Рита

«У Энди снова проблемы с этими мудаками. В лицо они мне улыбаются и говорят: «О чем ты, Рита? Мы правда не хотим обидеть тебя или твою подругу, извини, если вызываем подозрения», будто считают меня глупой и вечно хотят понравиться, выглядеть лучше, чем есть их гнилое нутро. Но я всё знаю. У них будут крупные проблемы, если ещё раз посмеют ввязаться в сучью драку с Энди».

*** Клиа. Палящее, яркое солнце скрывается за горизонтом и гулять становится гораздо проще. Воздух ещё пропитан теплотой и порывы ветра, что забираются под короткую футболку и перебирают медовые волосы, заставляя отливать золотистым, переливаясь в последних закатных лучах. Ходьба по асфальту больше не кажется пыткой и идти к концу улицы, широко улыбаясь — приятное мгновение уходящего дня, которого так ждала Клиа. Брат притягивает её ближе к себе, закидывая татуированную руку на плечи и заливается смехом вместе с ней, прогуливаясь по безлюдным, отдалённым от центра городка, улочкам. Лето всегда выдаётся в Колорадо жарким, особенно, когда дело касается июля. Приехав в США из Европы, из Австрийской Вены, Клиа ощутила это сполна. Когда воздух не кажется наэлектризованным, и солнце перестаёт жарить кожу — любой денёк кажется весьма привлекательным. Переменная облачность спасает, но иногда и её недостаточно, чтобы быть в комфорте обычным летним днём. Клиа замечает, как на неё сильно влияет здешний климат, но в семье говорят, что так происходит всегда и скоро она привыкнет, вот будет только середина августа — тогда и показатели снизятся. Сейчас, в конце июля, можно только спасаться в тени супермаркетов и домов, в парке под раскинувшимися лиственными, и, конечно же, в собственном доме, особенно хорошо это со стаканчиком холодного лимонада. Стоит родственникам Мёрфи завернуть на другую улицу, как они тут же и останавливаются, обернувшись на вскрик, радостный и восхищённый: — Рита? Твою же мать! Воодушевлённо подъезжает велосипедист и останавливается перед ними, но его лицо тут же меняется. Через секунду и улыбка с лица пропадает, он разворачивается, пока брат и сестрой пребывают в недоумении, кажется, вместе, а после уезжает вперёд, бросая тихое: — Извините, обознался. Клиа переводит взгляд на Джо, что ведёт её дальше и упёрто останавливается, смотря то на него, то вслед парню на велосипеде, очертаний которого уже и не видно. — Клиа, поторопимся, мы опаздываем на ужин. — настроение Джо сменилось и он огрубел, стал серьёзнее, улыбка с лица бесследно пропала, пока Клиа вглядывалась в стёкла солнцезащитных очков. Сведённые к переносице брови выражали недоумение. — Что это только что было? — напряжение повисло в воздухе. Джо раздражённо потёр переносицу пальцами и положил ладони на плечи сестры, встав перед ней. — Обознался человек, Клиа, всё хорошо. — блондин пытался успокоить, но девушка лишь состроила уставшее лицо, проведя пальцами по лбу. — Ну с кем не бывает, чего так напрягаешься? — Джо, это не в первый раз. На этой неделе уже, наверное, пятый. Почему меня называют этим именем? — вместо ответа Джо лишь притягивает сестру ближе и крепко обнимает её, заставив уткнуться в плечо. — Не могут столько человек просто обознаться... — Да запросто, Клиа, могут, — Джо, как бы ненавязчиво, стоял на своём. — Всё ведь нормально, правда? Нам нужно идти, родители ждут. — Конечно, Джо, пойдём. Клиа снова попадает под руку брата, и в обнимку они направляются в сумерках к дому. Чем ближе к центру, тем больше людей появляется на улице, тем как-то радостнее на душе становится, но Клиа эта недавняя ситуация не отпускает. Джо рассказывает ей про одну из своих экстремальных прогулок, пытаясь отвлечь, и Клиа сначала вслушивалась внимательно, смеялась и задавала вопросы, а затем зацепилась за свои мысли и совсем забыла про брата рядом, глубоко задумавшись, потеряла нить повествования. Клиа в этом городке недавно, ранее не была никогда и, наверное, было бы более странно, если бы её стали называть её именем, окликая, но оно же было, понятное дело, чужим. Рита. Клиа называют так не впервые тут, но разве ничего страшного, если обозналась пара человек? Пара — это же не десяток, не два, лишь несколько человек. Ничего страшного, это просто недоразумение. — Эй, Кли, ну что с тобой? О чём задумалась? — Джо игриво пихнул сестру, а затем снова притянул к себе. Клиа неловко улыбнулась, взяв брата за руку, что свисала с плеча. — Не так важно. — Ну колись, — улыбке Джо Клиа устоять не могла и, хоть и закатив глаза со вздохом, но ответила: — Здесь всё другое, не как в Австрии, я ещё привыкаю, но мне тут нравится, хотя и невыносимо жарко днём. — переезд из Европы правда её заботил. Жизнь, считай, в новой семье, с женщиной, что не является матерью. Клиа это заботило, но веских поводов волноваться не было: гармония и любовь окружили её, родители и брат готовы были на руках её носить, лишь бы она обжилась здесь. — Конечно, США не Европа, но у нас тоже ничего. Ты сделала правильно, когда выбрала жизнь в полноценной семье, вместо нашей матери. — Джо снова стал серьёзным и Клиа слишком быстро переняла его настроение, скучающе оглядывая проходящих мимо людей и громко смеющиеся группы подростков. — Не вини Флорес, что она такая. Карьера — это тоже важно. — Клиа попыталась защитить мать, но Джо отмахнулся, скривившись. — Я о том, что она оставила тебя с собой, хотя могла оставить с отцом. Альфа-одиночка или омега-одиночка? У кого больший шанс воспитать детей, м? У кого бы суд беспрепятственно оставил двоих детей? — Несмотря на всё, маму можно понять и я прошу тебя... Это больная тема, давай... Не будем об этом. — Клиа замялась. Они с Джо перешли дорогу и направились в конец улицы. — С отцом тебе было бы лучше, Кли, сто процентов, извини за правду. Аргументов, чтобы противостоять брату, Клиа не имела и не хотела разгижать спор, он был бы точно ни к чему здесь, ведь всё только начало налаживаться. Июль, зной, новое место, новые люди. Всё точно будет лучше, чем было в Европе, скучать по ней не придётся. Ужин был с открытыми на задний двор дверями, прохладный ветерок приятно обдувал, а лимонад охлаждал прямо до мурашек. Дом Мёрфи был рядом с центром, красивый, в два этажа. Просторный, светлый — жить в таком доме мечта, ведь прожив в настоящей городской суете столько лет, Клиа мечтала остаться там, где бы не было всего того, что находилось в Вене и в первую очередь — не самая лучшая квартира. Клиа хотела быть в семье, а жить с матерью стало совсем невыносимо. Вечный стресс, мужчины, с которыми у матери не складывалось — Клиа хотела стабильности, и она получила её в семье, вместе со своим отцом и старшим братом, что любил её безумно и Клиа это знала. — Дело близится к школе, уверена, что тебе должно у нас понравиться, — миссис Мёрфи завела разговор о школе и Клиа с интересом её слушала, заранее узнав у Джо, что Дэстанская старшая школа совсем неконфликтная и там тишь да гладь. Учителя — профессионалы своего дела, ученики — просто очаровашки, всем помогут, всё организуют и Клиа обязательно впишется в их компанию, ведь она такая же. — Я уже говорил Кли, что школа у нас, что надо, — Клиа с улыбкой смотрит на брата, а в следующую секунду видит, как экран телефона включился, после пришедшего уведомления. Одно новое сообщение. Клиа включает телефон и открывает это смс, после которого вилка из её руки падает с грохотом на тарелку. Под встревоженные взгляды семьи она выключает экран. — Всё было очень вкусно, извините, я пойду спать, устала сегодня за день. — виновато улыбается и вылезает из-за стола. Никто, в растерянности, не может сказать ни слова, наблюдая, как Клиа уходит из столовой. «Ну и нахуя ты приехала сюда, пародия Риты? Сдохни, мразь». «— Кто-нибудь видел Риту? — брюнетка продирается через толпу пьяных подростков и кто-то говорит ей, как видел, что Рита выходила на задний двор. Девушка открывает стеклянные двери и выглядывает на тихий задний двор, что слабо освещается фонариками на участке. — Вашу мать, — в стороне от входа, около зашторенных окон кухни, застаёт целующихся Риту и, чёрт бы её побрал, Эндрюс. — Рита. Брюнетка подходит к ним и Рита отстраняется от губ напротив, тут же заинтересованно, с улыбкой смотря на девушку. — Да, Гаяна? Способности Риты запоминать имена всех, с кем она общается, восхищали. Слышать своё имя в её произношении — удовольствие. Рита снова заправила медовую прядь за ухо и прижалась к груди Эндрюс, пока та неспешно закурила. Секретом то, что они вместе не было, но... Что-то кололо в сердце, когда Гаяна видела их вдвоём. Что-то, из-за чего так и хотелось прикончить Эндрюс, забрать Риту себе и не отдавать, точно не ей. На небольшой террасе было тихо и лишь раздавались монотонно звуки музыки из открытых дверей и пары открытых окон наверху. Свежий августовский воздух наполнял лёгкие и дышалось так свободно, только бы не чувствовать сигаретный дым. Эндрюс позволяла прижиматься Рите к себе, выдыхала дым, запрокинув голову; струи выходили вверх, тут же уносимые порывом прохладного ночного ветра. Золотистые волосы Риты струились, уходя ниже поясницы, вились на концах и немного путались, после игривых порывов. — Я хотела сказать, что по организации произошёл казус. — Гаяна, я не занималась организацией этой вечеринки, обратись к Изе, это её дела. Рита, словно кошка, целует Эндрюс в шею, намёком говоря, что разговор окончен. Гаяна не двигается с места, будто застывшая. Наблюдает за поцелуями в шею, как губы опускаются к ключицам и Эндрюс не выдерживает, докуривая: — Проваливай, нечего здесь траться. Рита внимания на грубости не обращает, а Гаяна отмирает, но взгляд её лишь на Рите, руки которой расстёгивают ещё одну пуговицу на чёрной рубашке. — А ещё тебя ищут... Секунда, и Эндрюс делает резкий, показательный выпад в сторону Гаяны и смеётся, когда та боязливо вздрагивает, на шаг отходя от влюбленных. — Энди, я прошу тебя, не нужно запугивать никого, — проговаривает тихо, как бы отчитывая. Поглаживает воротник рубашки, пока Эндрюс тушит окурок и оставляет в наполовину полной пепельнице. — Гаяна, я уже виделась с теми, кто тут есть, я устала и скоро уезжаю домой. Передавай всем от меня привет, пусть отмечают на фото, завтра увидимся, я думаю. — Да, конечно, — брюнетка улыбается на мягкую улыбку Риты и спешит покинуть террасу, оставляя её вместе с Эндрюс. — Энди, где манеры? — Где манеры? — смотрит с усмешкой в любимые глаза напротив, ощущая, как пуговицы расстёгиваются одна за одной. — Сказать? — и Рита тянет её к себе, наклоняя ниже голову, прикладывается ухом к влажным губам и слушает шёпот, утыкаясь лбом в тёплое плечо и начиная тихо смеяться. — О Зверь, ты такая пьяная, — снова находит её губы своими, пальцами проходя по обнажённому торсу. Меняет губы на сухую кожу и покрывает медленно поцелуями, заставляя Энди возбуждённо закусывать губу, посмеиваясь. — Ты же не хочешь устроить секс прямо сейчас? Рита не отвечает, спускается поцелуями ниже. Когда губы оставляют тревожный поцелуй у пупка, Энди напрягается, чувствуя, как в штанах становится тесно. Настоящее безумие. — Хочу дома, — прижимается снова, горячо, обнимая под рубашкой одной рукой, второй поглаживая слегка выпуклую ткань на штанах. — Дотерпишь? — Не возбуждай больше, и я твоя. Глаза Риты сверкают. На террасе воздух от напряжения застыл. Тревожно, возбуждение так и окутывает от теплой ладони на члене, пусть и через ткань. Желание уединения постоянное, вечное, везде сидят эти ублюдки, которые хотят забрать Риту себе, каждое мгновение. Её настроение меняется словно по щелчку и так происходит каждый чёртов раз. Ничего хорошо быть не может, настроение пропадает, когда ощущение затмевающей всё ревности накрывает Эндрюс. Она берёт ладонь Риты в свою и они сплетают пальцы, словно в ебучих слащавых фильмах. Рита ничего больше не произносит, смотрит на тёмный участок через плечо девушки. Отвратительно и мерзко, от возбуждения остаются лишь вспышки в памяти, приятные отголоски. Энди думает, как они вдвоём, против всех обмудков. Энди знает, что сломает шею каждому, за свою звезду, самую яркую на небосклоне — она для всех, но всем можно лишь восхищаться. Молча возносить на пьедестал, в то время, как ей, Энди, позволено всё, что угодно. В то время, как она знает о ней всё и даже больше. Энди ощущает тревогу за них, ревность каждый раз при любом из взглядов, при касаниях, этих ублюдских поцелуях в щёку. Ощущает себя взаперти. Внутри клетки из которой нет выхода. Внутри изолированного вакуума, откуда с каждым разом откачивают всё больше воздуха. Ей хреново. В голове туман из ревности, что съедает, туман из ядовитых мыслей о том, что им не стоило быть вместе. Что они — не для друг друга. — Рита, я не могу так, — выпускает её мягкую, нежную ладонь из своей, отворачивается, кладёт руки на перегородку, нервно опуская голову вниз, хватаясь за волосы. — Энди, давай обсудим. — Рита тут, кладёт ладонь на спину, гладит приободряюще, утыкается Энди в плечо, вдыхая запах своей же туалетной воды; сегодня они вместе пили блокаторы. — Всё об одном же. Мы обсуждали тысячу раз. — Обсудим в тысячу первый. Рита настаивает. Рита помогает всем. — Хочешь послушать о мнимых, беспочвенных поводах для тревожности? Или о ревности? Тебе нравится, когда тебя ревнуют? Энди вспыхивает. Энди категорически не нужна помощь. — Тише. — Рита кладёт ладонь на щёку Эндрюс, а второй поглаживает её плечо. — Энди. — Мне снова херово. Вырывается из любимых рук и предпочитает закурить, ударить перегородку, чем поговорить с Ритой, что стоит рядом. Продолжает быть рядом во вспышках эмоций. Энди никогда не признается себе, что третий косяк за день был лишним и от него ей сносит крышу. Что угодно: косые взгляды, ревностные желания отобрать то, что её, тайный заговор против неё, но не третий косяк. Энди пару раз бьёт столб, хватается за волосы и ударяется в рыдания. У неё неустойчивая психика. Рите больно на это смотреть, она опирается локтями о перегородку и настойчиво не хочет смотреть на свою альфу, что пытается прийти в себя, причиняя себе боль. Ладонь в волосах сжимается, когда она слышит всхлипы. Ветер кажется холоднее, чем секунду назад, а терраса больше не такой приветливой. Мысли о вечеринке, куда нужно было взять с собой Эндрюс, что не совсем в порядке, гложит Риту, заставляет уткнуться лбом в предплечья, сжав руки в замок сильно, впиваясь ногтями в собственную кожу. Поворачивает голову она ровно в момент, когда Эндрюс тушит окурок о собственное запястье. — Нет, Энди, нет, я не дам причинять тебе боль самой себе, тише, — забирает окурок и тушит его о деревяшку, оставляя рядом с ними, на полу террасы. — Я буду беречь тебя, я же взяла за тебя ответственность, — быстро утирает одинокую слезу с щеки и прижимает голову Энди к своему плечу. Голос в моменте дрогнул, но это уже не важно, когда она оседает на этом полу, в убитых дрожью руках. — Не волнуйся, я всегда буду с тобой. Рита знает, что не обманет. Она не бросит в воде тонущего, пусть тонущего так активно, с таким невиданным, упрямым упорством. Она не бросит её, даже если Энди та, кто среди прочих эмоций выбирает страдания и отдаётся им сполна, приводя свою психику в ненормальное движение. Горькие слёзы, дрожь, ничего не кажется безопасным, нигде не отыскать защиты и прямо под рёбрами болит, болит, болит. Что-то вгрызается так сильно, от чего Рита хотела бы выть, драть своё горло сколь угодно долго в отчаянном крике, лишь бы это внутри прекратилось. Ей плохо. Каждый раз её изводит вместе с Энди, каждый раз внутри рёбра выламывают с треском и выдирают по одному каждый такой раз. — Лучше бы ты сказала, насколько я отвратительна, — Энди бубнит в тёплую шею, шмыгая. — Отвратительным я не считаю даже грязнейшие совокупления на виселице в эпизоде «Хасанова комната развлечений», помнишь его? — Рита гладит пальцами по затылку, зарывается пальцами в волосы, убирая их, проходя по выбритым бокам под ними. — «Отщепенец раздвигает шелковые занавески, и на фоне освещённого экрана из красного кремня видна виселица из тикового дерева». — Зверь, это было омерзительно. — Энди передёргивает, но руки Риты безопасные, тёплые, родные. — Это было омерзительно, а ты — нет. — Рита хладнокровна, она с лёгкостью поглощает отрицательные эмоции. Рита — чёртово спасение и Рита прижимается ближе, вытирает слёзы, пока её волосы снова восхищают Эндрюс, пока она снова убирает их за ухо. — Ты говорила, что пройдёт время, и я пойму, почему «Голый завтрак» любимый у тебя, но я так и не поняла. Рита целует соленые губы, прижимается к телу тесно. — Значит, время ещё не пришло, Энди. Чтобы узнать это — не нужно даже держать роман в руках; однажды, решив, что день начинается, как обычно, твою голову озарит прекрасная мысль и она будет верной, подсказка. — шепчет на ухо, оставляет поцелуй на мягкой щеке и показывает рукой на выход, когда на террасу вываливаются двое пьяных парней, так вовремя, словно момент подгадали. Риту слушают, особенно после злого Эндрюс: — Съебитесь или я ебала вам начищу, педики. — За базаром следи, Эндрюс, а иначе язык в жопу засунь. Рита потянула Энди назад, когда та начала подниматься и сама встала. Атмосфера стояла напряжённая, все молчали, приняв ожидающую позицию. Слова от Риты в отрицательном ключе — словно суд перед Зверем. — Марк, Билл, у вас какие-то проблемы? — Рита чуть нахмурилась, подойдя к пьяным парням. — Да какие проблемы могут быть, Рита? — пьяно улыбаются, переходя на добрый лад, и она снова кивает на двери. — Тогда покиньте террасу, дышите воздухом около входной двери. На террасе снова повисло напряжение, и когда парни закрыли двери, Рита обернулась на звук чирканья кремнием. — Ты слишком часто куришь, — осуждающе качает головой. — Да какая, в пизду, разница? Это просто сигарета, — застёгивает несколько пуговиц на рубашке. — А по ебалу бы получила — не схватилась бы за сигареты, ты подумай, пожалуйста, над этим. И снова мрачное молчание, Рита опирается локтями на перегородку и золотистые волосы падают, скрывая её удручённое лицо». *** Был конец августа, когда Клиа начала приживаться в Дэстани. Места становились постепенно знакомыми и можно было гулять, не опасаясь заплутать без Джо рядом. Солнце садилось за горизонт, отбрасывая длинные тени от зданий и прохожих, заманчиво догорая на горизонте, нагоняя розовые, нежные облака. Они плыли высоко в небе и ласковый ветер гнал их дальше, поглаживая по щекам загорелых людей. Клиа зашла в супермаркет и пошла, кажется, бродить по отделам без дела. Взяла пакет льда и большое ведро мороженого из холодильника рядом, неспешно отправившись на полупустую кассу. Посетителей было немного: женщина, мужчина, что ходил ещё между полок с товарами и парень впереди, который расплачивался за пиво. Ничего необычного. Клиа осмотрелась ещё раз в магазине, скучая ужасно. — Девять долларов, шестьдесят девять центов. — Пробейте ещё пачку Честерфилд. Клиа усмехнулась покупкам парня впереди, и пока тот доставал телефон из кармана длинных шорт, девушка на кассе взяла с витрины пачку сигарет. Клиа смотрела на открытую витрину с сигаретами, отдел с алкоголем, когда вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд. Глаза поймали прямой, бесстыдный взор молодого покупателя, который смотрел недовольно, чуть нахмурившись. Впрочем, переглядки закончились через секунду. — Тринадцать долларов, шестнадцать центов. Парень протянул двадцатидолларовую купюру и забрал сдачу. Закинул в карман пачку сигарет, взял бутылки с пивом и пошел к выходу, пока расплачиваться начала женщина впереди Клиа. — Эй, Эндрюс. — заходящий в магазин парень, окликнул покупателя, который из него выходил с пивом. Они отошли в сторону и Клиа раз через раз чувствовала на себе изучающие взгляды. То ли это был тот же парень, то ли его приятель, Клиа не знала и старалась игнорировать, как игнорировала подобное больше месяца. В конце разговора Эндрюс натянул капюшон сильнее и вышел из супермаркета, после свернув, и выпал из поля зрения Клиа. Мерзкое чувство незащищённости подобралось к Клиа близко, она так и ощущала эти безобразные, неприятные, противные взгляды под кожей. В кармане прошла вибрация и Клиа достала телефон, тут же увидев на экране уведомление от нового сообщения. — Девушка, с вас шестнадцать долларов, тридцать пять центов, оплатите картой или наличными? Девушка за кассой попыталась достучаться до Клиа и когда дотронулась до её руки, то Клиа крупно вздрогнула, с опаской взглянув на кассира. — Наличные. — голос предательски дрогнул, и Клиа скорее засунула телефон назад в карман, достав две купюры в десять долларов. А по коже снова пробежали мурашки страха и омерзения. «Тебя тоже скоро повесят, манда, остерегайся ходить по улицам».