Смерть приходит в Пемберли

Мы вернулись в Пемберли только около полудня. Доктор Гримсби уже закончил свою печальную миссию и теперь сидел в гостиной в ожидании полиции. Холмс не стал его спрашивать, а прошелся по комнатам и в библиотеке увидел юного лорда. Тот преспокойненько сидел и читал какой-то фолиант. - Добрый день, - приветствовал его Холмс. – Позволите? - О, конечно, - мягким голосом, с приятной улыбкой, ответил он. - Позвольте задать вам пару вопросов. - Да-да, дядюшка говорил, что надеется на вашу проницательность. - Как мило с его стороны, - заметил Холмс. – Но, не могли бы вы описать вчерашний вечер, после того, как поднялись наверх. - Я зашел в свою комнату… - Позвольте уточнить, какого она цвета? - Малинового. Так вот, мой камердинер помог мне переодеться, и я решил лечь спать… но в коридоре стояла суета, там так некрасиво командовала эта несносная миссис Арчер… - Она командовала? – удивился я. - Да, она требовала себе молока и я, это немного глупо, я совершенно к нему равнодушен, но я тоже потребовал молока, скорей, чтобы ее позлить. - И вам его принесли? - Да, где-то через четверть часа такой рыженький парень. - А потом? – уточнил Холмс. Юноша пожал плечами. - Потом все стихло, и я уснул, а утром меня разбудил всеобщий шум… - Благодарю, - любезно ответил Холмс, и мы направились на второй этаж. Комната мисс Френсис Хоуптон была совершенно рядом с комнатой ее покойной матери. Она была приятного зеленого цвета. Женщина сидела в кресле и смотрела в окно. Она была в плотном домашнем халате и ее волосы были прибраны на скорую руку. Заплаканные и оттого покрасневшие глаза смотрели безотрывно в одну точку. - Прошу нас простить, - начал мягко Холмс. – Примите наши самые искренние соболезнования. - Спасибо, Шерлок, вы так заботливы, - тихим и милым голосом произнесла девушка. - Дядюшка просил меня выяснить все обстоятельства… я полагаю, вам будет проще все рассказать нам, а мы перескажем полиции. - Да-да, это было бы чудесно, - произнесла она, устремив на нас свои глаза, полные страдания. - Меня интересует все, что происходило после того, как вы поднялись наверх. Девушка задумалась, пытаясь вспомнить то, что случилось несколькими часами ранее, но тогда казавшееся таким ненужным и случайным. - Я зашла в свою комнату и взяла томик стихов Теннисона, прочла несколько. Потом вошла Браунинг, камеристка маменьки и помогла мне раздеться. - Леди Хоуптон не захотела, чтобы вы воспользовались услугами горничной? - Да, так было привычно. Потом пришла матушка и мы поговорили немного, а затем она ушла, и я легла спать. - Вы быстро уснули? – уточнил Холмс. - Нет, я еще с часик почитала Теннисона и только потом легла спать. - И последнее, у вас с матушкой смежные комнаты? - Да, это было ее желание, и дядюшка пошел ей на встречу. - М-да, - заключил я. – Жаль, что леди Хэлен никто не видел в коридоре. - Моя матушка леди Хоуптон, потому как отец был удостоен рыцарства, но мы коммонеры, - со сдержанной улыбкой пояснила она, от чего мне стало неловко за бестактность. – А в коридоре ее не видели, так как она воспользовалась вот этой дверью. И она показала на набольшую внутреннюю дверь между комнатами. Холмс подошел к двери и взглянул на нее. Дверь была заперта на небольшой золотистый шпингалет. Открыв его, Холмс повернул ручку и дверь распахнулась, открыв нечаянному взору ложе, где еще недавно лежало тело несчастной женщины. Он тут же закрыл дверь. - Вы считаете, что я… - начала было девушка. - Нет, но я только что убедился, что злодей не смог бы воспользоваться вашей комнатой, чтобы попасть к леди Хоуптон. Ему пришлось бы воспользоваться коридором. Благодарю вас, моя дорогая. Поклонившись, мы вышли в коридор и зашли в синюю комнату. Там было прохладно и тихо. Тело унесли в погреб, где над ним должен был поколдовать доктор. Но Холмса волновало не это. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, не была заперта на ключ, который торчал из замка. - Итак, злодей вошел из коридора, - констатировал я. - Но зачем нужно было запирать дверь на шпингалет? – задал вопрос Холмс. - Слуги закрыли. Они ведь не знали, кто где остановиться. - Ватсон, леди Хоуптон воспользовалась этой дверью, а значит слуги тут не причем. Зато мисс Хоуптон заперла ее на шпингалет. Зачем? Я не мог не согласиться, что пока в этом деле было больше вопросов, чем ответов. Мы спустились вниз, где как раз появился инспектор Грегсон. Увидев нас, он радостно улыбнулся. - Признаюсь, я рад вас видеть. Распутывать дело, где все не ясно и все готовы скрывать семейные тайны, это просто ужасно. - Это и есть работа сыщика, - дружелюбно парировал я. - Вы уже определились с подозреваемыми? – не обратив внимание на мое замечание, спросил инспектор. - Увы, нет. Все и в самом деле запутано, особенно, если непонятен мотив. - М-да, - чуть разочарованно, ответил Грегсон. - Инспектор. Вы могли бы прояснить некоторое важное обстоятельство, - Грегсон весь напрягся. – Если леди Хоуптон и в самом деле жертва злого умысла, то причина должна быть известна не только тем, кто находится тут, но и еще кому-нибудь. Попросите Скотленд-Ярд выяснить все о ней и ее покойном супруге. У нее также есть сын, он тоже военный, служит в Индии, возможно, удастся что-нибудь откопать стоящее, я же продолжу копать именно тут. - Хорошо, вы правы, только переговорю с доктором, узнаю подробности. - Если это не цианид в молоке, то сообщите нам, - сказал Холмс. Грегсон лишь кивнул и удалился. Мой друг быстрыми шагами направился к небольшой двери, ведшей на черную лестницу, и мы вмиг оказались в царстве слуг. Найти дворецкого не составило труда, он стоял в главном коридоре и отдавал распоряжения. - Мистер Дженнингс, позвольте задать пару вопросов, - любезно обратился Холмс и дворецкий, скорее не желавший общаться с ищейками, был вынужден подчиниться, ведь то было распоряжение хозяина. – Скажите, имеются ли в доме яды? Дворецкий слегка напрягся, но потом взял себя в руки. - Конечно, сэр. Без такого в хозяйстве никак. - Вы не покажите мне их? Нехотя, но дворецкий повел нас в свой кабинет, отпер дверцу тяжеловесного комода и достал лоток, где был и цианид, и мышьяк и даже соляная кислота. - Как считаете, все на месте? – спросил Холмс. Мистер Дженнингс внимательно осмотрел свои запасы, оценив даже количество содержимого в них зелья. - Да, как будто все в порядке, - констатировал он. - А может в прошлом, пропадало что-нибудь? – уточнил Холмс. - Нет, сэр, - не задумываясь, уверенно ответил дворецкий. - И ключи всегда при вас? - Разумеется, - сказал дворецкий, окинув нас спокойным взором. Мы вышли из дома и прошлись к пруду. - Получается, - начал рассуждать я. – Если убийство было спланировано, то кто-то привез с собой яд и пустил его в дело. - Прекрасно зная о привычке леди Хоуптон, - добавил Холмс. - Но, тогда убийца один из гостей, - заключил я. - Нам нужно будет переговорить со всеми ними, - заметил Холмс. И, сделав небольшой кружок вокруг прекрасного пруда, что был прямо перед домом, мы вернулись внутрь. Увы, но поговорить просто так оказалось сложным. Гости разбрелись по дому и окрестностям, стараясь не попадаться на глаза полиции и не обременять хлопотами его хозяина. Лишь в прекрасной помпейской комнате, прямая, будто проглотила аршин, восседала достопочтенная Патриция Хайнсмит, дама пожилая, с малопривлекательной кислой физиономией и белесыми глазами. - Прошу прощения, - начал Холмс. – Могу я задать вам несколько вопросов о вчерашнем вечере? - она окинула нас тяжелым взглядом. - Уж лучше вы, чем эти персонажи… В ее словах было невероятно много презрения, и потом, она давала понять, что мы, может и лучше полиции, но ненамного. - Скажите, что было после того, как вы поднялись наверх? - Я… - начала достопочтенная дама. – Я не сразу поднялась к себе. Я немного поговорила с мисс Хоуптон, потом… я оказалась в гостиной, ну, той, что можно назвать времена года и оказалась во власти художника, который разрывался между мной и лакеем… - Разрывался? Как это? – уточнил я. - Ну, - и она лукаво улыбнулась, правда веселости в ее взгляде было мало, скорее внутренняя жесткость. – Он то жаждал мне рассказать, как писал «портрет» Пемберли, то хотел что-то велеть лакею. - И у него это получилось, - уточнил Холмс. – Велеть? - Да, он выудил одного из лакеев и что-то тому произнес. Тот лишь кивнул, - презрительно заметила дама. - А что делали остальные? – поинтересовался Холмс. Она оценивающе взглянула на сыщика. - Я за ними не приглядывала. В конце концов, это обязанность хозяина дома. Я лишь помню, что эта несносная Арчер исполняла свои куплеты и я решила сберечь свою голову, а то она непременно разболелась бы. Холмс благодарно взглянул на даму и отошел от нее. Я так же кивком поблагодарил ее. - Что нам это дает? – спросил я. - Как минимум то, что наш добрый художник заказал себе молоко еще до леди Хоуптон. Признаюсь, я не очень понял, в чем важность этого замечания. Мы отправились по пустым комнатам и обнаружили миссис Арчер, сидевшую в золотой гостиной за роялем и тихо перебиравшую клавиши. - Миссис Арчер, позволите несколько вопросов? – поинтересовался мой друг. - С радостью, сейчас мы все должны помогать вам, Шерлок. - Замечательно. Я хотел бы выяснить на счет молока… - Молока? – удивилась он. – Это того, вечернего? – Холмс утвердительно кивнул. Она чуть напрягла носик, но не сморщила его, а словно еще сильней распрямила. – Да, я спустилась на кухню и попросила кухарку сделать молоко для мистера Гроува. Это просто ужасно! Здешние слуги снобы посильней, чем некоторые гости. Бедняга так и не дождался бы молока, если бы не я! - А вы, сами? – уточнил Холмс. - Я?! А, мое молоко… я, кажется, взяла стакан, он уже был готов и пошла к себе, - она сдержано улыбнулась. – Ну не гонять же лакеев просто так. - И более ни на кухню не ходили, ни молоком не интересовались? - Зачем же? – искренне удивилась она. – Хотя… кажется я выглянула в коридор и поинтересовалась, принесли ли молоко мистеру Гроуву, и все. Мы откланялись и пошли дальше. - По крайней мере, молоко отравили не на кухне, иначе поутру обнаружили бы труп миссис Арчер. Теперь, нам осталось выяснить про последний стакан молока. - Тогда, нам нужно поговорить с художником, - заметил я. Мы прошли по уже полутемным залам Пемберли и натолкнулись на дворецкого. - Мистер Дженнингс, вы то мне и нужны! – заявил Холмс. Дворецкий, повернувшись к нам, с непроницаемым лицом, замер в ожидании вопроса. - Не подскажите, где мы могли бы найти мистера Гроува? - О-у, - от неожиданности изрек дворецкий и не на шутку призадумался. – Даже не знаю… со всем этим… хотя… полагаю, он может еще работать, хотя… нет, уже изрядно стемнело… - А где он работает? – поинтересовался Холмс. - В оранжерее. Растений там нынче немного, так вот мистер Дарси и разрешил использовать ее как мастерскую. - Спасибо мистер Дженнингс. Мы поищем его там. С этими словами мы направились в просторную главную гостиную, откуда вышли на террасу. Время и в самом деле стремительно приближалось к вечеру. Солнце закатилось за кроны раскидистых дубов и кленов, но его лучи все еще заливали небо бледным светом, кромка которого стремительно становилась синеватой. Оранжерея располагалась примерно в двухстах двадцати ярдах от дома (200 метров), её вход был обсажен каштанами. Дверь была распахнута, но внутри света не было. - Мистер Гроув! – громко произнес Холмс, не желая вторгаться в мир искусства неожиданно. Но ответа не последовало и потому мы вошли внутрь. Хотя через стекла проникал свет, но из-за вечера там стоял полумрак и нам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к отсутствию света. - Ватсон! – неожиданно воскликнул Холмс и кинулся немного левее мольберта. Только тогда я разглядел на полу тело. Вне всяких сомнений, это был Мэтью Гроув. Он лежал, уткнувшись лицом в пол, рядом валялся серебряный подстаканник и разбитый стакан. - Быстрее в дом, за Грегсоном, - отрывисто произнес Холмс. – Но более никому ни слова! Кивнув, я принялся исполнять поручение друга. Описывать последующее было бы утомительно. Началось обычное дознание, осмотр места преступления, а в ином сомнений ни у кого не было. Мы с доктором Гримсби, пусть и порознь, определили время смерти около трех по полудню. Дарси был совсем раздавлен – втрое убийство в его доме! Только поздно вечером мы шли по направлению к нашему коттеджу. - В голове не укладывается, - вымолвил я. – Какая-то чертовщина. - Ну же, друг мой, не стоит на лукавого списывать все преступления этого мира. Да и то, что твориться в Пемберли, не его рук дело, а человека. - Но как его отравили? – спросил я. Отравление было мне очевидным от того, что на мраморном полу совсем не было крови, как и пулевых отверстий. - Как? Это просто. Незадолго до трех лакей Джеймс принес ему чай с сэндвичами. Гроув хотел поработать до ужина. Вероятно, чай был отравлен, как и молоко леди Хоуптон. - Но что их могло связывать? – удивлялся я. - Как минимум то, что они оказались на дне рождения Дарси в Пемберли. - Но они вращались в столь разных мирах… - А сидели за одним столом. На празднике было всего двенадцать человек. Нас с вами мы исключим… - Разумеется! – усмехнулся я. - Вовсе нет. Это мы с вами знаем, что не совершали этих преступлений. Полиция и Грегсон вполне обоснованно могут нас подозревать, - я уж хотел было запротестовать, но мой друг продолжил. – Но у нас есть алиби! На момент выполнения просьбы леди Хоуптон о молоке мы покинули праздник и направлялись к себе. Потому отравить её мы не могли. - Тогда кто же остается? Полагаю, мистера Дарси мы могли бы исключить, так как ему менее всего нужен такой скандал, - рассуждал я. - Не уверен. Есть особая группа, психопаты. Им все равно на славу дома, репутацию. В некотором смысле, они не здоровы, а потому вполне могут совершать и такие парадоксальные поступки и даже преступления. Но… вы правы. Если Дарси здоров, а пока-что ничего на обратное не указывало, ему и в самом деле это невыгодно. Далее, можно исключить мистера Гроува и леди Хоуптом. - Если только это не самоубийство, - ляпнул я. Холмс пристально посмотрел на меня. - Вы полагаете, это двойное самоубийство влюбленных? Я пожал плечами, мол, отчего бы и нет?! - Это слишком отличается от того, что мы знает о Хелен Хоуптон. Конечно, всякое бывает, но… в реальной жизни все куда как банальнее завиральных детективов. - Тогда что же произошло? – слегка насупившись, спросил я, приняв замечание про завиральность на свой счет. - Давайте посмотрим… Итак. За столом сидело двенадцать человек. Пятерых мы исключили. Остались – дочь покойной… - Ну уж это чересчур! – выпалил я. - Отчего? Вам стало жалко несчастную девушку, чья судьба не сложилась. Но именно потому она и под подозрением. Ее мать – преграда на пути счастья. Нет матери, она вольна поступить, как считает нужным, она получит, пусть и скромное, но состояние… - Так можно обвинить любого, - уже несколько спокойней заметил я. - Да. Но вы не обратили внимание, что именно она заперла дверь в комнату к матери. Она решительно не желала, чтобы та, случайно, посреди ночи, оказалась у нее. Она заперла дверь и, вероятно, провела это время с мужчиной. - Боже! Холмс! Но с кем бы?.. - Капитан МакЛеон, сэр Чарльз Бингли, дипломат, да хоть тот же Гроув. - Это просто ужасно, ужасно, что мы вынуждены подозревать приличных людей невесть в чем, только из-за случайностей. - Защелкнутый шпингалет, это не случайность. Впрочем, вы правы. Не стоит делать выводы, не имея серьезных оснований. Завтра продолжим расследование. Утро следующего дня началось для нас в самое нормальное время и уже это порадовало – значит новых жертв нет. Около десяти мы оказались возле дома. Дворецкий старался держаться как можно солиднее, но происшествия, случившиеся под сенью столь славного дома, его выматывали. - Доброе утро мистер Холмс, доктор Ватсон, - чинно поприветствовал он нас. - Все ли в порядке? – спокойно, даже деловито спросил Холмс. - Слава богу, мистер Холмс, ночь прошла как и полагается. Мне доложить мистеру Дарси? - Нет, пусть нас проводят в комнату мистера Гроува. - Но… полиция… - замешкался он. - Поверьте, инспектор Грегсон против не будет. Кстати, где он разместился? - Милорд хотел на втором этаже, но он предпочел со слугами. Очень приятный джентльмен, совсем простой и не заносчивый, - с удовольствием отрапортовал Дженнингс. Мы лишь улыбнулись. Дворецкий подозвал темноволосого парня в ливрее. - Майкл, проводите этих господ в голубую комнату, вот ключ, отоприте, подождите пока джентльмены все сделают и принесите его мне. Парень кивнул и без лишних слов повел нас по парадной лестнице на второй этаж. Комната, где некогда размещался Мютью Гроув была совершенно обычной. В глубине, под небольшим пологом стояла кровать, в центре комнаты столик, несколько кресел. Небольшой секретер, практически перегораживавший проход в соседнюю комнату, был открыт и завален бумагами. Письма, какие-то лондонские счета, пара раскрытых книг по искусству. - Я совершенно не вижу рисунков, - заметил я. - По-вашему, это главное, что тут можно обнаружить? – практически под нос пробормотал мой друг, пристально изучая бумаги. - А вы уже заметили что-то важное, что я пропустил? - Конечно, - немного равнодушно заметил Холмс. – Наш мистер Гроув был женат и… судя по ее письму, вполне счастлив. Его жена пишет, что скучает по нему так же, как и он по ней. - И вы в это верите? – с ноткой недовольства в голосе, спросил я. - Не вижу причин пока в этом сомневаться. А ваша обида напрасна. Все дело в шелке, которым оббиты стены. Сказав это, Холмс продолжил изучать бумаги живописца. Я же подошел и стал разглядывать шелк. Я всматривался в рисунок на нем – розы в окружении листьев, я даже пощупал их. Была немного странная идея попробовать на вкус… всего лишь лизнуть палец, который я хотел потереть о обивку стен, но решил ограничиться принюхиванием. - Мой друг, все дело в их цвете, - произнес Холмс, вставая из-за секретера. - Цвет как цвет, - заметил я. - И какой он по-вашему? - Голубой, - уже сбитый с толку, ответил я. - Это потому, что дворецкий назвал вам цвет комнаты, но присмотритесь… - и Холмс показал мне на стены, шторы и обивку мебели. – Только художник смог бы в этом цвете распознать голубой. Любой другой, на его месте, сказал бы синяя! - И что из этого выходит? – я все еще ничего не понимал. - А то, что синюю комнату занимала покойная леди Хоуптон, - спокойно ответил Холмс, направившись к двери. Только тут я осознал смысл сказанных слов. - Майкл, - произнес Шерлок Холмс, когда мы вышли в коридор. – Мы завершили осмотр комнаты, можете ее запирать. Но… у меня один вопрос… как вы различаете эти комнаты. - Какие, сэр? – парень чуть растерялся. - Ну, например, синюю и голубую? - А! Это… - парень пожал плечами. – Просто, запоминаем. - Да, это понятно, но… до того, как запомните… ведь, могут случиться курьезы? - Это да, сэр, - парень даже улыбнулся, видать, вспомнив один из таких, но произнес. – Мы ориентировались по картинам. Хозяин, мистер Дарси, тут их не меняет. Возле синей висит «Марс», а возле голубой «Дичь», натюрморт такой. Возле зеленой «Венера», а возле коричневой «Кавалерист», у малиновой «Микадо», ну, и так далее. - Благодарю вас, - Холмс дал парню фунт, и мы стали спускаться вниз. - Куда теперь? – спросил я. - Конечно, в оранжерею. В оранжерее было непривычно светло и просторно. Тропические растения не толпились возле дверей, а чуть отступали, создавая красивую площадку, где хозяева могли отдохнуть, выпить чаю. Но ныне все это пространство было заставлено принадлежностями для живописи. На внушительном мольберте стоял здоровенный продолговатый холст. И не видя его мы могли с легкостью определить изображение – летний Пемберли. Мы стояли и смотрели на это буйство летнего света, цветущих розовых кустов и гортензий. - Холмс, я конечно не эксперт, но мне кажется, картина закончена? – заметил я, скромно подытожив наблюдения. - Думаю, ваше чутье вас не обманывает, - размышляя, ответил Холмс. Он стал разглядывать полотно совсем близко. – Масло давно высохло… интересно… чем тогда тут занимался наш живописец так долго. Он взглянул на небольшой столик, заваленный листами бумаги. То бы наброски мужского тела, руки, шея, грудь, неплохо прорисовано, с тенями. - Гм, это не части пейзажа, - заметил он. С этими словами Холмс подошел к группе холстов, стоявших к нам тыльной стороной и накрытых холстиной. Собственно, их и было-то всего четыре. На одном был явный эскиз портрета Дарси. На втором был обычный идиллический пейзаж. На третьем, несколько большей, чем прежние, не было ничего, кроме набросанной углем обнаженной женской фигуры. - Заготовка, - заметил я. - Да, это эскиз, основательный - заметил Холмс. – Посмотрите, как хорошо прорисованы груди с сосками, живот… он даже наметил тени. Нет, это основа будущей картины. - Лишь одно нарисовано схематически – лицо. - Разумеется. Фигура, возможно, рисовалась абстрактно, но вот лицо… лицо должны были писать с натуры или позже, уже маслом. Мне данные утверждения не казались невозможными, потому я легко согласился с Холмсом. - Так, давайте взглянем, что на последнем холсте. С этими словами он развернул изображение. Оно тоже было в масле, хотя детали еще не прорисованы, но перед нами со всей определенностью предстал обнаженный юноша в классической позе – полусидя. - М-да, - вырвалось у меня. - Подытожим результат осмотра оранжереи, сказал он, пристально разглядывая нагую плоть. Я слегка сконфузился. Мне была известна темная страсть моего друга, и все это время мы практически не касались данного вопроса. Холмс старался не афишировать свои увлечения и ныне я решительно не знал, есть ли они у него в принципе, а не то, кто это. Тем менее приятно было это разглядывание, но Холмс словно этого не замечал. - Что ж, мы может и не приближаемся к разгадке убийств, но картина, как бы пошло это не звучало, становится все яснее. Наш добрый художник решил заработать чуть больше, воспользовавшись случаем. - Как это? - Помните, в разговоре с вами, он заметил, что должен завершить только это полотно, я правильно помню? – и Холмс указал на мольберт. После убийства Гроува я, разумеется, пересказал все, что мне о нем известно, как и содержание тех немногих бесед, что мы когда-то вели. - Да, только этот последний пейзаж. - Значит, портрет Дарси он писал по собственной инициативе, возможно, в надежде его продать либо хозяину Пемберли, либо на салоне в Академии. Возможно, второй пейзаж говорит нам о том же. А вот два других полотна… - Для души? – с легкой ехидцей в голосе уточнил я. - Гм, нет, - Холмс бегло осматривал оранжерею. – Его жена наставляла мужа в письмах пользоваться случаем… думаю, она имела ввиду сторонние заказы. - Тогда, девушку мог заказать и сам хозяин. - Вы так думаете? - Конечно. Он заказал картину весьма фривольного содержания, прося не распространяться об этом никому. - Вполне может быть, может быть. Но нам с вами все же нужно составить список потенциальных заказчиков. Себя мы исключим, значит Дарси, Чарльз Бингли… - Капитан МакЛеон, - добавил я. - Это вряд ли. Конечно, Мэтью Гроув не был звездой мира живописи, но, полагаю, что простому капитану без каких-бы то ни было богатых родственников заказать такое полотно не по карману. Так, кто еще остался? - Юный лорд, - заметил я. - Думаю, его женские прелести интересуют в последнюю очередь. Итак, Дарси, Бингли и сам Гроув. - Гроув?! - Он мог просто воспользоваться местом и временем для написания картины просто на продажу. Увы, без четкого изображения лица мы сказать что-то определенно не сможем. - А этот обнаженный юноша? - Его точно писали с натуры, - заметил Холмс. - Как вы определили? - По эскизам на бумаге. На них изображено реальное тело. Вот, смотрите, - и он достал из папки зарисовку мужской груди, поднеся их к холсту. – Видите, части тела на зарисовках именно в таких позах, как и на холсте, кроме того, грудная клетка не очень развита, да и соски очень мелкие. Нет, это он рисовал с натуры, а потом он перенес на холст, немного облагородив. - И кто же это? – спросил я. - Полагаю, наш юный лорд, - спокойно ответил сыщик. - Ну, это недоказуемо, разве что мы каким-то чудом заставил его раздеться, и даже тогда… - Вы упускаете из вида одну важную деталь. Наш художник лишен «греческого порока», а значит просто так вряд ли стал бы рисовать такую картину. Ныне такое не то, чтобы порицается, скорее… - Не одобряется. - И наводит на размышления… как бы чудовищно и ханжески это ни было. Итак, он рисовал это с натуры… Дарси? Слишком стар. МакЛеон? Слишком атлетичен. Остается только лорд Фредерик Стоктон-Мэннерс, младший сын маркиза Поуиса. - Поуис, это же часть Уэльса? – уточнил я. – На его земле нашли приличные залежи угля и теперь их там разрабатывают. Маркиз очень богат, но вот сколько денег достается парню? - Полагаю, он позировал не ради денег. - Тогда, ради чего? - Скорее, ради кого! – заметил Холмс. Мы вернулись в дом. Грегсон стоял в холле и ждал нас. - Как у вас успехи. - Признаться, пока ничего, - ответил Холмс. - У меня тоже. Лакей, кажется... – он полистал блокнот, - кажется Джеймс, отнес художнику чай с тостами около полудня и более туда не заглядывал. - Отчего же? – уточнил Холмс. - Он сказал, у них так было заведено. Мастер работал до пятичасового чая и приходил в дом. Работать позднее было темновато, да и он не любил, когда ему мешают. - Что ж. Это не очень проясняет ситуацию, но, таков он наш сыщицкий жребий, - прокомментировал Холмс, хотя это мы и так уже выяснили. С этими словами, Холмс и Грегсон стали удаляться. Мой друг дал мне понять, что хочет пообщаться с инспектором один на один. Я подозревал, что все это для того, чтобы как можно тактичней обойтись с именем Фицуильяма Дарси. Мне, признаюсь, в свете последних открытий, не было понятно желание обелить этого человека. В самом углу террасы в летнем кресле восседала достопочтенная Патриция Хайнсмит. Я точно осознавал, что именовать ее мисс или миссис не следовало. Решительно все именовали ее вашей милостью. Дама выглядела угрожающе свирепой, хотя ее занятие – все то же вышивание и не производило пугающего эффекта. Краем глаза она заметила меня. Я решил было удалиться и не мешать леди, но… - Мистер Ватсон! – зычно позвала она меня. – Не хотите ли отдохнуть? - С превеликим удовольствием, с утра на ногах, - и я сел рядом. - Полагаю, ничего интересного вы там не нашли, - заметила она. - Да, - махнул рукой я. – Практически законченное полотно, эскизы разные и, он кажется написал портрет мистера Дарси. - Гм, - и ее брови высокомерно приподнялись. – Не знала, что Фици ему позировал. - Полагаю, там было не более двух сеансов, - самонадеянно заметил я. - Полагаю, там и одного не было. Фици ему не позировал. - Вы уверены? – я постарался удивиться как можно более простодушней. - Еще бы! Одна из прелестных вещей от природы... - и она показала рукой на совершенно выровненную лужайку с тщательно подстриженной травой, которую венчали красиво обсаженные деревья, высаженные, возможно, самим Уильямом Кентом. - … это возможность просто так, сидеть, наслаждаться солнышком и дышать полной грудью. Сидеть и наблюдать, - и она явно указала на оранжерею. Я еще немного подождал, ожидая продолжения, но достопочтенная леди продолжила вышивать. - А вы живете в Лондоне? - Да, в Челси. Теперь там публика несколько более фривольная. Поскольку моя практика ограничивалась Бейкер-стрит, я понятия не имел, насколько фривольной была публика в Челси. - Впрочем, у нас есть поместье – Розингс-парк, но оно отошло моему племяннику… Они замолчали и какое-то время так и сидели в тишине. - Немного странно… - начал было я. - Что именно? – поинтересовалась моя собеседница. - Такой богатый и, возможно, влиятельный человек как Дарси, и пригласил всего лишь дюжину гостей, причем, столь разных… - О-о, Фици не очень любит общество, да и… замечу, основываясь на личном опыте, начиная с определенной даты, празднование дней рождения становится все наименее веселым занятием, если вы меня понимаете?.. - Кажется, да. - И потом, практически все гости его родственники… правда. Про его сестру… несчастную сестру, вы знаете. Френсис, ее дочь, а этот отвратительный мальчишка… нет-нет, я не хочу передавать сплетни, но… - Но… - я напрягся, словно сеттер на охоте. - Кое-кто поговаривает, что это сын… этой несчастной девицы Хоуптон. Ели бы она заявила, что и лорд Фредерик сын Дарси, я удивился бы куда как меньше, чем этому откровению. - Не может быть! – искренне вырвалось у меня. - Ну, почему же… хотя… я ничего определенно не утверждаю… - Но мисс Хоуптон не замужем! - С такой матушкой это и не удивительно, да и таких слухах… - Слухах? – я был немного заинтригован. - Конечно, Фици надавил на маркиза, иначе и быть не могло, - заметив мое замешательство, она прояснила. – Маркиз Поуис его отец, вне всяких сомнений… но мать… Его несчастная супруга, Беатрис, кажется, «родила» малыша, когда ей стукнуло сорок пять, спустя более десяти лет с рождения их предыдущего ребенка. Беатрис всегда была слишком податливой и сердобольной, я бы не позволила ублюдка внести даже на порог моего дома, но… И дама развела руками. Я же сидел в полной задумчивости. Этот роскошный дом, Пемберли, начал мне казаться просто сосредоточением порока, верней, порочных людей. Сам Дарси, если верить Холмсу, был ему отцом, как, впрочем, и еще бог знает скольким малышам. Добродетельнейшая Френсис Хоуптон оказалась жертвой порока. Именно порока. То не грех легкомысленной юности, что с благородными девушками, увы, часто случается, но ее суть. Она заперла дверь на засов свою спальню, чтобы матушка, которую все воспринимали как человека слишком властного, практически семейного тирана, якобы заедавшего короткий девичий век, а на самом деле страж нравственности при распутной дочери, не могла помешать греху. Я очень даже усомнился в мысли Холмса, что она непричастна к убийству. В любом случае, в этом доме было слишком много тайн, раскрыть которые требовалось незамедлительно. Впрочем, мои рассуждения прервал Холмс, вышедший на террасу. Все что требовалось, Холмс сделал, и теперь мы возвращались в наш коттедж. На этот раз мы огибали пруд не с левой стороны, как обычно, по гравийной дорожке, а справа, по роскошному лугу. Мы обогнули внушительную группу вязов и лип, когда нам открылся уютный портик-пристань, со ступенями уходящими в воду. Само по себе это было бы малоинтересно, но из воды только что вылез юноша. - Лорд Фредерик, - приветствовал его Холмс, когда мы практически приблизились. Практически голый аристократ улыбнулся. - Мистер Холмс, доктор, - поздоровался он. – Сегодня невероятно жаркий день, вот я и решил окунуться, все рано пруд никто никак не использует. По счастью молодой человек прикрывал совершенно прозрачное о воды исподнее руками, а то имел бы совершенно вульгарный вид. - Полагаю, вы сейчас сразу зайдете в дом? - осведомился мой друг. - Да. Там, в служебной части дверь практически не запирается, а возле нее лестница, она ведет аккурат к моей комнате. - Тогда я пожелаю вам никого не шокировать, даже горничных. Юноша, кажется, хотел отпустить какую-то колкость, но лишь улыбнулся, и мы двинулись дальше.