К чему стремится твоя душа

Саймей никогда не думала, что путешествие по лесам и горам вместе с двумя капитанами и мелким назойливым лейтенантом будет настолько изнуряющим, что ей захочется обратно в тринадцатый отряд, к своей спокойной, размеренной жизни. За последние три часа она: искупалась в речке, чуть не утонула в болоте, повисела на краю обрыва и очень долго выковыривала из своих волос колючки. И все это — дело рук заливисто смеющейся Ячиру, которой отчего-то казалось, что пытаться убить человека — это очень весело. И ладно бы только она вовсю старалась вывести Хисаги из себя, но нет! Капитан Кучики, который до этого любезно помогал ей распутывать волосы и весьма аккуратно и терпеливо освобождал их от колючего репейника, с чего-то решил, что бесшумно появиться за ее спиной во время умывания и неожиданно пошутить будет очень забавно. Что ж, Саймей чуть не хватил инфаркт, а капитан на некоторое время оглох на левое ухо. И только было все устаканилось, как из кустов с криком: « Попалась!» на взвизгнувшую Хисаги резко прыгнула радостная Кусаджиши, повалив скулящую от бессилия девушку прямо в воду. В очередной раз за день. Может, для этих двоих все было крайне весело, но Саймей чувствовала, что за это короткое путешествие седых волос у нее явно прибавилось. Капитан Зараки оказался единственным адекватным человеком в этой сумасшедшей компании, потому как не пытался доставать девушку каждые пять минут, не щекотал исподтишка длинной травинкой, как это делал Кучики, с абсолютно невозмутимым лицом притворяясь, что рассматривает деревья вокруг. Измученная Саймей сначала молча отмахивалась, злилась, а затем безуспешно пыталась отобрать эту проклятую травинку, потому что каждый раз капитан скручивал ее в калачик так, что она не могла даже пошевелиться. Апогеем всего этого непотребства стало, когда капитан своим чарующим, мягким полушепотом попросил ее закрыть глаза, обещая показать нечто особенное, а сам вложил ей в руки огромного лесного таракана, что беззаботно шевелил длинными усами. Хисаги завизжала как резаная, увидев столь щедрый «подарочек» и брезгливо замахала руками, крича, что никогда в жизни ему больше не поверит. — Вы! Очень подлый и бессовестный человек! — выла Хисаги, пока капитан тихо посмеивался, наслаждаясь ее взбешенным и одновременно с тем, беспомощным видом. Вдруг, его взгляд остановился на ее плече, а в темно-серых глазах блеснуло нечто настораживающее. Саймей медленно повернула голову и снова завизжала: таракан, которого она выбросила, спокойненько сидел на ее плече и все также шевелил усами. С диким воплем Хисаги бросилась к речке, смывать с себя «ощущение тонких перебирающих лапок». Бьякуя расплылся в довольной ухмылке, провожая ее скрывающуюся за деревьями фигуру хитрым взглядом. — Что, по накатанной дорожке, Кучики? — раздался рядом насмешливый хрипловатый голос. Зараки остановился возле резко помрачневшего аристократа. — Что ты имеешь в виду? — сухим тоном отозвался брюнет, приняв свой привычный безразличный вид. — Сдохни! Сдохни! Сдохни! — доносились отчаянные женские визги с берега. — Капитан, он летает! ЛЕТАЕТ! — На одной руконгайке уже был женат, теперь вот в эту влюбился. А ведь я слышал у тебя невеста есть, из благородных, — задумчиво произнес Кенпачи и облокотился о дерево, замечая, как поморщился Кучики. — Видимо, не такие уж и приятные люди эти аристократишки, да? Что ты окружаешь себя одними руконгайцами, — хмыкнул Зараки, искоса поглядывая на Бьякую. — Только не в волосы! КАПИТАН! — отчаянно завопила Саймей. — Держись, хома-хома, я тебе помогу! — раздался вдалеке бойкий голос Ячиру. — Только не ты! Аааааа! — шумный всплеск воды на мгновение заглушил все звуки вокруг. — Это не твое дело, — холодно отозвался Кучики, всячески игнорируя присутствие своего извечного врага. Кенпачи усмехнулся. — Ты всегда казался мне таким же подлым и заносчивым, как и все остальные «благородные», а теперь мне даже жаль тебя, — хрипло произнес Зараки, а Бьякуя внутренне напрягся. — Тебе ведь не позволят вступить с этой женщиной в отношения, как бы ты ни старался. Поэтому и сбежал с ней. Все эти преследования, заговоры — бред собачий. Если бы ты захотел, то спокойно разнес бы половину Сейрейтея, а не бежал как крыса с корабля. Значит, причина в ней, — Кенпачи ткнул пальцем в сторону реки, откуда слышались смех Ячиру и стенания и мольбы Хисаги прекратить над ней издеваться. — Вот у нас все проще. Понравилась баба — берешь ее, а у вас аристократов все так бессмысленно и запутано, — хмыкнул Зараки. — Все эти ограничения, правила, следование традициям. Кому это надо? Только страдаете почем зря, сами себе жизнь усложняете. Титулы, сословия и ритуалы — это такая тупая хрень. Никогда этого не понимал, — задумчиво произнес Кенпачи и закинул свой зазубренный меч на плечо. — Поэтому вы меня и бесите. Пытаетесь навязать другим как жить, а сами и жить-то не умеете. — Даже в рассуждениях трехлетнего ребенка будет больше смысла, чем в твоих, — высокомерно парировал Кучики, игнорируя последние высказывания. — Мы до сих пор не знаем, кто стоит за всем этим. А лучший способ вывести врага из тени — на время отступить. Ты думаешь, почему генерал Ямамото покорно сложил оружие? Он выжидает, так же как и мы. И даже если бы ее, — Бьякуя особенно выделил это слово, — не было, ничего бы не изменилось. Так что оставь свое мнение при себе, Зараки, и лучше займись чем-нибудь полезным. Сражаться у тебя выходит явно лучше, чем думать, — холодно закончил Кучики и, не обращая внимания на взбешенного Кенпачи, который хотел уже вызвать его на бой, с царственным величием исчез в шунпо. Бьякуя остановился у реки, откуда доносились вопли «Не топи меня!», « Поймала! Хома, смотри, какой красивый!», и раздраженно думал о том, что Зараки прав. Привыкший следовать четкому регламенту, правилам и традициям, он действительно не умеет жить. Ярко, наполнено, отчаянно… Как Ренджи, Рукия и даже Саймей. Наверное, поэтому он и окружает себя подобными людьми, пытаясь понять и прочувствовать этот бешеный ритм, эту наполненную яркими красками энергию жизни. Может, они с Ооцуки не так уж и различаются? Ведь в конечном итоге, они оба хотят одного — просто быть счастливыми. А тот мир, в котором они выросли, всегда пытался этому помешать. Так почему бы просто не взять все и изменить? Может, так правда будет лучше?

***

В одиночной камере шестого отряда, залитой кровью и слезами, было до ужаса холодно и сыро. Но даже здесь, в огороженном стальными стенами помещении слышались яростные крики остальных заточенных шинигами. Несогласных с новой политикой Совета, отстаивающих честь своего бывшего капитана и не желающих подчиняться приказу схватить Кучики как предателя, они до конца сопротивлялись прибывшим на территорию отряда бойцам омницукидо. Из всех отрядов Готей-13, только шестой отряд почти в полном составе восстал против нового приказа Совета. Некоторым удалось бежать, но большинство удалось схватить и заточить здесь, а также в подземных тюрьмах второго отряда. Бунтовщиков по всему Сейрейтею было столь много, что камеры были переполнены. И если бы не кидо-отряд, сдерживающий мощь самых сильных офицеров, они бы все уже давно бежали. — Ты же понимаешь, что это не закончится, пока ты все мне не расскажешь? — Ооцуки хладнокровно склонился над окровавленным телом, что в полусогнутом состоянии пыталось удержаться на дрожащих ногах. Выпрямить их полностью и встать нормально мешала деревянная перекладина, в которую была заточена голова и руки заключенного, а повиснуть, чтобы хоть немного ослабить напряжение в них, он не мог, чтобы не сломать себе шею. Рё затрясся в беззвучном рыдании, всхлипывая и скуля как побитая собака. — Я уже все рассказал, что вы хотели… пожалуйста… хватит! — блондин вскрикнул, чувствуя как тьма, подобно острой стальной нити пропарывает его внутренние органы. Кажется, вариант с повешением на перекладине не такой уж и плохой, потому как терпеть пытки Ооцуки Надзима было уже невыносимо. Если бы он только не пошел с Саймей, всего бы этого не было. Зачем, зачем он согласился на эту авантюру с публичным домом? Все беды от нее… Если бы ее не было, с ним никогда бы этого не произошло. — О чем они говорили?! — разъяренно прошипел Ооцуки, хватая обессиленного парня за грудки. — Я не знаю, — едва слышно прошептал Такуя, из его рта вылился темно-алый сгусток крови, — она выгнала меня из комнаты, когда узнала в куртизанке свою знакомую. — Знаешь, мне это уже начинает надоедать, — Надзима взмахнул рукой и тьма, подобно голодному зверю, начала пожирать парня изнутри, причиняя невыносимую боль. — Она говорила о том, куда они спрятали ожерелье? — влез между истошными криками блондина Каменаши. — Хочешь на его место?! — Надзима раздраженно повернул голову к исполосованному шрамами другу. — Сейчас не время говорить об этом! Куда они пошли?! — новый капитан шестого отряда с презрением взглянул на рядового, словно на мусор. — Саймей не могла не проболтаться! — Я не знаю!!! — отчаянно взвыл блондин, выгибаясь в спине. Железные цепи, сковывающие его руки жалобно звякнули. — Отпустите меня, пожалуйста. Я сделаю все что угодно, только пожалуйста, прекратите… — парень тихо заплакал, проклиная свою бывшую начальницу, которая под шумок сбежала куда-то вместе с капитаном Кучики, бросив его, Рё, своего верного помощника, который соглашался на все ради нее, умирать здесь. Разве она, как командир, как более сильный и старший офицер не должна была приложить все силы, чтобы его спасти?! Ведь он столько всего для нее сделал! Неужели ей настолько плевать?! — Я сделаю все, — тихо проскулил Такуя, сотрясаясь от рыданий и захлебываясь собственной кровью. Никогда… Никогда в жизни он не простит Саймей! За то, что бросила здесь, за то, что сбежала, спасая свою подлую шкуру! За то, что так и не пришла… Ооцуки поморщился, словно учуял запах помоев и резко взмахнул рукой. Тьма, повинуясь приказу, пронзила было сердце блондина, но пятый офицер Сузуки грубо перехватила кисть капитана. — Хватит, — строго произнесла брюнетка, — Он ни в чем не виноват. — Отпусти, — прошипел Надзима, медленно поворачивая к ней голову. Его черные глаза были наполнены тьмой изнутри. — Иначе встанешь рядом с ним. Сукимото вздрогнула, в ее глазах читался неподдельный страх, и девушка медленно отпустила руку Ооцуки, что взбешенно взглянул на рядового. — Ты потерял свой шанс умереть быстро и безболезненно, — ядовито процедил Надзима, сжимая трясущиеся от ярости кулаки. — Имей в виду, если окажется, что ты знал, куда они ушли, и не сказал мне, твоя пытка будет длиться вечно. Всхлипывающий парень закричал, что ничего не знает, но капитан уже исчез. Каменаши с любопытством присел возле истекающего кровью блондина, смотря на его сведенные судорогой трясущиеся ноги. — Говорят, вы там целую сценку разыграли, понравилось тебе быть мужем Саймей? — насмешливо спросил Каменаши, поднимая голову и глядя в отчаянные, некогда яркие зеленые глаза, наполненные слезами. Сейчас, беспомощный взгляд рядового напоминал Кацухиро побитую собаку. Жалкую, преданную собственным хозяином, не понимающей всей жестокости и подлости человеческой натуры. — Уверен, это было стремно, — закончил Каменаши и выпрямился перед блондином. — Смотри, какой расклад. Ты мне говоришь, куда они спрятали ожерелье, и я тебя отпускаю. Рё тихо заскулил. — Говорю же, мы взяли его напрокат, — захлебываясь соплями и слезами промямлил Такуя. — Вместе с остальными украшениями и платьем. В магазинчике Цумаеши. Спросите, может она их вернула уже. — Хватит врать! — отрезал Кацухиро взбешенным голосом. — Шлюхи, все как одна подтвердили, что на шее куртизанки было ожерелье, когда она пришла к вам. Но после — бесследно пропало. Где оно? Куда они с Саймей могли его спрятать? У нее есть секретные места? Ты не можешь не знать, ведь ты был ее верной лошадкой. Отвечай! — Это было ожерелье из магазинчика Цумаеши, — провыл блондин. — Ложь! — Каменши резко дернул за цепи и Такуя чуть не задохнулся от боли в растянутых суставах. — Я не знаю, куда она его дела… — еле прохрипел блондин, чуть придя в себя. — Умоляю… отпустите меня… Кацухиро наклонился к рядовому и, ласково улыбаясь, мягко взял его за подбородок двумя пальцами. — Милашка… Жаль тебя.