Ремнант: Темная Душа

Это была тихая поляна в глубине лесов Сануса, центрального и самого большого континента Ремната, на котором, отделенные горной грядой и ужасными Гримм, расположились два королевства — Вейл и Вакуо. Часто посещаемое животными, это место, однако до недавнего времени было абсолютно безлюдным. На краю этой поляны, у высокого, раскидистого дерева, в доспехах, прикрыв глаза, сидел мужчина. На его сложенных коленях расположился двуручный меч, чей клинок отливал чернотой, а рядом с ним лежали латные перчатки. Руки же, свободные от брони, располагались на клинке, а губы периодически что-то шептали, но столь тихо, что разобрать мог лишь он сам. Идеалистическая картина… что была нарушена чужим рычанием. На поляну выходил черный, словно самая темная ночь, Гримм, что напоминал огромного медведя. Лицо Урсы, как называли подобных монстров, было скрыто белой маской, где горели нечеловеческой злобой алые глаза, а спина была покрыта острыми белыми шипами. Монстр определенно вознамерился убить сидящего на поляне, вот только стоило его лапе переступить некую невидимую черту, как человек вскинул в его сторону руку с которой тут же сорвалась небольшая золотая молния и испепелила голову с частью туловища Урсы. Огромное тело упало на траву и стало истекать темным паром. Избранный Мертвец, а это был именно он, открыл глаза и задумчиво посмотрел на свою руку, которой только что запустил настоящее боевое Чудо без какого-либо талисмана. Уже не в первый и даже не во второй раз — пусть Гримм в округе было немного, ибо людских поселений, как и самих людей, поблизости не было, а сам Избранный при определенных условиях им был даже менее интересен, чем простой человек, но порой черные твари все же заходили сюда в попытке убить сидящего. Тщетной, как нетрудно догадаться. Сам мужчина на это особого внимания не обращал, ибо слишком мало было тварей и слишком редко те приходили, чтобы он хотя бы встал со своего места, а ведь он тут сидит уже не один и не два дня. Куда больше его интересовал вопрос неожиданных возможностей и новых открытий. Но обо всем по порядку. Как Салем и обещала, мужчине помогли добраться до Сануса, высадив где-то на севере континента средь густых и труднопроходимых лесов на той самой поляне, где он сейчас и сидит. Перед отлетом молчаливый пилот в непроницаемом шлеме сказал, что если его пассажиру захочется выбраться к людям, то следует идти на юго-запад, после чего был таков. Пассажир же, немного оглядев окружающее пространство, просто взял и незатейливо сел на краю оной поляны. Довольно живописное, а главное спокойное место — что может быть лучше для того, чтобы не торопясь разобраться в самом себе? Вот и Избранный не стал искать какие-то иные места, оставшись тут. Ни голода, ни жажды он не испытывал, замерзнуть при местной температуре тоже было проблематично, а здешняя живность, за редкими Гримм, проблем не доставляла. И первое, что он сделал, оставшись в тишине и одиночестве, это спокойно присел на краю полян и стал дотошно, по кусочкам перебирать свою память. Избранный пытался понять, что в его воспоминания правда, а что ложь, навеянная безумием. Наиболее сложная задача из всех, на его взгляд. Конечно, в чем-то распознать игру больного воображения, намертво отпечатавшегося в памяти, было не трудно, как и некоторые реально происходящие события, но были и моменты, которые он при всем желании не мог распутать в своём сознании. Так, он прекрасно помнил, как сразил Нагого Сита, Ложе Хаоса, Четырех Королей, Нито и многих иных, но в каком это происходило порядке? Вот тут были проблемы. Казалось, он сначала получил ключ от Ингварда и убил Четырех Королей, потом был Сит и лишь потом Повелитель Мертвых, но стоило начать задумываться, как события меняются не только местами, но и сами по себе. Теперь он возлагает Чашу на Алтарь Огня, спускается в Катакомбы и убивает Нито, после чего идет на Руины Нового Лондо, где Ингвард отказывает отдать ему ключ, говоря что он ничуть не лучше тех, кто заточен здесь и лишь верность долгу удерживает его от того, чтобы убить Мертвеца. Далее следует скоротечный бой в ходе которого Ингвард с проклятиями на устах погибает и уже с его трупа он забирает ключ. В последний вариант верилось сильнее, потому как он точно помнил, что к моменту начала сбора Великих Душ опустошение успело очень глубоко пустить в него корни, буквально стояло за его спиной и ждало удачного случая, чтобы забрать еще одного разумного в пучину Бездны, но и тут были свои загвоздки. Ведь в этой вариации событий он точно помнил, что лишь огромные количества Человечности спасали его, но даже они не были панацеей, а лишь отсрочкой срока приговора и в какой-то момент он потерял возможность вернуть себе человеческий облик. Вот только он точно помнил и это воспоминание даже не нуждалось в проверке, что к моменту своего входа в Горнило он был не в виде опустошенного. Он как-то нашел способ вернуть себе облик, но не помнил? Или воспоминания лживы? А если лживы, то с какого момента? Его память ветвилась, словно столетний дуб, но где усохшие, ненастоящие ветви, а где живые, в смысле, настоящие воспоминания он не понимал. Не спасало ситуацию и то, что какую бы «ветвь» он не наблюдал в своем сознании, там были как достоверные участки, так и абсолютно лживые. Впрочем, все они сходились в одном — в опустошении. Окончательно стать полым было участью много худшей, чем смерть, и она ждала его, если бы он не успел окончить свой путь и вот это он помнил отлично. Вообще большую часть плохого, что с ним происходило и что он совершал, он помнил просто отлично — все свои совершенные грехи, а их был куда как больше одного, все убийства, все злодеяния. Случаи, как с Ингваром, когда он не уверен в совершенном были редкостью. И свой главный Грех именно с большой буквы, который перевесил чашу весов, вывел его из кровавого угара и заставил понять, что окружающая реальность именно реальность, а не… игра? Выдумка? Что-то ненастоящее. Убийство абсолютно чистого создания, какой была Присцилла Полукровка, потрясло в первую очередь его душу, а уже вслед за душой в смятение пришел и разум. Ужасное ощущение. И тогда пелена спала с его глаз. Он узрел, что творил в своём заблуждении. Вот только было уже слишком поздно и многие из сохранивших разум отказывались с ним разговаривать. В торговле, разве что, не отказывали, но завышали цены так, что покупать новые заклинания становилось крайне трудной задачей. Освальд из Карима так и вовсе прямо сказал, чтобы он даже не смел спрашивать об отпущении грехов, ибо те столь велики, что даже суд Велки вынесет однозначный приговор. Он, однако, и не думал об этом, прекрасно осознавая, какие ужасы совершал и принимая этот крест. Впрочем, если верить еще одной неизменной детали, то не все разговаривали с ним лишь проклятиями, угрожали смертью и завышали цены, еще был Энги, верный слуга Прекрасной Госпожи, и он разговаривал с Мертвецом нормально и даже торговал, но то только потому, что Избранный умудрился заразиться паразитами, а после и вылечиться… мерзостные воспоминания. Плюс, сам Энги был скорбен разумом. Не удивительно, на самом деле, учитывая, что сначала он прошел через заражение паразитами, а после того, как Прекрасная Госпожа помогла ему, врастил в своё тело яйца. Странный малый, но ужасно истовый в своей фанатичной преданности. Болезненные воспоминания даже спустя столько времени царапали его сознание и душу. Осознавать, сколь много натворил из собственной глупости, гордыни и заблуждений — это больно. Но не пережить все происходящее еще раз он не мог, ведь иначе не добрался бы до самого дальнего закутка памяти, самого спорного и вызывающего вопросы. Момента его появления в Северном Прибежище Нежити и того, что было до. Тех самых событий, которые вставали перед его взором после победы над Гвином, но которые он не воспринимал сколь либо серьезно, ибо слишком устал и слишком была близка его цель. Он не знал, верить ли этому или нет. С одной стороны, это не похоже на те картины бреда, которые он воскрешал в своей памяти до этого, но с другой было ли это гарантией того, что та жизнь, жизнь простого человека в ином мире, правда? Не играет ли его разум с ним снова, подставляя факты не в том порядке, в котором они идут, а в произвольном? В том смысле, во время прибытия в Храм Огня он, вроде как, заранее знал, что его ждет, но так ли это на самом деле или же, как и в случае с порядком убийства хранителей Великих Душ, лишь бардак в воспоминаниях, да к тому же не достоверный? Но откуда тогда вообще взялись подобные выверты воображения? Огромные города, простые люди, машины и никакой магии — если он выходец одного из государств мира, который он почему-то так упорно хочет назвать миром Темных Душ, то откуда это? Ответов не было, но и принимать на веру за их неимением свои воспоминания он не собирался. В большинстве своём он в своей памяти разобрался, а это пока оставит. Быть может, позже ответ явится сам собой и он все поймет, ну а если нет, то и пусть. Эта часть воспоминаний по его мнению не была критично важной. Сколько он так просидел, приводя память в хоть какое-то подобие порядка? Несколько дней точно. Несколько раз ощущение опасности вырывало его из лабиринта разума и тогда он разбирался с приходящими Гримм огнем или молнией. И вот, когда одна задача была решена, пришло время иной, как раз связанной с той самой молнией. Пиромантия, Волшебство и Чудеса — триада магических дисциплин для каждой из которых требуется свой особый подход. Нежити для использования заклинаний Чудес и Волшебства нужны концентраторы — талисманы и посохи соответственно. Нагой Сит, однако, мог использовать Волшебство напрямую, но на то он и создатель этого искусства, а вот прямое использование Чудес было прерогативой лишь богов. Пиромантия не требовала концентратора, но нужно было пробудить огонь в своей душе и дать ему выход — Пламя Пироманта, — а для этого нужен был практикующий пиромант не из последних. Все три дисциплины требовали так же свитков заклинаний и понимания применения в них написанного. Впрочем, даже здесь были исключения. Сейчас Избранный Мертвец смотрел на свою руку и пытался понять, каким именно образом он кидался Чудом, да не просто Чудом, а тем, какого даже не изучал никогда — путь в ковенант Воинов Света был ему заказан, а лишь у них оставались свитки, позволяющие использовать Копье Молнии и его более мощную версию. Так мало того, он вовсе пропускал все действия по созданию Чуда, бросаясь им, словно пылью под ногами. Не было направления энергии в концентратор, не было заученного из свитка заклинания и использования самого свитка — просто захотел и кинул молнией, даже не ощутив толком процесса. Это шло против всего, что он знал и умел, но это было и единственная возможная причина подобного, как ему казалось, крылась в Душе Гвина, которая в момент переноса должна была оставаться с ним, но которую он отчего-то не мог призвать. Не могла же она исчезнуть просто так? Это же душа падшего бога. Он надеялся, что нет и тогда, получалось, в момент переноса произошло нечто, наделившее его возможностью кидаться молниями как сам бывший Повелитель Света. Причем, пусть он и не видел бога в расцвете его сил, когда он уничтожал Присносущих Драконов, но сила создаваемых уже самим Мертвецом молний была тоже отнюдь не маленькой о чём говорили десятки аннигилированных летающих Гримм. Хотя едва ли создания Тьмы, если верить Салем, были наглядным пособием, ведь Гвин был Повелителем Света и его Чудо так же было наделено этой стихией на самом глубоком уровне. Логично предположить, что Гримм с их природой легко умирали от боевого Чуда. Ну и конечно, подобные возможности вызывали вопросы. Ни одна поглощенная душа не давала ему подобного, а душу Гвина он даже и не поглощал, просто забрал. В чем же причина? В том, что Гвин был именно богом и его душа передала убийце навыки или же в странном переносе вместе с этой душой? Увы, на этот вопрос Избранный Мертвец ответить не мог. Ну да ему и не впервой блуждать в потемках, так что особой досады это не вызывало. А вот что оную вызывало, так это тот факт, что Волшебство для него теперь недоступно — несколько свитков из тех, что он не оставил в костре, имелось, но посох был разрублен еще в Горниле Гвином и нового не предвиделось. Местные маги в количестве двух существ, как он понял, концентраторами вовсе не пользуются, если судить по битве с Салем, так что придется ему или забыть про эту часть своих возможностей или попытаться таки приравнять Волшебство к Пиромантии и управлять магической энергии с помощью собственной воли. Как только это сделать он не представлял, да и откровенно не видел смысла в каких-либо движениях в эту сторону. В отличии от Пиромантии, которой он определенное время горел и в чем имел недюжинный талант, Волшебство не было тем, что он изучал со всем тщанием и вдохновением. Несколько заклинаний для чисто практических целей вроде починки оружия или удара по уязвимым против магии противникам — вот и все. Та же история и с Чудесами, но оные изучались в основном из-за целительных свойств некоторых заклинаний. И стоит отметить, что немалую долю в таком пренебрежении сыграл тот факт, что для Волшебства и Чудес требуются концентраторы, которые необходимо держать в руке, и свитки, а в случае некоторых Чудес еще и особый подход, который объяснят только если ты вступишь в тот или иной ковенант. В общем, Пиромантия была ему ближе, понятнее, и с определенного момента не требовала свитков, а запускать ту можно было не только рукой через концентратор. Пусть выдохнуть огненный шар или создать тот движением ноги ему было не под силу, но выпустить струю кислоты или огня вполне. Что касаемо свитков по этому опасному искусству, то в определенный момент он просто понял простую истину, состоящую в том, что многие заклинания Пиромантии делают одно и то же — призывают огонь из души и задают ему форму, а так как это в прямом смысле твоя собственная сила, то и делать это через свитки не было никакого смысла. Всё! Они даже заклинаниями, как таковыми, не являются! Сразу отказаться от свитков, конечно, не получилось, но со временем и усилиями это оказалось ему под силу. Это были довольно яркие воспоминания в которых он не сомневался. Тогда он просто горел этим искусством, как бы это ни звучало. Сложности, безусловно, тоже были. Железная и Сырая Плоть работали очень изуверским способом, как и Помощь Нежити. Причем, если Сырая Плоть подстегивала потоотделение до невероятных высот, а Помощь Нежити завораживала огнем твоей души противника, то Железную Плоть Избранный так до конца и не понял, используя её без осознания всего действа, просто отработав до автоматизма. Мелочь, хоть и досадная. Другое дело Пиромантия Хаоса и Пиромантия Бездны — опасности использования этих ответвлений искусства «мелочью» он назвать не мог отчего разжигал в себе пламя Хаоса и пламя Тьмы очень и очень редко, ибо что первое, что второе легко пускало свои ростки в душу, выкорчевать которые было крайне сложно, а не сделав оного легко можно было повторить судьбу превратившихся в демонов Пиромантов Изалита или же ставшего хтоническим монстром Мануса. Ни первого, ни второго он для себя не хотел, ибо считал ничуть не лучшим исходом, чем опустошение. Когда еще с одним пунктом было покончено, следующей задачей стал осмотр и перебор снаряжения. Тут было проще, но все равно без сюрпризов не обошлось. Несколько магических колец, два из которых — кольцо защиты и поддержки, снятое с тела Лотрека, а также пестрое кольцо с камнем, — располагались на его пальцах, остальные в небольшом мешочке на поясе, мешочек с порошком для починки оружия, несколько пучков мха разного цвета в еще одном мешочке, бутылочка небесного благословения и пара камней очищения с одним кратковременным проклятием, доспехи элитного рыцаря, не раз усиленные титанитом, талисман Света, снятый с трупа Солера, и проклятый меч Арториаса, созданный из души Сифа. Вот последний и преподнес неожиданный сюрприз, к которому сам Избранный не знал, как относится. — Хм-м, — гулко выдохнув, мужчина сосредоточил взгляд на мече и в очередной раз провел по тому пальцами, чувствуя необычный, но определенно разумный отклик в ответ. Душа Сифа из которой был создан этот меч отвечала Мертвецу и отвечала без злобы или ненависти, но с готовностью ринуться в бой и помочь тому, чьи руки сжимают рукоять с момента сотворения этого клинка. Несмотря на то, что от Сифа осталась лишь осколок измененной души, он все еще существовал и, вопреки возможным ожиданиям, не испытывал ненависти к Избранной Нежити. Даже наоборот, его чувства отражали благодарность и огорчение. Первое за спасение от фантомов в Олачиле, куда Избранный попал уже по полной осознав реальность окружающего его тогда мира, а второе за то, что напал на могиле своего друга и единственного хозяина, Арториаса. Самого же Избранного Волчонок считал… боевым товарищем, пожалуй. — Я и подумать не мог, — тихий голос разлетелся по окрестностям, а губы тронула слабая улыбка, — что в Лордране оставался кто-то, кто не считал меня проклятой тварью. Спасибо, Сиф. Оставался вопрос, как он мог не замечать этой незримой поддержки, что в полной мере ощущал сейчас, но по здравому размышлению пришел к выводу, что оно и не удивительно. С ужасным бардаком в воспоминаниях, с давящими на душу грехами и наступающим на пятки опустошением он не замечал и куда большего, чем безмолвное присутствие Сифа. Ну и последнее, что в списке дел, что по важности — история Салем. Услышать то он её услышал, но обдумывать услышанное не торопился, лишь запомнил ту от и до, чтобы позже решить, нужно ли вообще забивать голову этим. По всему выходило, что нужно. Согласно легенде, в полной достоверности которой и сама Королева Гримм не уверена, на заре времен Дракон Света и Дракон Тьмы нашли эту планету и создали все, что окружает людей сейчас. Бог Света воздвиг солнце и наполнил окружающий мир животными, Бог Тьмы в отражение этого создал Луну и Гримм. А вместе они создали людей, совместив в них Тьму и Свет. Почему в таком случае Гримм охотились за людьми было не совсем понятно. Один из братьев разочаровался в своем детище и в силу своей натуры решил то уничтожить? Этот вариант слабо кооперируется с последующими действиями. Но по порядку. Салем была древней волшебницей, которую прокляли два бога-дракона, что были братьями. История такова, что когда-то, когда она еще была молода, её отец запер её в замке, выжить в котором незваным гостям было настоящим подвигом. Никто и не выживал, пока не появился некий Озма, тоже волшебник, а тогда еще и рыцарь. Он вызволил Салем, влюбился в ту и женщина ответила своему спасителю взаимностью. Увы, счастье было недолгим — Озма заболел некоей неизвестной болезнью и умер. Убитая горем женщина, которая, по её же словам, действительно любила его в те времена, обратилась к Богу Света с просьбой воскресить своего любимого, но получила отказ. Бог не пожелал вмешиваться в круговорот смерти и жизни. Остановило ли это Салем? Конечно же нет. Получив отказ от старшего божественного брата, она пошла к младшему, Богу Тьмы, и не сказав тому, что пришла к нему вторым, ибо тогда отказ был бы гарантирован, попросила воскресить Озму. Правда ли, что тот от одной лишь ублаженной гордыни согласился или были иные доводы, Мертвец судить не брался. Вот только план пошел крахом тут же, ибо светлый определенно приглядывал за волшебницей и когда та уговорила его темного брата выполнить её просьбу, явился туда и рассказал тому всю подноготную. Как итог, Салем прокляли абсолютным бессмертием, чтобы даже в посмертии и перерождении та не могла воссоединиться с Озмой. Восприняла ли она это наказание со смирением и пониманием? Нет. Виноватой себя она не считала и вместо того, чтобы раскаяться, она сделала иное — собрала под свои знамена все людские народы того времени и повела на свержение богов. План, увы, оказался провальным, ибо даже всего человечества тех времен не хватило, чтобы одолеть хоть одного бога, а вот двух богов было более чем достаточно, чтобы уничтожить всех людей, кроме самой зачинщицы, которую оставили жить в полном одиночестве. Что же, в эту часть истории Избранный Мертвец поверить мог и исходя из неё даже начинал понимать, почему Гвин в своё время объединился с иными властителями Великих Душ, чтобы свергнуть тиранию драконов. Драконы и человечество явно были совместимы лишь на уровне подчинения/уничтожения одной из рас. Вот только история на этом не кончалась, но если первую её часть можно было принять на веру, то вторая вызывала вопросы. Согласно рассказу, Бог Света, во-первых, создал вторую инкарнацию человечества и, во-вторых, воскресил Озму. И воскресил не просто так, а наделив проклятием вечного перерождения и дав задание, которое состояло в том, что волшебник должен будет собрать вместе некие реликвии, что вызовет их, богов, обратно. Если человечество будет сплочено и приведено к согласию — какому конкретно не говорилось, — то они даруют некое «благословение» людям, а если нет, то уничтожат вновь, в этот раз окончательно. Дальнейшая часть истории вышла скомканной, древняя волшебница не горела желанием раскрывать эту часть своего прошлого, так что свела все к тому, что в определенный момент они с Озмой стали врагами и если один желал спасти человечество, то вторая наоборот — хотела собрать реликвии для уничтожения оного. На этом моменте он подумал про себя, что если брать этот рассказ на веру, то как бы «благословение» не оказалось для игрушек богов хуже уничтожения. А никем иным те человечество и двух проклятых точно не воспринимали. Развлечение и не более, судя по их делам и тому, как легко они уничтожили первое человечество. Высказываться он, впрочем, не стал, оставив свои мысли при себе, вот только Салем, казалось, над чем-то задумалась, пока пересказывала ему эту историю, но её мысли на этот счет его, на самом деле, не заботили, как не заботило и то, сумеет ли она призвать богов для выполнения своей цели или нет, да и что сделают боги в этом случае ему тоже было не интересно, а уж правду ли она ему сказала о своих целях или просто соврала, так то и упоминания не стоит. Мешать он ей не собирался — уничтожит все сущее и ладно, он получит заслуженный покой, мысли о котором пока отложены на дальнюю полку, а если нет, то и этот вариант событий он примет. Посмотрит на новый мир, где не всё хочет его смерти, а лишь некоторая… большая часть. Здоровый фатализм, а иного в его ситуации быть не могло, уже давно стал его неотъемлемой частью. Плюс, были у мужчины сомнения, что в ближайшие несколько лет он увидит конец света. Все же, тут несколько столетий, если не тысячелетий идет эта холодная война Озмы и Салем с редкими переходами в горячую фазу, так с чего бы в ближайшее время чему-то измениться? Покончив с тяжелыми мыслями, он посмотрел на дневное небо, где в зените уже вовсю сверкало местное светило, молча надел латные перчатки и, подхватив меч, поднялся на ноги. Оставаться здесь более было бессмысленно, а значит пришло время увидеть местных жителей. И у него была немалая надежда, что в этот раз его не будут пытаться убить исконные обитатели местных поселений. — Юго-запад, значит, — хмыкнув себе под нос, он положил меч на плечо и пошел в нужном направлении. Однако, стоило ему только чуть пройти в лес, как впереди послышалось уже ставшее знакомым рычание. — Что ж, это мне знакомо. И ни на долю не снизив скорости шага, он пошел прямо на выходящих из-за деревьев Гримм. Сегодня на его счету станет еще больше убитых тварей. Обычные будни Избранной Нежити… если его все еще можно было так называть. Шаг в сторону совмещенный с резким взмахом вверх и обезглавленная туша Беовульфа пролетает мимо, шаг в обратную сторону со взмахом вниз в противоположную сторону и еще одна туша без головы пролетает мимо. Наклониться вниз, выставив острие меча вертикально вверх и вместо одного Гримм на землю падает две половинки, после чего резкий прыжок с круговым ударом меча и еще две половинки Гримм падают на землю. — Да, мне это определенно знакомо.

***

— Коко, я говорил, что ненавижу твои приступы неуемного энтузиазма? — средь деревьев под аккомпанемент стрельбы и разных иного рода звуков раздался молодой голос. Вопрос задал красноволосый смуглый парень, чьи глаза были абсолютно белыми, что говорило о его слепоте, а на лице, начиная от подбородка, пересекая губы и заканчивая у самого носа, расположился длинный шрам. Одет он был в красную, жилетку, оставлявшую покрытые шрамами руки открытыми, черные плотные штаны и того же цвета ботинки. В руках же он держал нечто, напоминающее плод запретной любви перчаток, огнестрельного оружия и тонф, если бы вместо традиционной ударной части у тех было длинное и широкое лезвие. Резкий прыжок и Фокс Алистер, как звали слепого парня, прямо в воздухе выполнив необычный акробатический трюк, полосует клинками пролетевшего под ним Беовульфа. Когда же его ноги касаются земли, он вновь задает вопрос: — Говорил? — Не нуди Фокси, а то морщинки появятся! Кто знал, что они повалят такой толпой?! Ответ шел от молодой шатенки с одной окрашенной в градиент от коричневого до янтарного прядью, спадавшей по овалу лица. Стоит отметить, что выглядела девушка крайне эффектно, но совершенно не так, как ожидаешь от Охотника в лесу, полном Гримм. Темный берет, солнечные очки, дизайнерская одежда кофейных и черных тонов и даже сумочка, которой она во время своего выкрика хорошенько приложила здорового Урсу, заставив того отлететь, — всё в ней кричало о том, что этой девушке место на модельном подиуме, но никак не средь поля боя. Конечно же, так было до того момента, пока Коко Адель не показывала свои настоящие навыки или не разворачивала свой шестиствольный пулемет, который в обычное время выглядел как та самая черная женская сумочка. Фокс, меж тем разобравшись с еще одним Гримм, продолжал: — Единственная причина моих преждевременных морщин — это ты, Коко! Какого Гримм простые студенты должны делать работу сертифицированной команды Охотников?! — Ребята, не ссорьтесь! Окрик шел от другой девушки, тоже шатенки но с куда как более длинными, нежели у мисс Адель, волосами и парой приметных кроличьих ушей. Вельвет Скарлатина была фавном — человеком с чертами животного, в данном случае кролика, — и в отличии от своей подруги и капитана команды по совместительству предпочитала более практичный стиль в одежде, даже в малости не сковывающий ей движений, пусть по общему цветовому тону и похожий на таковой у Адель. Обычно, в силу робкого характера, она не лезет в ставшие привычными разборки между Фоксом и Коко, кои происходят с завидной постоянностью, но конкретно сейчас они были в лесу, их окружали Гримм, а еще она считала себя в некоторой степени виновной в этой ситуации. Так уж вышло, что в находящуюся неподалеку деревню они пришли, чтобы навестить некоторых старых знакомых Вельвет, которые в определенный момент времени помогли девушке. И услышав о всё более активных Гримм в округе, та даже не подумала о том, чтобы отговорить Коко от зачистки округи лишь их силами, а ведь стоило вспомнить, что боеприпасов у Алистера и Адель минимум. Что же, этот жизненный урок она запомнит. Действовала девушка врукопашную, не используя своё основное оружие, в обычном состоянии представляющее из себя объемный короб, сейчас закрепленный за её спиной, а потому полагалась на прикрытие четвертого члена команды CFVY — Дайчи Ятсухаши, что был высок, крепок и загорел. В одежде предпочитал земляные и зеленые тона, носил на одном плече пятислойный наплечник, достаточно массивные браслеты на обеих руках и спокойную мину мыслящего кирпича на лице. В качестве же оружия использовал огромный отливающий бронзой двуручный меч с заметным загибом на конце лезвия. — Да мы и не… — Коко хотела было ответить, но дрожь земли и звук падающих деревьев не дали ей этого сделать. — Это то о чём я думаю? — осторожно и с явным нежеланием услышать положительный ответ, спросил Фокс, наклонив к плечу голову. К сожалению, точный ответ он знал еще наперед своих сокомандников благодаря устройству в ухе, что действовало на манер сонара и заменяло ему зрение. — Это то о чём я думаю. — Дезсталкер, — сглотнув ставшую вязкой слюну, выдохнула Вельвет, смотря на огромного Гримм-скорпиона, что одним движением своего тела выкорчевывал высокие и полные сил деревья. — Здоровый, — пусть на бледной коже Коко того и не было особо видно, но кровь явственно отхлынула от её лица, когда она увидела возвышающегося над деревьями монстра. — Старый, — вторил своей команде немногословный Ятсухаши. — Тактическое отступление? — уже зная безнадежный ответ вопросительно хмыкнул Фокс. — Поселение близко, — с железной решимостью, что для неё характерно лишь в подобных ситуациях, отрицательно мотнула головой Вельвет. — Тоже верно, — индифферентно отозвался слепой парень. — Слушаем сюда…! В мгновение ока перебрав все варианты противодействия огромному монстру, Коко уже готова была озвучить наиболее оптимальное решение возникшей проблемы, однако не успела. Стоило только здоровому Гримм разметать остатки деревьев и взреветь, раскинув клешни в стороны, как быстрая, практически мимолетная тень мелькнула со стороны правой клешни Гримм и клешня та, через каких-то пару мгновений, упала на землю, отделенная от тела. Вторая клешня пробыла на своём месте не сильно дольше первой, но тут Дезсталкер таки сориентировался и невероятно быстрым для такой туши движением хвоста ударил куда-то перед собой, вынудив неожиданного противника перейти к обороне и принять удар светящегося жала на плоскость двуручного меча. — Коко, что происходит? — вопрос пришел от Фокса, аппарат которого не мог нормально интерпретировать некоторые сигналы. Командира же он спросил потому, что она могла дать короткое и быстрое объяснение в отличии от нервной Вельвет и любящего некоторое, порой продолжительное, время подбирать нужные слова Ятсухаши. Только сейчас, в момент противоборства, когда «тень» остановилась, будущие Охотники смогли разглядеть облаченную в латные доспехи фигуру и отливающий чернотой на лезвии меч. Большего зрячая часть команды разобрать не успела, ибо неизвестный, достаточно легко оттолкнул хвост Гримм и вновь размылся от взятой скорости. — Нам пришла помощь, — коротко и быстро ответила девушка, неотрывно следя за происходящим. — Это я понял, но… Сверкнула золотая молния, раздался треск разрядов и в костяной броне Гримм появилась немалая дыра, в которую секундой позже приземлилась фигура в доспехе, вбивая меч на всю длину в ставшую уязвимой головогрудь монстра. От силы удара лапы того чуть подкосились, а через секунду и вовсе разъехались. Издав протяжный вздох-стон, старый Гримм упал и затих, став исходить черным паром. Фигура же в доспехах спрыгнула с монстра, но не повернулась к ученикам Бикона, а словно стала осматривать истаивающую тварь. Удивленный свист разнесся по округе. — Я, конечно, мечтала когда-то, что меня спасет рыцарь на белом коне, но не думала, что это произойдет в самом деле, — первой пришла в себя мисс Адель, быстро оценив внешний вид их нежданного помощника. — Коко, — с легким укором посмотрела на свою подругу и командира Вельвет после чего обратилась к неизвестному. — Спасибо вам огромное, что помогли нам. Вот только вместо ответа, кивка или хоть какой-то ожидаемой реакции, неизвестный Охотник, так и стоящий спиной к ним, лишь склонил голову к плечу, прежде чем исчезнуть, оставив студентов на каникулах нервно озираться. — Не поняла? — удивленно посмотрела по сторонам мисс Адель, после чего с вопросом в глазах, прикрытых солнцезащитными очками, обернулась к команде. — А это что было? — В сказках рыцари, обычно, женятся на спасенной принцессе и с учетом того, что принцесса ты… я могу его понять, — иронично фыркнул Фокс, старательно прислушиваясь к округе, что не помешало ему увернуться от брошенного сердитой девушкой камня. — Нет, не слышу его. Я и в бою не поспевал за картинкой, а уж если он от нас убежал… — Но почему он убежал? — как-то потерянно спросила Вельвет. Идею Фокса она благоразумно не восприняла всерьез. — Чужая душа — потемки, — веско вставил Ятсухаши, перехватывая меч. — У нас еще есть работа. — Здоровяк прав, — перехватив сумочку, Коко изготовилась к новому бою. — Сначала Гримм, потом странные убегающие рыцари. И наказание Фокса, безусловно. — Опять я крайний… — удрученный тон рыжего парня совпал с новой, пусть и куда более редкой волной тварей. Команда CFVY вновь была готова к бою и он не заставил себя ждать.