Затмение Божье

      Короткое затишье в виде прекратившегося дождя, быстро прошло. Тяжёлые капли с новой силой обрушились на землю, стуча по листьям и веткам. Многочисленные лужи только наводили больше грязи, заставляя корни деревьев утопать в водянистой массе.       Земля под ногами будто проваливалась, неприятно затекая в сапоги. Но плевать.       Слишком сильный всплеск энергии, совсем рядом с домом Айвана.       Именно в эту сторону направилась Эклипс.       Ларгон взмахом руки убрал мелкие ветки, которые мешали продвижению вперёд. Воин Божий бежал, взмокший плащ тяжестью давил на спину, волосы бились о лицо, пряди растрепались, вырвавшись из плена черной ленты на затылке.       Он сам не понимал, почему бежал. Словно сама Смерть дышала ему в спину, подгоняя быстрее добраться до нужного места, что-то увидеть, в чем-то убедиться.       Хотя бы в том, что с Эклипс, его младшей сестрой, всё в порядке.       Про перемещение с помощью иллюзий он совсем забыл, паника сильнее отравляла сердце, вытесняя из разума мысли об использовании сил.       Деревья редеют, слышится громкий поток реки неподалеку, за спиной ещё угадывается дом Капитана.       И вот, поляна, полностью открытая для безжалостного дождя. Ларгон замедляется, переходит на быстрый шаг, дышит загнанным зверем и смотрит.       Смотрит на траву, очень яркую, неестественно зелёную, словно кто-то вылил на нее краску. Разбавляется этот цвет красным, таким же ярким, который неровными каплями застывает на травинках.       Воин Божий поднимает взгляд выше. Окропленный кровью Меч Ангела стоит неподвижно, воткнутый в землю, словно могильный крест.       Ларгону не хочется смотреть ниже. Не хочется верить.       Эклипс так спокойно лежит, вся ее одежда напрочь запятнана грязью и кровью. Придется очень долго отстирывать, чтобы девушка смогла вновь ее носить. В животе, прямо под грудной клеткой зияет дыра, Воин Божий клянётся, что видит внутренние органы. Грудь как-то неестественно сплющена, будто девушку придавило камнем или целой горой.       Они любую гору раздробили бы на кусочки, стёрли бы в пыль.       Воин Божий закрывает глаза, хочет верить, что если он их снова откроет, Эклипс будет рядом, совершенно невредимая, с широкой улыбкой до самых ушей, с вечными подколами и шутками, с горячей, иногда обжигающей кожей.       Она была самим Солнцем для братьев и сестер.       Ларгон распахивает глаза.       Картина не меняется: дождь всё также барабанит по листьям, этот стук отражается в ушах многократно, создавая неистовый шум, а перед глазами залитая кровью поляна с трупом Крестоносца.       Воин Божий делает шаг, затем следующий. Выходит из-под листьев и вода только сильнее давит к земле. Ларгон щипает себя за руки, стараясь прогнать страшные галлюцинации.       "Это реальность", — шепчет ему рациональная часть его сознания.       Ларгон падает на колени рядом с остывающим телом, рядом с его сестрой. Без колебаний хватается за белоснежный меч и откидывает его в сторону, зная, что если бы Эклипс узнала об этом, она бы прибила его за такое обращение с ее оружием.       Но Эклипс не узнает.       Воин Божий протягивает руки и поднимает голову Затмения Божьего на уровень своей груди и смотрит в ее лицо, абсолютно спокойное, безмятежное.       Что-то с противным звуком падает на траву.       Ларгон надеется, что это его сердце, а не сердце Эклипс.       Мужчина прижимает голову Затмения ближе, заботливо вытирает кровь, которая вновь скапливается в небольшой ранке на щеке. Сколько она таких получала?       Воин Божий склоняется и целует Эклипс в лоб, прижимается сухими губами к еле светящемуся золотому кресту.       Отказывается верить, но кожа Затмения слишком холодная.       Ларгон вдыхает запах волос сестры, запоминает его, откладывает в памяти в самые дальние уголки, где он хранит самые важные воспоминания.       Воин Божий вскидывает голову и кричит.       Кричит не по-человечески, надрывно и настолько громко, что кажется — весь мир слышит. Ларгон кричит на небо, его горькие слезы смешиваются с дождем, текут по щекам, оставляя ледяные дорожки.       Он затихает не по собственной воле. Голос сорван, слышны только противные хрипы.       Будто через толщу воды слышит стремительные быстрые шаги. Словно кто-то бежит.       Может, Эклипс бежит, чтобы сказать, что это шутка? Чтобы брату нервы потрепать.       — Ларгон! Что...       Голос Айвана слишком далёкий, словно из другого мира.       Лиса судорожно вздыхает, прикрывает ладонями рот, не в силах перестать смотреть на огромную лужу крови, которая впитывалась в землю, а дождь смывал алую жидкость с травы.       Энон распахивает глаза.       — Нет...       — Нет... НЕТ!       Айван срывается с места, разбрызгивает грязь под сапогами и подбегает к брату, скользя по влажной траве. Падает на колени напротив Ларгона по другую сторону от Эклипс. Прикасается пальцами к светлым волосам и тут же одергивает ладонь, с ужасом смотря на кровавое месиво, которое когда-то было животом и грудью сестры.       Капитан поднимает взгляд на Ларгона. Его глаза приобрели кроваво-красный оттенок, белок стал черным, как тьма, но Воин Божий держался, не давал безумию полностью поглотить его.       — Кто?.. — хрипло спрашивает Айван, беря руку Эклипс в свою ладонь и сжимая.       Ларгон молчит, лишь прижимает сестру ближе. Не знает.       Не уследил. Не успел. Не помог.       Вороны сидят на ветках, давя своими кровожадными взглядами, ожидая, когда все живые уйдут и они полакомятся мертвой плотью.       Внезапно Айван отодвигается ещё дальше, держась за голову. Трава стремительно темнеет, становясь угольно-черной. Мертвецкий холод порывами бьёт в лицо. Все звуки исчезают, ничего не слышно и не видно. У Воина Божьего перед глазами только сестра, ее мертвое тело.       Ларгон слышит скрежет когтей, отдающий в сердце болью. Что-то жуткое подбирается к нему со спины, дыша свирепо.       — Бедный, бедный Ларгон.       Слишком ласковый многоликий голос раздается над ухом, на плечи опускаются ледяные черные ладони, сжимающие ткань плаща до противного хруста, словно кости сломались.       — Дорогой, скулеж твоей души даже там слышно.       Воин Божий почти не слышит язвительных слов, склоняясь над Эклипс, пытаясь закрыть ее, защитить хоть сейчас.       — Ты знаешь, это бесполезно.       Черные руки вырываются из тьмы и хватают тело Затмения, потянув на себя, желая разлучить.       — Не трогай ее!       Ларгон срывается на хриплый крик, прижимая сестру ещё ближе к себе с человеческой силой.       — Отпусти.       — Нет!       На плечах и запястьях появились цепи, которые с силой понянули Воина Божьего назад. Ларгон зарычал, сопротивляясь, но его бессилие перед Матерью сейчас было наиболее заметно.       Тело Эклипс, схваченное темными руками, исчезло во тьме. Воин опустил голову, вновь оседая на колени, но продолжил тянуться к сестре, чтобы вытащить ее.       — Уже ничего не изменить, ты слаб.       Чарующий голос как патока разливался по пространству, внушая усталость и сонливость, слабость растеклась по телу.       — Просто прими это.       Горькая слеза, окрашенная в черный, скатилась по щеке.       — Кто? Кто её...       — Я не властна над другими Богами, не могу следить за ними, — ответила Матерь Погребенных, подавая своему Рыцарю подсказку.       Ларгон взвыл от досады, ещё не осознавая. Разум был заполнен горем. Воин Божий метался, пытаясь избавиться от цепей.       Послышались шаги. Четкие и громкие, отдающие болью в голове. Крестоносец поднял взгляд, натыкаясь им на девушку с длинными черными волосами, пустыми глазами, в которых отражалась тьма бездны. На лбу находился крест, потерявший золотое свечение и став темным, подстать этому месту. Эклипс боязливо осмотрелась, ничего не понимая. Кристальные слёзы текли по ее лицу, задевая неровный шрам на щеке.       — Нет... Нет! Ты не посмеешь! — выкрикнул Ларгон, вновь дёрнув руками, чтобы вырваться.       — Уже посмела.       Цепи ослабли, отпуская Рыцаря смерти, который быстро поднялся на ноги и приблизился к Затмению, сжимая ее в крепких объятиях. Девушка удивлённо подняла голову, рассматривая лицо Крестоносца.       — Ларгон?..       Эклипс снова заплакала, сжимая в ладонях лацканы темного плаща брата.       Раздался тихий смех Матери Погребённых, переходящий в истерический. Тьма вокруг стала постепенно рассеиваться, становясь черной дымкой. Затмение ослабла, повиснув в объятиях Ларгона и теряя сознание. Воин Божий подхватил сестру на руки, прижимая ее к своей груди. Черный цвет постепенно уходил, возвращая Крестоносцу привычный облик.       — Ларгон?       Воин Божий не отреагировал, откидывая темные пряди с лица сестры. От нее пахло Смертью и веяло могильным холодом. Рыцарь медленно обернулся, краем глаза замечая, как нахмурился Айван.       — Я не хотел... — Ларгон склонил голову, чтобы спрятать лицо за волосами. — Я не смог...       Капитан, невзирая за чувствительность к подобным проявлениям сил нежити, подошёл к брату и сестре, положив ладонь на плечо первого так, чтобы не касаться его кожи.       Лиса и Энон сделали несколько шагов к ним, наклоняя головы вниз, будто понимая, что теперь их жизнь изменится и, похоже, не в лучшую сторону.       — Ее убил Бог, — тихо, с горечью, произнес Ларгон. — И, похоже, я догадываюсь, который из них.       Айван замер на месте и силой сжал кулаки. Дождь усилился, порывы ветра заставляли шуметь листву и сгоняли птиц с веток.       — Тогда нам не остаётся другого выбора, — мрачно произнес Капитан, подняв голову к небесам. — Мы уничтожим любого, кто причинил вред нашей сестре, кто забрал у нее жизнь, заставя пройти через ад и вернуться обратно. Мы уничтожим Бога Крови!       Капитан расставил руки в стороны. Волна божественной силы прокатилась по континенту. Капли дождя замедлились, зависая в воздухе, повинуясь власти Айвана Веллера.       — Пусть Высший укажет нам верный путь, пусть каждый, кто встанет против нас, падёт. Мы сотрём эту погань с земли священной! Glorificatum altiorem!       Из капель раздались многочисленные голоса, мужские и женские, Рыцари и последователи отзывались на зов Капитана.       — Altiorem gloria!       Откликнулись рядом Ларгон, Энон и Лиса, которая уже успела запомнить такую важную для Ордена фразу. Лишь Эклипс, поглощённая сном и кошмарами продолжала безвольной куклой лежать в руках Воина Божьего.