Рита

«— Я не убивала её! Не доводила я её до суицида! — Эндрюс кричит, словно с цепи сорвалась, переходя в конце на жуткий, скрипучий хрип. Подскакивает со стула под наблюдением сотрудника полиции. — Сядьте на место, мисс Эндрюс, мы ещё не закончили! — мужчина повышает голос в ответ, а Эндрюс мечется по комнате для допросов, как умалишённая, желая выбраться отсюда. — Я не буду больше разговаривать об этом! Я не убивала Риту, ясно? Я пальцем её не трогала, никогда не желала ей такой участи! — не снижает интонации, продолжая отстаивать себя на грани истерики. — Звоню отцу, и мы это заканчиваем! — Мисс Эндрюс, вам нужно сесть на место и перестать горячиться! Это элемент расследования. — Меня заебали ваши расследования! Вот они уже где сидят! — отрывисто проводит по горлу с перекошенным от злости лицом. — Пап! Забери меня немедленно отсюда, я не собираюсь слушать, как мне промывают мозги! — Конечно, я сейчас договорюсь, Мари, потерпи немного, я заберу тебя, и мы поедем домой, — отец отвечает уравновешенно, после завершая звонок, чтобы разобраться с насущным. Эндрюс смотрит на следователя диким зверем. — Хотите говорить со мной? Дальнейшие разговоры в присутствии адвоката! — мужчина тяжело выдыхает, пока Эндрюс поправляет на голове капюшон. Её начинает буквально трясти от того, насколько переполняют эмоции, первобытная злость. — Так и запишите, больше ничего я не скажу, а от того, что уже сказала, я отказываюсь. — Отказываете сопротивление следствию? — Выражаю свое гражданское право на адвоката. Про презумпцию невиновности вспомните! Я свои права знаю, но сейчас меня, как несовершеннолетнюю, допрашивают без моих родителей, это против закона! — Это опрос, а не допрос, мисс Эндрюс! — Будете объяснять это моему адвокату, — опирается ладонями на стол, нависая. Сдерживается из последних сил, чтобы не сделать большую ошибку, а её ноздри опасно раздуваются, пока кулаки сжаты. — Мари, — отец входит в голую серую комнату для допросов вместе с другим следователем. — Мистер Эндрюс, ваша дочь выразила желание на адвоката, — тот, что сидит за столом, произносит, не поворачивая головы. Эндрюс отрывается от стола, уходя к отцу. — Значит, адвокат будет, — гладит дочь по плечу. — А вас прошу дёргать мою дочь и меня гораздо реже в отделение, займитесь расследованием. У Мари и без того ежедневный стресс, у неё подвижная психика, подумайте, что вы делаете! — мистер Эндрюс и сам повышает голос на офицера, защищая интересы дочери. Его обычно бархатный спокойный голос похож на раскат грома. — Мари, подожди в коридоре, — отправляет дочь, что выходит вместе с другим сотрудником, пока сам остаётся в комнате для допросов».

*** Клиа. Капюшон на волосах плохо спасал от уличного холода. Над головой завис смог, а в нос попадал, сильно контрастируя с запахом морозной свежести, дым от сигареты. Эндрюс шла рядом с Клиа, опережая её на шаг, находясь впереди. Они направились после обеда следующего дня на окраину города. Молчаливо, торопливыми шагами, а ветер, дующий в спину, только подгонял. Клиа смотрела на горизонт. Чем дальше они уходили от центра жизни города, тем меньше становилось домов, киосков, магазинов, всё большее место на горизонте приобретало небо и природа, становящаяся менее скудной. Как только Эндрюс докурила, она отщелкнула окурок в ближайшую урну, а после взглянула и на Клиа из-за плеча. Её кудрявые волосы ползли ей в лицо похлеще, чем Клиа, буквально заслоняли обзор, но она ничего не стала делать с этим, только вернула голову в привычное положение, не сказав ни слова. Клиа посмотрела на неё коротко, и этого пересечения глазами хватило, этого стало больше, чем слов, которые они могли бы теоретически произнести. Шаг за шагом, они продолжали идти по улице Дэстани, становясь всё ближе к конечной цели. Нездорово-бледное лицо Эндрюс с румянцем стало только более нездоровым, под однотонной уличной серостью оно стало таким же серым. Клиа румянец придавал живого вида, но лицо больно кололо и щипало, она наклоняла голову периодически, пряча нижнюю часть лица в шарфе. Пыталась спасти себя от неприятной погоды. Мерзкой погоды. Вот и показалась вдалеке капелла, как ориентир, Клиа шла за Эндрюс не говоря ни слова. Говорить, честно, не хотелось, не было ни настроения ни обстановки. Каменный тротуар сменился узкой дорожкой и неспешно, шагая, они начали проходить недалеко от первого ряда однотипных каменных надгробий. Ступая по поблекшей траве с желтыми и коричневыми, редкими листьями от деревьев, что гнал хаотично ветер, Клиа и Эндрюс сошли с дорожки, начав проходить мимо надгробий. Почти голые деревья стояли кое-где, нагоняя тоски, упираясь ветвями в тяжёлое небо. Воздух звенел над тихой равниной с такими одинаковыми плитами. Они подошли к одному из надгробий, у которого лежали свежие цветы украшением, а несколько расставленных свечей потухли под давлением ветра. Красные розы, белые розы, тюльпаны — надгробие было таким же одиноким, как и другие, хотя слишком заметно оставалось, что про него не забывали. Оно было единственное тут с цветами. — Привет, Рита, — Эндрюс шмыгает и произносит тихо, взглянув на каменную серую плиту. Она совсем не похожа на Риту и это ужасно. Где же красивая Рита, что на фотографиях светилась, так похожая на солнце? Это правда она? Клиа читает: «Рита Сильвия Льюиз», что нанесено на плите, и всё встаёт с трудом на свои места. Она мертва. Клиа тут впервые и видит всё в первый раз, только сейчас вдруг осознавая, что Риты правда нет в живых. Странное заключение, учитывая, сколько месяцев она знакома с этой историей, сколько знакома с Эндрюс. Вот она видит, вот понимает, — всё логично и взаимно продолжает друг друга, но Клиа передёргивает, она списывает это на холод. — Как ты тут? — Эндрюс кладёт фиалки к цветам, а потом протягивает неважную руку к надгробию и гладит его, пожирая его такими, кажется, печальными глазами. Клиа ничего не произносит, ощущая неловкость от того, что становится свидетельницей такого странного в своей интимности момента, встречи влюблённых, в которой всё ещё есть это таинство, что только для них двоих. Клиа чувствует себя лишней. — Нужно было давно к тебе прийти, мне жаль, — Эндрюс закуривает нервно, а потом присаживается на корточки, не отводя взгляда от надгробия. Клиа всё стоит, не зная, куда себя деть. — Обязательно приду к тебе на Рождество, его ведь нужно праздновать с семьёй, — Клиа так горько, но она не ощущает всепоглощающей печали. Оглядывается, стараясь отвлечься от неловкости. — А ещё я привела к тебе Клиа, познакомься. Ты так хотела человека, что был бы похож на тебя и вот, всё случилось, как ты и хотела, Клиа похожа на тебя. Надеюсь, я смогла тебя порадовать? — шмыгает снова, затягиваясь жадно. Клиа продолжает стоять, ей холодно даже после того, как она предусмотрительно оделась теплее. Наблюдает, как Эндрюс проводит ладонью по надгробию, прямо по надписям, по холодному камню. — Поздоровайся, пожалуйста, — голос Эндрюс дрожит, а у Клиа горло пережимает как назло. — Привет, Рита, — произносит, срываясь на хрип, вдруг чувствуя что-то странное, необъяснимое. Эндрюс шмыгает, кажется, всё чаще, травя себя никотином усиленнее. — Клиа поможет мне найти того, кто обрёк тебя на вечные муки под землёй, любовь моя, — Клиа не видит лица Эндрюс за капюшоном и волосами, но слышит, что голос её дрожит, выдавая так явно крайне подавленное состояние. — Прости меня, прости меня, о, прости меня, — всхлипывает и прислоняется лбом к камню, туша окурок о землю, а Клиа смотрит, слегка нахмурив брови, вниз, уткнувшись носом в шарф. Она впервые слышит, как Эндрюс плачет, и ей неловко, она чувствует, что не должна быть здесь и слушать признания, но уже ничего не сделать, разве что отойти дальше, чтобы дать Эндрюс выплеснуть эмоции без других людей рядом. — Может быть, я... — договорить не может, слова просто заседают в горле, образуя ком, но договаривать оказывается не нужно. Эндрюс качает головой, не отрывая её и рук от надгробия. Шмыгает громче обычного несколько раз, но крупно дрожит, и Клиа неловко от того, что она это замечает. — Будь тут, — разрешает остаться на откровения, не боится присутствия Клиа и хочет его, словно оно так кардинально должно ей помочь, пока она взвывает над могилой любимой так безутешно и виновато. Клиа ничего не отвечает, не отвергая слов Эндрюс, стоит, но взглядом роет землю, изучает блеклую траву, пытаясь отвлечь себя, но выходит на самом деле неважно. Рыдания Эндрюс говорят больше слов, они кричат, что она всё ещё огромная рана, что она всё ещё глубоко влюблена, что это всё у неё не отлегло, не стало частью её прошлого. Эндрюс несла всё это с собой дальше, в жизнь, — не рационально, но Клиа и не могла её судить, это было бы слишком жестоко для её положения. Сейчас нужно было избавиться от рациональности, этой чёрствой и холодной, и Клиа понимала это, как раз-таки с помощью неё. Она приняла рациональное решение, взвешенное, какое и было необходимо. С заиканиями Эндрюс произносила что-то, что не всегда Клиа могла уловить сквозь пелену её шмыганий и слёз, таких горьких и выражающих боль настолько, что атмосфера тут только сгущалась. Но и те слова, которые до омеги доходили, не делали ситуацию лучше. — Я так скучаю по тебе, — встаёт коленями на холодную землю, продолжая рыдать навзрыд. Гладит надгробие, прижимаясь к нему. — Рита, любовь моя. Клиа никогда не любила никого, чтобы убиваться, как делала это Эндрюс. Всегда далёкая от любви, ей всё равно было не по себе, когда она слышала срывающийся на хрип и стоны голос. — Эндрюс, — достаточно было произнести, чтобы возыметь эффект. Эндрюс подняла ладонь, показывая, что поняла Клиа, хотя продолжала задыхаться. Находиться на кладбище было особенно паршиво в такую погоду, пробирало, кажется, до костей, добивали рыдания Эндрюс. И пусть Клиа видела, как эта альфа рыдает впервые, но надолго её это не заинтересовало, а начать искренне сожалеть она не могла, ведь Риту не знала, как и полноценную историю любви Риты и Эндрюс. Клиа сожалеть было не о чем, и не то что бы она была бесчувственной. Дрожащими руками Эндрюс забирает сигарету из пачки Честерфилд, а потом закуривает, всё стоя на коленях рядом с надгробием. Всё до единого ей чуждо, пока мокрыми от слёз пальцами она берёт сигарету изо рта, выдыхая дым, что втягивала жадно. — Прости, что не появлялась долго, Рита, прости. У меня нет ни единого оправдания перед тобой, но ты же знаешь, как мне тяжело. Ты знаешь, как мне, сука, тяжело без тебя, — давит всхлип, прижав ладонь ко рту, а потом курит, склонив голову, и слёзы капают в траву. — Я обещала, что буду рядом с тобой, но уже дважды не сдержала обещание. Почему я упустила это? Почему упустила и поплатилась тобой? За что мне это? Опирается ладонями о землю и сжимает траву в кулаках. Клиа смотрит за ней исподлобья, уткнувшись в шарф носом. С каждой секундой становилось, кажется, только холоднее. Но Эндрюс было на это всё равно, словно она не замечала. Словно не чувствовала холода. Клиа могла только объяснить её состояние, но не понять его. Клиа сама такого не проживала, поэтому понимать не бралась. Эндрюс делает затяжку мокрыми от слёз губами. Клиа бы, может быть, предложила свою помощь, сказала, как холодно сидеть на земле, что Эндрюс может легко простыть, но было понятно, что Эндрюс до всего этого нет дела. Такое станет только раздражать. Клиа никогда не навязывалась, принимала образ наблюдателя, что не вмешивается. Когда сигарета оказывается докуренной, Эндрюс её вдавливает в землю и проводит ладонью по надгробию снова, кажется, уже прощально. — Я вернусь к тебе, любовь моя, я всегда рядом с тобой. Поднимается с земли, а Клиа смотрит за этим, после встречая глаза Эндрюс в своих. Она прячет руки в карманы куртки, шмыгая. — Пойдём отсюда нахер, иначе я останусь тут, пока не сдохну от холода, — обходит Клиа, уходя от могил к дорожке, а сама Клиа не торопится. Смотрит на надгробие, под которым покоится Рита, внимательно, запоминая его, рассматривая. Каждый цветок, свечку, букву. — Ты там жить остаёшься? — Эндрюс говорит громко, привлекая внимание Клиа, которая отвлекается, разворачиваясь в ту же секунду. — Иду. Уходит, не оборачиваясь, к Эндрюс, что ждёт её, а потом, стоит поравняться, они вместе покидают пределы кладбища. Всё также тихо, но, кажется, даже спокойнее, чем когда только шли сюда. — Зайдём в «Дельфин», пожрать хочу, — Клиа кивает, не тратя теплый воздух на ответ. Эндрюс шмыгает, из носа так и льётся, а погода настолько мерзкая, что находиться на улице подобно пытке. Через уши холодный воздух проникает в мозг, от чего начинаются головные морозные боли, тупые и ноющие. В «Дельфин» заходят, привычно разделяясь. Эндрюс уходит в туалет, а Клиа занимает место за их столом. Нэнси приходит обслужить, а Клиа заказывает яичницу с беконом и кофе, начиная отогреваться в закусочной. В голове пульсирует от перепада температур, Клиа капюшон с головы не снимает. Достаёт телефон и пишет Гаяне с предложением прийти к ней домой на ночёвку. Гаяна соглашается легко, говорит, что принесёт всякой всячины, чтобы хорошо провести время, а Клиа и не против. На самом деле ей безразлично глубоко, что принесёт Гаяна, и как пройдет вечер, главное, чтобы план был удачным, и телефон оказался там, где надо, вместе с информацией. Эндрюс возвращается за стол, просит только кофе, а потом и смотрит на Клиа, поправив волосы у лица. Эндрюс нетрезвая сейчас, Клиа понимает, только взглянув на неё. — Ты хотела поесть, — Клиа вспоминает, а Эндрюс пожимает плечами. — Уже не хочу, — кусает губу. — Ты не говорила с ней? — меняет тему. Гаяну по имени не называет, не хочет. — Я позвала её на ночёвку, она согласилась, — Эндрюс кивает. — Значит, сегодня ждём ночи. Она не должна ничего заподозрить, — Клиа соглашается. — Не заподозрит. Надеюсь, это даст нам хороший ключ к продолжению расследования, — все мысли об одном. Их мысли только об этом. — По крайней мере, это не заставит нас стоять на одном месте. Но хочется верить, что это не ложный след, что это правда важно. — Даже если та загадочная баба ни при чём, у суки есть что-то другое, по-любому, — Эндрюс говорит уверенно, тоном заговорщическим. — У неё-то точно дохуя всего, потому что она была часто рядом с Ритой, у них были свои секреты. С каждым, сука, у Риты были какие-то свои секреты, все разные. — А у тебя с Ритой какие были? — Клиа интересуется, раз уж Эндрюс завела такую тему самостоятельно. Эндрюс смотрит в окно долго, молча, пока заказ Клиа не приносят, а кофе в кружке Эндрюс не начинает источать пар. — У нас не было каких-то скелетов в шкафу, — начинает говорить, забирая кружку в руки. Греет ладони, пока Клиа жуёт яичницу. — Все секреты связаны с нашими отношениями. Ничего необычного или странного, просто личное. Это ничего дельного не даст, поэтому-то рассказывать в каком-то плане бессмысленно, но если я буду готова, я поделюсь, — Клиа только кивает, ничего не отвечая, пока ест. Сейчас и нечего ответить, им правда ничего не дадут личные секреты Риты и Эндрюс, Клиа была уверена в этом. Эндрюс прижимает салфетку к ноздрям, ведь из носа продолжает течь, а Клиа смотрит на неё без вопроса и без осуждения. Клиа понимает, что у Эндрюс проблемы, а плохие отношения поучениями она создавать не хочет. То, что есть сейчас, для Клиа удобно. — Ты спала сегодня? — интересуется, а Эндрюс мотает головой. — Настолько заметно? — Клиа это подтверждает многозначительным взглядом. — Не хочу спать, всё нормально, бессонница, — пьёт кофе, убрав от носа влажную салфетку. — Не хочется спать? — Не-а, — отрицает, ведь спать, правда, не хочется. — Я в порядке. Кожа на руках у Эндрюс сухая, потрескавшаяся, как и губы, которые она кусает до крови, пока думает. Клиа видит, как Эндрюс плохо, она буквально почти не похожа на человека. Клиа видит, но говорить не думает, Эндрюс должна сама о себе позаботиться, ведь у Клиа и нет никаких оснований для заботы, пусть они и друзья. — Завтра будешь в школе? — спрашивает, отвлекаясь от внешнего вида Эндрюс. — Я ж сказала, что похожу, — подтверждает, а Клиа кивает, смотря, как снова Эндрюс прижимает салфетку к ноздрям. — Завтра у тебя дома нужно заняться местом для улик, — произносит задумчиво, посмотрев в окно на проезжающую машину. — Как в детективных сериалах? — Эндрюс спрашивает, уточняя, а Клиа это сравнение заставляет мимолётно улыбнуться. — Что-то вроде того, я придумаю, куда нам начать всё вешать. — У родителей дома на чердаке есть стенд, он лежит без дела. Могу принести, — предлагает, вспомнив, а Клиа кивает, не думая лишний раз. — Отлично, неси, думаю, будет как раз, нужно уже разобраться с материалами после того, как проверим телефон Гаяны. Клиа ест молча, пока Эндрюс пьёт кофе, а потом они вместе выходят из закусочной, когда Клиа оставляет деньги на столе за еду. До какого-то момента доходят вместе, а потом разделяются. В дом Клиа заходит уже одна, встречаясь там в прихожей с Джо, что спустился со второго этажа. — Гуляла? — Клиа кивает брату, снимая верхнюю одежду. — Да, с утра вышла погулять. — Я только проснулся... Не хочешь поесть? — Джо уходит на кухню, а Клиа встаёт в её проходе. — Нет, я заходила в закусочную, там поела. — Ну, как хочешь, — Джо кладёт в тостер два ломтика хлеба, а потом начинает варить в турке кофе. Клиа за ним наблюдает, сняв дублёнку. — Сегодня придет Гаяна на ночёвку, — оповещает, а Джо кивает. — Ну, пусть приходит, — смотрит в сторону Клиа. — Ты бы хоть теплее одевалась, простынешь, пока с капюшоном на голове ходишь, — говорит заботливо, а Клиа ему улыбается, снова ощутив в Джо старшего брата. — Мне пока что не холодно, — Клиа пожимает плечами. Хлеб в тостере подскакивает, и Джо кладёт его на тарелку, достаёт из холодильника арахисовое масло. — Не говори, что я тебя не предупреждал, когда заболеешь, — причитает. — Родителям тоже скажи, что Гаяна придёт к нам. Кстати, на следующей неделе можно будет начать украшать дом. — Я тебя поняла, помогу! — Клиа кричит, уходя к лестнице на второй этаж, а потом поднимается к себе в комнату. Вешает дублёнку в шкаф, а потом переодевается в домашнюю одежду. Залезает на кровать с ноутбуком и читает новости в городской газете, надеясь на какую-то новую информацию, но нет совершенно ничего. А старое всё из газеты уже привлеклось к расследованию. Клиа отводит взгляд в сторону, а потом на тумбе обнаруживает «Голый завтрак», что был прочитан наполовину. В странной связи слов, что сливались в предложения, Клиа нашла что-то по-настоящему интересное. Она отложила ноутбук и взяла книгу в руки. «Голый завтрак» — гласила неприметная обложка. Под авторством Уильяма Берроуза. Раньше Клиа не знала об этом авторе ничего, ровно пока Эндрюс не отдала ей эту книгу. Внутри, почти на каждой странице, были красивые заметки, сделанные, очевидно, рукой Риты. А в конце книги, в нескольких страницах под оглавлением «Для заметок», были самые, что ни на есть, размышления о прочитанном. Рита писала мелко, красиво, её буквы образовывали нить, что плавно протекала по строчкам. «Энди бы это понравилось» — написано около выделенной цитаты и поставлен восклицательный знак, чтобы наверняка. Клиа прочитала то, что было под текстовыделителем: «Он шел через весь кабинет к двери. Он шел очень долго. Он с трудом передвигал онемевшие ноги. Казалось, дверь удаляется. – Куда вы можете уйти, Карл? – Голос доктора настиг его из невообразимой дали. – На улицу… Прочь… В эту дверь… – В Зеленую Дверь, Карл? Голос доктора был едва слышен. Весь кабинет взлетал, направляясь в космос». Под цитатой было написано с сокращениями: «Энди — любитель метафор». Клиа пролистала потрёпанные страницы до момента, где закончила читать. Кажется, это была глава «ОКРУЖНОЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ». Клиа плохо понимала сочетаемость глав между собой, совсем не улавливала нить сюжета, хотя очень старалась её отследить. Пыталась связать что-то между собой, но в конечном счёте приходила к полному нарушению логики, проще говоря, «ломала себе мозг» в поисках здравого смысла. Но несмотря на то что единого сюжета не было, Клиа привлекли по-настоящему умные мысли, в обёртке сумасшедших и тревожных наркоманских домыслов. Подозрительные видения, искажённое восприятие, и мир на пике «приходов» и «отходов», вымышленные параллельные вселенные. Это было интересно. Это было даже связано вполне читаемо, это можно было понимать без труда, пусть и написано оно было, как Клиа после узнала, начав читать роман, прямо во время «болезни» — наркоманских состояний. «Автор постарался на славу, — думала Клиа. — Он написал это во время того, как употреблял. И написал очень успешно». Здравые смыслы подкупали продолжать читать, Клиа зачитывалась, обращая внимания на всё, что Ритой было выделено. На страницах Рита разобрала чуть ли не каждую строчку, давая ей особенный смысл. Она была настоящим ценителем этой книги. И Клиа хмыкала на пояснения, продолжая читать, соглашалась с Ритой мысленно, поражаясь её умению виртуозно выискивать подтекст, как ищейка. Рита была очень умна, это прослеживалось. Не то что бы Клиа не замечала этого раньше, — замечала, конечно, пока смотрела видео её выступлений, спикингов, речей, но в этой книге Клиа словно прикоснулась к этому, словно сумела вкусить по-настоящему Ритины знания и умения. Словно смогла проникнуть в голову Риты. В главе «ХАСАНОВА КОМНАТА РАЗВЛЕЧЕНИЙ» Клиа обратила внимание на выделенную другим цветом цитату, около которой стояло несколько восклицательных знаков. Пояснение на полях гласило: «Моя любимая цитата, Энди». Это было адресовано Ритиной возлюбленной. Как и половина того, что было написано в книге из Ритиных примечаний, — в этом романе Рита учила Эндрюс его понимать, подписывала важные размышления именем Эндрюс, чтобы она обратила на это внимание. Не удивительно, что к этой книге у Эндрюс проснулся нежный трепет, — Рита сделала всё, чтобы это случилось. Кроме того, что это принадлежало Рите, — это было, словно тайной запиской, предназначенной лично для Эндрюс. Как Эндрюс могла в итоге не дорожить этим романом? А сейчас Клиа врывалась в личные послания для Эндрюс от Риты, принимая участие незаметно в том, чтобы понять смыслы. «В глубокой воде плавают больные акулы, они отрыгивают серу из гниющей печени и игнорируют окровавленного, сломленного Икара». Именно эта цитата была выделена, как любимая у Риты. Клиа выписала её к себе в заметки, чтобы подумать на досуге, ведь увлеклась расшифровыванием подтекстов сильно, благодаря Рите. Они должны были поговорить о книге с Эндрюс, и Клиа отмечала в специально созданной заметке все свои мысли, чтобы не забыть, о чём хотела бы сказать. А мыслей появилось ну очень много, гораздо больше того, что Клиа могла предполагать. И Клиа было интересно, как мог сложиться диалог с Эндрюс по поводу романа, что находилось у самой Эндрюс в голове по поводу него, и сходились ли мысли Клиа и Эндрюс хоть в чём-то, сводило ли их что-то общее. Клиа не считала Эндрюс глупой, тем более после того, как узнала, что училась Эндрюс очень достойно раньше, перед тем... как встретила Риту. Клиа позволила себе задуматься над спецификой отношений Эндрюс и Риты. Она не слышала их истории, видела лишь на фото их связь, и от Гаяны получала нелестные высказывания про них, но от первоисточника — Эндрюс, Клиа не слышала совсем ничего. Может быть, она могла бы спросить, но кажется, что Эндрюс говорила, что станет говорить сама, когда будет готова к такому разговору. Тогда стоило подождать. Единственное, что точно понимала Клиа без рассказа, — влияние Риты на жизнь Эндрюс было сильным, очень сильным. Рита буквально перевернула всё с ног на голову своим появлением. А Смерть Риты сделала Эндрюс глубоко несчастным человеком, что говорило о тесной и крепкой эмоциональной связи. Может быть, Эндрюс была травмирована, и Клиа начинала понимать это всё увереннее. Да, Эндрюс скорее всего получила серьёзную травму. Что это за убийственная любовь? Клиа пыталась разобраться в психологии отношений, совершенно не зная ничего на практике, подкрепляя суждения и мысли только лишь терминологией. Да, она хотела докопаться до истины, не зная сути, не понимая её должным образом. Строить догадки и теории можно было бесконечно долго. И хотя это не относилось к расследованию, может быть, только косвенно, интерес Клиа начинал проявляться. Это был тоже какой-то кусочек пазла, пусть и небольшой, но он имел место. Понемногу они должны были прийти к тому, чтобы получить все части, нужные для разгадки, а уже потом выстроить их должным образом для получения последнего ответа на самый главный вопрос «Кто убил Риту?». Клиа готовила ужин вместе с мачехой. Миссис Мёрфи была рада, услышав, что к Клиа придёт переночевать подруга. Они накрыли на стол, а потом вокруг него начали собираться. Гаяна постучала в дверь уже когда все были в сборе. — Здравствуйте, — Гаяна улыбнулась миссис и мистеру Мёрфи, кода увидела их из прихожей. — Здравствуй, Гаяна, мы только тебя ждём. Раздевайся, мой руки и скорее за стол! — миссис Мёрфи сказала это с улыбкой, разливая апельсиновый сок по стаканам. Клиа обняла Гаяну, когда она разделась, а потом проводила в ванную, чтобы Гаяна помыла руки. Уже вместе они пришли в столовую и сели за стол. Гаяна улыбнулась семье Клиа, перекинувшись со всеми взглядом. — Привет, Гаяна, — Джо кивнул ей, а Гаяна сделала то же самое. — Привет, Джо, я давно тебя не видела. — Я всегда на работе, — отвечает с улыбкой. Начинают накладывать ужин по тарелкам. Мистер и миссис Мёрфи интересуются у Гаяны её делами, здоровьем её родителей, спрашивают, не начинали ли они готовиться к Рождеству. — Мы уже покупаем украшения, на следующей неделе думаем украшать дом, а в конце и пихту поставим, как отец съездит за ней. — Мы тоже на следующей неделе начнём украшать дом, — миссис Мёрфи Гаяне улыбается. — Дерево поставим позже, уже в декабре, как всегда. — Мы рано ставим, но рано и убираем. Может быть, я смогу переубедить родителей, и мы поставим дерево позже? А ещё, я хотела спросить, сможет ли Клиа пойти ко мне на Рождество, после того, как посидит с вами, дома? — Конечно! Приходи и ты к нам, а потом вместе с Клиа пойдете к тебе домой. Можете с ночёвкой. — Ура, — Гаяна Клиа обнимает, и Клиа делает то же самое, давя улыбку. Сидят больше часа вместе, а потом все собирают посуду и оставшуюся еду, и относят на кухню. Ставят в холодильник и убирают в посудомоечную машину. Гаяна и Клиа поднимаются в комнату, взяв с собой оставшийся сок в графине и стаканы. — У тебя тоже математика в понедельник, да? — Гаяна достаёт задания на листах, и Клиа делает то же самое, когда они садятся за стол. — Да, Ханс не щадит, — Гаяна смеётся, доставая ручку. — Девственник Зверев, чтоб ему спать не давали наши недовольства, — Клиа улыбается, слушая, как Гаяна ругается на преподавателя. Над заданиями сидят долго, но Клиа Гаяне помогает, спокойно объясняя, что не понятно. Клиа смыслит гораздо больше Гаяны в математике. — Знаешь, мне это напоминает время, когда мы с Ритой были у меня и тоже делали домашнее. Она мне постоянно объясняла математику, очень хорошо разбиралась, как ты, — улыбается печально, вспоминая, а Клиа кивает головой, понимающе. — Она вообще во всём хорошо разбиралась. — Во всём? — Клиа уточняет, а Гаяна кивает, вспоминая: — Да, она была лучшей во всём. Она была лучшей, среди других людей. Вы с ней похожи, — Гаяна делает паузу, с улыбкой рассматривая Клиа. — Она тоже казалась всем странной, когда только появилась, но потом её полюбили. — Наверное, из-за её харизмы, — Гаяна касается волос Клиа, берёт прядь в руку. — И из-за неё тоже, — соглашается. — Она умела повести за собой, подать всё так, чтобы ей верили, чтобы это вышло в её пользу. Ты тоже так можешь, только тебе не хватает уверенности. — Я не хочу вести за собой людей, — Клиа отказывается. — Это не моё предназначение. — У тебя очень хорошо получится, если попробуешь, у тебя есть все задатки. Клиа слышала об этом неоднократно, но не хотела и думать о том, чтобы становиться лидером. В своей рациональности ей было предпочтительнее контролировать что-то меньшее, чем общественное мнение. Даже если Клиа понимала, что в обществе что-то не так, она предпочитала следить и анализировать, не вмешиваясь, не влияя на ход событий. Мышление помогало ей спрогнозировать выход и результат действий, но Клиа не вмешивалась до последнего. Но в деле Риты для неё пока что не было ничего очевидного. Мозговой штурм шёл, но не мог привести ни к чему, ведь деталей не хватало. И никто ничего не говорил, информацию приходилось воровать, чтобы расследование имело место быть, чтобы оно продолжалось. Для Клиа не было понятно, почему Гаяна начала говорить про её природную черту лидерства. С чего бы это Гаяне начинать о чем-то говорить, кажется, даже навязывая мысль? Незаметно Клиа сделала пометку на бумаге карандашом, чтобы Гаяна не увидела. Когда домашнее задание было сделано, Гаяна решила включить фильм, чтобы посмотреть вместе с Клиа, а Клиа разливала по стаканам сок и незаметно добавила снотворного для Гаяны. Они устроились на кровати с попкорном. Хрустели им, пока фильм шёл, пили сок, и ничего не подозревающая Гаяна приняла две таблетки, а Клиа только и наблюдала за ней аккуратно, ждала, пока снотворное подействует. Написала Эндрюс, когда вышла в туалет, что дала Гаяне снотворного, а она ответила, что начнёт собираться. По началу ничего не действовало, но Клиа понимала, что нужно подождать, а потом терпеливо сидела рядом с Гаяной, смотря фильм, что от напряжения переставал быть интересным. Гаяна уснула через тревожные полчаса, и Клиа, заметив это, проверила насколько крепко она спит, потреся её за плечи и ущипнув. Гаяна, как и должно было, не реагировала. Как только план сработал, Клиа написала Эндрюс, а потом получила ответ, что она почти подошла к её дому. По общему решению, Клиа должна была скинуть Эндрюс телефон из окна, чтобы не пришлось лезть по дереву. А вернуться телефон должен был в окно гостиной, — такие действия всех устраивали. Телефон лежал на тумбе, и как Клиа догадывалась, был с паролем. Начались мучительные минуты ожидания. Клиа стояла у окна, высматривая там Эндрюс, что должна была скоро прийти. Время ушло за половину первого ночи. Как только Эндрюс появилась, такая тёмная, сливающаяся с мраком на улице, Клиа скинула осторожно ей телефон, в большом зиплоке. Эндрюс поймала без затруднений, а потом написала, что часа через два или три, телефон принесёт назад. Настало ещё несколько часов ожиданий. От Клиа или от Эндрюс ничего не зависело, но Эндрюс писала, что поторапливает айтишника, как может. Гаяна спала спокойно, Клиа смотрела за ней на всякий случай, хотя и прекрасно знала, что до утра она должна проспать, как убитая. Время тянулось безумно долго, а Клиа прислушивалась к звукам в доме, желая, чтобы никто не проснулся именно сейчас. Последнее, чего Клиа бы хотелось, чтобы её кто-то застал в нежелательный момент. То, что у Эндрюс всё пройдёт гладко, Клиа не сомневалась, но, что насчёт неё самой... Клиа только надеялась, что всё будет, как нужно. Когда Эндрюс написала, что подходит к дому, Клиа объяснила ей в какой стороне находится гостиная, а потом и сама вышла из комнаты тихо. Спустилась по лестнице мышью и прошмыгнула в гостиную в мертвейшей тишине дома. В окно увидела, как идёт Эндрюс, а потом подняла его, когда она подошла. — На, всё, как надо, — Эндрюс вернула телефон Гаяны в зиплоке Клиа в руки. Натянула сильнее капюшон толстовки. — Флешка с инфой у меня, приходи сегодня, я напишу. — А стенд у тебя? — С утра за ним схожу, — Клиа кивает. — Пока. — Пока. Опускает окно, а после возвращается к себе и кладёт телефон Гаяны на место, вынув из зиплока. Со спокойной душой ложится спать и засыпает почти мгновенно. *** — Ничего себе, — Клиа взглянула на стенд, что стоял в гостиной квартиры Эндрюс, подпирая стену. — Да, он нормальный такой, — Эндрюс сидела на диване, закурив. — Сейчас, надо заняться рассортировкой информации, — Клиа оценивала обстановку, пытаясь понять, с чего начать. — Можно, я подниму жалюзи? — Да, пожалуйста. Эндрюс против не была, а Клиа подошла к окну и подняла на нём жалюзи, открыв гостиную солнечному свету. При свете в комнате стало ещё грязнее, чем было до этого, — Эндрюс за чистотой явно не следила. — Нужно прибраться, здесь всё в мусоре, — Клиа произнесла, окинув гостиную оценивающим взглядом, а Эндрюс сделала то же самое, потом повернув к Клиа голову. — Чистота как-то влияет на информацию? — вопрос Эндрюс был не слишком довольным. Клиа прошла по гостиной, вернувшись к стенду. — Я не хочу потерять факты в мусоре, здесь некомфортно работать и думать. — Давай уберём, — Эндрюс пошла на уступки. В мусорные пакеты убрали банки из-под пива и пустые пачки «Честерфилд», упаковки от еды, пустые зиплоки. Клиа передала Эндрюс найденные в мусоре центы и мелкие купюры, а потом и подняла окно, чтобы проветрить комнату. Стало гораздо чище и свежее. На пустой журнальный стол Клиа положила весь материал, которые есть, а потом и села за ноутбук, подключив его к питанию. Воткнула флешку в разъём. — Ты ничего не смотрела? — Клиа спросила у Эндрюс, которая села рядом, затушив окурок в пустой пепельнице. — Нет, — Эндрюс отозвалась глухо, прочистила после горло. Она шмыгала часто, а Клиа замечала это не без еле заметного беспокойства. Открыла папку с переписками, начала просматривать. — Так, — Клиа сразу заметила, какой из диалогов самый свежий. — Мне кажется, что это она, — Эндрюс заглянула в экран, а Клиа показала ей на диалог. — Нихера не понятно. «Икс», и что нам это даёт? Ничего, — Эндрюс казалась правой. — Полистай, может, хоть имя где-то есть? Клиа листала, но ничего не находила. Ничего по делу. Никаких имён, «Икс» оставалась полностью анонимной. Но иногда проскакивали места и время для встреч, что показалось Клиа интересным, это было единственной зацепкой в переписке. — Клуб «Флора», — Клиа произнесла с вопросом, а потом посмотрела на Эндрюс, которая помрачнела. — Говорит тебе о чём-нибудь? — Там Рита повешана была, — говорит, смотря Клиа в глаза, а у неё в голове сразу проясняется. Она вспоминает, как читала об этом статью в городской газете. Точно. Как она могла забыть? — Гаяна там встречалась с загадочной «Икс». «Флора» работает? Не прикрыли? — Эндрюс мотает головой. — Лучше бы, блядь, прикрыли, — по ответу становится сразу ясно, что клуб ещё работает. Клиа берёт блокнот и записывает этот факт туда. — Наверное, я должна была узнать это раньше, но совсем забыла. Рита ходила во «Флору»? — Эндрюс задумалась, почесала голову под капюшоном. — Насколько я могу знать, — нет. — Почему она тогда вообще была обнаружена там? — задаёт Эндрюс вполне логичный вопрос, на который она ответить не может. — Получается, что она там была ранее. Ну, или это очень странное место, чтобы убийце прийти и повешать там Риту. — Зверь, Клиа, я уже говорила, что ты очень умная? — Эндрюс вдруг начинает тоже что-то понимать, её взгляд проясняется. — Подожди, это ещё не показатель того, что я умная. Это следует из того, что было изначально у нас. — Нам нужно поговорить с кем-то из персонала клуба. Нам нужно в клуб, — начинает размышлять, а Клиа качает головой. — С барменом будешь говорить? Потому что кто ещё кроме него захочет с нами говорить? — Нужно попробовать, — Эндрюс уверяет, а Клиа соглашается со вздохом. Пишет на другом лист блокнота. — Хорошо, сходим в клуб на следующей неделе. Ещё нам нужно в полицию и в дом к родителям Риты, как я могу помнить. — К родителям Риты полезем на Рождество, в праздник, потому что дом будет как раз свободен, все пойдут в церковь, — Клиа кивает и записывает это, фиксируя. — Полиция... займусь в ближайшее время, это на мне. — У нас был номер машины... ты не сможешь ничего с ним сделать? — интересуется, а Эндрюс задумывается. — Это коповская тема, без их вмешательства в базу не получится, тут я ничего не смогу, а лишних вопросов не хочу. Если копы пронюхают — плакало наше расследование, они всё изымут, что есть, не дай Зверь, если ещё это в минус нам пойдет. Но если они пытались на меня убийство повесить, — всё возможно, не удивлюсь, что они скажут, что мы только мешаем, — Эндрюс качает головой, отвечая отрицательно. — Я только в архив залезть могу за делами без подозрений, всё. — Зверь... — Клиа ругается. — Потом разберемся с остальной информацией на телефоне Гаяны. Из важного мы нашли хоть что-то, остальное подождёт, — откладывает ноутбук и поднимается с дивана. — Принеси стул, поставим стенд на него. Эндрюс уходит за стулом, а потом они вместе ставят стенд, чтобы он стал выше. — Хорошо, теперь нужно развесить информацию. Начнём с фото Риты, оно будет по центру. — Реально, как в детективном сериале... — Эндрюс приносит кнопки и фото Риты. Клиа вешает его в центр стенда. — Да, так нам должно быть видно, где есть пробелы. Клиа заполняет стенд, а Эндрюс ей помогает. Постепенно на нём появляются фотографии Гаяны, семьи Риты, Рокфилда, Джо, а также фото пропавших до Риты девушек-омег, которые были найдены умершими. Рядом с фото Риты Клиа крепит фото Эндрюс. — Я чё тут забыла? — Эндрюс интересуется у Клиа, которая задумчиво смотрит на доску и под фото Риты крепит надпись «Флора». — А ты была с ней в отношениях, — Клиа отвечает размеренно, осматривая то, что пока появилось на поверхности стенда. — Ты, — прикасается пальцем к фото Эндрюс. — Мне ещё не всё рассказала, — смотрит на Эндрюс, что стоит рядом, а она вздыхает. — Ты будешь висеть тут, у тебя есть роль, ты не третье лицо. — Не нравится мне быть на этой доске. — Что есть, то есть, — Клиа крепит большую букву «Икс» над фото Гаяны, а между ними вопросительный знак. — Скажи, а это единственный клуб у вас? — Да, единственный, но, по-моему, говорили, что будут строить ещё один. — Тогда странность того, что Гаяна встречалась с «Икс» во «Флоре», уже перестаёт быть таковой, — хмыкает. — Но мне интересно, почему клуб не закрыли? — Да потому что «Флора» под крылом у мэра нашего, — Эндрюс уходит за сигаретами. — Она там директор. — А кто мэр в Дэстани? — Клиа спрашивает, закрепляя на доске последнее. — Эм... — Эндрюс задумывается. — Я помню, что баба, но я не знаю, как её зовут, если честно, никогда не задавалась этим вопросом. Закуривает, усаживаясь на диван. Клиа отходит от стенда, смотрит на него задумчиво. — Можешь спросить в школе завтра, — предлагает, а Клиа кивает. — Да, я спрошу, лишним не будет. — Сомневаюсь, что нам придется залезать настолько наверх, но всякое может быть, — Эндрюс протягивает с сомнением, тоже смотря в сторону доски расследования. — Меня ужасно бесит моё фото там. — Это просто фото, я тебя не обвиняю, — Клиа садится на диван. — А насчёт залезать... Информация никогда лишней не бывает. Нам с неё не убудет, даже если она лишняя, как я предполагаю. — На доске нитки красной не хватает, — Клиа смотрит на Эндрюс, а потом усмехается. — Ну, чтобы правда было, как в детективном расследовании. — Обязательно будет нитка, принесу из дома, соединим улики. Эндрюс выдыхает дым, а потом снова берёт сигарету в рот. Снимает капюшон с головы, а Клиа смотрит, и взгляд её вдруг становится приятно удивлённым. — О, — протягивает тихо, улыбнувшись уголками губ, а Эндрюс смотрит на неё с сигаретой во рту, убирает волосы за ухо. — У тебя красивые волосы, — не может не сделать комплимент. Добавляет, после небольшой паузы: — Тебе к лицу. — Терпеть их не могу, — загоняет сигарету в уголок рта и отвечает, выдохнув дым. Небрежными движениями собирает волосы чуть ниже плеч резинкой в низкий хвост. — Тебе правда хорошо. — Рита также говорила, — Эндрюс кивает. — Всегда. А я всегда их ненавидела. Они постоянно, словно грязные. Натуральные кудри противные. — Рита была права, — Клиа смотрит на Эндрюс, пытаясь уверить взглядом. — Пусть она во многом была права и меня пыталась убедить, но она не смогла, — качает головой. Вынимает сигарету и тушит её, выдыхая дым. «— Ты очень красивая, — Рита расчесывает волосы Эндрюс, а потом встаёт перед ней, поправляет кудри. Смотрит с улыбкой. — Тебе идёт. — Мне не нравится, — Эндрюс закатывает глаза, пресно взглянув в зеркало в комнате Риты. — Тебе так идут длинные волосы, — прикасается к ним. — К чему это всё? — вздыхает, а Рита гладит Эндрюс по щеке. — К тому, что ты должна увидеть, как тебе идет. — Тогда я абсолютно слепая, — Эндрюс закрывает ладонью глаза, а Рита убирает её руку, вставая за спиной. — Нет, Энди, ты должна посмотреть. — Я вижу только какая ты красивая, — вздыхает уже Рита, утыкаясь в плечо Эндрюс. — Люблю тебя, но давай без этого». — Волосы — точно не твой недостаток, — Клиа пожимает плечами, а Эндрюс смотрит на неё. — Вот у тебя волосы правда красивые, — забирает прядь в пальцы. — Тут даже не поспоришь. — Эндрюс, — Клиа берёт руку Эндрюс за запястье и опускает её на диван. — Я думаю, что ты слишком строга к себе. Разве ты заслужила такого самоистязания? У меня мнение, что не заслужила, — накрывает руку Эндрюс своей. — Послушай меня, как друга, хорошо? Эндрюс берёт Клиа за руку, смотрит на её пальцы, пока держит в своих. — Я бы хотела сказать, что обязательно прислушаюсь, но не могу. — Ты выберешься из этого состояния, когда уедешь отсюда, — сжимает руку Эндрюс в своей. — Ещё знаешь, я прочитала «Голый завтрак». Возвращаю тебе в целости, — не отпуская руку Эндрюс, берёт из рюкзака роман и передаёт его альфе. — Что скажешь? — интересуется, а Клиа открывает заметку, где были написаны все мысли по роману. — Хотя это и кажется бессвязной бессмыслицей, но мне понравилось, — начинает говорить. — Есть над чем задуматься, пусть это и в обёртке бредовых представлений наркомана, в обёртке его страхов, нелицеприятных откровенных моментов и просто мешанины не связанных между собой событий. Некоторые эпизоды мне понравились, особенно интересным было то, что связано с медициной, её там достаточно. Если честно, я увидела там смысл, в цельной картине романа, а не в отдельных её эпизодах. Эндрюс кивает, шмыгая. — Да, ты права. Многие недооценивают этот роман или вообще не знают о его существовании, поэтому он стал нашим с Ритой секретом. Но теперь это и твой секрет тоже. — Как же говорилось... «В глубокой воде плавают больные акулы...», — Клиа помнила половину цитаты, произнесла её, а Эндрюс поддержала, дополнив: — «... они отрыгивают серу из гниющей печени и игнорируют окровавленного, сломленного Икара». Доброе молчание, поселившиеся между ними, после завершения, вызвало слабое подобие улыбки. — Рита была избирательна в цитатах, — Клиа произнесла тихо, а Эндрюс кивнула, согласившись. — Да, всё так, она вообще была очень избирательна, — продолжают держаться за руки. Клиа смотрит в сторону стенда, что стало местом сбора улик. Фотография Риты в центре — центр Солнечной системы, всё это продолжает вращаться вокруг неё. — Рита не мертва, — Клиа говорит, как утверждение, а Эндрюс отводит глаза за спину, словно под пристальным взглядом. — Конечно, не мертва, — Клиа, заметив куда обращена голова Эндрюс, смотрит туда же, медленно обернувшись. Наблюдает, ожидаемо, только пустоту. — Куда ты смотришь? — спрашивает тихо, а Эндрюс сглатывает, видя Риту, как наяву, что смотрит недовольно на Клиа рядом со своей возлюбленной. Она стоит около стены, всё в той же футболке, она отстранена, а взгляд её стеклянный. — Она здесь, — произносит, чувствуя, как ладони потеют. Сердце стучит в горле. — Не отпускай меня. Клиа смотрит в ту же сторону, куда Эндрюс, ничего не видя, но желая увидеть. Понимает, что это последствия наркотиков. Сжимает потную ладонь Эндрюс сильнее. От неё пахнет страхом, что выделяется в феромонах, Клиа это чувствует. Втягивает носом. Рита молча наблюдает за Эндрюс с Клиа, и Эндрюс боится только того, что Рита сдвинется с места. Что она пойдет. — Не смотри на неё, — Клиа шепчет, а потом дотрагивается до плеча Эндрюс, которую в жар бросает. — Не смотри, — повторяет твёрже. — Если я перестану следить за ней, может быть плохо. — Тише, не смотри на неё, — поворачивает голову Эндрюс к себе с трудом. — Закрой глаза, — накрывает её глаза ладонью. — Слушай мой голос, я буду считать. На счёт «десять» ты успокоишься. Раз, два... Эндрюс. Эндрюс в лихорадке просыпается, дрожа и обливаясь потом. В гостиной темнота, на стенд падают длинные тени от шкафа. Долбит себе две дорожки и нюхает их, по одной в каждую ноздрю. Футболкой вытирает мокрое лицо и ладони, ощущая, как тошнит, так, что желудок выворачивает неистово. Блюёт едой быстрого приготовления в унитаз, а потом задыхается запахом феромонов, чувствуя усиливающиеся боли в области паха. Ёбаный гон вместе с отходами. Под холодным душем раздевается, отпинывая одежду в другой конец ванны, блюёт сама на себя же в новом приступе и трясётся неистово, пока холодная вода льёт на тело. Она сдохнет этой ночью, Эндрюс уверенна. Она сдохнет, захлебнувшись рвотой, не пережив взыгравших гормонов в самом начале гона. Но должно ведь отойти, должно, она приняла. Потерпеть полчаса и станет лучше. Но Эндрюс не верит, что проживет эти полчаса, не верит, что не умрёт раньше того как ей вставит, чтобы полегчало. Бутылки летят в ванну, когда она нечаянно их сбивает, бьют по голове и по телу больно. Но Эндрюс не ощущает. Моральные мучения сильнее гораздо, несоизмеримо сильнее. Стонет от боли, а потом белеет после того, как снова вырывает на себя же. Эндрюс цепляется за бортики ванны, чувствуя, как нечто из её тела вырывается, нечто хочет наружу, а потом ломает все кости, рёбра, разрывает лёгкие, желудок. Сопли льются и смываются водой. Эндрюс никогда не становилось легче. Ни на миг. Мучается, рыдает, а потом поворачивается на бок, чтобы рвота не дала умереть. Эндрюс цепляется за жизнь, она отчаянно хочет жить, хочет, чтобы полегчало. Но лучше не становится. Когда кокаин, наконец, действует, перестаёт быть настолько плохо. Эндрюс, закрыв нос, помогает себе закончить, избавляется от боли внизу, от тяжести на какое-то время, выпуская сперму, всю до капли, опустошая яички. Она стекает в сток вместе с водой. Эндрюс тошнит, но не вырывает. Очищается от жидкостей на теле, и покидает ванную только с полотенцем. Уже не дрожащими руками забирает телефон и набирает сообщение контакту с подписью «Клиа»: «приедь с утра посмотреть не сдохла ли я, захвати с собой свою грязную футболку». Клиа не читает, а Эндрюс устраивается влажной головой на подушке. «Грустная Детка умирает на ломках от передозировки времени или отнятия дыхания…».