Ленинградский университет тонких искусств

От дальней станции с некогда красивым, но теперь выщербленным, осыпающимся вокзальчиком, до усадьбы Воронцовых везли сани. Старые, с выстланными волчьими шкурами скрипучими лавками. Никем вроде бы не запряженные, они ехали привычной, уже годами катанной дорогой. Сережа уже бывал здесь, так что, провезя его через невысокие, лишенные створок ворота, сани без церемоний выпустили его на крыльцо, а дом позволил войти, словно он вышел из незапертой двери полминуты назад. Ни в привратницкой, ни в коридоре, ни в круглой зале с белёными деревянными колоннами, казалось, не было ни души, но Сережа знал, что дом следит за ним – старыми мутными зеркалами, глазками чучел медведя и глухаря... А может и как-то еще, чем-то таящимся за стенами, за темными узкими щелями. Но дом был спокоен. Сережа прошел в библиотеку. Раскрыв сумку, он вначале разложил одолженные книги на столе, затем стал расставлять на положенные им места. Когда закончил, обещанный ему том уже оказался лежащим на столе. Рядом испускала дымок чашка чая. Судя по цвету и аромату – с каким-то крепким ликёром. – Спасибо, – просто сказал Сережа и, накинув тулупчик на спинку соседнего стула, сел за стол. Сразу отпив треть чашки, он взялся за книгу. Нужная глава была короткой, его в основном интересовали схемы. Сережа перерисовал их в свою тетрадь, сделав необходимые пометки. Даже жаль было, что дело заняло так мало времени и скоро нужно уходить. Но вначале можно не спеша допить чай. Пока он работал, в чае прибавилось градусов или кажется? Нет, наверное осадок. К концу даже стало немного горчить. Или это дом теперь мягко намекает, что пора гостю уходить? Решив не испытывать судьбу, Сережа убрал тетрадь, накинул тулупчик. Книгу и чашку он оставил на столе, где и нашел их. Когда он шел обратно через круглую залу, то увидел, что боковые двери в гостиную, до этого запертые, теперь открыты. В гостиной горел камин. Дом ничего не делал просто так, без приказа или нужды. Значит, его приглашают заглянуть? Воронцов говорил, что будет занят. Но может, закончил свои дела раньше или у него сообщение для профессора? – Разрешите? – Сережа переступил порог. Часть мебели в гостиной – круглый столик и окружающие его кресла, картины в глубине комнаты, диван – были затянуты белой полупрозрачной тканью, словно паутиной. Свободны были буфет, небольшая софа у окна и кресло у самого камина. В этом-то кресле, глядя в огонь, сидела женщина. Фамильное сходство с князем угадывалось сразу: стройность, почти худоба, бледная кожа, большие глаза, выразительный профиль. Черты лица может и не вполне правильные, в классическом смысле, но из тех, что заставляют присмотреться еще... Она сидела, будто не замечая гостя... Сережа огляделся в поисках самого князя. Но в глубине гостиной прятались тени, а за окном с двойными рамами, проложенными ватой, падал тихий белый снег. – Сударыня... – чуть поклонился Сережа. Княгиня опомнилась и чуть повернула голову, глядя искоса. Какие глаза... Словно от внезапного сквозняка, она повела плечами и плотнее закуталась в накидку, отороченную мехом. Пальцы в окантовке темных кружевных митенок выглядели бледными с синеватыми прожилками, словно из мрамора. Такие же холодные? Протянет ли руку для поцелуя? Нет. Только улыбнулась. – Сударь... А, вы, должно быть, тот самый славный ученый юноша? – Должно быть, я. – Сергей? – Да. – Вы нашли всё, что вам требовалось? – Да, сударыня. Даже более. – Даже более? – она чуть повела черной бровью. – Очень славный был чай. Благодарю. – Право не стоит. Какая ерунда. Князь Воронцов не отличается излишним гостеприимством. Не от того, что скуп или сердит. Просто не помнит о мелочах... – Он был крайне любезен, допустив меня в личную библиотеку. Как я понимаю, здесь мало кто бывал... – Из студентов, считайте, никто. Желаете еще чаю? Быть может, закуску перед дорогой? – Нет, сударыня, благодарю. Мне предстоит неблизкий путь, часть его – по-цивильному. Боюсь разомлеть. – Тогда не смею задерживать вас, – произнесла она, чуть коснувшись виска своими тонкими, мраморными пальцами. В сказанной фразе не было ни желания выпроводить гостя, ни тени обиды. Будто только искренняя тревога за него и разве что легкая усталость. Возможно, просто сплин. «Какая изысканная женщина, – думал Сережа, сидя с санях, которые везли его обратно на станцию. – Каждый жест, каждая фраза – всё отточено. Никакой суеты, никакого сомнения, ничего лишнего... А дураки еще спорили, что нет никакой княгини!» Сани остановились у старых, растрескавшихся бетонных ступеней как раз, когда за поворотом железнодорожного полотна загудела подходящая электричка. Сидя у окна, над самой печкой, Сережа все-таки задремал. Но ему казалось, дремлет он у окна в гостиной... Мешали попутчики, продавцы какой-то ерунды, даже новой похожей на мусор, и контролер, который спрашивал билет дважды. Отводящие глаза заговоры иногда выходили боком. В метро Сережа толкаться не полез – проехал немного на скрытом от цивилов трамвайчике, а потом шёл до Института пешком, благо, в одном из дворов по дороге был «слом пространства», и вышел он в итоге совсем рядом. Профессор Кораблев как всегда был в своем кабинете – угловом, низеньком, словно вмазанном даже в верхний, почти чердачный этаж. Два окошка у самого пола были до середины завалены пушистым снегом, от этого на их фоне особенно уютно сидели в своих горшках тропические цветы. Три старые тяжелые парты с крышками для должников или самых приближенных студентов, старая, с трещинкой в углу, зеленая доска и кипы, кипы книг, которые, казалось, и держали полки, зажав меж собой. – Ну как, успешно? – поинтересовался профессор, как всегда из-за своего рабочего стола, напоминающего бастион с редкими бойницами меж книжных стопок, коробок с минералами и порошками и самых любимых цветов. – Весьма! – улыбнулся Сережа, привычно скидывая тулуп и вешая его на крючок у двери. – Изученное вернул, то, что вы просили, скопировал. Сейчас по всему отчитаюсь. А еще мне невероятно повезло познакомиться с княгиней. – С кем? – в кабинете вдруг на мгновение сделалось как-то глухо. Даже часы сбились с хода как тревожное сердце. – С Воронцовой? – Да. – Как? Она вышла к тебе? Ты же не ходил по дому? – Разумеется, не ходил! Только там, где позволено. Она, видимо, захотела поглядеть на меня поближе. Думаю, она угостила меня чаем с ликером. Ей, по всему похоже, скучно там, в усадьбе... – И какой ты ее нашел? – Честно? Удивительной. Так ярко запечатлелся ее образ. Давно не рисовал, но теперь очень хочется. Ее нарисовать, пока не забыл. – Нарисуй, Сереженька, нарисуй. Покажи потом обязательно князю, что нарисуешь. Ох, бедный ты мой мальчик...