Ленинградский университет тонких искусств

В полудреме в метро Вероника приметила свою бывшую одноклассницу. Обе предпочли друг дружку не узнать. Вероника – цивильную куколку на каблуках и в бежевом плащике, та – не то готессу, не то эмо в тунике-толстовке и с челкой почти до носа. Засунув руки в рукава как муфту, Вероника стойко проспала до пересадочной станции, а потом вышла из вагона. Есть ли еще одноклассница в вагоне, Вероника не разглядела. Людей в такой час даже в будний день было немного. Нужно было успеть на раннюю «Ласточку», чтобы прибыть «к самому рабочему времени». Госпожа Линдер, как всегда, вроде и не приказывала, и не велела, а просто советовала, но у Вероники не возникло идеи спорить или ослушаться. К тому же, повод лишний раз не контактировать с родней с утра пораньше. Накануне сказала, что едет в Выборг. Зачем? В библиотеку Алвара Аалто. То ли отвозить документы, то ли перенимать бесценный опыт. Родня особо не вникала. По делам. И ладно. Мест в «Ласточке» на этот рейс было полно, так что Вероника забилась в угол с краешком окна, заткнула уши плеером и уснула до конечной. Очнулась только когда ноги уже сами несли через подземный переход в основное здание вокзала. Какая нынче в Выборге стоит погода, Вероника на автопилоте даже не заметила. Волосы вроде не намокли. Наконец, когда ее выплюнули турникеты, когда она миновала зал, едва не столкнувшись с таким же сонным охранником, когда наконец оказалась на ступенях, Вероника вдохнула густой осенний воздух и мысленно сказала городу: «Здравствуй, старик!». Выборг всегда был для нее осенним. Когда она приезжала к наставнице летом, то словно бы в чужой город, незнакомый, полный шумных, посторонних, равнодушных по сути людей. Словно какая-то буйная компания вломилась в старый дом и веселится, пьет, слушает музыку на полную громкость, а хозяева на время заперлись в дальней комнате и не мешают. А теперь здесь не было посторонних, не было лишних – выборжане и немного питерцев, спешащих по делам, да горстка самых преданных туристов, приехавших не на обзорную, а прикоснуться к своим любимым, особенным камням. Окончательно разбудил и отрезвил Веронику громкий гудок. Госпожа Линдер приехала за подопечной на своем маленьком авто, похожем издалека разом и на «Фольксваген – Жук», и на опрятный «Запорожец». Сама госпожа Линдер, едва убрав руку с гудка, вышла на мгновение из авто и помахала Веронике рукой. Как всегда, в темных чулках с безупречными стрелками, в туфлях с ремешком и каблуком-рюмочкой и приталенном, пальто с меховым воротником. Язык бы не повернулся назвать госпожу Линдер пожилой модницей. То, что она пожилая, не вызывало сомнения, и Вероника на данном этапе вообще не имела желания узнать, насколько именно. Однако госпожа Линдер была дамой безупречно стильной. И она была ведьмой. Как говорилось в аляповатой старой комедии, «не по должности, а по сути». Хотя, и по должности тоже. Другой такой нет на Северо-Западе. А может, и нигде больше. Более сильные найдутся, более умелые – нет. Вероника должна гордиться, что попала к ней в ученицы. Это она сама напоминала себе каждое утро, а не только когда наставница звонила или писала, или, как теперь, радушно улыбалась. Прям тётушка дождалась племянницу. Вероника чуть наклонила голову, привычно прячась за челкой – и понимая, что для госпожи Линдер это довольно тупой трюк, – и сбежала по ступенькам к маленькому авто. В машинке пахло немного бензином, немного – духами госпожи Линдер. – Хорошо доехала? – осведомилась госпожа, переключая скорости. Машинка тронулась. – Да, – ответила Вероника. Госпожа удовлетворенно кивнула, улыбаясь своими идеально выкрашенными губами. – За зельем присматривает Лиза. К нашему приезду все будет готово. Вероника кивнула. Лиза. Этот день надо просто пережить и делать, что велят. Лиза Веронике никогда не нравилась. Как встретилась ей на одном из первых надомных занятий у Линдер, так и не понравилась. Крупная белобрысая девица, похоже, была и дальней родственницей госпожи, и одновременно совершенной бездарностью. Вот присмотреть за зельем – это было ей по силам. Каждый раз, когда они занимались вместе, с Вероники спрашивали строже, дотошнее, сверх заданного. То ли самородку следовало отвечать за свое самородство, то ли госпожа Линдер все же злилась на такое распределение сил. Проехали по проспекту Ленина, мимо филиала Эрмитажа, засевшего на Панцерлаксе, повернули на вал. Украдкой Вероника все же поглядывала вокруг, думая, что было бы хорошо приехать сюда и прогуляться как прежде – просто так. Еще бы с Линдер или Лизой не повстречаться... Скоро завернули во двор, за острый угол старого дома. Госпожа Линдер выпорхнула из машинки, Вероника выползла как улитка, пытающаяся сбросить раковину. Поднялись по лестнице в подъезде и госпожа, открыв дверь, пропустила Веронику внутрь. В квартиру с чуть выцветшими обоями в полоску и цветочек, с сухостоем в вазах, с не просто старыми, а старинными фотографиями, со свечами и керосиновыми лампами – электричество по мнению госпожи портило энергетику. Пахло томлёным травяным варевом. Как в бане. Вероника облегченно перевела дух: «легкое» зелье – «легкое» колдовство. В коридор выглянула Лиза в зеленоватом медицинском халате – госпожа Линдер признавала передники только для обычной стряпни. Хотя, Вероника знала это только с ее слов, а саму госпожу за стряпней ни разу не застала. И вообще подозревала, что на нее батрачит какой-нибудь обмороченный домовой или еще какая нежить. Скинув уличную одежду, Вероника и Линдер тоже надели халаты. И началось... Старую тяжелую кастрюлю перенесли с кухни в комнату, водрузив на доску – просто срез нетолстого ствола дерева. Госпожа Линдер задернула плотные шторы, зажгла свечи, достала из ящика секретера тщательно сложенную тонкую льняную рубаху – не грязную, но явно ношеную. «Легкое» зелье, чья-то рубаха, отсутствие долгой подготовки... Значит, просто посмотрят чью-то линию на ближайшее будущее и немного скорректируют, если возможно. Простое колдовство, с этого Вероника начинала с другими вольнослушателями, даже еще не пойдя в личные ученицы. Зачем тогда нужна была срочность, с которой Линдер ее вызвала? Впрочем, если старой ведьме захочется, она сама расскажет, а расспрашивать – себе дороже. Линдер, не разворачивая, всё таким же аккуратным квадратом, положила рубашку в кастрюлю, а Лиза принялась аккуратно помешивать деревянной ложкой. Варево булькнуло, принимая. Тогда Вероника взялась за белую свечу, горящую не в подсвечнике, а на блюдце, и стала лить воск на поверхность варева. Собрав волю в кулак, преодолела нахлынувшее головокружение. Лила долго, свеча стала коптить, обдавая жаром, пошла по краю ноздрями, как плавящийся сыр. Госпожа Линдер бормотала и бормотала что-то едва слышное и совершенно непонятное. Варево остывало, при чем скорее, чем это было положено по законам физики... У Вероники самой словно похолодели и ослабли ноги. По прежним ритуалам она ничего подобного не помнила, а спросить сейчас было совсем нельзя. Неужели?.. Нет, при подобном ритуале из участников не тянут силу. Нет, здесь что-то другое. Что-то другое... Наконец, свеча почти закончилась, зелье остыло, а воск замер в нем причудливым длинным-длинным узором. – Кажется, пока хватит... – выдохнув, устало, но удовлетворенно произнесла госпожа Линдер. И, словно по команде, Вероника выронила огарок и рухнула на ковер. *** Проснувшись, но еще не открыв глаза, Вероника решила, что еще глубокая ночь. Иначе почему в доме так тихо? Почему так тихо? Вероника вздохнула поглубже... Старая мебель, воск, травы, дорогие терпкие духи. Она не дома. Открыв глаза, Вероника поняла, что полулежит в кресле, а ноги протянуты на пуфик. В гостиной было пусто. Кастрюля исчезла, доска стояла на положенном ей месте на полке. Ритуал давно закончился, в окна светило осеннее солнце, сделавшееся ярче в преддверии сумерек. Казалось, в квартире нет никого. Лиза точно ушла. Но где госпожа Линдер? Звать хозяйку в голос, лежа под пледиком, было неловко. Аккуратно, стараясь не шуметь, Вероника повернулась опустив ноги с пуфика. Раздался стон и оханье. Вероника оцепенела. Очень похоже у нее постанывала и охала бабушка, когда ее ломал артроз. Но сейчас то не была старуха, это стонал старик. Далее послышался шепот госпожи Линдер. Голос совершенно точно был ее, но Вероника впервые слышала, чтобы она шептала так – тихо, встревоженно, почти ласково. При чем, шепот слышался так хорошо, будто Линдер была здесь, в этой комнате, и только из-за другого языка – то ли карельского, то ли финского – Вероника не понимала, о чем речь. Но где же?.. Осторожно, чтобы не шуметь, Вероника опустилась на ковер, затем встала на четвереньки и вытянулась как кошка. За стеллажом с книгами и шкатулками, у которого стояло кресло, находилась дверь, заклеенная обоями и изящно замаскированная занавеской с бахромой. Вероника всегда думала, что это замурованная кладовка или дверь в соседнюю квартиру, бывшую частью этой... Но вот, дверь оказалась открыта. Вернее, самой двери будто не стало – ни двери, ни косяка, ни оборванного края бумажных обоев. Просто прямоугольный портал. И комната за ним не принадлежала «ведьминому дому». Там были бревенчатые стены, слабый свет из узких окон, низкий потолок, увешанный пучками трав и узелками, и под этим самым потолком, почти скрытые в тени – старые, почти рассохшиеся кантеле и шаманский бубен с тёмной плешью. На узком ложе у стены лежал старик – длинноволосый и длиннобородый старец. Госпожа Линдер – диковато смотрящаяся в своем приталенном черном платье, чулках со стрелками и туфельках – помогала старику поудобнее устроиться на нескольких подушках, напоминающих скорее тюфячки, набитые соломой. Напоследок она аккуратно еще раз подоткнула то, что проложила между тюфячками. Рубашка, вымоченная в зелье рубашка. Вот оно что, старик занемог, нужно было подправлять ему здоровье. В прямом смысле ставить на путь выздоровления. Быстро, но так же тихо Вероника сдала назад, чтобы ни старик, ни Линдер не заметили. Села, завернувшись в плед, у самого кресла, потом осторожно поднялась обратно. Ноги оставила на полу. Ну сползла во сне? Бывает. Она и правда вновь задремала, так что госпожа Линдер была совершенно спокойна, когда будила ее. – И что с тобой было? – прежним, вежливым и ледяным тоном, осведомилась она. – Женские дни? – Нет. – Тогда что? – Не знаю, госпожа Линдер. – Из тебя энергия вылилась, как из дырявой кастрюли. Вспоминай, что было. Недавно, судя по следу. Линдер села на стул у стола в ожидании ответа. Вероника поёжилась под пледом. Почему-то со всей ясностью пришло осознание, что это чужой плед. Плед из дома госпожи Линдер. Он даже стал кусаться через толстовку. – Позавчера мы с бабушкой ходили в церковь... То есть, пошла бабушка, попросила проводить. Помочь отнести... старые мамины вещи. – И что? У тебя не такое посвящение, чтобы от церкви было плохо. – Я свечу убрала... – призналась Вероника. Она и правда только сейчас вспомнила. – Так?.. – Бабка какая-то... мерзкая поставила незажженную свечку к Николе Угоднику. Я сняла и бросила к огаркам. Но я поставила защиту! – В церкви? Не сработала. – Но хоть как-то. Так ведь лучше... – Лучше чем что? – Чем ее взял бы кто-то, кто не знает. – Кто-то, кто решил бы взять бесплатную свечку? – На ней нашёптана была настоящая дрянь... Я почуяла. – Это твое дело, конечно, подбирать дрянь за другими. Но чтобы при мне, тем более, в моем доме, больше таких припадков не было. Ясно? – Я ведь не знала, что вы вызовите!.. – Тебе всё ясно? – Да, госпожа Линдер. – Прекрасно. Стоять можешь? *** До «Ласточки» оставалось больше часа, так что Вероника успела дойти до ближайшей туристической кафешки и купить кофе на вынос и крендель. Посмотрела немного на замок над заливом на фоне уже дотлевающего заката. Чуть остывший кофе пила в электричке. Половину кренделя оставила для вечернего чая.