Лучшее применение флейте во время войны

      Минцзюэ с величайшей неохотой оторвался от них позже в тот же день, но он знал, что это необходимо.       И это, с отвращением подумал он, того стоило.              — Уж слишком все удобно. Старейшина Илина обнаруживает тайну сокровищницы Вэнь, а затем заболевает и не может поделиться этой тайной, — сказал Цзинь Гуаншань, его голос звучал достаточно громко, чтобы его услышали все, кто собрался на банкете. — Какое неудачное время!              Это не был настоящий банкет в честь победы — якобы они все еще ждали, когда Сичэнь оправится; на самом деле, думал Минцзюэ, это было гораздо больше связано с теми все еще пропавшими сокровищами. Победа не будет полной, пока они не разграбят город. Но Цзинь Гуаншань устраивал «ужины» каждый вечер с тех пор, как они захватили город. Минцзюэ избегал большинства из них, он был слишком сыт по горло после целого дня политиканства, чтобы продолжать заниматься этим вечером, но события сегодняшнего утра сделали его присутствие на этом мероприятии обязательным. Иначе Цзинь Гуаншань получил бы огромную фору. Во всяком случае, зная расстановку сил, он мог заранее продумать ответные шаги.       — Цзинь-цзунчжу, вы не слишком милосердны, — сказал Минцзюэ, настраивая свой голос на тот же лад. — Он только что вышел из комы и разрушил защиту Вэнь, через которую целую неделю пытался пробиться весь мир заклинателей, — стоит ли удивляться, что сразу после этого его состояние ухудшилось? У него было кровотечение из цицяо, я сам видел. Уверяю вас, врачи не переборщили с осторожностью. Или вы предпочитаете, чтобы он просто умер, и все вы продолжили бесконечно искать вход?       — «Врачи» — вы имеете в виду Вэнь Цин, верно? — сказал Цзинь Гуаншань. Он горестно покачал головой. — Та, кто сдалась Цзян? Еще одно «совпадение»…       — Я имел в виду Лань-дайфу, которая была самой опытной целительницей среди присутствующих. И самой старшей целительницей, служивший в кампании Выстрела в Солнце, если уж на то пошло. Даже если она относился к Вэнь Цин как к равной, у Лань Сяоли было на десятки лет больше опыта. — Если только вы не хотите поставить под сомнение ее характер или способности.       — Это не может быть совпадением, как думаете? — Хуайсан нервно взмахнул веером. — Вэнь так надежно прячут свою сокровищницу, а потом первый же человек, вошедший в двери, сразу же валится с ног? Разве это не признак проклятия? Да-гэ, ты сказал врачам, чтобы они проверили его?       Это вызвало беспокойный ропот. И жалобы. Раз все их сокровища находились в там, им что, придется накладывать на них дорогостоящие заклинания, снимающие проклятия? Конечно, после целой войны с Вэнь все должно быть проще, раз они победили. А то, что им еще придется столкнуться с новыми трудностями, было еще большим оскорблением! «По крайней мере, Вэй Усянь был сражен», — донеслось до них.       — Чифэн-цзунь, на вас ведь не подействовали никакие проклятия? — спросил Цзинь Гуаншань, пока Минцзюэ сдерживал свой пыл из-за подобных оскорблений.       — О, проклятие не могло свалить дагэ, — проворчал Хуайсан, и Минцзюэ увидел, как некоторые кивнули. Но…       — А может, это что-то, что Вэй Ин подхватил из сокровищницы, — предположил Цзинь Гуаншань.                    Минцзюэ закатил глаза.              — Он ничего не крал. Я все время был рядом.       — Чифэн-цзунь — благородный человек, — великодушно, безупречно сказал Цзинь Гуаншань, недвусмысленно намекая на то, что Вэй Усянь не был благородным человеком, а Минцзюэ слишком добродетелен, чтобы поймать его на воровстве.              Минцзюэ смерил его взглядом и отпил вина, желая, чтобы вечер поскорее закончился. Оставалось совсем немного.              Цзян Ваньинь, как он с горечью отметил, вообще не удосужился появиться.       Лань Ванцзи проснулся еще до того, как Минцзюэ пришлось уйти на проклятый банкет, и Минцзюэ попросил его сразу же прислать бабочку, если что-то случится.              — Как только он проснется. Или если не проснется. Или… — Он нахмурился. — Если возникнут проблемы со здоровьем, сначала вызови врача, — добавил он, нахмурившись.              Разбираться с треклятым Цзинь Гуаншанем было неприятнее, чем с любым сражением за всю кампанию «Выстрел в Солнце». Он уже начал думать, что и эта битва не будет менее кровавой. Слухи, которые раньше были оскорбительными, теперь могли стать смертельно опасными. Минцзюэ считал, что Цзинь Гуаншань пытается ослабить Цзян, и это имело смысл, когда Вэй Усянь мог сравнять с землей любую другую силу своей армией мертвецов, но теперь Вэй Усянь на некоторое время исчезнет из поля зрения. И хотя Цзинь Гуаншань не мог знать, насколько это правда, он знал, что произошло нечто очень серьезное, потому что Цзян Ваньинь на той встрече был сильно не в духе, а Минцзюэ, вероятно, тоже был не совсем в себе. Кроме того, Печать точно сломана.       Конечно, если предположить, что Вэй Усянь не сможет просто воссоздать эту штуку, как только снова сможет совершенствоваться.       …Так что, пожалуй, для Цзинь Гуаншаня было вполне логично пытаться ослабить Цзян и одновременно расправиться с Не. Ведь если Вэй Усяня считали бы слабым, это ослабляло клан Цзян. Если бы от таких оскорблений он вышел из себя и стал доказывать свою силу, это напугало бы людей, и его можно было бы легко превратить в неподконтрольного ни Цзян, ни Не. Вот только Вэй Усянь на самом деле был недееспособен, так что это был просто удар по висящим на волоске Цзян. Если бы Цзинь Гуаншань не был таким засранцем, с горечью подумал Минцзюэ, он бы попытался склонить Юньмэн Цзян на свою сторону, но, возможно, действия самого Минцзюэ отрезали его от этой возможности. Не то чтобы Минцзюэ жалел об этом, но… блять, как же он ненавидел политику.       — Лучший шанс будет, если мы сможем застать его врасплох, — сказал Минцзюэ Хуайсану перед ужином, но тот лишь удивленно поднял бровь.       — Разве так не всегда?       Как бы то ни было, во время треклятого ужина он получил бабочку, что избавило его от необходимости терпеть что-то большее, чем вступительные тосты. Его уход был встречен несколькими призывами остаться, но, к счастью, если Цзинь Гуаншань и пытался покуситься на его репутацию, она был достаточно надежной, чтобы все знали, что у него нет времени на глупости, когда долг зовет, и никто не предполагал, что сообщение с бабочкой было чем-то, кроме службы. Поэтому он сбежал, оставив Хуайсана распускать сплетни, и вернулся в комнату Лань Ванцзи.              — Твоя ци встревожена, — сказала Вэнь Цин, когда Минцзюэ подошел к ним. Она сидела на кровати и с закрытыми глазами держала Вэй Усяня за запястья. — Что ты делал? Ты же должен был спать.       — Я везде могу найти неприятности, — язвительно заметил Вэй Усянь.       — Это не повод для гордости, — она моргнула и встала, отряхивая руки. На мгновение ее взгляд метнулся к Минцзюэ, но затем она повернулась к Лань Ванцзи, стоявшего рядом. — Лань-эр-гунцзы, вы не против?       С непроницаемым выражением лица Лань Ванцзи закатал рукава и протянул запястья. Ей не потребовалось много времени, чтобы резко кивнуть. — Ваша ци тоже беспокойна. Медитируйте как обычно, — ровным голосом сказала Вэнь Цин. Она повернулась к Минцзюэ. — Не-цзунчжу?              Её бровь выгнулась.       Подавив гримасу, Минцзюэ проверил, плотно ли закрыта дверь, и подошел к ней, засучив рукава. Она спокойно это приняла. Ее прикосновения ничем не отличались от прикосновений других целителей, осматривавших его на протяжении многих лет, — безличные, холодные. Ци влилась в него, разливаясь по меридианам, одним быстрым движением, едва заметным, а затем она отступила.       — Вы в хорошей форме, — нейтрально сказала она и, отступив назад, склонила голову. — Парное совершенствование допустимо, но никто из вас не должен прибегать к нему более одного раза. Будьте осторожны с любыми движениями и берегите иглы. Вэй Усянь должен продолжать медитировать и больше спать.       — Я здесь, Цин-цзе.       — Когда я буду уверена, что тебе не нужен надсмотрщик, это будет иметь большее значение, — ответила она, подняла руки в знак вежливости, после чего ушла.       Минцзюэ не мог не испытывать смешанных чувств по поводу того, что они, конечно же, займутся сексом. Конечно, они займутся, но… он бы не возражал против отсрочки. Он не знал, будет ли эгоистично просить об этом. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Казалось невероятным, что вчера они с Лань Ванцзи были вместе в постели, здесь, и строили планы, как разделаться с Вэй Усянем — как причинить ему боль способами, которые доставят ему удовольствие, и способами, которыми он будет наслаждаться, не получая удовольствия. Мысль о том, что сейчас с ним нужно быть таким же грубым, вызывала крайнее отвращение, ведь все его движения так тщательно контролировались, чтобы он не выбил иглу с места и не навредил себе.       По иронии судьбы, он словно заново узнал о том, что у него нет золотого ядра, только на этот раз ему стало заметно хуже. До того как Минцзюэ узнал о его уязвимости, он не видел, как из глаз Вэй Усяня течет кровь.       Поэтому Минцзюэ ненадолго отлучился на улицу, чтобы послать слуг за ужином, который не заставил себя ждать. Они сидели за низким столом, угощая друг друга, и вели беседу, которая была… неприятно заторможенной, если сравнивать с обычной. Вэй Усянь был подавлен, а Лань Ванцзи был даже тише, чем обычно. Отчаянно желая нормального разговора, Минцзюэ упомянул массивы сокровищницы, которые, наконец, вызвали интерес у Вэй Усяня.       — Я могу изобразить их, но им будет трудно разобраться в синхронизации, — сказал Вэй Усянь. — Мало иметь набор печатей, нужно еще и увязать их вместе. Сделать это — самое сложное, честно говоря, я не совсем понимаю, как мне это удалось! Золото податливо, но это не то же самое, что жидкость. — Он задумался, затем расстроился. — Если бы я мог попробовать еще раз…       — Со временем, но не сейчас, — твердо сказал Минцзюэ.       — Ха! Однако, это такая полезная идея! Если бы я встроил что-то подобное в компасы, мне бы не пришлось их так закручивать. А благодаря встроенной временной модуляции, принудительная проверка расстояния будет меньше зависеть от навыков пользователя, я мог бы стандартизировать это… — Он достал из рукава бумагу и уголь и начал рассеянно рисовать, пока не перешел к настоящему наброску, и тогда он остановился. Минцзюэ схватил его за запястье, но было уже немного поздно. Он уже укусил себя за палец.       — Ой, — сказал он печально, немного растерянно. — Как-то неловко получилось.       Не говоря ни слова, Лань Ванцзи протянул носовой платок. Вэй Усянь обернул его вокруг окровавленного пальца и скривился, а затем перевел дыхание, и выражение его лица изменилось на что-то решительно печальное.              — Как раздражает. Ах, гэгэ, эр-гэгэ, мне придется попросить вас быть со мной помягче. Я такой хрупкий сейчас! Вы ведь не будете слишком грубы с этим бедным, слабым человеком, верно?              Он нелепо захлопал глазами.              Так он пытался поднять себе настроение. Минцзюэ на эти выходки лишь понимающе закатил глаза, а потом откинулся на угол стола и поцеловал его. Нежно, ободряюще, да, принимая во внимание его хрупкость, и… Он поспешно отпрянул, скорчив гримасу и торопливо потянулся за напитком.              — Сколько же перца ты используешь, А-Сянь! — пожаловался он.              Вэй Усянь рассмеялся.              — Это добавляет вкуса!       — Это добавляет остроты, не думаю, что под этим можно понять, есть ли у блюда вкус.       — Мне нужно показать тебе Юньмэн во время фестиваля Дуань-У, ты передумаешь. — Вэй Усянь усмехнулся, но мельком взглянул на стол.       — Скорее, сожгу свой рот дотла, — пробормотал Минцзюэ. Он снова уселся за стол. — Что же все-таки произошло между тобой и Цзян Ваньинем? — Несмотря на нарочито непринужденный тон вопроса, он внимательно смотрел на Вэй Усяня.       — А, — сказал Вэй Усянь, и настала его очередь брать чай, выпивать его и держать пустую чашку в руках, пока Лань Ванцзи молча не наполнил ее для него. Он одарил Лань Ванцзи неуверенной улыбкой, прежде чем перевести дух, выражение его лица стало торжественным. — Думаю, нам стоит поговорить об этом. Ведь я должен был сказать тебе об этом еще вчера.              Что сказать? Гуй, что теперь?              Лань Ванцзи слегка наклонился вперед.              — Что случилось с Цзян Ваньинем?       — Он предложил мне стать с ним побратимом, — сказал Вэй Усянь со всей серьезностью, которой заслуживало такое заявление. Клятвенное братство нельзя было ни предложить, ни принять легкомысленно.              Но ведь это было хорошо? Это решило бы ряд проблем. Даже если оставить всю политику в стороне — такие вещи не должны быть основой для братства, но реальность диктовала свои условия. По крайней мере, это может что-то сделать с неловким сочетанием того, как Цзян Яньли определенно считала Вэй Усяня настоящим младшим братом, а не просто шиди, в то время как Вэй Усянь видел Цзян Ваньиня не совсем родственником, а Цзян Ваньинь, похоже, никак не мог принять решение. Их троица, вероятно, была бы счастливее, если бы точно знали, кто они друг для друга. И вообще, если думать о политике — там это, безусловно, было бы преимуществом. Узы клятвенного братства давали Вэй Усяню неразрывную и почетную связь с дворянством, в которой так нуждалась его репутация, а также гарантировали, что Юньмэн Цзян навсегда будет помечен как находящийся под защитой Старейшины Илина, даже после… Если, но Минцзюэ отчаянно надеялся, что это произойдет после — он женится где-то в другом месте. Это было заявление о единстве. Простое усыновление было бы легко воспринято как нарушение сыновней почтительности, учитывая, что Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань не ладили на протяжении всего его детства, но стать названным братом…              — Я отказал ему.              Ну конечно. Было очевидно, что что-то пошло не так. Минцзюэ стоило догадаться, что это будет так. Он изучал Вэй Усяня, который все так же смотрел на свою чашку, не отрываясь от нее.       — Могу я спросить, почему? — спросил Минцзюэ.       — Я не могу поклясться, что сдержу эту клятву, — пробормотал Вэй Усянь, как бы про себя. — Я уже нарушил столько обещаний, что это вполне справедливо. — Он поднял взгляд, и в нем был твердость, непоколебимость, решительность; точно так же он смотрел на Минцзюэ на вершине Четырех Братьев, перед тем как пойти и перерезать себе горло. — Вы должны это знать, потому что я также не могу стать вашим супругом, ни с кем из вас. Простите. Я знаю, что вы хотите… Хотели этого, но…       — Хотим, — поправил Лань Ванцзи.       — Мне жаль, — сказал Вэй Усянь. — Я не могу. Так что… вы должны это знать, я думаю. Прежде чем…— он сглотнул. — Я должен был сказать вам раньше.              После первого прилива душевной боли Минцзюэ почувствовал лишь раздражение. Ему пришлось сдержать желание (нежно!) стукнуть Вэй Усяня по голове. Эти слова нифига не поясняли, но он понимал, как Цзян Ваньинь мог это воспринять, и, кроме того, реакция Цзян Ваньиня был невероятно очевидной. Но, судя по печальному и торжественному выражению лица Вэй Усяня, Минцзюэ думал, что он это не осознает.       — А-Сянь, — начал было Минцзюэ, но потом передумал…. — Ты хочешь выйти за нас замуж? Нет, — он поднял руку, — перестань думать о том, что можно или нельзя. Считай, что это всего лишь мечтой.       — В таком случае это не имеет значения, не так ли?       — Имеет, — ответил Лань Ванцзи, и Минцзюэ вспомнилось, как он высмеял Хуайсана за фразу, что у Лань Ванцзи взгляд побитого щенка. Ему захотелось высмеять самого себя за слепоту в прошлом. У Лань Ванцзи определенно был взгляд побитого щенка.       Вэй Усянь прекрасно отреагировал на это.              — Конечно, хочу! — сказал он, схватив Лань Ванцзи за руку — Лань Ванцзи сразу придвинулся ближе, чтобы ему не пришлось тянуться слишком далеко. — Я хочу, я… Вас обоих хочу! — Минцзюэ тоже схватил его за руку. — Как я мог не хотеть… но я не могу, — Его лицо исказилось от горя.              Он хотел. Минцзюэ осторожно вдохнул, чувствуя, как его легкие расширяются, освобождаясь от тяжести, которую он не замечал, пока она не исчезла.       Он хотел этого. Со всем остальным Минцзюэ мог справиться. Клятвы. Почему он не мог поклясться…              — Какая клятва важнее этих?       Вэй Усянь все еще быстро моргал, пытаясь взять выражение лица под контроль. Прошло несколько мгновений, прежде чем ему удалось вернуть нормальное выражение лица, а затем он вздохнул, словно подбадривая себя.              — Я поклялся, что уничтожу Безночный.       Минцзюэ ожидал услышать совсем другое. Когда он поклялся в этом? Кому? «Уничтожить»… Он не имел в виду «захватить» — это уже сделали… Какого хрена это помешает ему стать побратимом Цзян Ваньиня или жениться на них?              — Массивы, — с недовольным шипением произнес Лань Ванцзи. — Водяной бог.       Вэй Усянь кивнул.       Водяной бог. Этот гребаный… Гуй, Минцзюэ знал, что за это придется дорого заплатить. Спасенная жизнь, исцеление, возвращение золотого ядра, а цена…              — Такова был твоя сделка с ним.       — Печать над маленькой горой снята, — произнес Вэй Усянь и развел руками. Простые слова, но то, что он говорил раньше… «Стоит только посильнее потянуть, и все распутается». Минцзюэ тяжело вздохнул.              — Вот о чем ты не хотел говорить вчера вечером.              Вэй Усянь помрачнел.              — Я должен был сказать вам раньше, я знаю, но я просто хотел лучше понять, во что ввязался. Я был не в состоянии торговаться, когда это случилось, гэгэ, а потом… потом были другие дела, — неопределенно ответил он. Конечно. Они сосредоточились на убийстве Вэнь Жоханя, потом его сочли покойником, а Лань Ванцзи был в коме, когда они застряли в сокровищнице, а потом… ну, потом, предположительно, он попытался рассказать Цзян Ваньиню, и, похоже, все испортил.       — Почему ты? — спросил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь негромко рассмеялся.       — Ага, я не очень-то похож на почти бессмертного равного Вэнь Мао, а? — с усмешкой сказал он.              Лань Ванцзи бросил на него нетерпеливый взгляд за такое самоуничижение.              — Божество могущественно. Зачем ему понадобилась помощь смертного?              Вэй Усянь пожал плечами.              — Это уже не совсем бог… Неважно. Я думаю, он слишком увяз в массивах, чтобы быть способным сделать это самостоятельно — и в самом начале, и теперь. У меня сложилось впечатление, что он остановил бы Вэнь Мао еще тогда, будь он тогда достаточно внимательным, но увы… Он устал. Но… ай-яй, он, наверное, приметил меня, когда я проводил этот дурацкий ритуал. — Он провел руками по лицу. — Не думаю, что повреждение защиты от наводнений была случайностью. Цзян Чэн знает, как безопасно приводить в действие взрывные талисманы. Под водой легко ошибиться, но… Я не думаю, что дело было в его ошибке. Это просто интуиция. Дух не смог бы полностью сломать защиту от наводнений, но это, думаю, ему вполне по силам.       — Ты сказал, что это не наводнение, — нахмурился Лань Ванцзи.       — Наводнение другого рода, — сказал Вэй Усянь, как будто это что-то объясняло. — Теперь это не имеет значения. Я поклялся, что ничего не поставлю выше этой цели, и божество с лихвой выполнило свою часть сделки.       Сделку, которую обманом заставили заключить Вэй Усяня. Возможно, она была выгодна для дальнейшего существования мира, но вряд ли ее можно было назвать справедливой. Минцзюэ горько нахмурился и заметил:              — Тебе все равно придется сначала восстановить свое ядро, иначе ничего не получится.              В данный момент риском для него было бы использовать любые методы совершенствования, а попытки справиться с мощными массивами и вовсе закончились бы катастрофой. По иронии судьбы, он смог бы сделать больше, если бы у него вообще не было золотого ядра, потому что тогда он смог бы работать с энергией негодования, не рискуя искажением ци.              — Таким образом ты можешь остаться в Гусу или в Нечистой Юдоли, чтобы восстанавливаться и исследовать, и… быть там, с нами. Мы все уладим. Нам не важны формальности, чтобы ты жил с нами.              Вэй Усянь ненадолго закрыл глаза.              — Это займет некоторое время. И я уверен, мне будет плохо, если я покину Безночный до того, как все закончится.              Минцзюэ проверил сказанное по мысленному «Словарю неясных выражений Вэй Усяня».              — Оно прокляло тебя.       — Возможно, это не проклятие. По крайней мере, Вэнь Цин мне ничего не говорила, и я ничего не смог найти… Но во время, хм, переговоров это было, — его взгляд скользнул по сторонам и вниз, — подчеркнуто.              Подчернуто, значит. Минцзюэ хотелось найти эту штуку и разорвать ее на мелкие кричащие кусочки. То, что он не мог этого сделать, еще больше усилило желание.       — Гэгэ, все в порядке, — встревоженно сказал Вэй Усянь. Он смотрел на Бася. Минцзюэ заставил себя закрыть глаза и сделать глубокий вдох.              Когда он снова открыл их, то увидел, что Лань Ванцзи смотрит на него.       — Я тоже останусь.              В его взгляде мелькнуло что-то извиняющееся, но тут же исчезло.       Минцзюэ слегка покачал головой: извинения не нужны. Это был логичный ответ. Донести его до клана Лань было бы сложнее, — Минцзюэ не знал, насколько Сичэнь поддержит его, — но если Вэй Усянь не мог поехать ни в Гусу, ни в Цинхэ, то это был единственный выход.       Нечистая Юдоль было не так уж далеко от Безночного для полета на мече. В прошлом это всегда было проблемой, но теперь…       — Это плохая идея, — сказал Вэй Усянь, звуча более встревоженно и даже попытался вырвать руки. Ни один из них не отпустил. — Лань Чжань, ты будешь нужен в Гусу. Я знаю, что Облачные Глубины еще не полностью восстановлены, и… вы тоже многое потеряли. Я не могу вернуться в Юньмэн, но это не значит, что ты должен бросить свою семью. Ты же знаешь, что я плохой пример для подражания!       — Ты вряд ли бросишь их, — раздраженно сказал Минцзюэ.       — Хм, — задумчиво сказал Лань Ванцзи. — Лань Ань покинул свой храм ради того, кого любил. Его почитают.       — Твой дядя буквально убьет меня.       — Ты только что озвучил дополнительную причину для того, чтобы а-Чжань остался, — сказал Минцзюэ. Да что с ним? Он ожидал, что они просто оставят его? Как тогда он восстановит свое ядро? Он же застрянет там навсегда! Гуя с два кто-то из них допустит это. Минцзюэ сжал руку Вэй Усяня. — Я не могу оставаться в Безночном все время, но буду заглядывать каждый месяц. Кто-то же должен присматривать за этим местом. С последствиями «Выстрела в Солнце» придется разбираться годами.       — Это… — голос Вэй Усяня дрожал. — Правда, вы оба… вы не должны запираться здесь со мной.       — А-Сянь, я хочу стать твоим мужем. Мужем для вас обоих. Вы не ушли от меня, когда я умирал, почему же вы думаете, что мы уйдем от тебя, когда ты в ловушке? — Он нахмурился. — Ты уверен, что нет способа убить его вместо этого? Ты поджарил ту штуку у защитной печати.       Ну ту, в создании которой принимал участие… бог воды? Бог огня?       — Минцзюэ-гэгэ, ты предлагаешь мне нарушить слово? — Вэй Усянь звучал возмущенно, почти обиженно.       — Тебя принудили дать эту клятву, — сказал Лань Ванцзи, и Минцзюэ, переглянувшись с ним, увидел, что они полностью согласны в этом вопросе. Вэй Усянь сам создал себе множество проблем, но заключить сделку с сильной древней сущностью, чтобы выжить, тонув с проломленным черепом в подземной реке, — это не то, в чем можно было бы разумно обвинить кого-либо, кроме этого треклятого бога. Человек не обязан своей жизнью кому-то, кто обманом подверг его опасности именно с этой целью!       — Кроме того, ты обещал разрушить массивы. Для этого не обязательно оставаться здесь, — возразил Минцзюэ.       — Божество более чем выполнило свою часть сделки, — сказал Вэй Усянь, бросив на них обоих выразительный взгляд, подразумевая, что они ведут себя неразумно.       — Ему не обязательно быть живым, чтобы ты выполнил свою часть договора, да?       Вэй Усянь вздохнул.       — Это не имеет значения. Когда я обманул другого… Вся его безудержность всегда разбивалась о железную волю. Неважно, в огне она закалена или во льду… В любом случае, тот был гораздо меньше и гораздо мертвее. — Он моргнул, выныривая из задумчивости, и мрачно произнес. — Если бы я мог управлять вулканом настолько хорошо, чтобы поджарить его, то с тем же успехом мог бы просто сделать то, чего он желает.       Дерьмо. Тогда оставался только один вопрос, который имел значение. Минцзюэ набрался смелости и заставил себя спросить:       — Думаешь, сможешь?       Вэй Усянь сделал движение, в котором Минцзюэ распознал попытку достать талисман, но Минцзюэ удержал его за руку, и через мгновение он перестал пытаться высвободиться.       — Может кто-нибудь из вас… — сказал он и сделал круговой жест пальцем.       — Стены уже защищены.       — Обновление защит не повредит.       Свободной рукой Лань Ванцзи достал стопку талисманов. У него не так хорошо получалось активировать их массово, как у Вэй Усяня, но он быстро запустил их, и они прилипли к стенам, двери, полу и потолку, светясь от его силы.       — Я могу это сделать, — сказал Вэй Усянь. — Сначала я не был уверен, но… да. Я могу это сделать. — Он кивнул сам себе, а затем выдал горькую полуулыбку. — Сделать это, не разрушив всю Поднебесную, гораздо сложнее. «Достаточно сильно потянуть, и все распутается». — Для этого мне нужно составить точную карту и отвязать массив ее от Большого Брата, прежде чем я его деактивирую. Или прекращу работу массива, но не дальше, но опять же, мне нужно знать точно. В конце концов, у меня есть основная идея, но…       — Ты больше не будешь проводить этот ритуал, — сказал Лань Ванцзи.       — А, ну… я что-нибудь придумаю.       Минцзюэ заметил, как сжались мышцы челюсти Лань Ванцзи.       — Вэй Ин.       — Я не буду рисковать. И больше так не поступлю. Это я тебе обещаю, — искренне сказал он.       Это не обнадеживало. Раз не перерезанное горло, то будет какой-нибудь другой ужас. Он сам сказал, требуется определенный уровень насилия.       — Ты заранее расскажешь нам о своих намерениях, — потребовал Лань Ванцзи, и это, по крайней мере, было уже кое-что.       — Обещаю.       — Хорошо. Главное — убедиться, что с вашим пребыванием в городе не возникнет никаких проблем, — сказал Минцзюэ, отвлекаясь от этой темы. К ней нужно будет вернуться позже. Пристальный взгляд Лань Ванцзи обещал это. — Пока нет никаких договоренностей об окончательном распоряжении Безночным. Прежде чем это будет решено, все хотят получить то, что находится в этих сокровищницах. Так что мы отвлечем их этим, а я предъявлю претензии на сам город — возможно, совместно с Цзян Ваньинем, поскольку мы два ближайших ордена.       — Планируешь кампанию, — поддразнил Вэй Усянь, и Минцзюэ поднял бровь. Да, именно так и следовало поступить. Но, несмотря на дразнящие нотки в его голосе, он был довольно радостным, а потом снова стал серьезным. — А… насчет Цзян Чэна…       — Я разберусь с этим, — твердо сказал Минцзюэ.       Вэй Усянь сказал, что хочет стать его мужем. Минцзюэ собирался заключить с ним брак. Сколько времени это займет — Минцзюэ было все равно. Теперь у них было так много времени, только бы не сглупить и не упустить это преимущество.       …И это означало, что Цзян Ваньинь в какой-то момент станет зятем Минцзюэ, а старшие братья и сестры обязаны вмешиваться, когда младшие наводят шороху. Не сказать, чтобы это было полностью на стороне Цзян Ваньиня, но смысл был понятен.       В любом случае, он вмешивался в дела Юньмэн Цзян несколько месяцев. Было слишком поздно бросать эту привычку.       — Минцзюэ-гэгэ…       — А-Сянь, — сказал Минцзюэ и перехватил руку Вэй Усяня, зажимая его ладонь между своими. — Позволь мне справиться с этим за тебя?       Серые глаза перехватили его взгляд, долго изучали, а затем Вэй Усянь опустил голову.       — Ах, я думал, что Хуайсан-сюн причинил тебе достаточно хлопот, но теперь ты ищешь еще, — сказал он с тенью поддразнивания в голосе и едва скрываемой скорбью.       Хуайсан был полон решимости стать взрослым, и Минцзюэ доверял ему во всем. Что ж, он доказал, что может справиться с проблемой Цзинь Гуаншаня, пока они все еще были здесь, в Безночном. Когда ситуация изменится, работа Хуайсана значительно усложнится, но Минцзюэ не собирался оставлять его в покое. Без открытого брачного союза, который должен был быть немедленно заключен, им пришлось бы действовать по-другому.       Открытая война была бы проще. Но он не собирался снова заставлять кланы проходить через это, если вместо этого они могли победить мирным путем. А для этого… ему нужно было воспользоваться тем, что ему не пятнадцать лет и у него дохрена больше ресурсов, чем было тогда.       Его коварный младший брат был одним из них.       — Тебе нужно купить ему больше вееров, — пробормотал Лань Ванцзи, и Минцзюэ фыркнул.              — Я просто освобожу его от тренировок. Он будет несказанно рад, что у него появилось столько свободного времени.              Они оба удивленно посмотрели на него.              Минцзюэ не мог отвести взгляда от их любопытных глаз.              — Он и так половину времени прогуливает. Наступил мир. И… может, небеса еще посмеются надо мной, но я планирую быть рядом и защищать его столько, сколько потребуется. Если он не захочет идти по пути сабли…— Он вздохнул. — Он никогда не был для этого приспособлен. А теперь в этом нет необходимости. Когда-то наш отец был мастером каллиграфии, и он не посчитал бы бесчестным, если бы Хуайсан расписывал веера и защищал нашу семью другим способом. Он показал, что ему хватает духа для этого.       Лань Ванцзи был неподвижен, как камень, но губы Вэй Усяня дрогнули.       Минцзюэ бросил на него взгляд.       — Молчи.       — Тебе придется купить ему больше вееров, — повторил Лань Ванцзи, и Минцзюэ закатил глаза.       Вэй Усянь засмеялся, сначала тихо, потом все громче. Он даже обхватил себя за бока от хохота.       — Ах, Гэгэ… ах, вы оба, — сказал он с беспомощной нежностью. — Ты действительно так поступишь?       — Мгм.       — Я уже так поступаю, — притворно-раздраженно ответил Минцзюэ. На самом же деле раздражаться было невозможно.       Вэй Усянь широко и недоверчиво усмехнулся.       — Гэгэ… — Он посмотрел на Лань Ванцзи, и его голос стал мурлыкающим. — Эр-гэгэ. Не отнесете ли вы этого беднягу в постель?       Оказалось, что это легче сказать, чем сделать. Вэй Усянь, казалось, окаменел, сидя на полу, и с самого начала двигался не особенно быстро.       — Знаете, я не думаю, что Вэнь Цин на самом деле предполагала возможность секса, когда втыкала иглы, — печально пробормотал он.       Это было и неприятное напоминание, и настоящая головоломка. Вэй Усяню категорически запретили ложиться на живот и рекомендовали не принимать никаких поз, кроме как лежать на спине или сидеть прямо. Но даже лежа на кровати, он держался прямее, чем обычно, и его обычной беспечной сутулости не наблюдалось. Лежать на боку — не самая лучшая идея. Скручиваться и выгибаться не рекомендовалось. Лежать на нем категорически не рекомендовалось.       И, честно говоря, Минцзюэ не испытывал ни малейшего желания, как обычно, толкаться и тянуть друг друга. На палочках для еды Вэй Усяня была кровь, из-за того, что открылся порез на пальце, который он прокусил, а он этого не заметил. Он двигался так медленно и скованно, что выглядел раненым. Минцзюэ захотелось уложить его в постель, закутать в одеяло, да так и оставить там, в безопасности. Мысль о том, чтобы даже притвориться, будто он делает что-то более грубое, заставила что-то в мозгу Минцзюэ запаниковать.       — Мы можем сделать что-нибудь другое, — немного поколебавшись, сказал Лань Ванцзи.       — О? — спросил Минцзюэ.       — Песня глубокого очищения.       Вэй Усянь фыркнул.       — Так вот как ты её назвал? Глубокомысленно.       Лань Ванцзи ничуть не выглядел обиженным.       — Возможно, теперь она покажется тебе более приятной.       — И отказаться от последних моих призраков? Кажется, Цин-цзе говорила, что мне не стоит держать в себе негодование, пока я пытаюсь создать ядро, — в его голосе не было энтузиазма.       Отсутствие энтузиазма сейчас Минцзюэ было не по душе. Он прочистил горло.       — Эта песня вскружит тебе голову, — предупредил он, заставив их обоих удивленно посмотреть на него. — Она заставит тебя страстно желать.       Они оба посмотрели на него, моргая. Лань Ванцзи нахмурился, в его выражении промелькнула тревога, но первым заговорил Вэй Усянь.       — Секса?       — Да, просто… секс. Он мешает думать.       — О, да! — сказал Вэй Усянь, его губы дернулись, и он уставился вдаль, его глаза слегка остекленели.       Лань Ванцзи, напротив, выглядел обеспокоенным.       — Мы не обязаны этого делать.       Вэй Усянь посмотрел на него, затем на Минцзюэ, после чего его глаза расширились. .       — Ой. Ах, гэгэ, — сказал он извиняющимся тоном и потянулся к руке Минцзюэ, переплетая их пальцы.       Если они не проведут очищение сейчас, то, по мнению Минцзюэ, сделают это позже, без него. От этой мысли у него заныло в животе. Попытка вырастить золотое ядро, насыщаясь энергией негодования, был плохой идеей. Энергии будут конфликтовать, а он и так подвержен высокому риску искажения ци. Возможно, негодование, исходящее от сабель Не, гораздо более едкое, чем то, с которым работал Вэй Усянь, но, по крайней мере, заклинателям Не не нужно было беспокоиться о кровотечениях до тех пор, пока их золотые ядра не были хорошо развиты.       Минцзюэ вздохнул.       — Я просто хочу, чтобы ты знал, во что ввязываешься.       — Минцзюэ-гэгэ, ты же знаешь, что я уже хочу вас обоих? Что это не… Если мне трудно думать о чем-то, кроме тебя, то ты уже делаешь это со мной, и мне это нравится. Мне нравится, когда ты морочишь мне голову. Если я теряю равновесие, выхожу из себя или падаю, ты меня ловишь. — Вэй Усянь покраснел и попытался отвернуться. — Когда я думаю, что не могу… что я действительно не могу сделать что-то или взять что-то, ты… ты поможешь мне принять. Ты заставишь меня, даже если я не смогу сделать это сам. Это хорошо. Это… ах, я действительно не знаю, как объяснить это лучше, чем вот так.       Ты поможешь мне принять. О. Эта фраза задела что-то внутри Минцзюэ, одновременно успокаивая и возбуждая. Он вздохнул, пытаясь укрепить спокойствие.       — Есть разница между тем, что ты хочешь, чтобы мы заставили тебя сделать, и тем, что ты не хочешь делать. Если ты не хочешь этого делать, не пытайся притворяться, что это одно и то же. Пожалуйста.       Он действительно думал, что не сможет вынести это.       — Дело не в этом! — запротестовал Вэй Усянь. — Не поэтому — та песня, Минцзюэ-гэгэ, ты все перепутал — я так ревновал, — смутился он. — Я так хотел попробовать, ещё тогда! И не мог! А теперь могу, но призраки… — беспомощно сказал он. — Я… если я просто избавлюсь от них всех, даже не потому, что должен , я… Я действительно мало что помню о Погребальных курганах. Но я знаю, что обещал некоторым из них кое-что. Когда мы уходили. Я сказал им…— Он слегка улыбнулся, иронично усмехаясь. — «Пойдем мстить».       В его голосе не было той жути, которая иногда, в редких случаях, проскальзывала, когда он позволял себе лишнее, но все же в его словах было что-то такое, от чего у Минцзюэ мороз по коже пробежал.       — Разве нет? — спросил Лань Ванцзи.       — Я знаю, знаю, война закончилась, но… это для меня. Вроде как и для них, но… в первую очередь для меня.             Это было совсем не то, о чем думал Минцзюэ, и его охватило новое беспокойство. Он постарался не нахмуриться.       — Вэнь претендовали на Погребальные курганы на протяжении многих веков — и столько же времени использовали их как свалку. А-Сянь… если кто-то из твоих призраков не удовлетворен тем, что случилось с Вэнь, он никогда не будет удовлетворен.       — Я все еще в долгу перед ними.       — Первый долг заклинателя перед мертвыми — по возможности даровать им покой, — сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь скорчил гримасу.       — По возможности.       По возможности… Но, разумеется, он не узнает, если не попробует. Однако нежелание пробовать — нет, оно не было нелогичным. Война был окончена. Она закончилась, у него снова было золотое ядро, но он все еще ощущал опасность.       — Они не могут двигаться дальше, пока ты держишь их здесь, — сказал Минцзюэ. Это было очевидно, но… иногда очевидное требовало слов. — Они не нужны здесь. Мы обеспечим тебе безопасность, пока ты будешь восстанавливать свое ядро, а когда оно восстановится, ты сможешь сам себя защищать. Без них в твоей голове снова будет тихо. Думаешь, они не оценили бы то же самое?       Это явно задело Вэй Усяня. Он бросил взгляд на Минцзюэ, а затем коротко рассмеялся.       — После вчерашнего стало намного спокойнее. Все это время я пытался заставить их замолчать… Я и забыл, насколько громкими могут быть мои собственные мысли. — Он посмотрел на них обоих, немного отчаянно. — Вы должны отвлечь меня от них. Вы ведь сможете, правда?       — Да, — ответил Лань Ванцзи, глаза его потемнели от желания, и…       Да. Такого рода забота… Минцзюэ действительно хотел довести дело до конца.       — А-Сянь… ты хочешь, чтобы мы это сделали?       Вэй Усянь закусил губу.       — …Да. Я думаю, да. — Он наклонил голову ровно настолько, чтобы смотреть на них сквозь темные ресницы. — …Вы поможете?       Вы заставите меня?       — Да. Давай, ложись, — уговорил его Минцзюэ.       Все присходило торжественнее, чем любая прелюдия к сексу, которая была у них раньше. Было как-то неприлично помогать ему раздеться донага, оставив только бинты, которые Вэнь Цин намотала вокруг его талии, чтобы закрепить иглы, и сидеть рядом с ним, почти столь же голым. Это было больше похоже на экзорцизм, чем на Очищение. И к нему Лань Ванцзи и приступил, услышав слова Вэй Усяня:       — Начни с обычного Очищения. Я… постараюсь отпустить.       — Хорошо, — подтвердил Лань Ванцзи, вызывая свой гуцинь.       На этот раз сосредоточенное негодование уходило из него не так быстро, то ли потому, что Лань Ванцзи не торопился, то ли потому, что оставшиеся призраки были более привязаны к нему. Лань Ванцзи продолжал мягко играть, а Вэй Усянь сосредоточенно закрыл глаза. Минцзюэ остался наблюдать, его духовные чувства были открыты, он обеспечивал Вэй Усяня постоянным, но скудным притоком ци, в то время как Лань Ванцзи отгонял призраков. Он чувствовал их, когда они уходили, — давление внешних эмоций на его собственные — ярость, горе, страх, ненависть, кровожадную жажду мести… Они не были цельными, не такими, какими бывают людские призраки. Они были набором гневных мыслей, осколками, оставленными гнить.       — Мы отомстили, — пробормотал Вэй Усянь, ни к кому не обращаясь. — Верно? — В его голосе звучала растерянность.       — Да, — тихо ответил Лань Ванцзи и продолжил играть, убаюкивая даже Минцзюэ.       Наконец-то посторонние звуки перестали мешать ему чувствовать. Лань Ванцзи играл еще некоторое время, пока наконец не утихомирил струны своей ладонью.       — Это все?       — Мгм… Это просто остатки энергии…       — Тогда разберемся с ними, — сказал Лань Ванцзи и заиграл на струнах в другом темпе, от которого у Вэй Усяня перехватило дыхание.       — Так торопишься, Лань-эр-гэ? Разве это не неуважительно…       — Они ушли, — сказал Лань Ванцзи. — Ты все еще здесь. Ты жив.       — Ха, а если бы я умер…       — Ты не умер, — сказал Минцзюэ, наклоняясь, чтобы поцеловать его и отвлечь от мыслей о смерти.       — Мы бы вспоминали тебя, — сказал Лань Ванцзи, и в его голосе прозвучала боль, хотя он не прекращал играть.       — Я… — Вэй Усянь начал говорить, и Минцзюэ снова поцеловал его, на этот раз дольше и крепче, пока губы Вэй Усяня не стали красными и влажными.       — Ты — не твои призраки, — прошептал Минцзюэ ему в губы.       Руки Вэй Усяня поднялись, обхватив его лицо.       — Убеди меня, гэгэ, ты не можешь оставить меня наедине с этим, эта песня будет слишком тяжела для меня, если ты оставишь меня наедине с ней…       Осторожно поддерживая равновесие, Минцзюэ переместился, чтобы накрыть его, не прижимаясь, а просто позволяя коже прижаться к коже, ощущая восхитительное тепло. Запутавшись одной рукой в волосах Вэй Усяня, он осторожно, но сильно потянул его за голову назад, обнажив горло, и Минцзюэ нежно присосался к уязвимой точке пульса на нижней стороне челюсти, достаточно мягко, чтобы не оставить синяка. Затем он переместился ниже, на шею Вэй Усяня, туда, где тот когда-то перерезал себе горло, и впился в нее еще одним поцелуем.       — Ты будешь жить. С нами.       — Если Безночнннныыыыххх… — Вэй Усянь прервался, когда Минцзюэ впился в него зубами, присосался сильнее и вырвал у него слова, заставив задыхаться.       — С нами, — сказал Лань Ванцзи, и ритм песни ускорился. — С вулканом мы разберемся.       В его голосе ясно слышалось недовольство задержкой, но и убежденность тоже.             Минцзюэ почувствовал, как он рад сойтись с ним, с тем, кто поддержит и придаст сил.       Вэй Усянь собирался жить — долго и счастливо, чтоб его, он восстановит свое золотое ядро, они поженятся и состарятся вместе. Минцзюэ собирался дожить до старости с обоими любимыми мужчинами.       — О вулкане можно будет побеспокоиться позже, — сказал Минцзюэ, а затем сделал паузу, чтобы оставить на коже Вэя Усяня еще несколько отметин — на шее, над ключицами. — Расслабься и позволь нам позаботиться о тебе.       — Если такие красивые гэгэ просят так вежливо, как может сопротивляться этот слабый… Лань Чжань, гэгэ, гэгэ! Так вот каково это…— Вэй Усянь напрягся и поднял бедра.       Минцзюэ опустился ниже, прижался к его бедрам, положив на них руку, и присосался к одному из сосков, после чего снова поднял взгляд.       — Ты не должен слишком много двигаться, А-Ин.       Вэй Усянь издал бессвязный звук при упоминании этого имени и выгнулся вверх.       — Хм, — сказал Лань Ванцзи, сузив глаза, и внезапно песня прекратилась.       — Лань Чжань!       — Не двигайся, — он начал новую часть, гораздо более медленную. На Вэй Усяня она подействовала сразу же: он словно растекся по постели под Минцзюэ.       — О, как приятно, — пробормотал Вэй Усянь, веки его дрогнули. Минцзюэ поднял бровь, смотря Лань Ванцзи, и тот ответил ему тем же: по кивку Минцзюэ заклинание окутало и его. Если бы не его золотое ядро, он бы, наверное, зевал. А так он чувствовал, как расслабляются мышцы, уходит напряжение, и даже слабая головная боль, о которой он не подозревал, ослабевает.       — А я знал, что у тебя есть песня, которая может так делать? — спросил Минцзюэ у Лань Ванцзи, играя с одним из сосков Вэй Усяня. Мир стал намного мягче, чем мгновение назад, но это не смущало его. Наоборот, он чувствовал себя более ясно. Не усталость заставляла его зевать, а расслабленность.       Лань Ванцзи не ответил сразу, а поиграл еще минуту.       — При многократном воздействии быстро вырабатывается толерантность. Секс дает тот же эффект, но без таких ограничений, и доставляет больше удовольствия, — сказал он наконец тем самым безразличным тоном, который использовал прежде чем воспользоваться преимуществом, и, конечно, тут же переключился на предыдущую песню. Минцзюэ почувствовал себя так, словно он только что испытал самый приятный оргазм, доводящий до отказа все его мышцы, а Вэй Усянь под ним застонал, но не напрягся так, как раньше.       Минцзюэ фыркнул и сел. Две минуты этой расслабляющей песни могли бы избавить от многих головных болей, если бы Лань Ванцзи смог придумать какой-нибудь вариант. Если он смог с нуля создать такое совершенно иное очищающее заклинание, тогда, конечно… Что ж, это была мысль на будущее. Прямо сейчас, — Минцзюэ отстранился, по-хозяйски положив одну руку на грудь Вэй Усяня и нашаривая, куда он бросил бутылочку со смазкой. Было немного неловко пытаться открыть ее одной рукой, но он справился. Еще более неловко было протянуть руку между ног и прижать ее к своему отверстию. Пальцы были скользкими, неуклюжими — он уже давно не делал этого с собой, полагаясь только на осязание, а не на зрение.       Он поднял голову и увидел, что они оба наблюдают за ним. Глаза Вэй Усяня были полуприкрыты, но не менее темны от желания.       — Минцзюэ-гэгэ, — пробормотал он почти неразборчиво. — Можно я…?       — Если хочешь, — ласково сказал ему Минцзюэ, и Вэй Усянь протянул руку, его пальцы двигались неуклюже и медленно. Вполне возможно, это была самая отвлекающая дрочка, которую он когда-либо получал.       Это не слишком помогло ему подготовиться, так как более пристальное внимание могло бы помочь. Но в этом и не было необходимости. Расслабление, вызванное песней Лань Ванцзи, было более чем достаточным подспорьем, и Вэй Усянь растянулся рядом с ним, под ним, а Лань Ванцзи наблюдал за ними обоими с сосредоточенной нежностью, от которой по коже Минцзюэ пробежало тепло. Наблюдение за Вэй Усянь завораживало. Минцзюэ вспомнил ощущения от песни, хотя Лань Ванцзи старался держать ее подальше от него: вряд ли он мог их забыть. Он не мог уследить за мелодией, но что-то в песне — ритм, наверное, — слишком отчетливо напоминало о них. Он знал, что чувствует, когда Лань Ванцзи позволяет нотам задерживаться в воздухе, — он представлял, как переливается сила, как будто это бесплотное прикосновение вернулось и начало дразнить его голую грудь, соски, член и яйца, спускаться и подниматься внутри него…       Раздался каскад аккордов, и Вэй Усянь застонал, глубоко задыхаясь, а его рука и вовсе оторвалась от члена Минцзюэ. Минцзюэ посмотрел на него и увидел, что его глаза закатились назад. Ха, когда Минцзюэ оказался в центре внимания песни, это было подавляюще, и это был он, тугоухий глава Не. Вэй Усяню было трудно сосредоточиться на чем-либо во время секса — мелодия Лань Ванцзи разнесет его в клочья еще до того, как она закончится.       — Гэгэ, — взмолился он, — пожалуйста, мне нужно…       Сжалившись над ним, Минцзюэ сменил положение и сделал несколько неторопливых поглаживаний его члена, вырывая из него стоны, пока его руки извивались на простынях. Он все еще оставался по большей части мягким, но уже начал напрягаться, пальцы на ногах восхитительно выгибались, и Минцзюэ приник ртом к коже над бедром Вэя Усяня, посасывая ее до легкого синяка, что вызвало стон. Затем Минцзюэ вернулся к тому, что делал раньше: расслабился и попытался настроиться на нужный лад. Ощущения от парного совершенствования были схожи с глубоким чувством, когда тебя трахают, но при парном совершенствовании нужно было направлять, а Минцзюэ никогда не справлялся с этой задачей в роли принимающего. Так что это был эксперимент: нужно было постараться расслабиться и сохранить контроль. Он чередовал свои приготовления с поглаживанием члена Вэй Усяня; когда он не гладил его, Вэй Усянь прижимался лицом к одеялам, а песня Лань Ванцзи каскадом лилась на него, снова и снова.       Судя по виду Вэй Усяня, он уже был потерян в ней, как и Минцзюэ к концу того первого раза. Все его тело дрожало, но Минцзюэ положил руку ему на пах, чуть выше того места, где напрягся член, и он послушно остался на месте. В постели он почти всегда вел себя наилучшим образом, стараясь быть послушным их прикосновениям и сдержанности, даже когда они сводили его с ума.       Минцзюэ снова поцеловал его, прикусив в награду нижнюю губу, а затем сел и перекинул одну ногу через Вэй Усяня, переместив себя так, чтобы оказаться в центре. Взяв член Вэй Усяня в руку чуть крепче, чем он держал бы свой собственный, он стал опускаться на него, переводя дыхание. Осторожно, медленно, наполовину опустившись, он перехватил одну из рук Вэй Усяня в свою, отводя ее от того места, где Вэй Усянь отчаянно извивался в простынях, и тот вцепился в него с невероятной силой, ничуть не ослабевая, когда Минцзюэ вобрал его в себя до самого основания, их тела оказались вровень друг с другом.       — Гэгэ, ты теплый, — пьяно пробормотал Вэй Усянь, словно это был какой-то невероятный секрет.       Минцзюэ усмехнулся и сжал мышцы, которые не часто удавалось тщательно напрягать, ощущая, как они растягиваются под твердостью Вэй Усяня внутри него. Как ни подтрунивал Минцзюэ, что он меньше Лань Ванцзи, член Вэй Усяня на самом деле не был маленьким. Просто с Лань Ванцзи не стоит сравнивать нормального человека. Вэй Усянь, похоже, получал удовольствие от того, что принимал его, но в данный момент Минцзюэ считал, что член Вэй Усяня был идеального размера. Как и звуки, которые он издавал, отчаянные, полные желания.       — Одеяло, — сказал Лань Ванцзи, и Минцзюэ обернулся и увидел, что он жадно смотрит на них двоих. Он опустил голову. На мгновение Минцзюэ не понял, к чему клонит Лань Ванцзи, а потом сообразил, что тот намекает на бинты. Хм, наверное, лучше бы они не кончали на них. Хотя, судя по тому, как Вэй Усянь начал потеть, им в любом случае нужно будет их менять. Минцзюэ наклонился вперед и схватил один из углов одеяла, откинутого в сторону, чувствуя, как все смещается, и вздох, вырвавшийся изо рта Вэй Усяня, был настолько восхитителен, что, натянув часть одеяла на живот Вэй Усяня, Минцзюэ наклонился еще больше вперед, поставив локти по обе стороны от груди Вэй Усяня, чтобы удержать свой вес.       Это была позиция, которая могла бы быть открытой и неприкрытой, но он уже взял Вэй Усяня; теперь он прикрывал его, окружал, хотя и не прижимал к себе — для него это была противоположность уязвимости. Он целовал Вэй Усяня, и тот отчаянно целовал его в ответ, медленно приподнимая бедра, постепенно поднимаясь и опускаясь обратно, а сила песни Лань Ванцзи окружала и наполняла Вэй Усяня, и от нее дрожали все мышцы Минцзюэ. Темп постепенно становился все более настойчивым — медленное крещендо чувств, и он ощущал его дрожь в меридианах Вэй Усяня, которые наконец-то перестали быть наполненными негодованием: теперь там было место для чистой ци.       — Ты будешь жить, — требовал Минцзюэ между поцелуями, слегка меняя угол наклона, заставляя член Вэй Усяня снова гладить то место внутри него, и каждый раз он ощущал пульсацию удовольствия, которое искажалось и соединялось с тем, что отголоски песни делали с его ци. — Ты проживешь здоровую и долгую жизнь с твоим новым ядром. Мы будем наполнять тебя — столько, сколько потребуется, снова и снова, и снова…       — Гэгэ… Гэгэ…       Вэй Усянь снова попытался задрать бедра вверх, но Минцзюэ откинулся назад, прижав его бедра и сжимаясь вокруг него, когда он кончил. Минцзюэ не отстранился. Музыка продолжала звучать, интимно-требовательная, и Вэй Усянь содрогался всем телом, но все еще оставался твердым внутри Минцзюэ: песня не позволяла ему обмякнуть. Через мгновение Минцзюэ продолжил, нежно покусывая шею Вэя Усяня, целуя его, когда он уже задыхался. Минцзюэ поймал ритм музыки, и это должно было быть смешно — это было смешно, однако Лань Ванцзи направлял каждое их движение и полностью обхватил музыкой Вэй Усяня и Минцзюэ. Они продолжили. Это была длинная песня, но Минцзюэ был в отличной форме, и его бедра еще не начали ныть.       У Вэй Усяня должно было быть золотое ядро. В голове Минцзюэ мелькнула нелепая, радостная мысль: они смогут заниматься сексом гораздо дольше, если не будут стремиться не только вогнать его в транс, но и измотать. Минцзюэ не знал, как это будет работать, разве что у Вэй Усяня хватит выносливости скакать на них часами — Минцзюэ может заставить его сесть на член Лань Ванцзи и продолжать, может быть, пока Лань Ванцзи будет играть эту самую песню…       Вэй Усянь издавал умоляющие звуки, но если это и были слова, то слишком невнятные, чтобы их можно было разобрать. Минцзюэ тоже было трудно сосредоточиться, пытаясь уложить все это в голове, но музыка давала структуру, на которую он мог с радостью опереться: в этом он мог доверять Лань Ванцзи. Как бы ни были они переплетены, он чувствовал, как каждая нота тянет за собой, пытается что-то утащить, даже если не тянет непосредственно к нему, и Минцзюэ пришлось прикусить губу, чтобы сосредоточиться на выплескивании ци — не произвольно, пока песня будет брать, тянуть и очищать, а направляя ее к своему ядру, к ядру Вэй Усянь. Это и так было непросто, а песня еще и отвлекала.       Затем последовало крещендо нот и быстрых аккордов — и все прекратилось. Ци, которую Минцзюэ вливал в Вэй Усяна, была яркой и незапятнанной: все негодование покинуло их обоих. Лань Ванцзи отбросил свой инструмент легким движением запястья и рванулся вперед. Одной рукой он обнял Минцзюэ за плечи, поднимая его в вертикальное положение, меняя угол каждого толчка, а другой обхватил пульсирующий твердый, болезненно неприласканный член Минцзюэ. Его пальцы были теплыми, такими теплыми от того, что он так старательно играл, и сила песни все еще ощущалась, волнующая, почти электрическая, как будто он окутал свою руку энергией ци и использовал ее, чтобы погладить член Минцзюэ…       Лань Ванцзи впился в него поцелуем, жестким, требовательным, и гладил его до самого конца, обхватывая так же сильно, как Минцзюэ стиснул член Вэй Усяня внутри себя, и зрение Минцзюэ померкло, когда он кончил.