***
Вегас слушает рассказы о том, как Порш выкручивался, когда разом не стало родителей, как тому пришлось отбивать брата у органов опеки под поручительство дяди-раздолбая, как он работал в баре и на ринге для подпольных боёв, и не представляет, откуда после всего такого в этом парне остается место для светлого и доброго. Макао постоянно крутится рядом, одобрительно смотрит на брата и Порша и, кажется, совершенно расслаблен в компании человека, который вчера только появился в их жизни. Интуиции Макао Вегас верит как лакмусовой бумажке на уроках химии, поэтому тоже расслабляется. Завтра предстоит сражение с дядей Корном за власть над людьми и сделками побочной семьи, но это будет завтра, а сегодня он чувствует, что ему подарили день каникул. Отцом Кхун Кана они с братом перестали считать много лет назад, когда после смерти мамы дом заполнили вереницы любовниц и любовников – он был неразборчив в связях - а в адрес детей слышались только приказы и упреки. Позднее их стали разбавлять затрещины, а потом и откровенные побои. Не преуспев в борьбе за власть с Кхун Корном, весь негатив Кан вымещал на подростке Вегасе и малыше Макао. На людях дядя показательно упрекал брата за чрезмерную ретивость, но Кинна явно науськивал втаптывать Вегаса в грязь. Финальной точкой невозврата стали события вчерашнего дня, когда отец ударил Вегаса при Кинне, отшвырнув сына под ноги кузену, словно предложив опробовать его методы воспитания нерадивых отпрысков. И Кинн не стал отказываться от такой роскоши – его явно бесило покровительственное отношение Ткхуна к кузену, внутри клокотало что-то тёмное, что в последнее время всё чаще просилось на свободу. Он зарядил Вегасу ногой по рёбрам и почувствовал бешеный прилив удовольствия, поэтому позволил себе ещё несколько ударов. Возможно, позже его настигло ощущение неправильности случившегося, иначе с чего он так напился вечером, но в момент удара он ощущал себя великим и могучим, был словно под кайфом. Всё это Вегас рассказывает ровным тоном, не испытывая эмоций, а вот у Порша внутри дёргается какая-то натянутая струна, он не выдерживает и, приподнявшись на постели, где провёл пол дня, обнимает Вегаса. Гладит по голове, плечам, параллельно успокаивает Макао, который сопит за спиной, что тот не выдерживает и резко обнимает Порша сзади, выбивая воздух из лёгких – следы ремня ещё не скоро заживут такими темпами. Но он молчит, потому что его боль можно вылечить мазями и лекарствами, а эти сломленные братья… не придумали ещё такой таблетки или мази, которая лечит души. Только время и любовь окружающих. Вегас отцепляет руки Макао, чмокает Порша в лоб с благодарностью и требует «хлеба и зрелищ» - провести последний спокойный день лучше под весёлый фильм и вкусную еду. Они вместе заказывают телохранителю привезти два мешка всякой неполезной дряни из МакДака, сочиняют Че и Ткхуну смски, что Порш остаётся ночевать здесь, ищут комедию про семью с нормальными отношениями, но плюют на всё и распаковывают бумажные пакеты с едой под «Один дома». У Вегаса огромная кровать в спальне, засыпают все вместе под одним одеялом, не видя кошмаров, и всю ночь кто-то постоянно улыбается во сне.***
После разговора с двумя ипостасями в теле мастера Ляо Ткхун сидит у Лек на кухне дома и наслаждается каким-то травяным чаем с ягодами и дольками фруктов. Заменить чай на вино, и будет настоящая Сангрия, но ему так тепло и уютно от заботы расторопной малышки, что язык не поворачивается сказать, что алкоголь бы не помешал. Она шуршит на кухне, носится маленьким ураганчиком и постоянно предлагает Ткхуну то поесть, то пойти полежать на диване, то почитать ему что-нибудь вслух. Он не выдерживает и на очередном витке вокруг него дёргает аккуратно малышку за руку, приземляя её на свои колени. Лек издает писк и замирает в его объятьях. Смелеет, приобнимает за плечи, прислоняет его голову к груди и одной рукой начинает гладить по волосам, напевая что-то из бабушкиных заговоров – то ли от дурных мыслей, то ли для хорошего аппетита, сейчас это неважно, её голос успокаивает мятущуюся душу просто самим фактом своего существования. Ткхун поднимает голову и вопросительно глядит ей в лицо. С высоты его коленей и в ореоле лучей заходящего солнца, пробивающегося через небольшое окошко кухни, Лек смотрится воплощением женственности, эдакой матерью-богиней древних племён, нежной и мудрой. Ткухн решается и робко целует её в уголок губ. Не встретив сопротивления, он углубляет поцелуй, чувствуя, как податливое тело в его руках расслабляется и тянется ему навстречу. «Если мы справимся со всей этой мерзостью, попрошу выйти за меня замуж» думает Ткхун и растворяется в поцелуе.