. —Я позову директора! — пригрозила профессор Мак­Гонагалл. — Предупреждаю тебя, Пивз! Пивз высунул язык, швырнул, не глядя, последнюю гранату и унёсся прочь вверх по лестнице, кудахча как сумасшедший. —Ну, пойдёмте! — строго обратилась к забрызганным грязью студентам профессор МакГонагалл. — В Большой зал, побыстрее! Мы, оскальзываясь, побрели че­рез холл и дальше, направо, в двойные двери. Большой зал был, как всегда, великолепен и подготов­лен для традиционного банкета по случаю начала семе­стра. Золотые кубки и тарелки мерцали в свете тысяч све­чей, плавающих в воздухе над приборами. За четырьмя длинными столами факультетов расселись студенты, оживлённо переговариваясь; на возвышении, по одну сторону пятого стола, лицом к ученикам, сидели препо­даватели. Здесь, в зале, было гораздо теплее. Мы уселись вместе с остальными за слизериновский стол рядом с Кровавым Бароном — факультетским привидением. Барон, жемчужно-белый и полупрозрачный, в запачканной серебряной кровью одежде висел рядом со столом. —Добрый вечер, — улыбнулся он. —Добрый вечер, — ответила я. Я посмотрела на преподавательский стол. Кажет­ся, там было намного больше пустых мест, чем обычно. Хагрид, ясное дело, вместе с первокурсниками сейчас боролся со штормом на пути через озеро; профессор МакГонагалл, по всей вероятности, руководила уборкой в холле — но ещё одно свободное кресло указывало на отсутствие кого-то неизвестного. —А где новый преподаватель защиты от тёмных ис­кусств? — спросила Саша, тоже смотревшая на про­фессоров. Ещё ни один преподаватель защиты от тёмных ис­кусств не продержался у нас больше трёх семестров. Я больше всех любила профессора Люпина, отказавше­гося от должности в прошлом году, и профессора Троакара, бывшего у нас на первом курсе. —Может, они не сумели никого найти? — обеспокоенно сказала Саша. Я ещё раз обежала глазами профессоров — нет, точно, ни одного нового лица. Малютка-профессор Флитвик, преподаватель заклинаний, сидел на высокой стопке подушек рядом с профессором Стебль, препода­вателем травологии, чья шляпа сидела набекрень на коп­не разлетевшихся седых волос. Она беседовала с профес­сором Синистрой с кафедры астрономии. С другой сто­роны Синистры восседал мастер зелий профессор Снегг. Дальше за Снеггом было свободное место, принадле­жащее профессору МакГонагалл. А рядом, в самом центре стола, сидел профессор Дамбл­дор. Его длинные серебряные воло­сы и борода блестели в свете огней, а роскошная тёмно-зелёная мантия была расшита звёздами и полумесяцами. Соединив концы длинных тонких пальцев и положив на них подбородок, словно уйдя мыслями куда-то очень далеко, он устремил взгляд в потолок, глядя сквозь свои очки-половинки. Я тоже подняла глаза к потолку. Тот, благодаря колдовству, отображал всё то, что в самом деле происходило в небе, и никогда ещё я не видела его таким хмурым. Там клубились чёрные и фиолетовые тучи, и вместе с ударами грома снаружи по потолку ог­ненно ветвились молнии. Двери Большого зала отворились и воцарилась тишина. Про­фессор МакГонагалл провела длинную цепочку перво­годков на возвышенную часть зала. Мы хоть и промокли, казались совершенно сухими по сравнению с первокурсниками — можно было по­думать, что они не ехали в лодке, а добирались вплавь. Все ёжились и от холода, и от волнения, выстроившись шеренгой вдоль преподавательского стола лицом к ос­тальной школе — все, кроме самого маленького маль­чика, закутанного в огромное кротовое пальто Хагрида. Пальто было ему настолько велико, что казалось, он выглядывает из чёрного мехового шатра. Его острое личико, высунувшееся из воротника, было болезнен­но-взволнованным. Встав в ряд со своими отчаянно не­рвничающими товарищами, он поймал взгляд Колина Криви, выставил два больших пальца и свистящим шёпотом произнёс: «Я упал в озеро!» Он явно этим гор­дился. Профессор МакГонагалл выставила перед первокур­сниками трёхногую табуретку и водрузила на неё Волшебную шля­пу. К ней были прикованы взгляды всего зала. В наступив­шем молчании у самых её полей открылась широкая щель наподобие рта, и Шляпа запела: Наверно, тыщу лет назад, в иные времена, Была я молода, недавно сшита, Здесь правили волшебники — четыре колдуна, Их имена и ныне знамениты. И первый — Годрик Гриффиндор, отчаянный храбрец, Хозяин дикой северной равнины, Кандида Когтевран, ума и чести образец, Волшебница из солнечной долины, Малютка Пенни Пуффендуй была их всех добрей, Её взрастила сонная лощина И не было коварней, хитроумней и сильней Владыки топей — Салли Слизерина. У них была идея, план, мечта, в конце концов Без всякого подвоха и злодейства Собрать со всей Британии талантливых юнцов, Способных к колдовству и чародейству. И воспитать учеников на свой особый лад — Своей закваски, своего помола, Вот так был создан Хогвартс тышу лет тому назад, Так начиналась хогвартская школа. И каждый тщательно себе студентов отбирал Не по заслугам, росту и фигуре, А по душевным свойствам и разумности начал, Которые ценил в людской натуре. Набрал отважных Гриффиндор, не трусивших в беде, Для Когтевран — умнейшие пристрастье, Для Пенелопы Пуффендуй — упорные в труде, Для Слизерина — жадные до власти. Всё шло прекрасно, только стал их всех вопрос терзать, Покоя не давать авторитетам — Вот мы умрём, и что ж — кому тогда распределять Учеников по нашим факультетам? Но с буйной головы меня сорвал тут Гриффиндор, Настал мой час, и я в игру вступила. «Доверим ей, — сказал он, — наши взгляды на отбор, Ей не страшны ни время, ни могила!» Четыре Основателя процесс произвели, Я толком ничего не ощутила, Всего два взмаха палочкой, и вот в меня вошли Их разум и магическая сила. Теперь, дружок хочу, чтоб глубже ты меня надел, Я всё увижу, мне не ошибиться, Насколько ты трудолюбив, хитёр, умён и смел, И я отвечу, где тебе учиться! Когда Волшебная шляпа закончила петь, весь Боль­шой холл загремел аплодисментами. Профессор МакГонагалл развернула длинный свиток пергамента. —Когда я назову ваше имя, вы надеваете Шляпу и са­дитесь на табурет, — обратилась она к новичкам. — Ког­да Шляпа назовет ваш факультет, вы встаёте и идете за соответствующий стол. —Акерли, Стюарт! Вперед выступил мальчик, явственно дрожащий с го­ловы до пят, взял Волшебную шляпу, надел и сел на табу­ретку. —Когтевран! — объявила Шляпа. Стюарт Акерли снял Шляпу и поспешил к своему ме­сту за когтевранским столом, где все приветствовали его аплодисментами. Я уловила случайный взгляд моей одноклассницы Чжоу, ловца команды Когтеврана, что-то одобрительно крик­нувшей Стюарту, когда тот усаживался. —Бэддок, Малькольм! —Слизерин! Наш стол забурлил от восторга, я видела, как хлопал Малфой, когда Бэддок присоединился к слизеринцам, я, как староста факультета, поздравила его, и пожала ему руку. Фред и Джордж засвистели, как только Маль­кольм Бэддок сел на своё место. —Брэнстоун, Элеонора! —Пуффендуй! Мухаммед пожал ей руку. —Колдуэл, Оуэн! —Пуффендуй! —Криви, Дэннис! Крошка Дэннис Криви двинулся вперёд, путаясь в хагридовской шубе — тут, кстати, и сам Хагрид, пытаясь сту­пать как можно осторожнее, боком протиснулся в зал через дверь позади преподавательского стола. Вдвое выше любого человека и раза в три шире, Хагрид, с его длинными, чёрными, спутанными космами и бородой, имел довольно устрашающий вид, но это было самое обманчивое в мире впечатление — уж нам был прекрасно известен его добродушный харак­тер. Лесничий сел с края пре­подавательского стола и стал смотреть, как Дэннис Кри­ви надевает Волшебную шляпу. Отверстие над полями раскрылось, и... —Гриффиндор! — произнесла Шляпа свой вердикт. Хагрид захлопал вместе с гриффиндорцами, когда Деннис, радостно улыбаясь, снял Шляпу, положил ее на место и поспешил к брату. —Колин, я поступил! — пронзительно закричал он, падая на свободное место рядом. — Это замечательно! А меня кто-то схватил в воде и забросил обратно в лодку! —Здорово! — не менее возбужденно воскликнул Ко­лин. — Наверное, это был гигантский кальмар, Дэннис! —Ого! — восхитился Дэннис — похоже, в самых сме­лых мечтах он и не надеялся на такое приключение — во время шторма упасть в бушующее бездонное озеро и за­тем быть поднятым оттуда громадным морским чудови­щем. —Дэннис! Дэннис! Видишь вон того мальчика? Того, с чёрными волосами и в очках? Видишь его? Знаешь, кто это, Деннис? Шляпа разбиралась 7 минут с Эммой Ноббс, наконец отправив её на Пуффендуй. Распределение продолжалось. Мальчики и девочки, с большим или меньшим страхом на лицах, один за дру­гим подходили к трёхногой табуретке; очередь сокраща­лась медленно, и пока что профессор МакГонагалл пере­бралась через букву «О». Макдональд, Натали присоединилась к гриффиндорскому столу. —Причард, Грэхэм! —Слизерин! —Свирк, Орла! —Когтевран! И, наконец, на «Уитби, Кевин!» («Пуффендуй!») Рас­пределение завершилось. Профессор МакГонагалл унес­ла Шляпу и табуретку. Поднялся профессор Дамблдор. Он улыбнулся всем студентам, приветственно раскинув руки. —Скажу вам только одно, — произнёс он, и его звуч­ный голос эхом прокатился по всему залу. — Ешьте. —Вам повезло, что банкет поздно вечером, знаете ли, — сказал Барон. — Тут немного раньше на кухне были неприятности. —Почему? Что случилось? — поинтересовался Том Фелтон, мой напарник, староста Слизерина. —Разумеется, дело в Пивзе. — Барон сокрушённо пока­чал головой. — Обычная склока, легко можно представить. Пивз выразил желание присут­ствовать на банкете — тут всё ясно, вы его прекрасно зна­ете — совершеннейший дикарь, не может смотреть на тарелку с едой без того, чтобы не швырнуть ею куда-ни­будь. Мы собрали Совет призраков — Толстый Монах и Чумной Доктор были за то, чтобы предоставить ему шанс, Ник был полностью согласен со мной когда я не согласился с этим. —Мы так и поняли, что Пивз чего-то переел, — мрач­но отозвался Том. — И что же он натворил на кухне? —О, всё как обычно, — пожал плечами призрак. — Учинил разгром и скандал. Повсюду рас­киданы горшки и кастрюли. Всё плавает в супе. Домаш­ние эльфы чуть с ума от страха не посходили. Дождь по-прежнему с силой барабанил в высокие тёмные окна. От очередного удара грома задребезжали стекла и на грозовом потолке полыхнула вспышка, оза­рившая золотые тарелки, исчезнувшие на мгновенье с остатками первых блюд и немедленно вернувшиеся с пирогами. Когда были уничтожены и пироги, а со вновь заблес­тевших тарелок пропали последние крошки, Альбус Дам­блдор снова поднялся со своего места. Гудение разгово­ров, наполнявшее Большой зал, сразу же прекратилось, так что стало слышно лишь завывание ветра и стук дож­дя. —Итак, — заговорил, улыбаясь Дамблдор. — Те­перь, когда мы все наелись и напились я должен ещё раз по­просить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений. Мистер Филч, наш завхоз, просил меня поставить вас в известность, что список предметов, запрещённых в стенах замка, в этом году расширен и теперь включает в себя Визжащие игрушки йо-йо, Клыкастые фрисби и Безостановочно-расшибальные бумеранги. Полный список состоит из четырехсот тридцати семи пунктов, и с ним можно ознакомить­ся в кабинете мистера Филча, если, конечно, кто-то пожелает. Едва заметно усмехнувшись в усы, Дамблдор продол­жил: —Как и всегда, мне хотелось бы напомнить, что Зап­ретный лес является для студентов запретной террито­рией, равно как и деревня Хогсмид — её не разрешается посещать тем, кто младше третьего курса. Также для меня является неприятной обязанностью сообщить вам, что межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет. —Что? — ахнул кто-то за столом Гриффиндора. —Это связано с событиями, которые должны начать­ся в октябре и продолжиться весь учебный год — они потребуют от преподавателей всего их времени и энер­гии, но уверен, что вам это доставит истинное наслаж­дение. С большим удовольствием объявляю, что в этом году в Хогвартсе... Но как раз в этот момент грянул оглушительный гро­мовой раскат и двери Большого зала с грохотом распах­нулись. На пороге стоял человек, опирающийся на длинный посох и закутанный в чёрный дорожный плащ. Все го­ловы в зале повернулись к незнакомцу — неожиданно освещённый вспышкой молнии, он откинул капюшон, тряхнул гривой тёмных с проседью волос и пошёл к пре­подавательскому столу. Глухое клацанье отдавалось по всему залу при каждом его шаге. Человек приблизился к профессорскому подиуму и прохромал к Дамблдору. Ещё одна молния оза­рила потолок. Гермиона охнула, и было от чего. Вспышка резко высветила черты лица пришельца. Оно словно было вырезано из изъеденного ветрами дерева скульп­тором, имевшим довольно смутное представление о том, как должно выглядеть человеческое лицо, и вдобавок скверно владевшего резцом. Каждый дюйм кожи был ис­пещрён рубцами, рот выглядел просто как косой разрез, а изрядная часть носа отсутствовала. Но самая жуть была в глазах. Один был маленьким, тёмным и блестящим. Другой — большой, круглый как монета и ярко-голубой. Этот голубой глаз непрестанно двигался, не моргая, вра­щаясь вверх, вниз, из стороны в сторону, совершенно независимо от первого, нормального глаза — а кроме того, он временами полностью разворачивался, загляды­вая куда-то внутрь головы, так что снаружи были видны лишь белки. Пришелец подошёл к Дамблдору и протянул ему руку, так же, как и лицо, исполосованную шрамами. Ди­ректор пожал её, негромко сказав при этом несколько слов, которые я не расслышала. Похоже, он что-то спросил у Аластора Грюма, бывшего папиного сотрудника, — тот неулыбчиво покачал голо­вой и тоже вполголоса что-то ответил. Дамблдор кивнул и жестом пригласил его на свободное место по правую руку от себя. Грюм сел, отбросив с лица длинные сивые пат­лы, и пододвинул к себе тарелку с сосисками; поднял к тому что осталось от его носа и понюхал, после чего до­стал из кармана маленький нож, подцепил сосиску за конец и начал есть. Его нормальный глаз был устремлен на еду, но голубой без устали крутился в глазнице, ози­рая зал и студентов. —Позвольте представить вам нашего нового препода­вателя защиты от тёмных искусств, — жизнерадостно объя­вил Дамблдор в наступившей тишине. — Профессор Грюм. По обычаю, новых преподавателей приветствовали аплодисментами, но в этот раз никто из профессоров или студентов не захлопал, если не считать самого Дамблдора и Хагрида. Их удары ладонью о ладонь уныло про­звучали при всеобщем молчании и скоро затихли. Всех остальных, видимо, настолько поразило необычайное появление Грюма, что они могли только смотреть на него. Грозный Глаз остался совершенно равнодушен к та­кому более чем прохладному приёму. Не обращая вни­мания на стоящую перед ним кружку тыквенного сока, он снова полез в плащ, вынул плоскую походную флягу и сделал из неё порядочный глоток. Пока он пил, задрав локоть, его мантия на пару дюймов приподнялась над полом и я углядела часть точеной деревянной ноги, заканчивающейся когтистой лапой. Дамблдор вновь прокашлялся. —Как я и говорил, — он улыбнулся множеству сту­денческих лиц, все взоры которых были обращены к Грозному Глазу Грюму, — в ближайшие месяцы мы будем иметь честь принимать у себя чрезвычайно волнующее мероприятие, какого ещё не было в этом веке. С громад­ным удовольствием сообщаю вам, что в этом году в Хог­вартсе состоится Турнир Трёх Волшебников. —Вы ШУТИТЕ! — оторопело произнес Фред Уизли во весь голос, неожиданно разрядив то напряжение, ко­торое охватило зал с самого появления Грозного Глаза. Все засмеялись, и даже Дамблдор понимающе хмык­нул. —Я вовсе не шучу, мистер Уизли, — сказал он. — Хотя, если уж вы заговорили на эту тему я этим летом слышал анекдот... словом, заходят однажды в бар тролль, ведьма и лепрекон... Профессор МакГонагалл многозначительно кашля­нула. —Э-э-э... но, возможно, сейчас не время... н-да... — Дам­блдор почесал кустистую бровь. — Так о чём бишь я? Ах да, Турнир Трёх Волшебников. Я тоже, думаю, некоторые из вас не имеют представления о том, что это за Турнир, а те, кто знают, надеюсь, простят меня за разъяснения, и пока могут занять своё внимание чем-нибудь другим. Итак, Турнир Трёх Волшебников был основан при­мерно семьсот лет назад как товарищеское соревнова­ние между тремя крупнейшими европейскими школами волшебства — Хогвартсом, Шармбатоном и Дурмстрангом. Каждую школу представлял выбранный чемпион, и эти три чемпиона состязались в трёх магических зада­ниях. Школы постановили проводить Турнир каждые пять лет, и было общепризнано, что это наилучший путь налаживания дружеских связей между колдовской моло­дежью разных национальностей — и так шло до тех пор, пока число жертв на этих соревнованиях не возросло настолько, что Турнир пришлось прекратить. —Жертв? — тихо переспросила Сашаа, встревоженно осматриваясь, но большинство студентов в зале и не думали разделить её беспокойство, многие шёпотом переговаривались. —За минувшие века было предпринято несколько попыток возродить Турнир, — продолжал Дамблдор, — но ни одну из них нельзя назвать удачной. Тем не менее наши Департаменты магического сотрудничества и ма­гических игр и спорта пришли к выводу, что пришло вре­мя попробовать ещё раз. Всё лето мы упорно трудились над тем, чтобы в этот раз обеспечить условия, при кото­рых ни один из чемпионов не подвергся бы смертель­ной опасности. Главы Шармбатона и Дурмстранга прибудут с оконча­тельными списками претендентов в октябре, и выборы чемпионов будут проходить на День Всех Святых. Бес­пристрастный судья решит, кто из студентов наиболее достоин соревноваться за Кубок Трёх Волшебников, честь своей школы и персональный приз в тысячу галле­онов. —Я хочу в этом участвовать! — прошипел на весь зал Фред Уизли — его лицо разгорелось энтузиазмом от пер­спективы такой славы и богатства. Он оказался далеко не единственным, кто, судя по всему, представил себя в роли хогвартского чемпиона. За столом каждого факультета я видела людей, с не меньшим восхищением уставив­шихся на Дамблдора или что-то с жаром шепчущих со­седям. Но тут директор заговорил вновь, и зал опять умолк. —Я знаю, что каждый из вас горит желанием завое­вать для Хогвартса Кубок Трёх Волшебников, однако Гла­вы участвующих школ совместно с Министерством ма­гии договорились о возрастном ограничении для пре­тендентов этого года. Лишь студенты в возрасте — я под­чёркиваю это — семнадцати лет и старше получат раз­решение выдвинуть свои кадидатуры на обсуждение. Это, — Дамблдор слегка повысил голос, поскольку после таких слов поднялся возмущённый ропот — близнецы Уизли, например, сразу рассвирепели, — признано не­обходимой мерой, поскольку задания Турнира по-прежнему остаются трудными и опасными, какие бы предо­сторожности мы ни предпринимали, и весьма малове­роятно, чтобы студенты младше шестого и седьмого курсов сумели справиться с ними. Я лично прослежу за тем, чтобы никто из студентов моложе положенного возрас­та при помощи какого-нибудь трюка не подсунул наше­му независимому судье свою кандидатуру для выборов чемпиона, — его лучистые голубые глаза вспыхнули, скользнув по непокорным физиономиям Фреда и Джор­джа. — Поэтому настоятельно прошу — не тратьте понап­расну время на выдвижение самих себя, если вам ещё нет семнадцати. Делегации из Шармбатона и Дурмстранга появят­ся здесь в октябре и пробудут с нами большую часть этого года. Не сомневаюсь, что вы будете исключитель­но любезны с нашими зарубежными гостями всё то время, что они проведут у нас и что от души поддержите хогвартского чемпиона, когда он или она будет выбран. А теперь — уже поздно, и я понимаю, насколь­ко для вас всех важно явиться на завтрашние уроки бодрыми и отдохнувшими. Пора спать! Не теряйте вре­мени! Дамблдор сел на место и заговорил с Грозным Глазом. С громким шумом и стуком ученики поднялись на ноги и толпой хлынули к дверям в холл. —Они не могут так поступить! — заявил Джордж Уиз­ли, который не присоединился к людскому потоку в две­рях, а остался стоять, с гневом глядя на Дамблдора. — Семнадцать нам исполняется в апреле, почему же нас лишают шанса? —Они не помешают мне участвовать, — упрямо ска­зал Фред, тоже хмуро поглядывая на преподавательский стол. — Чемпионам позволено такое, о чем остальные и мечтать не смеют. И тысяча галлеонов награды! —Ну да, — произнес Рон с мечтательным видом. — Тысяча галлеонов... —Пойдёмте-ка, — предложила Саша. — Если вы не пошевелитесь, мы тут останемся в одиночестве. Гарри, Рон, Гермиона, Фред и Джордж направились в холл, и близнецы занялись обсуждением тех мер, кото­рые может употребить Дамблдор, чтобы не допустить к Турниру тех, кому меньше семнадцати. *** На следующее утро буря утихла, хотя потолок в Боль­шом зале оставался пасмурным; тяжёлые, свинцово-серые тучи клубились над головами, когда мы изучали за завтраком новое расписание. Фред, Джордж и Ли Джордан решали, как волшебным образом повзрослеть и проникнуть на Турнир Трёх Вол­шебников. —Сегодня ЗОТИ с пуффендуйцами... и травология с когтевранцами... днём сдвоенные зелья с Гриффиндором, прорицания, заклятия, — сказала Алиса Блэк. Над нами послышался шорох многочисленных кры­льев, и в открытые окна с утренней почтой влетело не меньше сотни сов. Совы кружили над столами, высматри­вая адресатов писем и посылок. Большая рыже-коричне­вая сова слетела к Невиллу Долгопупсу и положила ему на колени пакет. Филин Драко Малфоя сел на его плечо с обычной, судя по всему, порцией конфет и печенья из дома. Слизериновским и пуффендуевским пятикурсникам настолько не терпелось попасть на первый урок Грюма, что сразу после завтрака они столпились у его класса ещё до того, как прозвонил колокол. Мы торопливо расселись прямо перед преподава­тельским столом, достали свои экземпляры учебников «Тёмные Искусства. Руководство по самозащите» и стали ждать в непривычной тишине. Вскоре из коридора до­неслись клацающие шаги Грюма, и он вошёл в класс — такой же странный и пугающий, как и всегда. Нам даже была видна его шипастая деревянная нога, высунувшая­ся из-под мантии. —Можете убрать их, — хрипло прорычал он, проко­вылял к своему столу и сел. — Эти книги. Они вам не по­надобятся. Все спрятали учебники обратно в сумки. Мухаммед за­метно волновался. Грюм вытащил классный журнал, тряхнул длинной пегой гривой, убирая волосы с покореженного и усеян­ного шрамами лица и стал называть имена, причем его обычный глаз не отрывался от списка, в то время как ма­гический вращался по сторонам, устремляясь на студен­та, когда он или она отзывались. —Хорошо, — сказал он, когда последний заявил о своем присутствии. — Профессор Люпин написал мне об вашем классе. Похоже, вы достаточно основательно овладели противодействием Тёмным Созданиям — я пра­вильно понял? Класс согласно зашумел. — Но вы отстали — и очень отстали — в отношении заклятий. Поэтому я здесь для того, чтобы подтянуть вас в области того, что сами волшебники могут причинить друг другу. У меня есть год, чтобы научить вас, как разби­раться с Тёмными... —А вы не останетесь? — вырвалось у сёстр Блэк. Магический глаз Грюма повернулся и уставился на них. Им стало здорово не по себе, но почти в тот же момент Грюм улыбнулся — в первый раз за всё время, что мы его видели. От этого его изуродованное лицо иска­зилось ещё больше, но тем не менее было приятно убе­диться, что Грюм способен на что-то дружественное, например на улыбку. Как бы то ни было, тройняшки испытали глу­бокое облегчение. —Да, я пробуду здесь ровно год... окажу любезность Дамблдору… Один год, — и назад, в мою тихую обитель. Он засмеялся горьким смехом, с силой сомкнув свои шишковатые руки. —Итак, прямо к делу. Заклятия. Они бывают разной силы и формы. Согласно рекомендациям Министерства магии, мне следует обучить вас некоторым антизакляти­ям и на этом остановиться. Я не должен показывать вам, каковы из себя запрещённые Тёмные заклятия, пока вы не перейдёте на шестой курс — вас считают недостаточ­но взрослыми, чтобы до этого времени иметь дело с та­кими вещами. Но профессор Дамблдор придерживается более высокого мнения о вашей выдержке, он считает, что вы справитесь, а я скажу так: чем раньше вы будете знать противника, тем лучше. Как можно защитить себя от того, чего никогда в жизни не видел? Волшебник, ко­торый собирается применить к вам запрещённое закля­тие, не станет делиться своими планами, он не будет дей­ствовать открыто, на ваших глазах, вежливо и тактично. Вы должны быть готовы заранее. Вы должны быть бди­тельны и наблюдательны. Вы должны найти другое место для своей жвачки, мисс Смит. Пуффендуйка подпрыгнула и залилась краской. Несомненно, магический глаз Грюма обладал способностью видеть сквозь дерево. —Итак... Кто-нибудь из вас знает, какие заклятия наи­более тяжело караются волшебным законодательством? Неуверенно поднялись несколько рук, в том числе наши. Грюм кивнул Вике. —Ну, — робко начала она. — Отец говорил мне об од­ном... оно называется Империус... или как-то так? —О да, — с чувством произнес Грюм. — Твой отец должен его знать. Заклинание Империус доставило Ми­нистерству неприятностей в своё время. Грюм с усилием поднялся на ноги — живую и дере­вянную, выдвинул ящик стола и достал стеклянную бан­ку. Внутри бегали три здоровенных чёрных паука. Грюм поймал одного и посадил себе на ладонь так, чтобы всем было видно, затем направил на него волшеб­ную палочку и негромко сказал: —Империо! Паук спрыгнул с ладони и завис на тонкой шелковой нити, раскачиваясь взад и вперед словно на трапеции. Он напряженно вытянул ноги и сделал нечто вроде заднего сальто, затем перекусил нить и приземлился на стол, где принялся беспорядочно кувыркаться. Грюм шевельнул палочкой, и паук, встав на две задние ноги, вне всяких сомнений, отбил чечётку. Все засмеялись — все, кроме Грюма. —Думаете, это смешно, да? — прорычал он. — А по­нравится вам, если я то же самое проделаю с вами? — Смех мгновенно умолк — Полная управляемость, — тихо заметил Грюм, ког­да паук сжался в комок и стал перекатываться по столу. — Я могу заставить его выскочить из окна, утопиться, зап­рыгнуть в горло кому-нибудь из вас... Были времена, когда множество колдуний и вол­шебников были управляемы при помощи заклятия Им­периус, — продолжал Грюм, и я поняла, что он гово­рит о тех днях, когда Волан-де-Морт орудовал в полную силу. — Вот была забота у Министерства — попробуй-ка разобраться, кто действует по принуждению, а кто по своей доброй воле. Заклятие Империус можно побороть, и я научу вас как, но это требует настоящей твёрдости характера и далеко не всякому под силу. Если возможно, лучше под него не попадать. ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬ­НОСТЬ! — рявкнул он, и все подскочили. Грюм подобрал кувыркающегося паука и водворил обратно в банку. —Кто ещё знает что-нибудь? Другие запрещённые заклятия? Я и Мухаммед подняли руки. —Да? — сказал Грюм, и его магический глаз, провер­нувшись, уставился на Мухаммеда. —Есть такое... заклятие Круциатус, — произнёс он тихо, но отчётливо. Повернувшись к классу, Грюм вы­нул из банки следующего паука и посадил его на кафед­ру, где тот оцепенело замер, слишком напуганный, что­бы двигаться. —Заклятие Круциатус, — заговорил Грюм. — Надо бы чуть побольше, чтобы вы уловили суть. Он нацелил палочку на паука и скомандовал: —Энгоргио! Паук вырос — теперь он был больше тарантула. Грюм снова поднял палочку и шепнул: —Круцио! В ту же секунду ноги паука прижались к туловищу, он перевернулся на спину и начал ужасно дергаться, качаясь из стороны в сторону. От него, разумеется, не доносилось ни звука, но все были уверены — будь у паука голос, он визжал бы изо всех сил. Грюм не уби­рал палочки, и паук затрясся и задёргался ещё неис­товей. Наконец Грюм поднял палочку. Ноги паука расслабились, но он продолжал поддёргиваться. —Редуцио, — приказал Грюм, и паук уменьшился до нормальных размеров. Грюм посадил его обратно в банку. —Боль, — сказал он тихо. — Вам не нужно тисков для пальцев или ножей, чтобы пытать кого-нибудь, если вы можете применить заклятие Круциатус... Оно тоже ког­да-то было очень популярно. Так.. Кто знает ещё что-ни­будь? Судя по лицам, все были поглощены мыслями о том, что должно было случиться с последним пауком. Я подняла руку. —Ну? — посмотрел на меня Грюм. —Авада Кедавра, — прошептала я. Несколько человек посмотрели на меня с тревогой, в том числе и Мухаммед. —Ага, — ещё одна чуть заметная улыбка скривила неровный рот Грюма. — Да, последнее и самое худшее... Авада Кедавра... Заклятие Смерти. Он опять запустил руку в банку, и, словно догадыва­ясь, что сейчас произойдет, третий паук отчаянно заме­тался по дну, пытаясь увернуться от скрюченных паль­цев. Грюм его всё-таки поймал и посадил на стол. Паук бросился наутёк по деревянной крышке. Грюм поднял волшебную палочку. —Авада Кедавра! — каркнул Грюм. Полыхнула вспышка слепящего зелёного света, раз­дался свистящий звук, будто что-то невидимое и громад­ное пронеслось по воздуху, и паук мгновенно опрокинул­ся на спину — без единого повреждения, но безусловно мёртвый. Несколько девушек сдавленно вскрикнули, Вика упала в обморок. Пришлось приводить в сознание. Грюм смахнул мёртвого паука на пол. —Ни порядочности, — спокойно сказал он, — ни любезности. И никакого противодействия. Невозмож­но отразить. За всю историю известен лишь один чело­век, сумевший выдержать это, и он... Гарри Поттер. Грюм немного помолчал. —Авада Кедавра — заклятие, требующее для выпол­нения серьёзной магической мощи. Сейчас вы все може­те достать свои волшебные палочки, направить на меня и произнести положенные слова — однако сомневаюсь, чтобы меня от этого хотя бы насморк прохватил... —Для того чтобы оно подействовало, нужно желать смерти. —Верно, мисс Мотидзуки. Но ни­чего, я здесь для того и есть, чтобы научить вас, как это делать. Возникает вопрос — если всё равно нет противодей­ствующего заклятия, то зачем я вам это показываю? За­тем, что вы должны знать. Вы должны ясно представлять себе, как выглядит самое худшее. Недопустимо, чтобы вы вдруг оказались в ситуации, где столкнётесь с этим нос к носу. БУДЬТЕ ВСЕГДА НАЧЕКУ! — взревел он, и весь класс опять подскочил. — Итак — эти три заклятия — Авада Кедавра, Импе­риус и Круциатус — известны как Преступные заклятия. Использования любого из них по отношению к челове­ческому существу достаточно, чтобы заработать пожиз­ненный срок в Азкабане. Это то, чему вы должны проти­востоять. Это то, с чем я должен научить вас бороться. Вам нужна подготовка. Вам нужно быть во всеоружии. Но самое главное — вам нужно приучить себя к постоянной, неусыпной бдительности. Достаньте ваши перья... запи­шите это... Остаток урока мы провели, записывая примечания к каждому из Преступных заклятий. До самого удара ко­локола никто не проронил ни слова, но как только Грюм отпустил их и они вышли из класса, всех буквально про­рвало. Большинство обсуждало заклятия со смесью ужаса и восторга: «Видел, как его трясло? А как он убил его — прямо вот так!» Они так говорят об этом, подумала я, словно по­бывали в каком-то балагане. Сама-то я отнюдь не считала увиденное занятным представлением. После занятий мы вошли в холл, где народ толпился у дверей в Боль­шой зал. Гарри, Рон и Гермиона отошли в сторонку, и тут позади них раз­дался громкий голос: —Уизли! Эй, Уизли! Я оглянулась и увидела Малфоя, Крэбба и Гойла, чем-то страшно довольных. —Что ещё? — резко спросил Рон. —Твой отец попал в газету, Уизли! — объявил Малфой, размахивая номером «Ежедневного Пророка» и ста­раясь, чтобы его услышало как можно больше народу. — Вот только послушай это: «ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОМАХИ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ. Создается впечатление, что неприятности Министерства магии никак не закончат­ся, пишет специальный корреспондент Рита Скитер. Недавно критике подверглась бездарная организация массовых мероприятий на Чемпионате мира по квиддичу и упорная неспособность объяснить исчезновение одной из колдуний, сотрудницы спортивного отдела. И вот вчера Министерство оказалось втянуто в новый скандал — на сей раз благодаря выходкам Арнольда Уизли из Комиссии по борьбе с незаконным использо­ванием изобретений маглов». Тут Малфой поднял глаза: —Прикинь, они даже его имя правильно написать не могли, как будто он полное ничтожество, а, Уизли? Теперь слушали уже все, кто был в холле. Малфой эффектным жестом расправил газету и стал читать дальше: —«Арнольд Уизли, два года назад оштрафованный за незаконное владение летающим автомобилем, вче­ра ввязался в драку с магловскими блюстителями за­кона (т.н. «полицейскими») из-за нескольких, весьма агрессивно настроенных мусорных баков. М-р Уиз­ли, судя по всему, примчался на выручку Грозному Глазу Грюму престарелому экс-мракоборцу, уволив­шемуся из Министерства, когда он окончательно пе­рестал видеть разницу между рукопожатием и напа­дением убийцы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, явившись к м-ру Грюму в его строго охра­няемый дом, м-р Уизли обнаружил, что м-р Грюм в который раз поднял ложную тревогу. В ходе дальней­ших событий м-ру Уизли пришлось несколько раз прибегнуть к преобразованию памяти, прежде чем ему удалось скрыться от полицейских. При этом м-р Уизли отказался отвечать на вопросы «Ежедневного Пророка» о том, зачем ему потребовалось вовлекать Министерство в эту недостойную и чреватую сканда­лом историю». Тут и картинка есть, Уизли! — ликовал Малфой, развернув и подняв перед собой газету. — Фо­тография твоих родителей перед домом — если это можно назвать домом. Твоей мамаше не помешало бы немного сбросить вес, как считаешь? Рона затрясло от бешенства. Все взгляды были устрем­лены на него. —Иди-ка ты знаешь куда, Малфой? — сказал Гарри. — Пошли, Рон... —Ах да, ты же был у них этим летом, я не ошибаюсь, Поттер? — продолжал веселиться Малфой. — Скажи-ка мне, его матушка на самом деле такая жирная или только на фотографии? —А твоя мамаша, Малфой? — огрызнулся Гарри, вдво­ём с Гермионой оттаскивая Рона за мантию, чтобы тот не набросился на Малфоя. — Такое впечатление, словно она только что унюхала кучу дерьма у себя под носом — скажи-ка, у нее всегда такой вид или это от того, что ты был рядом? Бледное лицо Малфоя порозовело: —Не смей оскорблять мою мать, Поттер! —Тогда заткни свою грязную пасть! — отрезал Гарри и повернулся, чтобы уйти. БАХ! Несколько человек вскрикнули — белая вспышка обдала жаром висок Гарри. Он сунул руку в мантию за волшебной палочкой, но, прежде чем успел коснуться её пальцами, громыхнуло во второй раз, и по Вестибюлю прокатился рев: —НУ УЖ НЕТ, ПАРЕНЬ! По мраморной лестнице, хромая, спускался профессор Грюм. В руке он держал волшебную палочку, направленную на белого хорька, дрожавшего на мощённом плитами полу как раз на том месте, где только что стоял Малфой. В холле наступила гробовая тишина. Никто, кроме Грюма, не смел даже шелохнуться, а тот повернулся к Гар­ри — то есть на Гарри смотрел его нормальный глаз, а тот, протез, уставился куда-то внутрь. —Он тебя задел? — прорычал Грюм. —Нет, — ответил Гарри. — Промазал. —Оставь его! — рявкнул Грюм. —Оставить кого? — растерянно спросил Гарри. —Не ты — он! — Грюм ткнул большим пальцем через плечо, указывая на Крэбба, который попытался было под­нять белого хорька с пола, но в страхе замер. Похоже, что Грюмов магический глаз мог видеть и сквозь затылок. Грюм захромал по направлению к Крэббу, Гойлу и хорьку, который, испуганно пискнув, что было сил при­пустил ко входу в подземелье. —Не думаю... — пророкотал Грюм, вновь направляя на хорька волшебную палочку. Тот взлетел в воздух футов на десять, потом звучно шлёпнулся об пол и снова под­скочил вверх. —Мне не нравятся люди, которые нападают на про­тивника со спины, — рычал Грюм, а скулящего от боли хорька подбрасывало всё выше и выше. — Гнусный, трус­ливый, подлый поступок... Хорька швыряло в воздухе, его лапы и хвост беспо­мощно болтались. —Никогда-больше-так-не-делай, — говорил Грюм, произнося каждое слово, как только хорек ударялся об пол и опять взмывал вверх. —Профессор Грюм! — прозвучал возмущённый го­лос. По мраморной лестнице спускалась профессор Мак­Гонагалл с громадной стопкой книг в руках. —Привет, профессор МакГонагалл, — спокойно сказал Грюм, заставляя хорька подскакивать всё выше. —Что... что это вы делаете? — спросила профессор МакГонагалл, следуя взглядом за взлетающим всё выше хорьком. —Учу, — ответил Грюм. —Учи... Грюм, это что, студент? — вскрикнула профес­сор МакГонагалл, и книги посыпались у нее из рук. —Ну да, — ответил Грюм. —Быть не может! — ахнула профессор МакГона­галл, бросаясь вниз по ступеням и доставая волшебную палочку. Через секунду на месте хорька с треском по­явился Драко Малфой — он кучей лежал на полу, его роскошные белые волосы упали на ставшее ярко-крас­ным лицо. Пошатываясь, он поднялся на ноги. —Грюм, мы никогда не используем трансфигурацию как наказание! — сказала профессор МакГонагалл слегка севшим голосом. — Профессор Дамблдор вам наверня­ка об этом говорил! —Да, кажется, он упоминал об этом, — кивнул Грюм, безмятежно почесывая подбородок. — Но я подумал, что хорошая встряска... —Мы оставляем после уроков! Или сообщаем декану факультета, где учится нарушитель! —Пожалуй, я это сделаю, — согласился Грюм, с ост­рой неприязнью покосившись на Малфоя. Драко, чьи белесые глаза все ещё были полны слез от боли и унижения, злобно посмотрел на Грюма, пробор­мотав неразборчиво что-то о своём отце. —Да ну? — спокойно заметил Грюм и, хромая, сделал два шага вперёд. Тупое клацанье его деревянной ноги ото­звалось по холлу. — Что же, я давно знаю твоего отца, па­рень... скажи ему, что Грюм как следует присмотрит за его сыном... передай ему это от меня... кстати, это Снегг будет твой декан? —Да, — с негодованием ответил Малфой. —Ещё один старый знакомый, — прохрипел Грюм. — Мечтал я побеседовать со стариной Снеггом... Пойдём-ка, ты... — Он ухватил Малфоя за плечо и повлёк его ко входу в подвал. Профессор МакГонагалл несколько мгновений обеспокоенно смотрела им вслед, потом взмахнула волшеб­ной палочкой, заставив упавшие книги снова подняться в воздух и вернуться к ней в руки. —Пожалуй надо оштрафовать Слизерин на 10 очков, — сказал Мухаммед. Я нехотя с ним согласилась. Все обсуждали произошедшее и хвалили Грюма. *** Первым уроком был уход за магическими существами. Хагрид один ждал нас на опушке Запретного леса. На плече у учителя лежало нечто, похожее на половину коровьей туши. —Сегодня занимаемся здесь! — радостно встретил Хагрид учеников, кивнув головой в сторону тёмных деревьев. — Поукромнее будет. Да и они больше любят темноту. Готовы? Лесную прогулку приберегал для вашего пятого года. Ну, теперь пойдём, посмотрим на этих животных в естественной среде обитания. Значит, кого мы изучаем сегодня, — они довольно редкие. Я, думается, только один в Британии сумел их приручить. Он повернулся и зашагал в лес. Ребята явно не горели желанием следовать за ним. Мы первыми двинулись за Хагридом. Шли минут десять и остановились перед чащей, такой густой, что под деревьями царили вечные сумерки. Крякнув, Хагрид свалил тушу на землю, отступил назад и повернулся лицом к ребятам. Многие ещё плелись, переходя от дерева к дереву, и нервно озирались, словно в любую минуту на них могли напасть. —Собирайтесь, собирайтесь, — подбадривал Хагрид. — Их привлечёт запах мяса, но я всё равно позову — им приятно слышать, что это я пришёл. Он повернулся, тряхнул косматой головой, чтобы отбросить волосы с лица, и издал пронзительный вопль, огласивший дебри, как его называют — ржание фестрала. Большинство ребят просто онемели от испуга. Хагрид снова завопил. Ребята робко озирались, заглядывали за деревья, ожидая появления чего-то неведомого. Из сумрака к нам приближалась пара белых светящихся глаз, потом обозначилась драконья морда, шея и, наконец, сам фестрал. Секунду он оглядывал нас, взмахивая длинным чёрным хвостом, потом наклонил голову и острыми клыками стал отрывать куски от коровьей туши. —Почему он больше не зовёт? — спросила Вика. У большинства учеников на лицах было такое же недоумённое и настороженное выражение, как у Вики, и смотрели они куда угодно, только не на лошадь. Саша и Мухаммед тоже видели их. —А вот идет ещё один! — с гордостью объявил Хагрид, и между деревьями появился второй фестрал, прижал к телу перепончатые крылья, наклонил голову и стал рвать мясо. —Ну-ка, поднимите руки, кто их видит? Мотидзуки, Волкова, Моисей и Блэк... —Извините, — спросила Вика, — но что именно, по-вашему, мы должны увидеть? Вместо ответа Хагрид показал на коровью тушу. Несколько секунд все смотрели на неё, потом кто-то ахнул, а Вика завизжала. Я поняла почему: куски мяса отрывались от костей и растворялись в воздухе — картина действительно необычная. —Отчего это происходит? — она в ужасе отступила за ближайшее дерево. — Кто его ест? —Фестралы, — гордо сказал Хагрид. — У Хогвартса здесь целый табун. Ну, кто знает?.. —Они же очень, очень несчастливые! — перебила его испуганная Вика. — Приносят всякие ужасные несчастья тем, кто их увидел. Профессор Трелони сказала мне однажды... Хагрид усмехнулся: —Нет, нет, нет, это просто суеверие, не приносят они несчастья, они страсть какие умные. И полезные! Конечно, эта порода не очень-то рабочая, только школьные кареты возит туда-сюда. Да если Дамблдору надо куда-то подальше, а переноситься не хочет... Глядите, вот ещё пара... Ещё две лошади тихо вышли из чащи, одна прошла совсем близко от Вики. Та вздрогнула и прижалась к дереву со словами: —Кажется, я что-то почувствовала, кажется, он рядом! —Ты не бойся, он тебя не обидит, — терпеливо сказал Хагрид. — А теперь кто мне скажет, почему одни их видят, а другие — нет? Я и остальные видящие, а также Том, подняли руку. —Ну, говори Тсукико, — обрадовался Хагрид. —Фестралов могут видеть только те, кто видел смерть. —Правильно, молодец, — торжественно произнёс Хагрид. — Десять очков Слизерину. Я хочу вам рассказать, как мы обзавелись этим табунком. Начали мы с одного самца и пяти самочек. Этот, значит, — он потрепал по холке Тенебруса, альфа-самца, — зовётся Тенебрусом, он мой главный любимец, первый родился здесь, в лесу... А у фестралов плохая репутация из-за всяких разговоров про смерть, люди держали их за дурную примету. Просто не понимали. У них много хороших качеств. Хорошие качества фестралов: когда ты их приручил, как этих, ты уже никогда не заблудишься, изумительно ориентируются — только скажи им, куда тебе надо... Урок вышел отличным. *** На последующий день меня словила Гермиона. Она предложила мне значки с надписью ГАВНЭ. —Что за гавнэ? — поинтересовалась я. —Не гавнэ, а Г.А.В.Н.Э., Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов. —М-м-м... Ты уверена, что это лучшая идея? —Что?! То есть ты совершенно спокойно относишься к рабству?! Зачем только я связалась со слизеринцами? — возмутилась она, и собралась уйти. Меня это задело. Ведь я тоже не человек, пусть и оборотень, не эльф. —Постой! — крикнула я, и четверокурсница обернулась. —Что ещё? — сердито спросила гриффиндорка. —Я не хотела тебя обидеть. Но, я подумала, что пока ты школьница, у тебя ничего не выйдет. Это тебе надо после Хогвартса стать министром магии... Гермиона, сердитая, ушла. *** В воздухе витало ощущение праздника. На уроках никто себя не утруждал, все мысли были о гостях из Шармбатона и Дурмстранга. Прозвенел звонок. Оставив в спальне сумки, надели плащи и помчались в холл. Деканы факультетов построили учеников в колонны. —Гойл, заправьте рубашку, — командовал профес­сор Снегг. — Кребб, перестаньте жевать. Первокурсники, вперёд. И пожалуй­ста, не толкайтесь! Рядами спустились по главной лестнице и выстрои­лись перед замком. Был ясный холодный вечер. Сгуща­лись сумерки. Бледная призрачная луна (не полная) уже взошла над Запретным лесом. —Скоро шесть, — взглянув на часы, Мухаммед устремил взгляд на дорогу, ведущую к главным воротам. — Как, по-твоему, они доберуться? С помощью анимагии? На метлах? —Не думаю. Путь-то неблизкий, заметила Саша. —Может, портал? — терялся в догадках Мухаммед. — А мо­жет, у них разрешается трансгрессироваться до семнад­цати лет? В Хогсмид трансгрессируют, а от туда пешком придут? На драконах? Все внимательно обшаривали взглядами небо. Ни малейшего признака летящего предмета. Как всегда, тишь и покой. Я стала замерзать. Скорей бы уж по­явились гости! Может, они придумали какое-то необыч­ное представление? Мне вспомнились слова мистера Умзли на стадионе перед матчем на Кубок мира: «Все­гда одно и то же. Любим на сборищах распускать пав­линьи перья». К счастью, Дамблдор, стоящий с другими учителями в последнем ряду, в эту минуту воскликнул: —Чует мое сердце — делегация Шармбатона недалеко! —Где? Где? — обрадовались ребята, вертя головами. —Вон! — указал Макс Смит на небо в стороне За­претного леса. Нечто огромное, куда больше метлы, нет, целой сот­ни мётел, летело по иссиня-чёрному небу, быстро увели­чиваясь в размерах. —Дракон! — пискнул насмерть перепуганный пер­вокурсник. —Ты что, дурак? Это летучий дом! — уверенно заявил гриффиндорец. Его догадка оказалась близка к истине. Гигантская чёрная тень почти касалась верхушек деревьев. Льющий­ся из окон замка свет озарил приближающееся чудо — огромную синюю карету, подобную башне. Её тянула по воздуху дюжина крылатых золотых коней с развевающи­мися белыми гривами, каждый величиной со слона. Первые три ряда учеников подались назад. Заходя на посадку, карета снижалась с бешеной скоростью. И на­конец, с оглушительным громом, от которого Невилл, подпрыгнув, наступил на ногу Тому, копыта золотых коней размером с хорошее блюдо коснулись земли на опушке Запретного леса. Следом при­землилась карета и покатила, подпрыгивая на гигантских колёсах; кони кивали исполинскими головами, выпучив огромные огненно-красные глаза. Открылась дверца, украшенная гербом: две скрещен­ные золотые палочки, из каждой вылетают по три крас­ные звезды; с облучка прыгнул мальчик в голубой мантии, наклонился, что-то нашарил на полу кареты и развернул золотые ступеньки. Тут же почтительно отпрыгнул назад, и из кареты появилась чёрная лаковая туфля размером не меньше детских санок, и сразу же за ней изумлённым зри­телям явилась её обладательница. Она была очень высокая. Неудивительно, что у кареты и лошадей столь впечатляющие габариты! Только один Хагрид мог бы с ней померяться: вряд ли он хоть на сантиметр её ниже. Впрочем, может, потому, что я привыкла к Хагриду. Женщина, стоявшая уже на пер­вой ступеньке и озиравшая ряды ошеломлённых зрите­лей, показалась мне всё-таки огромнее Хагрида. Она во­шла в полосу света, падающего из окон замка, и обнару­жилось, что у неё красивое лицо с оливковой кожей, тём­ные волоокие глаза и крупный орлиный нос, блестящие волосы собраны в низкий пучок на шее. Дама была с го­ловы до ног закутана в чёрную атласную мантию, на шее и толстых пальцах поблескивали превосходные опалы. Дамблдор зааплодировал. Ученики вторили. Мно­гие вставали на цыпочки, чтобы лучше разглядеть ве­ликаншу. Лицо ее расплылось в улыбке. Она подошла к Дамблдору и протянула сверкающую драгоценностями руку. Директор, и сам роста немалого, лишь слегка склонился для поцелуя. —Дорогая мадам Максим! Добро пожаловать в Хогвартс! —Дамблёдорр, — произнесла мадам Максим груд­ным голосом. — Надеюсь, вы пребываете в добром зд'гавии? —Спасибо. Я в превосходной форме. —Мои ученики, — небрежно махнула она назад ог­ромной ручищей. Я, чьё внимание было приковано к мадам Мак­сим, только теперь заметила вышедших из кареты подро­стков лет пятнадцати-шестнадцати. Их было десятка пол­тора, и все они дрожали от холода в мантиях из тонкого шёлка. Кое-кто обмотал голову тёплым шарфом. Насколь­ко я могла видеть (учеников почти скрыла огромная тень мадам Максим), все с испугом поглядывали на за­мок. —Ка'гка'гов уже приехал? —С минуты на минуту ждём, — сказал Дамблдор. — Вы его будете здесь приветствовать или пойдете сразу в замок? —Лучше пойдём в замок. Тут у вас холодно. Только вот кони... —Наш преподаватель ухода за магическими суще­ствами сочтёт за счастье о них позаботиться. Он вот-вот вернётся, только уладит небольшое недоразумение. Его... э-э... подопечные требуют повышенного внимания. —Моим коням нужен сильный конюший. — Мадам Максим явно сомневалась, что хогвартский учитель справится с её золотыми жеребцами. — Они ошшень к'гепкие. —Уж поверьте, кому-кому, а Хагриду эта работенка по плечу, — улыбнулся Дамблдор. —Ошшень хо'гошо! — слегка поклонилась мадам Максим. — Передайте, пожалуйста, мсье 'Агриду что пьют мои кони только ячменный виски. —Непременно передам, — Дамблдор тоже в ответ поклонился. —Следуйте за мной, — величаво махнула ученикам мадам Максим. И хогвартцы расступились, пропуская гостей к камен­ным ступеням. Холод начал пробирать до костей. Кто-то поглядывал на небо. Тишину нарушали только фырканье и стук под­ков золотых коней мадам Максим. —Слышите? — вдруг воскликнул Рон. Откуда-то из темноты донёсся престранный звук — погромыхивание, сопровождаемое всасывающим хлю­паньем, как если бы гигантский пылесос двигался по реч­ному руслу. —Озеро! — крикнул Ли Джордан. — Гляньте на озеро. Стоя на возвышении у замка, все отчетливо видели внизу чёрную гладь воды, которую теперь уже нельзя было назвать гладью. В середине озера появились завих­рения, затем огромные пузыри, глинистый берег захле­стнули волны, и вдруг в самом центре возникла воронка, как будто на дне вынули огромную затычку. Из самой её сердцевины медленно поднимался длинный чёрный шест. Корабельная снасть, догадалась я. Величественный корабль неторопливо всплывал из воды, мерцая в лунном свете. У него был странный ске­летоподобный вид, как у воскресшего утопленника. Тус­клые огни иллюминаторов походили на светящиеся гла­за призрака. С оглушительным всплеском корабль нако­нец весь вынырнул и, покачиваясь на бурлящей воде, за­скользил к берегу. Вскоре раздался звук брошенного на мелководье якоря, и на берег спустили трап. С борта потянулись пассажиры, и в иллюминаторах замелькали движущиеся фигуры. Все они величиной не уступали Крэббу с Гойлом! Но вот они вошли в падающий из окон замка свет, и я увидела, что не такие они и большие, просто на них надеты лохматые шубы. Чело­век, шедший первым, был одет в другие меха — гладкие, блестящие, серебристые, под стать волосам. —Дамблдор! — радостно воскликнул он, поднимаясь по склону. — Как поживаете, любезный друг? —Благодарю, прекрасно, профессор Каркаров. Голос у Каркарова бархатный, с льстивой ноткой. Вы­сокий, худой, как и Дамблдор, но седина короткая, а коз­линая бородка с завитком на конце едва скрывает без­вольный подбородок. Подойдя к Дамблдору он взял его руки в свои и крепко тряхнул. —Старый добрый Хогвартс, — смотрел он, улыба­ясь, на замок. Зубы у него желтоватые, а улыбка не вя­жется с холодным, проницательным взглядом. — Как хорошо снова быть здесь... Как хорошо... Виктор, иди сюда. В тепло. Вы не против, Дамблдор? Виктор немно­го простыл... Каркаров поманил одного из учеников, тот подошёл. Крупный, с горбинкой нос, густые чёрные брови... Это был Крам. *** —Глазам не верю! — воскликнул Мухаммед. Хогвартцы ровным строем поднимались вслед за го­стями по каменным ступеням. Мухаммед был вне себя от вос­торга. —Крам! Нет, ты представляешь себе, Саш? Сам Вик­тор Крам!!! Это же один из сильнейших в мире ловцов! Я понятия не имел, что он всё ещё школьник! В холле Ли Джордан прыгал на цыпоч­ках, чтобы мельком узреть затылок Виктора Крама, а шестикурсницы лихорадочно шарили в складках мантий. —Не может быть! У меня нет с собой ни одного пера! Что же делать? Может, он подпишет шляпу губной помадой? —Я бы тоже не прочь взять у него автограф. Девочки, у вас найдётся перо? — засуетился Мухаммед. Я порылась в карманах и нашла чёрную геливую ручку. Мы подошли к своему столу. У вход­ной двери толпились дурмстрангцы во главе с Крамом, высматривая, куда сесть. Гости из Шармбато­на уже сидели за столом Когтеврана, мрачно озираясь по сторонам. Головы у троих были всё ещё замотаны тёп­лыми шарфами. Всё-таки англичане холодоустойчивые. У нас в Японии центральное отопление есть на Хоккайдо. —Идите к нам, сюда, — махал гостям Рон. — Садитесь! Гермиона, подвинься! —Что? —А-а, уже поздно, — махнул рукой Рон. Виктор Крам с однокашниками двинулись к нашему столу. Крэбб с Гойлом были на седьмом небе. А Малфой не преминул тут же вступить с Крамом в беседу. —Интересно, где они будут ночевать? Тсукико, давай позовем их к нам! —Эти будут повеселее шармбатонцев, — заметила я. Дурмстрангцы сняли лохматые шубы и с любопыт­ством разглядывали тёмный потолок, усеянный звёзда­ми. Некоторые, не скрывая восхищения, вертели в руках золотые тарелки и кубки. Завхоз Филч, надевший в честь праздника старый, потёртый фрак, добавил к профессорскому столу ещё четыре кресла — по два слева и справа от Дамблдора. —Но приехало-то всего два профессора, — удивился Том. — А Филч почему-то поставил четыре кресла. Кто-то ещё приедет? Наконец все заняли свои места, и к профессорскому столу потянулись преподаватели, шествие замыкали про­фессор Дамблдор, профессор Каркаров и мадам Максим. Увидев своего директора, шармбатонцы поспешили встать. За соседними столами раздались смешки. Но по­допечные мадам Максим невозмутимо оставались на но­гах, покуда великанша не опустилась в кресло по левую руку от Дамблдора, стоявшего за столом в ожидании ти­шины. —Добрый вечер, леди, джентльмены и привидения, а главное, наши гости, — наконец начал он, лучезарно улыбнувшись иноземным ученикам. — С превеликим удовольствием приветствую вас в Хогвартсе! Уверен, что вы хорошо проведете у нас время. Не сомневаюсь, вы уже успели оценить удобства нашего замка! При этих словах одна из шармбатонских девушек, у которой на голове всё ещё был шарф, громко хихик­нула. —Официальное открытие Турнира, — как ни в чем не бывало продолжал Дамблдор, — состоится сегодня вечером, сразу же после ужина. Угощайтесь, дорогие дру­зья, на славу. Ешьте, пейте и чувствуйте себя как дома! Дамблдор сел, а Каркаров сейчас же наклонился к нему и о чём-то оживлённо заговорил. Блюда, как всегда, начали наполняться едой. На этот раз эльфы-домовики превзошли себя. Каких только ку­шаний не было, в том числе и заморских! В зале прибавилось учеников двадцать, не больше, а казалось, яблоку негде упасть. Наверное, из-за одежды гостей. Слишком уж она выделялась на фоне чёрной хогвартской: под шубами дурмстранщев оказались крова­во-красные мантии. Минут через двадцать дверь за профессорским сто­лом отворилась и в зал вошёл Хагрид. Сев на обычное место, он сразу же помахал толсто забинтованной рукой Гарри, Рону и Гермионе. Два пус­тых кресла наконец обрели хозяев. Рядом с профессо­ром Каркаровым сел Людо Бэгмен, а слева от мадам Мак­сим — мистер Крауч. —Что они тут делают? — удивилась Саша. —Они — организаторы Турнира Трёх Волшебни­ков. Полагаю, при­ехали посмотреть начало Турнира. Скоро появились вторые блюда, и среди них опять незнакомые. Я хорошенько рассмотрела светлое блан­манже и решилась попробовать. Наконец золотые тарелки опустели, и Дамблдор опять встал с кресла. Зал в ожидании замер. Я почувство­вала лёгкое волнение. А сидевшие в отдалении от всех близнецы так и впились в директора горящим взглядом. — Торжественный миг приблизился.— Дамблдор ог­лядел, улыбаясь, обращённые к нему лица. — Турнир Трёх Волшебников вот-вот будет открыт. Перед тем как вне­сут ларец я хотел бы коротко объяснить правила нынешне­го Турнира. Но прежде позвольте представить тем, кто не знает, мистера Бартемиуса Крауча, главу Департамента международного магического сотрудничества. — Слуша­тели вежливо похлопали. — А также Людо Бэгмена, на­чальника Департамента магических игр и спорта. Бэгмену достались щедрые аплодисменты, наверное благодаря его славе загонщика, а может, просто потому, что вид у него был куда приветливее: Бэгмен оценил ап­лодисменты, осклабившись и помахав залу рукой, а хму­рый Бартемиус Крауч и бровью не повёл, когда Дамбл­дор назвал его имя. На чемпионате мира, вспомнила я, он был в строгом костюме, а сейчас в мантии волшеб­ника выглядел как-то нелепо. Его усы щёточкой и акку­ратный пробор странно контрастировали с длинными белыми волосами и бородой Дамблдора. — Мистер Бэгмен и мистер Крауч, организаторы Тур­нира, без устали работали несколько месяцев, — продол­жал Дамблдор. — И они войдут в судейскую бригаду, ко­торая будет судить состязания. При слове «состязания» зал навострил уши, что от Дамблдора не ускользнуло. — Филч, — улыбнулся он, — ларец сюда, пожалуйста. Филч, который до этой минуты прятался где-то в даль­нем углу зала, тут же явился к профессорскому столу, неся в руках старинный деревянный ларец, инкрустирован­ный жемчугом. Зал, зашумев, всколыхнулся. Филч осторожно поставил ларец перед Дамблдором, и тот продолжил объяснения: —Инструкции к состязаниям мистером Краучем и мистером Бэгменом уже проверены. Для каждого тура всё готово. Туров — три, состязания основаны исключи­тельно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусства­ми, личную отвагу и умение преодолеть опасность. При последних словах зал притих, затаив дыхание. А Дамблдор невозмутимо продолжал: —В Турнире, как известно, участвуют три чемпиона, по одному от каждой школы-участницы. Их будут оце­нивать по тому, как они справились с очередным состя­занием. Чемпион, набравший во всех турах самое боль­шое число баллов, становится победителем. Участников Турнира отбирает из школьных команд беспристраст­ный выборщик — Кубок огня. Дамблдор вынул волшебную палочку и стукнул по крышке ларца три раза. Крышка медленно, со скрипом открылась. Дамблдор сунул внутрь руку и достал боль­шой, покрытый грубой резьбой деревянный Кубок. Ни­чего примечательного — не будь он до краев наполнен пляшущими синеватыми языками пламени. Дамблдор закрыл крышку, осторожно поставил на неё Кубок, что­бы все хорошо его видели. — Желающие участвовать в конкурсе на звание чем­пиона должны разборчиво написать свое имя и назва­ние школы на куске пергамента и опустить его в Кубок, — сказал он. — Им даётся на размышление двадцать четы­ре часа. Кубок будет выставлен в холле. И завтра вечером выбросит с языками пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трёх Волшебников. Конечно, избраны будут достойнейшие из достойнейших. Кубок на всю ночь останется в холле и будет доступен всем, кто хочет участвовать в Турнире. К участию в Турнире будут допущены только те, кто достиг семнадцати лет. А чтобы те, кому нет семнадцати, не поддались искушению, я очерчу вокруг него запретную линию. Всем, кто младше указанного возраста, пересекать эту линию запрещено. И последнее: желающие участвовать в конкурсе, прими­те к сведению — для избранных в чемпионы обратного хода нет. Чемпион будет обязан пройти Турнир до кон­ца. Бросив свое имя в Кубок, вы заключаете с ним маги­ческий контракт, который нарушить нельзя. Посему хо­рошенько подумайте, действительно ли вы хотите уча­ствовать в Турнире. Ну а теперь, кажется, самое время идти спать. Всем, всем доброй ночи. —Запретная линия! — воскликнул Фред, выходя из зала, глаза у него возмущённо сверкали. — Её наверняка можно обмануть зельем, ну., которое набавляет возраст. А когда уже имя в Кубке, кричи «ура»! Кубку — умора! — всё равно, сколько тебе лет! —Дело не в возрасте, — возразила Гермиона. — Мы ещё очень мало знаем, и нам такие состязания не по плечу. —Говори только за себя, — обозлился Джордж. — Гар­ри, ты ведь хочешь принять участие в конкурсе? Я вспомнила наставление Дамблдора. Всем, кому меньше семнадцати, запрещено участвовать в конкурсе. Да ещё и жертвы... —Здорово! А Дамблдор? Как он рассердится, сумей кто-нибудь млад­ше семнадцати переступить запретную линию... —Где же он? — Рон их не слушал, высматривая в тол­пе Крама. — Дамблдор не сказал, где будут жить гости из Дурмстранга? Ответ не заставил себя ждать. —Всем обратно на корабль, — распорядился Карка­ров. — Виктор, как ты себя чувствуешь? Хорошо поел? Может, послать на кухню за глинтвейном? — беспокоил­ся он. Крам покачал головой и натянул шубу. —Профессор, мне бы хотелось выпить вина, — разо­хотился другой ученик. —Я предлагаю не тебе, Поляков, — рявкнул Каркаров, и заботливый отеческий вид мгновенно испарился. — Ты опять, неряха, закапал едой всю мантию! Он развернулся и повёл учеников к дверям. Мы как раз выходили из зала. Гарри пропустил Каркарова вперёд. —Спасибо, — небрежно бросил Каркаров, мельком взглянув на Гарри. И застыл в изумлении — прямо-таки уставшись на Гарри, точнее, на его шрам. Его подопечные тоже остановились позади директора, с любопытством та­ращась на Гарри, на многих лицах читался испуг. Парень в заляпанной едой мантии толкнул локтем стоявшую ря­дом девушку и беззастенчиво ткнул в Гарри пальцем. —Да, это Гарри Поттер, — прохрипел кто-то сзади. Профессор Каркаров резко обернулся. Грозный Глаз Грюм стоял, опираясь на свою палку, его волшебное око, не мигая, буравило директора Дурмстранга. Каркаров побледнел, на искажённом лице проступи­ла ярость, смешанная со страхом. —Ты! — только одно слово сорвалось с его губ. —Да, я, — мрачно кивнул Грюм. — И если тебе нечего сказать Гарри Поттеру сделай милость, проходи, не за­держивайся. Ты не даёшь пройти. Что правда, то правда: позади Грюма столпилось пол­зала, ожидая, когда пробка в двери рассосётся. Ребята за­глядывали через плечо, стараясь увидеть, что там впере­ди происходит. Не ответив ни слова, Каркаров поспешно удалился вместе с учениками. Грюм долго смотрел ему вслед вол­шебным глазом, изуродованное лицо выражало острую неприязнь. *** По субботам ученики спускались завтракать позже. Но в этот выходной не только я, Саша и Мухаммед вста­ли пораньше. В холле уже собралось человек двадцать. Кто-то жевал тосты, и все глазели на Кубок огня. Он сто­ял в центре холла на табуретке, на которую обычно кла­ли Волшебную шляпу. Его обегала начерченная на полу золотая линия, образуя окружность радиусом три метра. —Интересно, кто-нибудь уже бросил в Кубок перга­мент со своим именем? — спросил у третьекурсницы Рон. —Дурмстранщы бросили все. А из Хогвартса я ещё никого не видела. —Уверен, что ночью кто-то наверняка бросил. Я бы так и сделал. Неприятно, когда в такую минуту на тебя смотрят. Вдруг Кубок тут же плюнет тебе в лицо твоё имя, — сказал Гарри. Кто-то сзади Гарри хохотнул. Обернувшись, я уви­дела близнецов и Ли Джордана. Они бежали по лестнице вниз, вид у всех троих был вдохновенный. —Свершилось, — шепнули они брату и его друзьям. — Мы его выпили! —Что? Что? — не понял Рон. —Выпили зелье старения, тупая ты башка, — пояс­нил Фред. —Всего по одной капле, — потёр руки сияющий Джордж — Нам до семнадцати не хватает совсем чуть-чуть. —Если кто из нас победит — делим тысячу галлеонов на троих! — Лицо Ли расплылось в широченной улыбке. —Думаю, из этого вряд ли выйдет что-нибудь пут­ное, — предупредила Гермиона. — Уверена, уж это-то Дам­блдор предусмотрел. Отчаянные головы пропустили слова Гермионы мимо ушей. —Готовы? — спросил Фред у дрожащих от нетерпе­ния дружков. — Я иду первый! За мной! Я наблюдала как зачарованная. Фред вынул из кармана кусок пергамента со словами: «Фред Уизли, Хог­вартс», подошел к линии, остановился, переминаясь с мысков на пятки, как пловец перед прыжком с пятнадцатиметровой вышки. И, глубоко вздохнув, у всех на гла­зах переступил золотую черту. «Неужели обман сработал?» — поверила я на какой-то миг. Джордж тоже поверил. Издав победный клич, он без промедления прыгнул за братом. Тут же раздался громкий хлопок, и близнецов, словно невидимой ката­пультой, выбросило из золотого круга. Пролетев по воз­духу метра три, они приземлились на холодный камен­ный пол. Было не только больно, дерзость ещё и кончи­лась бесславно: хлопнуло второй раз, и у близнецов вы­росли длинные белые бороды. Все помирали со смеху — даже Фред с Джорджем, — поднявшись с пола и увидев бородатые лица друг друга и поняв что стали похожими на директора. —Я же предупреждал, — послышался низкий голос профессора Дамблдора: в глазах у него плясали весёлые искорки, косплей близнецов оказался отличным, почти нет отличий. — Ступайте к мадам Помфри. Она уже лечит мисс Фосетт из Когтеврана и мистера Саммерса из Пуффендуя. Им тоже захотелось себя состарить. Но, признаться, их бо­роды ни в какое сравнение не идут с вашими. Фред с Джорджем отправились в больничное крыло в сопровождении хохотавшего до колик Ли, а Гарри, Рон и Гермиона, тоже посмеиваясь, поспешили завтракать. Как и мы. В Большом зале, как и полагается в канун Дня Всех Свя­тых, под волшебным потолком порхали стайки летучих мышей, а из каждого угла подмигивали огоньки в проре­зях огромных тыкв. Надеюсь Кубок кого-нибудь из слизерин­цев выберет! Хоть того же Уоррингтона, он уже бросил своё имя. —Седрик Диггори уже бросил в Кубок своё имя, — сообщил Мухаммед. Из входных дверей в холл потянулись шармбатонцы. Мадам Максим вошла последняя и гуськом повела свой выводок к Кубку огня. Стоявшие вокруг Кубка вежливо уступили место вновь прибывшим, с любопытством наблюдая за ними. Один за другим гости переступали золотую линию и бро­сали кусочки пергамента в синевато-белое пламя — огонь при этом пунцовел и выбрасывал сноп ярко-крас­ных искр. Наконец все шармбатонцы побросали имена в Кубок, и мадам Максим вывела их строем наружу. После завтрака мы пошли в библиотеку готовиться к СОВ. В полпятого стало темнеть. Пора праздно­вать Хэллоуин, но главное, узнать, кого Кубок вы­берет в чемпионы. Освещённый свечами Большой зал был уже почти полон. Кубок огня стоял на преподавательском столе перед пустым креслом Дамблдора. Фред и Джордж, опять с гладкими лицами, как видно, стоически перенесли разочарование. Ужин, казалось, никогда не кончится. Может, потому, что праздник длился второй день, я не налегала, как обычно, на изысканные блюда. И не я одна, все вокруг ёрзали на стульях, тянули шеи, вставали на ноги, всеми овладело нетерпение: скоро ли Дамблдор завершит тра­пезу? Кто будет Тремя Волшебниками? Наконец золотые тарелки засияли первозданной чи­стотой. Зал шумел, гудел и вдруг смолк — Дамблдор под­нялся с места. Сидящие по обе стороны от него профес­сор Каркаров и мадам Максим замерли в напряжённом ожидании. Людо Бэгмен, как всегда, сиял, подмигивая то тому, то другому в зале. У Крауча, напротив, вид был безу­частный, почти скучающий. —Кубок огня вот-вот примет решение, — начал Дам­блдор. — Думаю, ему требуется ещё минута. Когда имена чемпионов станут известны, попрошу их подойти к сто­лу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. — Он указал на дверь позади профессорского стола. — Там они получат инструкции к первому туру состязаний. Он вынул волшебную палочку и широко ей взмахнул; тотчас все свечи в зале, кроме тех, что горели в тыквах, погасли. Зал погрузился в полутьму. Кубок огня засиял ярче, искрящиеся синеватые языки пламени ослепитель­но били по глазам. Но взгляды всех всё равно прикованы к Кубку, кое-кто поглядывает на часы... Пламя вдруг налилось красным, взметнулся столп искр, и из Кубка выскочил обгоревший кусок пергамен­та. Зал замер. Дамблдор, протянув руку, подхватил пергамент, осве­щённый огнем, опять синевато-белым, и Дамблдор гром­ким, отчётливым голосом прочитал: —«Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам». Зал содрогнулся от грохота аплодисментов и востор­женных криков. Виктор Крам поднялся с места и, ссутулив плечи, враз­валку двинулся к Дамблдору повернул направо и, мино­вав профессорский стол, исчез в соседней комнате. —Браво, Виктор! Браво! — перекричал аплодисмен­ты Каркаров, так что его услышал весь зал. — Я знал, в тебе есть дерзание! Постепенно шум в зале стих, внимание всех опять приковано к Кубку. Пламя вновь покраснело, и Кубок вы­стрелил ещё одним куском пергамента. —«Чемпион Шармбатона — Флёр Делакур!» — возве­стил Дамблдор. Ловец легко поднялась со стула, откинула назад волну белокурых волос и летящей по­ходкой прошла между столов Гриффиндора и Пуффендуя. Флёр Делакур удалилась в соседнюю комнату, зал опять утих. Но напряжение, казалось осязаемое на ощупь, усилилось. Осталось только узнать чемпиона Хогвартса! Все опять повторилось. Огонь покраснел, посыпались искры. Из Кубка вылетел третий кусок пергамента. Дам­блдор поймал его и прочитал: —«Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори». Взорвал­ся криками стол Пуффендуя. Все до единого пуффендуйцы вскочили на ноги, топали, вопили до хрипоты, при­ветствуя идущего к профессорскому столу Седрика. Мухаммед даже что-то станцевал, крича что-то на русальем. Ап­лодисменты не смолкали долго. Дамблдор стоял и ждал; вот наконец зал угомонился, и он, довольно улыбаясь, начал вступительную речь: —Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен, что могу положиться на всех вас, включая уче­ников Шармбатона и Дурмстранга. Ваш долг — оказать всемерную поддержку друзьям, которым выпало защи­щать честь ваших школ. Поддерживая своих чемпионов, вы внесете поистине неоценимый вклад... Дамблдор внезапно остановился, и все сразу поняли почему. Кубок огня вдруг покраснел. Посыпались искры. В воздух взметнулось пламя и выбросило ещё один пер­гамент. Дамблдор не раздумывая протянул руку и схватил его. Поднес к огню и воззрился на имя. Повисла длинная па­уза. Дамблдор смотрел на пергамент, весь зал смотрел на него. Наконец он кашлянул и прочитал: —«Гарри Поттер». Препо­даватели и ученики — все устремили на Гарри изумлён­ные взгляды. Никаких аплодисментов, только жужжание, как буд­то в зал залетел рой рассерженных пчел. Кто-то встал, чтобы лучше рассмотреть приросшего к стулу Гарри. Профессор МакГонагалл стремительно встала из-за стола, обойдя Людо Бэгмена, подошла к Дамблдору и что-то горячо прошептала ему. Директор школы нахмурился. Гарри повернулся к Рону с Гермионой. Все гриффиндорцы глядели на него, разинув рты. Профессор Дамблдор за профессорским столом вы­прямился и кивнул профессору МакГонагалл. —Гарри Поттер, — сказал он, — подойдите, пожалуй­ста, сюда. Гарри поднялся на ноги, запутался в полах мантии и, спотыкаясь, побрёл к преподавательскому столу. —Тебе в ту дверь, Гарри, — без улыбки произнес ди­ректор. Гарри двинулся вдоль стола. Гар­ри вошёл в комнату. После этого тишина сменилась перешёптыванием. Директора, Барти Крауч, Людо Бэгмен, профессор Снегг и профессор МакГонагалл пошли в ту комнату. Немного подумав профессор Грюм ушёл туда же. *** На следующий день к нам подошли Малфой с друзьями. Они дали нам заколдованные значки: Седрика поддержим — он Настоящий чемпион. Гарри Поттер, ты смердяк, Задавала и дурак. Рита Скитер опубликовала в «Пророке» статью о Турни­ре Трёх Волшебников. Но о состязаниях там говорилось мало. Большую её часть составляло красочное жизне­описание Гарри. Едва ли не половину первой страницы занимала его фотография. Фактически вся статья, про­должавшаяся на второй, шестой и седьмой страницах, посвящена только ему, имена чемпионов Шармбатона и Дурмстранга перевраны, о них сказано несколько слов в самом конце статьи, а имя Седрика вовсе не упомина­лось. —Моя сила — это дар, унаследованный от родите­лей, — сообщала статья. — Если бы мама с папой увидели меня сейчас, они бы очень мною гордились. Да, по ночам я всё ещё плачу, вспоминая о них, и не стыжусь в этом при­знаться. Я знаю, на Турнире ничего со мной не случится, потому что родители смотрят на меня с небес... —В Хогвартсе Гарри встретил свою любовь. Его близ­кий друг Колин Криви говорит, что Гарри всюду появля­ется в обществе Гермионы Грэйнджер, сногсшибательной красавицы-маглы, которая, как и Гарри, одна из са­мых блестящих студентов школы. Зная Риту Скитер, я всё уменьшала в 10000000000 раз. С появлением статьи многие, главным образом наши, завидев Гарри, цитировали её, отпуская оскор­бительные шутки. —Тебе дать, Поттер, носовой платок? Вдруг на транс­фигурации разревёшься! —С каких это пор ты самый блестящий ученик шко­лы? Разве это вы с Долгопупсом основатели Хогвартса? Гермионе тоже доставалось. Но она не отыгрывалась на невинных людях. меня восхищало её поведение. —Сногсшибательная красавица! — столкнувшись с Гермионой сразу после статьи Риты, взвизгнула Пэнси Паркинсон. — «Мисс Бурундук»! —Не обращай, Гарри, внимания, — с достоинством произнесла Гермиона и, гордо подняв голову, будто не слыша, прошла мимо хихикающих девчонок. — Не об­ращай внимания, и всё. Седрик, Мухаммед, Саша и я отдали свои значки "Седрик — герой" близнецам Уизли и они пообещали, что найдут им достойное применение. В субботу, накануне первого тура, ученикам, начиная с третьего курса, позволили пойти в Хогсмид. В «Трёх мётлах» посетителей было полно, главным образом ученики Хогвартса, наслаждавшиеся субботней послеполуденной свободой. Но был ещё разный волшеб­ный народец, в других местах ничего подобного не встретишь. Хогсмид — единственная в Англии деревня, населенная только волшебниками, этакая земля обето­ванная для существ вроде каргуний, которые не ахти ка­кие специалисты по части переодевания, не то что кол­дуны и ведьмы, вампиры, оборотни, вейлы, полугоблины, умеющие переодеться под магла. Вид у всех был до­вольный и весёлый. Седрик всё время окружен поклонниками. Кажется, нерв­ничает, но и взволнован. В коридорах иногда видела Флёр Делакур, как всегда надменную и невозмутимую. Иногда на поле для квиддича, ловящую снитч. Крам же безвылазно сидел в библиотеке и корпел над книгами. Над головами сидящих появилась густая копна волос. Лесни­чий сидел с Грюмом и, должно быть, тихонько о чём-то бе­седовал с ним, наклонившись пониже. Как обычно, перед ним стояла здоровенная кружка, Грозный Глаз попивал из своей фляжки. Мадам Розмерта, хозяйка, собирала со столов бокалы и неодобрительно погля­дывала на фляжку и её обладателя. Очевидно, сочла это ос­корблением для своего крюшона. Но я знала в чём дело: на последнем уроке учитель защиты от тёмных искусств ска­зал, что предпочитает есть и пить из своей посуды пищу соб­ственного приготовления. Тёмным силам ничего не стоит отравить не защищённую заклинанием кружку или тарелку. Хагрид с Грюмом встали и пошли к выходу. Грюм остановился, поворотив волшебный глаз в тот угол, где сидела Гермиона. Похлопал Хагрида пониже лопа­ток — до плеча не дотягивался, что-то шепнул, и оба на­правились к столику Гермионы. —Как дела? — гаркнул Хагрид. —Привет, Хагрид, хорошо, — улыбнулась девочка. Грюм, хромая, обогнул стол и наклонился. Его что, за­интересовал блокнот со списком участников ГАВНЭ? Они о чём-то поразговаривали, Хагрид выпрямился и прогудел: —Рад был свидеться, Гермиона, — подмигнул и заша­гал к двери. Грюм поковылял за ним. *** Мы на стадионе. Прозвучал свисток. Седрик в загоне лицом к лицу с драконом. Каждую попытку Седрика подойти к шведскому тупорылому зрители встречали воем, криками и улюлюканьем. —Ну! Ещё чуть-чуть... мимо!!! Он идёт на риск! Давай же!!! Эх! Умный ход — жаль, не сработал! Спустя пятнадцать минут Седрик перехитрил дракона и схватил золотое яйцо. —Превосходно! — кричал Бэгмен. — Молодец! А сейчас оценки судей! Судьи показали оценки. Вновь раздался свисток. —Не уверен, что это мудрая тактика! Близко!!! Совсем близко!!! Ну, как так можно?! Внимательней надо! Черт!!! Думал, сейчас схватит! Три минуты, и опять взрыв аплодисментов. Флёр тоже справилась. Показывают оценки, тишина... очередная овация... и третий свисток. —Вот это дерзость!!! Здорово!!! — кричал Бэгмен. Крики его заглушил жуткий рык китайского огненного шара, трибуны стихли. — Ну и нервы! Не человек, а машина! Да!!! Он схватил яйцо!!! Аплодисменты сотрясли морозный воздух, как будто разбилось огромное зеркало. Крам завершил раунд, настала очередь Гарри. Свисток. Гарри вышел из палатки, прошёл в загон. На Гарри смотрели сотни лиц. В другом конце загона, как огромная курица на яйцах, восседала хвосторога. Крылья полураскрыты, свирепые желтые глазки уставились на злоумышленника. Громадный чешуйчатый хвост, как у ящера, и весь в пиках, бьет по промерзлой земле, оставляя глубокие, метровой длины следы. Зрители шумят невообразимо. Он поднял палочку и крикнул: —Акцио «Молния»! И стал ждать. К нему летит его «Молния», со свистом рассекая воздух. Летит вдоль опушки, уже в загоне, зависла позади него, ожидая наездника. Зрители зашумели сильней... Бэгмен что-то крикнул. Поттер перекинул ногу через метлу, взлетел, взмыл высоко вверх. Спикировал. Голова хвостороги за ним. Гарри это предвидел и вовремя вышел из пике — там, где он был секунду назад, хлестнула огненная струя. Зрители взревели. —Вот это да!!! Ну и полёт!!! — комментировал Бэгмен. — Видели, мистер Крам?! Гарри взлетел выше, описал круг; хвосторога следила за ним, вращая головой на длинной шее. Хвосторога разинула пасть, а Гарри нырнул вниз. На сей раз повезло меньше. Избежал пламени, но дракониха махнула хвостом, Гарри ушёл влево, длинный шип задел плечо и порвал мантию. Трибуны зашлись в крике. Гарри развернулся, подлетел к хвостороге и стал кружить у нее над спиной. Хвосторога не взлетает, стережёт яйца. Извивается, расправляет, сжимает крылья, держит Гарри под прицелом жёлтых, устрашающих глаз. Но отойти от яиц боится. Он летал то в одну сторону, то в другую, соблюдая расстояние — под драконий огонь попадать нельзя. Но надо и угрожать, пусть беспокоится. Голова драконихи крутилась за ним, вертикальные зрачки наблюдали, клыки скалились. Он взмыл выше. Шея у хвосторога удлинилась, голова поднялась, как у змеи по велению заклинателя. Гарри взлетел ещё метра на два, дракониха издала вопль отчания. Он муха, которую она жаждет прихлопнуть. Хвост ударил ещё раз, но Гарри вне досягаемости. Стрельнула огнем, он увернулся... дракониха широко раскрыла пасть. Дракониха не выдержала, расправила чёрные крылья размером с небольшой самолет. Гарри среагировал мгновенно. Не успела дракониха понять, в чём дело, куда делся враг, а он уж стремглав мчался вниз к гнезду яиц, незащищённому когтистыми лапами. Оторвав руку от «Молнии», схватил золотое яйцо и на огромной скорости взмыл вверх. Он пролетал над трибунами, держа в здоровой руке тяжёлое яйцо. Зрители неистовствовали, как ирландские болельщики на Чемпионате мира. —Нет, вы только посмотрите! — кричал Бэгмен. — Самый юный чемпион быстрее всех завладел яйцом! У него есть все шансы на победу! Стражи драконов кинулись укрощать хвосторогу а у входа в загон уже спешили к нему профессор МакГонагалл, профессор Грюм и Хагрид. Они махали, подзывая его к себе. Даже издалека видны их улыбки. И Гарри плавно приземлился. Гарри соскочил с «Молнии». —Прекрасно, Поттер! — воскликнула профессор МакГонагалл. От неё это небывалая похвала. Дрожащей рукой она махнула на раненое плечо. — Пока судьи совещаются, идите к мадам Помфри... вон туда, она уже помогла Диггори. —Ты сладил, Гарри! — басил Хагрид. — Сладил! Да с кем! С самой хвосторогой, а ты слыхал слова Чарли, что она самый... —Спасибо, Хагрид! — громко крикнул Гарри. Наверное Чарли летом всё рассказал о драконах. Профессор Грюм был тоже очень доволен, его волшебный глаз как волчок вращался в глазнице. —Просто и красиво, Поттер, — прохрипел он. —Поттер, идите в палатку первой помощи, — повторила профессор МакГонагалл. Гарри вышел из загона. У входа в соседнюю палатку стояла разгневанная мадам Помфри. —Драконы! — возмущалась она, таща Гарри внутрь. Вскоре вышел, уже с друзьями. Первая судья — мадам Максим — подняла в воздух палочку. Из нее выскочила длинная серебристая лента и нарисовала большую цифру восемь. Зрители зааплодировали. Она сняла два очка из-за царапины. Следующим был мистер Крауч. Он дал Гарри девять баллов. Дамблдор тоже очертил в воздухе девятку. Зрители ликовали ещё пуще. Людо Бэгмен поставил все десять. Каркаров был последним. Помедлив, он взмахнул палочкой, и серебристая лента приняла очертания цифры четыре. —Нечестно! — выкрикнул Мухаммед. *** Профессор Снегг собрал всех в гостиной. —В честь Рождества и присутствию в школе иностранных гостей будет устроен Святочный бал. Все наденут парадную мантию. Не ударьте в грязь лицом. Не подведите свой факультет, свою школу, свою страну и себя перед иностранцами. Танец — вальс. Мисс... мисс Волкова, подойдите ко мне. — Саша встала и подошла к декану. — Если кто забыл что это за танец, то мы с мисс Волковой вам сейчас покажем. Честно, я не ожидала что профессор так красиво танцует. Да и многие не ожидали. Такие собрания были у каждого факультета, Мухаммед танцевал со своим деканом. *** Рождество прошло спокойно, как обычно. *** —Нет, нет, этого просто не может быть! — мне стало дурно от мысли, что это из-за меня погибли Саша и Мухаммед. Ну почему так?! Я хотела было броситься к ним, но тут же обо что-то стукнулась. Открыв глаза я поняла что лежу на полу, на руках нету крови, и вообще, сейчас ночь. Опять этот сон. Снится каждую ночь, на протяжении уже полутора лет, не давая выспаться. Я на всякий случай подошла к Саше, но она была цела. Подойдя к зеркалу, я устало посмотрела на себя. С каждым годом метаморфомагия даётся всё труднее, только чуть-чуть меняю цвет кожи и волосы, чтобы не выглядеть больной, и сейчас я была в настоящем облике. Из зеркала на меня смотрела истощённая бледная девочка, с уродливыми шрамами. Сухая кожа, сухие волосы немного с сединой, несмотря на то что мне ещё всего лишь 15 лет. Ликантропия даёт о себе знать, а тут ещё и эти сны. Нужно всё им рассказать. Тогда они будут в безопасности, сны так и останутся лишь снами. Я... я просто не выдержу если убью их. Или изуродую, как это сделал со мной 10 с половиной лет назад Фенрир Сивый. Если им будет после этого неприятно со мной общаться, то так тому и быть, главное они останутся целы. С такими мыслями я легла спать, надеясь что наша дружба на этом не прекратится. *** Я внимательно осмотрела платье. Вроде бы нормально. Теперь осталось поколдовать над внешностью. Но тут я только убрала с лица шрамы, изменила цвет глаз на зелёный и укоротила волосы. До колен. Ну кажется нормально, можно и на бал. —Тсукико, готова? —Да. Ведь нормально же выгляжу? —Ага, просто отлично. Саша сделала замысловатую косу, вместо своей обычной и надела голубоватую блузку и зелёную юбку до пола со славянским орнаментом. Мы пошли в зал. Кавалер Саши, Мухаммед, уже ждал её у дверей. Мой шармбатонец, Эндрю Ховард, подошёл к самому началу. У каждого чемпиона была своя пара: Виктор Крам с Гермионой в голубом платье, Седрик с Чжоу Чанг (она об этом всему нашему курсу разболтала), Флёр Делакур с Роджером Дэвисом, а Гарри Поттер с какой-то из близняшек Патил (я их не различаю). На бал была приглашена широко известная музыкальная группа "Ведуньи". Сначала был пир. Зал украсили превосходно и давно, правда этой Делакур угодить невозможно. Но к счастью далеко не все шармбатонцы такие, а по Эндрю так вообще можно подумать что он из Думстранга или Колдовстворца, но никак не из Шармбатона. Потом все танцевали. Да, определённо в Шармбатоне есть уроки танцев, что впрочем радует. После бала мы вышли из зала (я, Саша и Мухаммед). —И кстати, радует что нам по крайней мере пока везёт с преподавателями ЗОТИ, только с Локонсом не повезло. Жаль что Троакар и Люпин не задержались на ещё один год, и плевать что они не люди! — поделился мыслями Мухаммед. Стоп, мне не послышалось?! Ему плевать что оборотни одни из самых тёмных существ в мире, главное их поведение в человеческом обличье? То есть... Тут голос подала Саша, выглядящая мрачнее тучи: —Ребята, можно я вам кое-что расскажу? Я имею ввиду, вы никому не скажете? —Не расскажем. —Хорошо. Просто я думаю что раз мы друзья, будет преступлением не рассказать вам правду. Вы обратили внимание что фамилия моих родителей — Слизнорт, в то время как моя Волкова? Мухаммед застыл с дурацким выражением лица, а я ответила: —Я да, но решила не расспрашивать что случилось с твоими биологическими родителями. Мало ли что. —Они умерли. Видите ли, я родилась в Припяти 28-ого февраля 1979-ого года, это рядом с Чернобылем в Украине... —Там ведь случилась авария на ЧАЭС 26-ого апреля в 86-ом, я правильно помню? — то есть Саша оттуда? —Да, моя мать, магла, Ирина Оттовна, работала на ЧАЭС, и как раз тогда у неё была смена. И отец, чистокровный маг, работал пожарником, и тушил тот пожар. А там радиация, и родители получили слишком высокую дозу радиации. Умерли от лучевой болезни через несколько дней. А дальше вышло так: я утонула. Некрещённая. Из-за этого воскресла и стала вейлой. Я не человек... —Плевать, — Мухаммед смотрел на неё очень серьёзно. — Если хочешь знать, то я тоже не человек! —Ты? — у меня уже глаза полезли на лоб. Получается они тоже не люди, как и я? —Я же вам рассказывал что моя мать умерла при родах? Но я не говорил что она не человек. Она — русалка индонезийской расы. И я тоже могу дышать под водой! Я раньше не говорил, потому что не был уверен, как вы относитесь к полулюдям, но теперь вижу что могу рассказать. —Я бы продолжала тебя любить, Мухаммед, даже если ты был бы оборотнем, — на полном серьёзе сказала вейла. На полном серьёзе, если кто не понял! Про оборотня, а ведь мы в Европе считаемся одними из самых тёмных существ, с которыми и разговаривать противно и страшно! Всего-то в Румынии, Украине, Белоруссии, Латвии, Литве, Эстонии, России и Турции из европейских стран нету этих дурацких стереотипов, да и то Турция и Россия имеют в Азии более трёх четвертей своих территорий. Хотя мои друзья конечно из тех стран, где оборотней пусть и считают тёмными существами, но не презирают, всё равно, они же живут в Великобритании! —Ребята, — они посмотрели на меня вопросительно, — а я тоже не человек. —Ну вот видишь Саш? Мы тоже не люди! Так что не переживай. —Да, я просто думала что я единственная в нашей компании не человек. Мало ли что. А ты тогда кто, Тсукико? Полугоблин? —Если бы. Эти шрамы мне нанёс не пёс как я вам рассказывала, а Фенрир Сивый, оборотень. —Главное что ты не дементор! — ответила Саша, без малейшего намёка на отвращение. Что ж, хорошо что несмотря на страшный диагноз не бросят. Зря переживала. Мухаммед её поддержал. *** Каникулы пролетели быстро. Снова уроки. За это время я поняла до чего же меня тяготила мысль о том что я с друзьями не была искренна. Теперь тяжёлая глыба, не меньше и не легче Луны скатилась с сердца. В первый день учёбы в "Пророке" появилось сочинение Риты Скитер. Газетная статья начиналась с фотографии Хагрида, выглядел он на ней как настоящий головорез. КОЛОССАЛЬНАЯ ОШИБКА ДАМБЛДОРА Альбус Дамблдор, директор школы волшебства «Хогвартс», всем известен своими чудачествами. Он, не колеблясь, назначает на должности преподавателей людей, которых иные не пустили бы на порог. В сентябре нынешнего года он удивил многих в Министерстве магии тем, что сделал учителем Защиты от Тёмных Искусств свихнувшегося экс-мракоборца, печально известного Аластора Грюма по прозвищу Грозный Глаз. Грюм славится тем, что нападает на любого, кто сделает рядом с ним резкое движение. Но Грозный Глаз Грюм просто сама доброта и надёжность по сравнению с учителем-получеловеком, преподающим Уход за Магическими Существами. Зовут его Рубеус Хагрид. Он когда-то и сам учился в школе «Хогвартс», но, как он сам признаётся, был отчислен на третьем курсе. Директор Дамблдор дал ему тогда должность лесничего. В прошлом году, однако, Хагрид, пользуясь влиянием на директора, получил должность учителя Ухода за Магическими Существами. Более достойным кандидатам на это место было отказано. На Хагрида страшно смотреть — так он свиреп и огромен. Обретённая власть позволяет ему проводить над учениками бесчеловечные эксперименты — натравливать на них чудовищ. Уже есть жертвы. Дамблдор на всё закрывает глаза, студенты говорят, что ходить на его уроки опасно. —На меня бросился гиппогриф и поранил, а моего друга Винсента Крэбба укусил флоббер-червь, — сообщил нам студент четвёртого курса Драко Малфой. — Мы все терпеть не можем этого Хагрида, но дрожим от страха и потому молчим. Хагрид и дальше намерен запугивать учеников. Месяц назад в беседе с репортером «Пророка» он рассказал, что вывел новый вид монстров, помесь мантикор с огненными крабами, и назвал их огненными соплохвостами. Эти соплохвосты очень опасны. Эксперименты по выведению волшебных животных, как известно, проводятся только с разрешения Департамента по надзору за волшебными существами. Но Хагрид, очевидно, считает себя выше таких мелочей. —Я занимаюсь этим забавы ради, — пояснил Хагрид во время интервью и тут же сменил тему. С недавних пор «Пророк» обладает неопровержимыми доказательствами, что Хагрид не чистокровный волшебник, каким он всегда притворялся. Он даже не человек. Его мать не кто иная, как великанша Фридвульфа, чьё нынешнее местонахождение неизвестно. Великаны жестоки и кровожадны, весь прошлый век они воевали между собой и едва не истребили себя полностью. Горстка оставшихся в живых примкнула к Тому-Кого-Нельзя-Называть, и именно они виновны в самых чудовищных массовых убийствах маглов. Большинство великанов — слуг Того-Кого-Нелъзя-Называть были истреблены мракоборцами Министерства магии, но Фридвулъфа каким-то образом уцелела. Возможно, бежала за границу и была принята в одну из горных общин великанов. Судя по урокам Ухода за Магическими Существами, сын Фридвулъфы унаследовал свирепость матери. Говорят, что Хагрид, как ни удивительно, дружит с мальчиком, благодаря которому Сами-Знаете-Кто лишился силы и могущества, после чего матери Хагрида, как и прочим соратникам Сами-Знаете-Кого, пришлось бежать. Гарри Поттер, возможно, не знает горькой правды о своём огромном друге. Долг Альбуса Дамблдора — известить Гарри Поттера и других студентов о том, что иметь дело с полувеликанами чрезвычайно опасно. Специальный корреспондент «Ежедневного Пророка» Рита Скитер. Бред сивой кобылы, но для топки сгодится. На что журналистка рассчитывает? Тот кто хоть мало-мальски знает Хагрида поймёт что всё кроме его расы — враньё! Несчастные случаи произойти могут даже у профессора Снегга и у профессора МакГонагалл! И происходили! Ладно, полувеликанство не заразно, но навестить профессора надо будет. Мухаммед и Саша испытали те же чувства что и я, хорошо что о нас с ребятами я статьи не нашла. После ужина мы вышли из замка и побрели по глубокому снегу к хижине Хагрида. Но достучаться мы смогли только до Клыка. Профессор не показывался всю неделю: за завтраком, обедом и ужином его место за учительским столом пустовало, в лесу и окрестностях замка он не появлялся, а уроки Ухода за Магическими Существами вела некая профессор Граббли-Дёрг. В середине января объявили прогулку в Хогсмид. В субботу все вышли из замка и пошли к воротам. Дурмстрангский корабль стоял у берега на своем месте. На палубе появился Виктор Крам в одних плавках, уверенно вспрыгнул на борт и, вытянув вверх руки, нырнул в озеро. Ну и правильно, закаляется, я сама так уже 10 лет делаю. Саша тоже. О Мухаммеде молчу, русалы хуже чувствуют температуру, полурусалы тоже. В Хогсмиде было слякотно, особенно развезло Главную улицу. В "Сладком королевстве" было, как всегда, людно. После Хогсмида мы решили опять попробовать сходить к Хагриду. Не друзья конечно, но ученики. Подходя к хижине лесничего мы увидели чрезмерно высокую фигуру. —Профессор Хагрид!.. — закричал Мухаммед и осёкся. Путник обернулся. Это была женщина, похожая одновременно на профессора Хагрида и профессора Снегга, которую раньше я видела за учительским столом, но в этом году она пропала. —Вы меня перепутать с мой кузен, я профессор Шварц, преподавательница алхимия, — низким голосом с немецким акцентом сказала она. — А зачем вы идти к Рубеус? —Проведать его, давно не появлялся. Недавно была статья про то что он полувеликан. —Я тоже. Алхимик постучала в дверь. Лесничий тут же вышел. —Вильда, сестрёнка, рад тебя видеть! Какими ветрами? —"Ежедневный пророк", статья Рита Скитер. Пятикурсники сказать что ты не появляться на уроки, — взмах в нашу сторону. — Кто-то заходить? — указала она на следы на снегу. —Да, директор. —А ещё кто? —Четверокурсники. Ну вы проходить, чего на пороге стоять, мёрзнуть. Мы пили чай. Немка так и не сняла белые перчатки. Профессор всё же решил вернуться на пост. *** СОВ приближались со страшной скоростью, стали происходить нервные срывы, истерики и обмороки. Первой была я. *** Чемпионы должны достать со дна озера что-то. За час. Мы наблюдаем за ними через экраны. Проиграла француженка, Крам, став наполовину акулой вытащил Гермиону Грейнджер, Седрик Чжоу Чанг, а Гарри Поттер первокурсницу из Шармбатона (в Шармбатон поступают не в одиннадцать лет) и Рона Уизли. *** Над профессией я до сих пор не была уверена, но думала над целительницей в Мунго. *** Испоганили поле для квиддича, поставили лабиринт. Крама вытащили заколдованного. Когда появились наши с кубком, все захлопали. Профессор Шварц и мадам Помфри вскочили и побежали к ним. Министр и алхимик первыми заметили, что пуффендуец... мёртв. Гарри сказал что Тёмный Лорд вернулся, из-за этого погиб Седрик. Профессор Грюм оказался Пожирателем Смерти, Барти Краучем-младшим, его поцеловал дементор. *** СОВ прошли более менее нормально, больше всего меня смущала астрономия, но её сдача выпала накануне полнолуния, а не на само полнолуние. Сам экзамен прошёл нормально, но в конце я потеряла сознание. *** Полнолуние прошло просто ужасно. Одна из экзаменаторов увязалась за мной, когда я ночью пошла в лес. Когда мы отошли от школы, я это заметила, потому что она подошла ко мне. —В полнолуние опасно бродить по лесу, можно на оборотня наткнуться. —Я хотела тоже самое сказать, мисс Мотидзуки. —Мне нужно. А вам лучше возвращаться, — надеюсь до раскрытия моей болезни дело не дойдёт. Только в крайнем случае. —Я с вами пойду, для вашей же безопасности. —Пожалуйста, не надо. —Тем более. Вы повидимому из тех, кто настолько переживает из-за экзаменов, что думает о суициде. —Нет, вы ошибаетесь, — нервно оглядываюсь на небо, но луна к счастью не полностью на небе. —И всё же я не оставлю вас. Экзамены — не повод для самоубийства. Вы ничего особо плохого не пережили. —Откуда вам знать? Может у меня есть причины не афишировать то что я пережила! —Все так говорят. Ну пожалуйста, ну уйдите! Что вам стоит? Я поняла, что начинаю кипеть, и захотела ей высказаться, но ту почувствовала чересчур привычную боль в груди. —Вам же говорят уйти, наверное не просто чтобы показаться взрослой! — такого она повидимому не ожидала, и застыла на несколько секунд, а я со всей скоростью бросилась в кусты. Она слишком близко, может пострадать. Ну почему люди так себя ведут? Буквально через несколько секунд бежать стало не возможно. Я упала на землю, и тут вышла она. Я пыталась отползти, понимая что это бесполезно. Она подошла ко мне. —Вы нормально себя чувствуете? Господи, у вас агония! — и наклонилась ко мне. Повернула голову к себе и охнула. Не знаю уж, как это выглядит со стороны, но наверняка также ужасно, как и по ощущениям. Я с трудом выдавила: —Пожалуйста, уйдите. Вы не можете помочь... Ужасное состояние: все мысли, чувства, эмоции остаются, но тело совершенно чужое, не подчиняется. Экзаменатор стала отступать, на её лице был шок и ужас. Тело прыгнуло, но за секунду до непоправимого она трансгрессировала. Слава богу, догадалась! Потом, когда тело снова стало человеческим, я дрожа сидела на той поляне и немного плакала. Что стало с ней? Что почувствовала? Наверняка глубокое отвращение ко мне, это логично. Плеча коснулась горячая ладонь. Я подняла голову, и тут же опустила. Она. —Мисс Мотидзуки, с вами всё в порядке? —Не важно. Я не помню крови, но вы не пострадали? Для меня один из ужаснейших кошмаров — это состояние, когда можно убить даже близкого человека: родителей, друзей, парня, любимого учителя... —Нет, я цела. —Это хорошо. Слёзы потекли сильнее. —Почему вы сразу не сказали о ликантропии? —А вы стали бы этим делиться с малознакомым человеком? —Нет, пожалуй. Вы наверное правы. А давно вы этим болеете? —С июля 1984-ого. Мне тогда было 5, мы только переехали из Японии в Северную Ирландию. А тут этот маньяк, Сивый. —Да уж, Сивый это может. —Вы никому не расскажите? —Нет. Иначе у вас новые проблемы будут. —Спасибо вам. —Это очень больно? —Да. Но хуже то что тело не подчиняется, подводит. Знаете, я в это Рождество рассказала об этом друзьям. Мне ведь полтора года, без перерыва снилось что я их убила. Бывало и до этого, бывает и сейчас, но я тогда была просто выжата. —И что друзья? —Ничего к счастью. Я боялась что бросят, они мне ближе всех, не считая родителей и одного гриффиндорца с шестого курса. Но мы стали только ближе, когда узнали что мы все не люди, точнее Мухаммед на половину человек, а на половину русал... Ой. Они же просили этого не рассказывать! Из-за этого дурацкого полнолуния что угодно расскажешь! Пожалуйста, никому не говорите! —Не скажу. *** Чжоу могла расплакаться по любому поводу. Грюма некоторое время никто не видел. Во время Прощального пира зал не был украшен, как обычно, цветами победившего факультета. Сегодня стена за учительским столом была задрапирована чёрным. Это — дань уважения Седрику. За столом преподавателей сидел настоящий Грозный Глаз Грюм. Он был весь какой-то дёрганый и вскакивал каждый раз, когда кто-то заговаривал с ним. Я не винила его в этом: подозрительность Грюма должна была только усилиться после десятимесячного заключения в собственном сундуке. Стул профессора Каркарова был пуст. А вот мадам Максим была на месте. Она сидела рядом с Хагридом, и они о чём-то тихо переговаривались. Профессор Дамблдор поднялся со своего места. В Большом зале и до того было совсем не так шумно, как бывало раньше, а теперь и подавно повисла тишина. —Закончился, — произнёс Дамблдор, оглядев присутствующих, — ещё один учебный год. Он замолчал и посмотрел на стол пуффендуйцев. За этим столом было тише всего, а лица студентов были самыми грустными и бледными во всём Большом зале. —Многое я хотел бы сказать вам сегодня вечером, — продолжил Дамблдор, — но прежде всего я должен признаться, что мы потеряли очень хорошего человека, который должен был сидеть здесь, — Дамблдор махнул рукой в сторону стола пуффендуйцев, — и вместе с нами радоваться Прощальному пиру. Я хотел бы, чтобы все сейчас встали и подняли стаканы в честь Седрика Диггори. Заскрипели отодвигаемые скамьи, и все присутствующие встали, подняли кубки и по залу прокатилось: «За Седрика Диггори». По лицу Чжоу тихо текли слезы. Все сели. —Седрик обладал многими достоинствами, которыми отличаются студенты Пуффендуя, — снова заговорил Дамблдор. — Он был хорошим верным другом, любил труд, высоко ценил справедливость. Смерть его подействовала на всех вас, независимо от того, знали вы его или нет. Поэтому я думаю, вы имеете право узнать, как это случилось. Седрика Диггори убил лорд Волан-де-Морт. По залу пронёсся взволнованный шёпот. Одни смотрели на Дамблдора с ужасом, другие — с недоверием. Директор спокойно дождался пока шум стихнет. —В Министерстве магии не хотят, чтобы я сообщал вам это, — продолжил он. — Возможно, некоторые из ваших родителей будут в ужасе от того, что я сделал. Либо потому, что они не верят в возвращение Волан-де-Морта, либо потому что считают вас слишком маленькими, чтобы говорить об этом. Но я уверен: правда в любом случае предпочтительнее лжи, а пытаться представить смерть Седрика несчастным случаем или заявить, что он сам в этом виноват, было бы оскорблением его памяти. Ошеломлённые и испуганные лица одно за другим поворачивались к Дамблдору... но поворачивались далеко не все. Малфой что-то говорил Крэббу и Гойлу. —Есть ещё один человек, которого необходимо упомянуть в связи со смертью Седрика, — говорил Дамблдор. — Я говорю, конечно, о Гарри Поттере. По залу будто пробежала волна, когда многие головы повернулись сначала к Гарри, а потом снова к директору. — Гарри Поттер сумел ускользнуть от лорда Волан-де-Морта, — продолжал Дамблдор. — Он рискнул жизнью, чтобы вернуть тело Седрика в Хогвартс. Он проявил храбрость, которую перед лицом лорда Волан-де-Морта проявлял не каждый взрослый волшебник и теперь я пью в его честь. Дамблдор тяжело повернулся к Гарри и снова поднял кубок. Почти все в Большом зале повторили его движение. Они назвали его имя, также, как назвали имя Седрика Диггори, и выпили в его честь. Но к сожалению, многие наши, особенно четвёртый курс, остались вызывающе сидеть на своих местах и даже не притронулись к кубкам. Дамблдор, у которого волшебного глаза не было, этого не заметил. Когда все снова заняли свои места, Дамблдор продолжил свою речь. —Цель Турнира Трёх Волшебников — укреплять взаимопонимание среди волшебников всего мира. В свете случившегося — то есть возвращения лорда Волан-де-Морта — такое взаимопонимание становится, как никогда, важным. Дамблдор перевёл взгляд с Хагрида и мадам Максим на Флёр Делакур и студентов из Шармбатона, а затем на Виктора Крама и дурмстрангцев за нашим столом. Крам насторожен и почти испуган, как будто ожидает, что Дамблдор скажет что-нибудь резкое. —Каждый гость этого зала, — сказал Дамблдор, и его взгляд задержался на учениках из Дурмстранга, — будет с радостью встречен здесь всегда, в любое время. Хочу повторить ещё раз: в свете возрождения лорда Волан-де-Морта мы сильны настолько, насколько мы едины, и слабы настолько, насколько разъединены. Лорд Волан-де-Морт славится способностью сеять раздор и вражду. Мы можем бороться с этим, создавая прочные связи, основанные на дружбе и доверии. Различия в наших традициях и в наших языках несущественны, если у нас общие цели, а наши сердца открыты навстречу друг другу. Я уверен — и никогда ещё я не хотел бы так сильно ошибиться, — что впереди нас ждут мрачные и тяжелые дни. Некоторые из присутствующих в этом зале уже пострадали от рук лорда Волан-де-Морта. Многие семьи были разрушены. Неделю назад погиб ваш товарищ. Помните Седрика. Если настанет время делать выбор между лёгким и правильным, вспомните, что случилось с честным, добрым, смелым мальчиком только потому, что он случайно встал на пути лорда Волан-де-Морта. Помните Седрика Диггори. *** В одном из купе раздался взрыв, будто кто-то поджёг целую упаковку фейерверков. Малфой, Крэбб и Гойл лежали без сознания в дверях. Гарри Рон и Гермиона стояли посреди купе с палочками в руках. —Я подумал, что стоит последить за этой троицей, — просто заметил Фред, наступив на Гойла, перед тем как войти в купе. В руках у него была палочка. У Джорджа тоже. Он старательно прошелся по Малфою. —Интересный эффект, — заметил Джордж, глядя на Крэбба. — Кто применил заклятие Фурункулюс? —Я, — признался Гарри. —Странно, — весело произнёс Джордж. — Я использовал Ножное заклятие. Похоже, их нельзя смешивать. Теперь у этого типа всё лицо покрыто маленькими щупальцами. Ладно, давайте выкинем их отсюда, они не украшают купе. Рон, Гарри и Джордж выволокли Малфоя, Крэбба и Гойла в коридор. Те ещё не пришли в сознание и выглядели просто отвратительно из-за того, что на каждого пришлось по нескольку заклинаний, и они смешались друг с другом. Друзья вернулись в купе и закрыли дверь. Первым очнулся Малфой, и принялся приводить в чувство своих братанов. Кребб от своего нового лица был не в восторге.