Ленинградский университет тонких искусств

Университет тонких искусств был основан в Петербурге Яковом Брюсом. Где-то среди дикого парка, переходящего в сумрачный лес, был выстроен первый корпус. Ныне уже старый дворец – о нет, не позабыт! – но жизнь ведет намного более тихую и скрытную даже в сравнении с прежней... Окна старых аудиторий со скамьями, спускающимися амфитеатрами, выходят на дворы и улицы Васильевского острова. В них легко можно попасть из старого корпуса, если вы знаете нужные двери, переходы, и у вас есть ключи... Шли годы, века, Университет рос. Множество кабинетов и классов расположились на набережной Мойки, на Гороховой и Садовой. Несколько старых чердаков – на Ломоносовской улице и где-то на Петроградке. Подземелья, спускающие свои старые ступени к темным водам, находятся в фортах Кронштадта. Небольшой павильон для занятий с аптекарским садиком расположился в Павловске. Оранжерея – на Елагином. Актовый зал с мраморными колоннами протянулся вдоль Английской набережной. Самая новая и просторная мансарда глядит искоса на Московский проспект... И есть многое и многое другое – известное каждому вольнослушателю или скрытое даже от заслуженных профессоров, сотканное из отражений зеркал особняков или таящееся в тени дворов-колодцев... И правда – Университет распространяется далеко за пределы Петербурга, в область, называемую теперь во всех документах Ленинградскою. Потому в двадцатом веке он и взял – по размышлению руководства – звание Ленинградского Университета тонких искусств. *** Этот мир есть. Он всегда был, и был бы, даже не окажись там ни одного человека. Но люди там есть – жили, вероятно, со дня появление человека вообще. И они принесли туда многое. Кто знает, что может таиться в глубинах этого незримого мира, оставленное прежними его обитателями?.. Он труден, тяжел для восприятия человеком. Не хватает ли там какой-то части, какого-то измерения, привычного нам? Или напротив – там больше измерений и граней, недоступных человеческим чувствам. Вероятно второе, но магистры тонких искусств и тайных наук спорят до сих пор. Есть люди с редким талантом – видеть и чувствовать этот мир. Его энергия бежит по их тонкому телу, как кровь – по обычному человеческому. С этим талантом можно только родиться, обрести его для себя за одну человеческую жизнь невозможно. Возможно только, подобно ремесленнику-старателю, изучать этот мир, познавать его – тогда, быть может, мир подпустит ближе, примет твоих потомков, ближних или далеких. А быть может, и нет. И будет род учёных-старателей, кропотливо изучающий тонкий мир, столетиями копящий знания. Таких много, и весьма достойных. А обладатель природного таланта, «самородок», часто страдает и даже гибнет от силы, с которой не всегда может совладать. Изучая этот мир, прячась в нем, человек за человеком строили убежище за убежищем, дом за домом... Дом может быть выстроен в нашем мире, но скрыт в этой незримости, где соприкасаются сферы Вселенной. А может быть выстроен там. И тогда никто не знает, как он выглядит на самом деле. Одна его комната может быть здесь, зала – там, а коридор, связывающий одну с другой, – вообще невесть где. Нечто, начавшееся с одной комнаты, в невзрачного на вид строения, растет изнутри вширь и вширь. Порой, на весь город. Из разных окон его открывается вид на разные улицы и площади. Разные фасады и двери его выходят на разные набережные, проспекты и бульвары... Таковы многие жилища древних родов, артелей и общин. Так, порой в невзрачном переулке, из тумана проступает пара замерших в тревожном ожидании кариатид и кованая дверь меж ними. И так странно прохожему обывателю – ведь раньше их тут не было. Как и жутковатого маскарона на гранитном углу, что явился меж двух совершенно посторонних домов. Как и окна посреди глухой стены с осыпающейся штукатуркой... А вон то окно с теплым светом не то старых ламп, не то даже свечей, – почему оно единственное светится в доме под снос, затянутом «зеленкой»? И дом сносят, и строят новый, и в нем остается то же окно... Вы тоже это видите?