Новогодние истории Дзитры. Проклятый Асмодеем

– Что, не веришь честному демоническому слову? – А так же в предвыборные обещания и Деда мороза. Хотя нет, вру, в предвыборные обещания с некоторых пор начал верить. Багдад занимался тем, что при помощи домового проверял, что я не нацепила на него ничего следящего. Вернее, не проверял, домовой был бы не способен обнаружить большую часть только, что я могла бы нацепить на мужчину, но вот счистить с него все, что там было и не было – это он мог, так как находился на своей территории. Впрочем, зная об этом, я не стала даже пробовать, о чем и сказала Багдаду. Тот закономерно мне не поверил. Наконец дверь за хозяином квартиры закрылась, и мы остались втроем. Я, домовой и молодая хозяйка в недавнем прошлом холостяцкой Багдадовской берлоги. Конечно, эта парочка, несмотря на разницу в возрасте, являлась любовниками (я сейчас не про домового, на всякий случай, а то мало ли что вы там подумали), разумеется, от меня все это тщательно скрывалось. Разумеется, для потусторонней сущности моего уровня это было полнейшим секретом Полишинеля. Разумеется, они об этом знали (по крайней мере, Багдад – с гарантией). Разумеется, я знала, что они знали, но всё равно прикидывалась, что мне об этом было совершенно ничего не известно. И именно поэтому у меня с Ундиной и стали складываться такие своеобразные отношения, хотя в первое наше знакомство только присутствие хозяина квартиры, да мой статус гостьи удержал меня от того, чтобы врезать молодой нахалке как следует. – Чаю будешь? – А-а-а? – Чай пить, говорю, будешь? Или тебе кофе? Сказать, что вопрос застал меня врасплох – это ничего не сказать. Вообще-то я думала, что она вместе с домовым будет тщательно изображать, что меня тут нет, и явно просматривающееся приглашение за стол было весьма неожиданным. – Ч-чай… Пожалуйста. – Сейчас принесу. А, ясно, понятно. Гостеприимство тебе, конечно, окажут, чаем попотчуют, но на кухню, святая святых местной хозяйки, хрен тебя пустят. Ну, ладно хоть святой водой втихаря не побрызгают – и то хлеб. Тем временем девушка собрала в стопку разложенные на журнальном столике между креслами журналы, придирчиво осмотрела его поверхность, но решила, что для такой непритязательной публики, как я, пойдёт. Я всё это время тщательно рассматривала содержимое одного из книжных шкафов и происходящее на кухне слушала вполуха. Впрочем, ничего подозрительного я не услышала – типичное бульканье… – Сахар? Молоко? – Сахар и лимон, будь добра! – Лимона нету, есть лимонный сок с мякотью. Вроде, натуральный. – А, давай. Всё равно у вас на лимоны нынче не сезон. На кухне хихикнули. Явно гораздо более легкомысленно, чем следовало бы, зная, что у тебя в гостиной архидемонесса книжный шкаф рассматривает. Я насторожилась. Не то, чтобы я опасалась, что молодая хозяйка сможет сделать для меня что-то действительно опасное, но определенные неприятности она могла доставить. Наконец, Ундина явилась в гостиную с подносом, ловко балансируя которым, она переставила его содержимое на столик. Я ещё раз удивилась – могла бы и просто поднос на столик водрузить. Но, видимо, законы гостеприимства всё-таки оказались важнее даже тщательно скрываемой неприязни ко мне. – Присаживайся, – девушка кивнула на одно из кресел, – я сейчас. Я послушно уселась в указанное мне кресло, взяла ближайшую чашку с чаем и даже понюхала ее. Чай пах чаем, настоящим, не из пакетика, и лимоном. – Я в курсе, что пытаться отравить тебя – затея дохлая изначально, поэтому сразу налила тебе чай из святой воды. Я в ответ только хмыкнула – кружка была горячей, а вода явно была кипящей буквально пару минут назад. Кипячение святой воды – самый лучший способ заставить ее перестать быть таковой. Высокие температуры – они не только от грехов очищают, как доказала Испанская инквизиция, но и от святости не хуже, как доказал «Нимостор». Чуть пригубила, словно боясь отравиться или действительно нарваться на святую воду, но на самом деле желая распробовать вкус напитка. А недурно, совсем недурно, явно не труха из пакетика и даже не труха из пачки с золотинкой внутри, вполне себе чайный чай, явно недешевый по местным меркам. – С чего это такая щедрость к такой персоне, как я? – осведомилась я, сделав большой, полноценный глоток. – Я просто хочу посмотреть, как ты пьешь чай, – ответила молодая хозяйка, снова появляясь в гостиной с двумя тарелками – с разномастными бутербродами и какой-то выпечкой, – никогда не видела, как архидемонессы это делают. Помогая девушке освобождать руки, переставляя принесенные ею тарелки на стол, я пропустила маленькое лукавство мимо ушей, на самом деле Ундина уже была свидетельницей моего чаепития. Но все равно я осведомилась: – А если честно? Молодая хозяйка внимательно на меня посмотрела и, вдохнув, не успела вымолвить ни слова. Потому что я, поняв, что она сейчас сделает глупость, успела дотянуться до неё и приложить ей палец к губам. – Никогда не называй живущих по именам в моём присутствии, – сказала я ей, отмечая, как насторожился домовой, когда я потянулась к Ундине, воспринимает её, как хозяйку дома, а когда мы с Багдадом познакомились, был тем ещё вредным старикашкой, – даже наперёд зная, что я знаю его имя – всё равно не называй. Ладно я, но кто в тот или иной момент стоит у меня за спиной и подслушивает порой неизвестно даже мне. А вдруг там какой-нибудь беспринципный кровожадный урод обретается? Справиться с ним Багдаду будет гораздо сложнее, если тот будет знать его по имени. Поняла? Девушка молча кивнула. – Отлично, – похвалила я, – ну а теперь составь мне уже компанию и давай поговорим. Подругами нам с тобой вряд ли быть. Но хоть как ГЭНС и потусторонняя сущность. С которой она не хочет расправиться вот прям сейчас. – А откуда ты знаешь, что я – тоже ГЭНС? – Для этого даже не нужно присматриваться к тебе, дорогая. Чтобы Багдад впустил в свой дом живущую женщину, да еще и на правах хозяйки? Скорее небо упадет на землю, Селенга потечет в обратную сторону, а ад и рай поменяются местами. Только убедительная к тебе просьба – слушайся его, пожалуйста, внимательно и беспрекословно. Если ты закончишь так же, как предыдущая… Хотя Ховрю снесли уже и место заровняли… не скажу, что повторю всё то же самое без удовольствия, но лишний раз судьбу за полы балахона лучше не дергать. А то как отмахнется косой – костей не соберешь. – А разве с косой и в балахоне ходит не смерть? – Не рассказывал он тебе ещё, да? Хорошо, расскажу я, но обещай, что не побежишь сразу же проверять это на практике. И вообще не будешь применять это на практике, пока не припрет. – Обещаю. – Клянись. – Клянусь. – Ладно. На самом деле это, конечно же, не Смерть. Смертью её нарекли люди, которые так до сих пор и не научились жить хотя бы относительно в мире и согласии. Ну, ладно, не совсем в мире и согласии, но чтобы хоть убивать только врагов, а не брата за пригоршню медяков. Люди, они везде одинаковы, в любом из миров. На самом деле её зовут Фатум. Судьба. Давным-давно она была молодой и красивой девушкой, она брала души умерших и помогала им смириться со смертью, перебраться в потусторонний мир, она плела венки и надевала им на их седые головы, провожала их красивыми песнями, чтобы они не скучали по окончившейся жизни, чтобы души их обрели покой и в назначенный час вернулись в назначенный мир, чтобы прожить еще одну жизнь и провернуть еще немного свое личное колесо превращений. Но люди творили зло. Каин убил Авеля, римляне распяли Христа, а католики вообще принялись устраивать крестовые походы, имевшие к религии в целом и вере в Бога в частности крайне опосредованное отношение. Фатум не понимала, что творят люди, зачем они причиняют себе подобным столько боли и страданий? И она плакала над невинно убиенными, и провожала их не песнями, но рыданиями. И слёзы застили ей глаза и когда она принималась косить, то делала это практически вслепую и под полотно косы попадали и виновные, и те, кто пытались их остановить, и те, кто и вовсе не при чём. Она не злая. Она – Судьба. Судьба не может быть доброй или злой, ей этого не дано, она просто есть. А человек может ее только изменить, сделать так, чтобы она его встречала в назначенный час песнями или мокрым от слёз оскалом. А чтобы под её косу попадало как можно меньше случайного народу, я вот здесь. Сижу и с тобой чай пью. – Мой чай задабривает саму Судьбу? – Ну, сейчас весьма опосредованно, конечно, но дальше там… как знать, как знать. Ну, а пока я пью твой чай, скромная архидемонесса, гиперборейская наложница и любовница Люцифера. Мне тепло и хорошо. А Багдад где-то шлындает по морозу и скачет через сугробы. Наверняка, с коллегами пошел советоваться, как будто я кого-то из них не знаю. Но я буду искренне рада, если его разговоры помогут нам, и потому смирно сижу и жду его тут, в этом кресле, в твоей компании. Ой, а это что, печенье? – Песочное, сама пеку. – У-у-у, и ты молчала! Разумеется, я не упустила шанса набить полный рот этого лакомства, с некоторым скрипом решив не показывать непривычной к подобному зрелищу Ундине, как широко могут расходиться челюсти у демонов. – И всё же, какая связь между Фатум и моим чаем с моим печеньем? Пытливая молодая нахалка, а она мне нравится. Правда, с ответом она меня не торопила, позволив как следует прожевать и запить доброй полкружкой чая ее действительно весьма недурственное печенье. – Я явилась за душой. Демоны должны время от времени приносить своему покровителю души смертных. Иначе он нас разлюбит и… На самом деле, что будет «и» никто толком не знает – никто ещё не смог пережить это, чтобы рассказать. Так что внушает. А так как интересные души интересны лишь пока они живущие, я забираю какую-нибудь мерзкую, грязную, похотливую и кровавую грешную душонку. Сейчас вот с Багдадом… – тут я поняла, что нужно подобрать какое-нибудь слово поаккуратнее, – дружу… И он мне помогает. Ундина усмехнулась. – Подозреваю, что если ты с ним дружишь, то и я тоже… дружу. – Позволь прояснить тебе один тонкий момент. Ундина, исключительно из-за твоего вкусного печенья. Я наблюдаю за Багдадом уже довольно давно. Слабость у меня такая – наблюдать за интересными людьми. И не только людьми. В разных мирах. Более… плотно познакомилась… ну, по демоническим меркам – совсем недавно. Чуть ли не пять минут назад. Тогда как раз твоя предшественница совершила глупость, не послушалась его. А чтобы покарать тех, кто её убил, он вызвал… Ну, не думаю, что он вызывал именно меня, скорее, просто Гиперборейскую наложницу, любую, а явилась я. Не буду говорить, что между нами ничего не было. Было. Правда, о твоём существовании он тогда не знал и вообще готовился умереть. – Но остался жив? – Да. – Почему? – Потому, что мне он показался интересным. И я, хоть и должна была уйти вместе с ним, ушла одна, а его оставила. Честно говоря, думала, что его придётся уговаривать, когда я заявилась под новый год за долгом, но он включился с полуслова. Только одно он заставил меня пообещать – что я буду забирать только самую гнусную, самую мерзкую и самую тёмную душу, которую только смогу найти. И я пообещала. От своего собственного имени. От того, которым звалась, когда в последний раз была живущей. – То есть он… – Знает. Но он тоже пообещал не использовать его до тех пор, пока я не нарушу первая своего обещания. А еще он постоянно подталкивает меня на добрые дела, пока мы ищем ту самую душу, мерзавец. – Да, он у меня такой, – рассмеялась Ундина, – а что там было? Там, между тем, когда он тебя вызвал и тем, когда ты должна была вернуться с ним, а вернулась одна? – Ты уверена, что хочешь это услышать? – Иначе я бы и не спрашивала. – Ну… слушай… * * * О собственном призыве и наших с Багдадом похождениях по подвалам стоявшей еще тогда Ховри я рассказывала много, в подробностях, в цветах и красках. Не то, чтобы я старалась выгородить этого типа в наиболее выгодном свете (хотя фактически именно это и получалось), просто максимально оттягивала тот момент, когда мне придётся рассказать Ундине о том, что произошло перед тем, как я должна была вернуться с Багдадом обратно в ад, но вернулась одна. Это, оказывается, достаточно сложно говорить влюбленной девушке о том, что переспала с её избранником, хотя тогда он и не подозревал о её существовании. К счастью, меня спасли от необходимости вести столь неприятное повествование – Багдад ввалился в квартиру вместе с клубами стылого подъездного воздуха, и моя собеседница, быстро извинившись, тут же умчалась встречать своего мужчину. – Как наша гостья себя вела? Не безобразничала? – Не дождетесь! – откликнулась я. – Как сходил? – Кое с кем повидался, кое-какие связи поднял и, в целом, нашёл подтверждение своей догадке. Того, об отсутствии чего я подозревал, у них действительно нет, ни у одной, но это объединяет их, так сказать, после смерти, но есть ещё кое-что объединяющее их и перед смертью. Не знаю, насколько это функционально, поэтому ты, Ундина, – он переключил внимание на молодую хозяйку, – с сего момента, из дома – ни ногой, пока мы с нашей гостьей не разделаемся с этим подонком. Не нальешь мне, кстати, тоже чаю? Когда Ундина, агакнув, умчалась на кухню, Багдад снова переключил внимание на меня и, ни говоря ни слова, протянул мне вырванный листок из блокнота, с явно заранее написанным словом, всего одним. Я прочитала. – Это невозможно. Я достоверно знаю, где он находится и не могу придумать ни одной причины, почему ему потребовалось бы водить меня за нос. – Пути господни неисповедимы, так почему же должны быть предсказуемы пути дьявольских слуг? – Хочешь, что бы я сходила и проверила А… его? – Ундина как раз вернулась с чаем для Багдада, и я сочла за лучшее не поминать при ней этого демона по имени. – Изволь. – Тогда пей чай и заводи машину – телепортироваться я нынче не в настроении, а открывать портал в ад в центре четырёхсоттысячного города ты мне не позволишь. Поэтому вывезешь меня куда-нибудь поглубже в лес и выбросишь из машины. Если твоя догадка верна, то ты снова застанешь меня на этом самом месте. – Идёт. * * * – У меня дежа-ву, – сообщила я Ундине, когда Багдад второй раз за день ввалился в собственную квартиру, все так же, одновременно с клубами стылого подъездного воздуха, – хотя у демонов его, вообще-то, быть не должно. – Значит, это прерогатива исключительно демонесс, – ответила та, поднимаясь из кресла и отправляясь в прихожую встречать своего мужчину. – Или ты просто какая-то неправильная архидемонесса, Дзитра! – донеслась версия от раздевающегося в прихожей Багдада. – Я предпочитаю прилагательное «уникальная»! – поправила я его. – Хорошо, уникальная ты наша, – проявил покладистость хозяин квартиры, входя в гостиную, – если ты тут, значит, я, наверное, не зря полтора часа проторчал в пробке перед Селенгинским мостом. Что расскажешь? – Ты уверен, что ты хочешь обсуждать подобные вещи при ней? – поинтересовалась я, кивнув на появившуюся в комнате с еще одной кружкой чая Ундину. – А в чем проблема? – Удивился тот. – Унди, тебе восемнадцать есть? Явно не ожидавшая вопроса на столь очевидную тему, девушка сначала непонимающе посмотрела на мужчину, явно ожидая либо пояснений, либо подвоха, но, поняв, что он рассчитывает получить ответ, все же сказала: – Да. – Откуда дети берутся, знаешь? – Э-э-э… чисто теоретически… – Ч… Что, простите?!? – я откровенно вытаращилась на эту парочку, в шаге от того, чтобы окончательно поверить в то, что они если и оказываются в одной постели, то только для того, чтобы пообниматься. – Ну, в теории я знаю, как все происходит, но ни сама еще детей на свет не производила, ни собственными глазами за процессом, так сказать, не наблюдала. – А… Как они делаются изначально… В курсе? – Чисто теоретически. То есть что это такое и как это делается, я в курсе, но контрацепция, все дела, так что до итогового результата дело всё-таки ни разу не дошло. Наконец, решив, что об этом вообще-то должен переживать Багдад, а вовсе не какая-то архидемонесса, я хотела было приняться рассказывать о том, что мне удалось узнать в аду, но всё же не забыла задать еще один вопрос: – Ундина, а ты верующая? – Ну, как бы… В целом – нет. – Вот вы безбашенные люди. В Бога не верите, а попытаться обломать рога чуть не самому повелителю демонов готовы. Ладно, к делу. Багдад, ты догадался совершенно правильно, следы всего этого действительно нисходят к Асмодею, но как бы не напрямую. – То есть как? Как бы он и как бы не он? – Вот только не говори, что в первый раз про подобное слышишь. Итак, что у нас есть на этого нашего злыдня? Он ловит одиноких девушек или женщин. Насилует, убивает, впрочем, я не уверена, что именно в такой последовательности, после чего вскрывает брюшную полость сверху вниз из-под ребер, выбрасывает внутренние органы, а влагалище и матку забирает с собой. Я ничего не путаю? – Один момент упустила – все его жертвы бездетны. А ещё мне до сих пор не понятно, почему он режет их из-под рёбер. Ведь то, что он забирает с собой, находится гораздо ниже. – Всё просто, – внезапно пожала плечами Ундина, с таким видом, будто готовилась озвучить азбучную истину, – у него всё плохо со знаниями о том, как это всё в реальности происходит внутри женщины, но всё очень хорошо с представлениями о собственном сексуальном могуществе. – Будь я проклята, – рассмеялась я, – устами младенца! Однако, к подробностям. Как-то раз давным-давно, еще до того, как женился на мне, попал один из князей ада, бывший предводитель серебряного легиона, а ныне командующий семьюдесятью двумя легионами адских духов, демон по имени Асмодей в переплет, а если быть точнее, то в плен к царю людей Соломону. Уж не знаю, как там было дело, я тогда была всего лишь одной из наложниц того самого Соломона, а нас он в свои демонологические экзерсисы не посвящал. Соломон общества демона не гнушался, ведь тот был в цепях, с начертанным на них именем господа, а сам Соломон носил на пальце кольцо, нет, не то, копию которого носишь ты, а тоже с начертанным на нем именем господа. Таким образом Соломон становился неуязвимым для Асмодея, а сам демон был обязан отвечать на его вопросы. Ну и еще ему было скучно в плену сидеть, так хоть пообщаться с умным человеком, а Соломон действительно дураком не являлся. Там было много всякого интересного, в том числе Асмодею при помощи собственной хитрости и любознательности царя удалось выбросить Соломона из трона, сделав его нищим, а самому принять его облик и занять его трон. Не срослось только одно – некая неизвестная наложница помешала ему принять образ царя полностью, и благодаря палкам, что она вставила ему в колеса, ноги у него не получились, а получились птичьи лапы. Впрочем, христолюбивые биографы Соломона не могли же написать, что раскрыли хитрость демона благодаря какой-то наложнице. Они же не знали, что через тридцать столетий она будет одной из Гиперборейских наложниц и любовницей не то, что Асмодея, а самого Люцифера, поэтому про эту наложницу вы в жизнеописании Соломона не найдете ни слова. Впрочем, это все лирика. Я отвлеклась, чтобы смочить чаем пересохшее горло, и тут же заполучила превосходный вопрос прямо в лоб: – Этой наложницей Соломона была ты, Дзитра? – Сообразительная молодая леди, – похвалила Ундину я, я даже сначала хотела протянуть руку и потрепать её по голове по-дружески, но решила не рисковать – вдруг Багдад или его домовой решат, что я решила ей голову оторвать за озвучивание сего факта моей демонической биографии, – греческих гетер учили многим полезным вещам, а я, при жизни, была одной из лучших. Так что затесаться в качестве наложницы к Соломону было легче, чем умыкнуть конфету у младенца. Так вот. Я сейчас уже навскидку не помню, каким именно образом Асмодей попал в плен к Соломону, но факт в том, что при призыве его из ада в этот мир в ритуале была допущена ошибка, он не был произведен достаточно безукоризненно, чтобы демон это не заметил, но достаточно правильно, чтобы у Асмодея просто не оказалось достаточно тонкого орудия, чтобы просунуть его в эту маленькую щель и тем самым наказать нерадивого демонолога, что поделать, Асмодей вообще любитель больших… размеров. Соломону, несмотря на всю его мудрость, не удалось повторно пленить Асмодея, источники расходятся, то ли Асмодей сначала удрал от Соломона, а потом вернулся в ад, то ли Соломон запихнул его туда самолично, но после этого случая демон озаботился расширением своего арсенала. И ему это удалось. Асмодей, как я изначально и сказала, все ближайшее прошлое провёл в аду, но, как правильно подозревал Багдад, есть один нюанс. Его попытался призвать некий человек из вашего мира. Не демонолог, просто нахватавшийся по верхам дилетант. Даже не дилетант, просто мимо крокодил. Ритуал был выполнен на грани, еще бы чуть-чуть – и Асмодей мог бы не явиться, но всё же явился, а вот удержать его у этого человека не получилось. Но так как у демона были дела в другом месте, он не стал даже убивать того, кто его призвал. Просто проклял. Как работает проклятие, мы только что вспоминали, добавлю лишь немного завершающих штрихов. Проклятый Асмодеем человек ввиду своей эректильной дисфункции не может заниматься любовью с женщинами, которые уже производили потомство на свет. Причем при переходе от возбуждения к действию он совершенно теряет голову и вряд ли понимает что творит, но уж точно не может никак управлять своими действиями. – Таким образом, у вас тут не кровожадный маньяк, а просто проклятый, который весьма слабо осознает, что творит. Пойдет тебе такая душа, Дзитра? – Багдад, – я снисходительно посмотрела на автора вопроса, – уж от кого-кого, а от тебя я такого вопроса не ожидала. Асмодеюшка – не хухры-мухры. а князь ада. Вряд ли этот парень пытался вызвать его для того, чтобы поиграть в куличики.