Мы всё равно будем вместе.

Я открываю глаза, слегка поворачиваю голову, осматриваюсь и понимаю, что я нахожусь в больнице и не абы какой, а в своей, да ещё и в отделении хирургии. Разобравшись, где я нахожусь, пытаюсь немного пошевелиться, чтобы оценить своё состояние. Почувствовал, как всё моё тело заныло от боли, а при глубоком вдохе болит грудная клетка, значит, эта сука сломал всё же мне рёбра. Но ничего, заживёт, главное — жив и в безопасности. Головокружение говорило о том, что у меня к тому же ещё и сотрясение мозга, неудивительно — этот бугай меня так хорошо приложил по голове. Так, в своём состоянии разобрался, теперь нужно разобраться — сколько времени я здесь нахожусь и где мой мальчик. Пребывая в своих размышлениях, заметил, как в палату вошла Милан. Вот у неё-то сейчас я всё и узнаю. — Добрый день, доктор Суппасит. Как вы себя чувствуете? — она смотрела на меня с тревогой и сочувствием, наверное, я сейчас жутко выгляжу. — Милан, дай воды, — она быстро спохватилась, налила в стакан воды и помогла мне напиться, отчего сразу стало немного лучше. — Спасибо. Сколько я уже здесь? — старался говорить кратко, потому что при разговоре ныли сломанные рёбра. — Вы спали два дня, — неудивительно — мой организм не привык, чтобы над ним так издевались, используя вместо груши для бокса. — А Галф был у меня? — это волновало меня сейчас даже очень, я думал его обнаружить рядом, как в сопливых лакорнах, где главный герой приходит в себя и находит своего любимого, сидящего рядом у его кровати спящим и держащим его за руку. Но моя реальность — совсем несопливый лакорн. — Галф, после того как привез вас, больше не приходил, — она замолчала, и стало видно, как ей было грустно от этого, ведь она знала про наши отношения, благодаря Максу и его длинному языку. — Знаете, доктор, когда вас отвезли в смотровую, он так сильно плакал, у него аж истерика была, и Макс так долго его успокаивал. Мне так больно было видеть Галфа в таком состоянии. Как только он ушел, через некоторое время пришли два охранника, и теперь у вашей двери стоят два полицейских и никого не пускают кроме меня и профессора Крис Чатомара. Это Галф так распорядился. Боже, доктор, мы так за вас испугались, когда узнали, что вы пропали — всю больницу на уши подняли, но нигде не могли вас найти. Я тогда быстро Максу позвонила, а через два часа вас привёз Галф, — я слушал её и стал догадываться, что Галф скорее всего винит себя в моём похищении, поэтому его сейчас нет рядом со мной, и не удивлюсь, если он принял решение оставить меня. От этих мыслей стало обидно, что он принял такое решение, не спросив меня и моего мнения. А хотя не удивительно, что он пришел к этому, ему же почему-то пришла мысль в его дурную голову, что он виноват, потому что он сын человека который виновен в гибели моих близких и мне пришлось в прошлый раз сильно постараться, чтобы переубедить его. Но сейчас, кажется, будет трудно это сделать, однако я готов переубеждать его столько раз, сколько потребуется, чтобы доказать ему его неправоту. Для начала, нужно ему позвонить и опровергнуть свою догадку или подтвердить, возможно, он просто очень занят поимкой Наронг. — Милан, ты могла бы принести мой телефон, он у меня на рабочем столе остался. — Да, конечно, сейчас принесу, — сказав, она упорхнула из палаты. Когда она открывала двери, я заметил двух охранников у входа в мою палату. Возможно, он всё же просто занят и не может прийти, а он не кинул меня из-за вины передо мной? Хотя, от этого упрямца чего угодно можно ожидать, только он просчитался — я ещё упрямее его, и он от меня просто так не избавиться. Через некоторое время вернулась Милан и протянула мне мой телефон. Поблагодарив её, я спросил: — Скажи, а Макс был? — Да, он сегодня утром был, попросил — как вы придёте в себя, позвонить ему. — Спасибо тебе, можешь идти. — Хорошо, если что-то понадобится — зовите, — улыбнувшись, она покинула палату. Я набрал номер Галфа и стал ожидать ответа, но долгие гудки стали напевать мне, что моя догадка по поводу Галфа вполне имеет место быть. Сбросив, решил позвонить Максу, тот быстро ответил на мой звонок. Вот так бы моя вредина отвечала. — Макс, ты знаешь, что с Галфом? — без приветствия спросил я Макса. — И тебе привет. Не знаю, я его уже два дня не видел, и дома его нет. — Слушай, ты можешь ему позвонить и узнать как его дела? Он трубку не берёт, я переживаю. — Хорошо, сейчас позвоню. Как ты себя чувствуешь? — Так, как будто меня сильно побили. — Ну, раз так, значит — будешь жить. — Давай, звони Галфу и позвони мне потом. — Ладно, кладу трубку, — сбросив вызов, я стал думать над тем, как мне переубедить Галфа, что он неправ, обвиняя себя в моём похищении. Хотя я понимаю его, ведь я и сам живу до сих пор, обвиняя себя в смерти Прасет. Съедая себя постоянными вопросами: что, если бы мы не встретились, что, если бы он бы не пытался найти убийцу моей сестры ради меня. Мне и самому хотелось в первые дни после его смерти умереть больше не из-за потери, а от разъедающей вины, бьющей постоянно, словно отбойным молотком по моей голове, коротким вопросом: «а что, если бы?». Поэтому я понимаю Галфа как никто другой, ведь знаю точно, что так же, как и меня тогда, его сейчас мучают эти вечные, назойливые, сводящие с ума: «а что, если бы?». И я не позволю ему мучить себя, я не хочу этого для своего мальчика. Мои размышления прервал телефонный звонок. — В общем, этот засранец не берёт трубку, но ты не переживай, я сегодня же схожу в прокуратуру и выясню, что с ним. — Спасибо, Макс, — я убедился в своей правоте по поводу Галфа, и мне придётся придумывать план, как переубедить его в том, что он не прав, обвиняя себя. Возможно, убеждая его, я и себя смогу простить и отпустить вину, что порой так мешает дышать полной грудью. Я понял одно: на мои звонки он не будет отвечать, значит, буду закидывать его сообщениями, ну, а если он решит меня заблокировать, как только поправлюсь — пойду к нему сам. Это был план номер один. И если мне всё же придётся к нему идти, нужно, чтобы мой внешний вид не напоминал ему о случившемся. Я позвонил Сомчаю из отделения косметической хирургии и попросил прийти ко мне и проконсультировать по поводу моего вида — как можно быстро избавиться от синяков и отёков на лице и теле. Это был план номер два. Прошло три недели, а я всё так же бомблю сообщениями телефон моего упрямого парня, который не собирается мне на них отвечать, зараза! — Ну, ничего, родной, ты у меня поплатишься ещё за мои накрученные нервы! Ты ещё взвоешь и будешь молить меня, чтобы я сжалился над тобой, когда я буду тебя наказывать за каждый седой волос на моей голове, появившиеся по твоей вине, паразит! — говорил я каждый раз на мои не отвеченные сообщения, и уже выходил по этому поводу из себя.        Как только меня выписали, я сразу направился в его квартиру, надеясь его там застать и высказать ему всё, что накипело у меня в душе за это время. Раз соблазнил меня своим существованием, пусть теперь несёт ответственность! С такими мыслями я подошёл к квартире Галфа и, набрав код на двери, вошёл. Как только я оказался внутри, ко мне вышла испуганная женщина, она явно не ожидала увидеть незваного гостя не просто на пороге, а прямо в квартире. Я тоже не был готов увидеть постороннего в квартире своего парня, но вспомнил, как Галф рассказывал, что с ним из Англии приехала женщина, у которой он жил. Я стал быстро освежать в памяти её имя обратился к ней на её родном языке, ведь я не знал, понимает ли она по тайский. — Здравствуйте, мисс Осборн, я парень Галфа. Простите, что так беспардонно валился в квартиру. — Ты — Мью? — Да, — она расслабилась, взгляд её потеплел и стал даже заинтересованным. — Галф рассказывал мне о тебе, когда мы жили в Лондоне. Ой, что же я тебя на пороге-то держу, проходи, — она махнула рукой, приглашая меня пройти в гостиную. Я сначала удивился, что Галф рассказывал обо мне, но потом подумал, что это даже хорошо, потому что мне сейчас нужна любая помощь, чтобы вернуть нерадивого ребёнка назад. И мисс Осборн как никто подходит для этого. Разувшись, проследовал в гостиную и сел на диван, а мисс Осборн принесла прохладительные напитки из кухни. Сев в кресло напротив и осмотрев меня внимательно, она спросила: — Мью, прости, что вмешиваюсь в ваши отношения с расспросами, но я волнуюсь о нём. Что между вами происходит, вы поссорились? — мне нравилось, что она не осуждала нашу связь и спокойно к ней относится, и я решил, что мне стоит поделиться с ней происходящим. Ведь мне нужно попросить ее о помощи. — Мы не ссорились, вы же знаете, что Галф занимается делом своей мамы. — Знаю. Что-то произошло? — видно, что она переживает за Галфа. Он рассказывал, что они очень сблизились, когда он жил с ней в Лондоне. — Да, меня три недели назад похитили, и Галф винит себя в этом. Но я с ним не согласен, — она внимательно слушала меня и очень встревожилась, когда я сказал о моём похищении. — Надеюсь, ты не сильно пострадал? — Сейчас всё хорошо, — она опять пробежалась взглядом по мне и, убедившись, что со мною всё действительно в порядке, продолжила говорить: — Так вот почему он так плохо выглядит, совсем осунулся из-за плохого сна, синяки не проходят под его глазами. — Он приходит домой? — я начал волноваться о нём, меня тревожили её слова. — Практически нет, я приехала полторы недели назад, и он был всего два раза и то — приходил в первом часу ночи, а уже к семи собирался на работу. Мью, я очень за него беспокоюсь, ведь он может заболеть, если продолжит так много работать и не будет отдыхать. — Мисс Осборн, мне нужно с ним поговорить, но он не отвечает на мои сообщения и не берёт телефон. Вы могли, когда он придёт домой, сказать ему, что я хочу с ним поговорить? — Конечно, но он такой упрямый, я боюсь, он останется глух к моей просьбе, — мы оба замолчали. Каждый искал выход в сложившейся ситуации, и тут она подняла на меня свой взгляд. По ней было видно, что ей пришла в голову идея, и она поспешила ей поделиться: — Мью, я думаю единственное, что можно придумать в этой ситуации, — этой тебе нужно с ним встретиться наедине. — Но как? — Очень просто: раз он приходит только по ночам, значит, тебе нужно ночевать в его комнате, чтобы его поймать, — её идея мне показалась неплохой. — Вы думаете, это будет правильно? — Мью, запомни одно: когда любишь, всё будет правильно. И все средства хороши, если ты хочешь вернуть любимого. И не переживай о том, что подумает Галф. Я точно знаю: он тебя любит, и я понимаю, что он в силу своей молодости совершает ошибку, от которой сам же и страдает.        После разговора с мисс Осборн, я каждую ночь ночевал в комнате Галфа, наслаждаясь его запахом в постели, и порой начинали наворачиваться слёзы от воспоминаний о том, как мы любили друг друга в этой кровати, и как нам было хорошо. Но теперь этого нет и мне его не хватает. А утром я в плохом расположении духа ходил на работу. Мой профессор не допускал меня к операционной, и вообще велел отдыхать, пока не поправлюсь. Но после долгих уговоров разрешил приступить к работе — только наблюдать за больными и заполнять бумаги, не больше. Четыре ночи и, соответственно, дня Галф не появлялся дома. Я уже стал отчаиваться и придумывал новый план. В голову лезли самые абсурдные идеи, вплоть до того, что пойти к нему в прокуратуру и устроить ему там разборки. Но здравый рассудок говорил мне этого не делать, ведь не факт, что меня к нему пустят. Вон Макс пытался к нему попасть — и всё бесполезно. На пятый день после работы я шёл в квартиру Галфа. С мисс Осборн мы сдружились, и она всегда встречала меня с работы вкусным ужином. И мне было так приятно, что меня хоть кто-то ждёт, пусть это и не Галф. Ночью я, как всегда, остался в комнате своего вредного парня, не желающего возвращаться домой. День был тяжёлый и меня сразу сморило. Я не знаю сколько было времени, когда я услышал сквозь сон как в комнату кто-то вошёл, а после услышал удивлённый возглас. — Мью, что ты здесь делаешь? — боже, как я соскучился по его голосу! Как назло, я безумно хотел спать, поэтому ответил ему, приоткрыв немного глаза и не поднимая головы с подушки: — Галф, давай завтра поговорим. Я жутко устал и хочу спать, так что быстро принимай душ и иди ко мне. И сразу предупреждаю: если ты сейчас сбежишь, ты об этом горько пожалеешь, я тебя это обещаю. Мне надоело терпеть твои выкрутасы, — на мой монолог он ничего не ответил и, постояв ещё какое-то время, словно раздумывая, как ему поступить, всё же направился в ванную. Через несколько минут я услышал шум воды. — Хороший мальчик, — я улыбнулся и стал ждать свою вредину, стараясь не уснуть и успеть его поймать, если он решит дать дёру. Шум воды затих и через некоторое время послышались шаги босых ног по полу в сторону кровати. Он стоял, явно не решаясь лечь, и я откинул одеяло, приглашая его присоединиться ко мне. Он осторожно, словно борясь со своими мыслями, лёг на край кровати, спиной ко мне. «Нет, дорогой, так не годится. Ну, ничего, я не гордый — сам пододвинусь к тебе», — подумал я, придвигаясь ближе, обнимая его со спины, и утыкаясь носом в его такое родное и любимое тело. Я вдыхал его запах кожи, и голова кружилась от возможности его держать в своих объятьях. — Я так соскучился, — сказал ему, не отрываясь от его шеи. — Мью… — Я сказал — поговорим завтра, и если ты сбежишь завтра, то я приду с большим плакатом, на котором напишу крупными буквами: «Галф, поговори со мной!», и устрою забастовку возле твоей прокуратуры. — Ты не посмеешь, — сказал он мне, повернув слегка голову в мою сторону. — Посмею, ещё как посмею, ты не оставляешь мне выбора, — высказав ему свою угрозу, которую точно буду готов выполнить, если он сбежит, я прижался к нему ещё теснее, чтобы держать его крепко всю ночь, наслаждаясь долгожданным теплом его тела.        Утро встретило меня в объятьях моего мальчика, его руки и ноги обвили моё тело. Я улыбнулся, увидев его милую спящую моську. Рассматривая спящего Галфа, я заметил как он похудел: мои любимые щёчки провалились и черты лица стали острее, он даже стал выглядеть старше своих лет. Вглядываясь в любимое лицо, не заметил, как он проснулся и стал смотреть на меня. Я видел в его глазах боль, радость и сомнения. Как же ему сейчас тяжело бороться между тем, что он хочет и тем, что говорит ему совесть. И этот неравный бой в его голове отражается на его лице. Мне захотелось, чтобы совесть проиграла: я приблизился к нему и поцеловал его в губы. Его тело напряглось, я даже стал представлять как его совесть кричит ему: «Что ты делаешь? Ты виноват! Ты не должен быть с ним!» И мне захотелось задушить эту совесть своим поцелуем. Я повторно прикоснулся своими губами к его, но теперь я не отстранился и целовал более требовательно. Его руки упираются мне в грудь, они отталкивают и притягивают одновременно, говоря этим, какая война твориться в его голове. Я хочу, чтобы совесть его сейчас заткнулась и углубляю поцелуй, притягивая его ещё ближе к себе, чувствую как его тело начинает дрожать, желая большего. Только его тело никогда не сомневается в том, что оно хочет, а оно скучало по нашему сближению. Я рукой пробираюсь к нему под футболку, лаская его нежную кожу, слыша его тихие стоны. «Да, мальчик мой, я тоже скучал по тебе, по твоим губам, по твоим стонам». Чувствую, как его тело поддаётся моим ласкам, а губы отвечают уже жадно, несдержанно. Всё, белый флаг выброшен — совесть проиграла! Я лег на него сверху, придавливая всем телом, разместившись между его раздвинутых ног. Я знаю, что он любит чувствовать на себе тяжесть моего тела, подчиняясь моей власти. Его руки уже блуждают по моей спине, щипая и царапая кожу, мне нравится, когда он так делает, вызывая тем самым табун мурашек по моему телу. Я спускаюсь своими поцелуями ниже по его шее, я знаю, что здесь у него самая чувствительная его эрогенная зона. Расцеловываю её, он немного отклоняет голову назад, вдавливаясь в подушку головой, открывая этим больше доступа для моих ласк. Его закрытые глаза и тихие стоны подтверждают то, как ему хорошо, и он весь отдаётся своим ощущениям. Как мне он таким нравиться — нежный, податливый, чувствительный к моим ласкам, рядом с ним я словно парю в небесах, и всё плохое уходит из моей головы. Лишь он — это то единственное, что становится значимым в это время, когда мы любим друг друга. Вдруг всё резко прекращается и он отталкивает меня от себя. — Мью, прости, я не могу, — его хриплый голос заставляет меня оторваться от процесса и поднять на него свои глаза. Вижу, как это зараза совесть пытается возмущаться, не давая нам наслаждаться друг другом. Я понимаю, что это нужно прекращать, и остановить его бессмысленные обвинения себя. Я поднялся и сел рядом с ним, он также приподнял подушку повыше и облокотился на неё, глядя на меня виноватыми глазами. Боже, я больше не могу выносить этот взгляд. — Галф, я понимаю, что ты винишь себе в моём похищении, но это глупо. — Это не глупо, если бы… — Это глупо, — я не дал ему договорить, — потому что это не только твоя война, но и моя тоже, ведь это сволочь убила не только твою маму, но и мою сестру. И я был готов, что рано или поздно может случиться что-то в этом роде. Я об этом думал, ещё когда Прасет начинал расследование. Меня тогда это не коснулось потому, что мы никуда не ходили вместе, мы всегда встречались только у меня дома, он не разрешал мне звонить ему или писать сообщения, и лишь из-за этого со мной ничего не случилось. — Вот видишь — он знал, с кем связался и оберегал тебя, а я, зная это, вёл себя так беспечно. Вот и к чему это привело. — Галф, познакомившись с тобой, я понял, что такие отношения — когда постоянно живёшь в страхе, боясь выйти на улицу со своим любимым, это тяжёлое бремя. А я хочу с тобой ходить на свидания, наслаждаться нашими прогулками, черт, я хочу просто зажать тебя где-нибудь в подворотне и целовать лишь потому, что мне в данную минуту этого захотелось. А не постоянно оглядываться и бояться. — Но, к сожалению, моя профессия не позволяет быть таким беспечным. — Галф, знаешь, когда я увидел тебя тогда в реанимации, меня что-то привлекло в тебе. И после твоего признания, я окончательно понял, что это любовь с первого взгляда. Но меня пугала твоя профессия и то, что ты ищешь Наронг — того, кто убил мою сестру и Прасет. Я не хотел пережить всё заново — если вдруг с тобой что-то случится, старался тебя избегать. И чем больше я это делал, тем сильнее меня к тебе влекло, а в голове звучал постоянно один и тот же вопрос: «Ты готов отказаться быть счастливым рядом с ним ради мнимого страха?» И теперь я хочу задать этот вопрос тебе. Ты готов отказаться от нас ради того, что может больше и не случиться? Мы смотрели друг другу в глаза и я видел, как он борется со своим желанием, и эта борьба вылилась слезами из его глаз. Он быстро приподнимается, впивается в мои губы и жадно целует. Я понял его ответ и стал отвечать на его поцелуй. Прервав его, он уткнулся своим лбом в мой. — Мью, убей мои последние сомнения: трахни меня так, чтобы я перестал думать сейчас о чём-либо, — я улыбнулся ему. — С радостью, тем-более, за то время, что ты избегал меня, у меня появилось жуткое желание наказать тебя за мои взвинченные нервы. — Замечательно, исполни своё желание, накажи меня так, чтобы я забыл обо всём, — он не просил — он молил меня об этом. И кто я такой, чтобы отказывать ему в его мольбе. — Ну что же, малыш, ты сам напросился. Я обнял его за шею одной рукой и, вцепившись в его волосы, притянул его ближе, углубляя требовательный поцелуй. За нашу недолгую совместную сексуальную жизнь я узнал, что он любит иногда, когда я с ним немного груб и подчиняю его себе. Именно этого он сейчас хотел, и его желание как никогда подходило к моему теперешнему состоянию. Мне хотелось его сейчас не любить, а именно трахать так, чтобы он потом надолго запомнил этот день. Перестав его целовать, я быстрым движением стянул с него майку и толкнул его на подушку. Вижу, как он возбуждён от моей власти над ним. Мне он нравился таким послушным, податливым, вот бы и в жизни он был таким же, а не упрямым, как баран. Наклонившись над ним, я стал оставлять на его теле свои метки, а он стонал от моих поцелуев, выгибаясь, подставляя свое тело для ещё большей ласки. Насладившись этим процессом, я быстро переворачиваю его на живот, приподнимаю его зад, и, стянув нижнее бельё, заставляю встать на колени. Я знаю как он любит, когда я беру его сзади — так получается глубже, и он сходит с ума от этого. Я тянусь к тумбочке, к нашим запасам и достаю всё необходимое. Выливаю немного геля на свои пальцы и, не церемонясь, ввожу в него первый палец. От долгого перерыва он тугой, я начинаю его растягивать, от чего его стоны становятся громче. Я настолько возбуждён, что готов взять его без подготовки, я даже знаю, что ему понравиться и он этого жаждет, но у меня ещё все мозги на месте и знаю, чем это может закончиться. Поэтому задерживаюсь и тщательно его готовлю, чтобы потом вытрахать всю дурь из его головы. Я ввожу в него второй палец, он выгибается, стонет ещё громче, скулит и просит трахнуть его наконец-то. Но нет, милый, это — твоё наказание и я буду делать с тобой, что я захочу. С этими мыслями я ввожу в него третий палец, и уже не стоны, а хрипы звучат с его стороны и уже не просьбы, а мольбы срываются с его губ. Я решил, что с него хватит, да и я уже на пределе. Надев презерватив, медленно начинаю входить в него. Я делаю это так, как я люблю: наблюдая, как мой член погружается в него, наполняя его. Он уже кричит и пытается дотянуться до своего члена, но я останавливаю его, запрещая это делать. — Нет, ты не прикоснёшься сегодня к себе и кончишь, только когда я этого захочу. Это твоё наказание, — я наклоняюсь и целую его спину, и вижу, как дрожит его тело от нетерпения. Войдя в него до конца, я подождал какое-то время, чтобы он привык. — Мью, пожалуйста, — проскулил в очередной раз. Нетерпеливый малыш! Я перестал его мучить и себя тоже, и начал медленно двигаться в нём. «Боже, я дома, я в нём!» — эти мысли давали ещё большее чувство наслаждения, и я начал набирать быстрый темп, вколачиваясь в его податливую задницу, слыша его яркое выражение эмоций. Мне нравилась его чувствительность, я каждый раз слетаю с катушек рядом с ним. Вот и сейчас я в полной отключке. И тут мне захотелось видеть его глаза, его лицо, видеть, как ему хорошо от того, что я с ним делаю. Поэтому выхожу из него и переворачиваю его на спину, он ахает от неожиданности. Я поднимаю одну его ногу на своё плечо и резко вхожу в него, отчего он выгибается и стонет, закусывая нижнюю губу. Боже, я сейчас свихнусь от его такого разгорячённого вида. Не снижая скорости, продолжаю его трахать. Я чувствую, как подхожу финалу и хочу, чтобы мы кончили вместе. Уже собирался взять его член, но он убирает мою руку, вызывая у меня удивления, и через некоторое время вижу, как из его члена выстреливает сперма на его живот. От этого зрелища, сделав несколько рваных движений, я последовал за ним, кончая внутри него, и ещё продолжил двигаться в нём, чтобы немного продлить удовольствие. После вышел из него и обессиленно рухнул рядом с ним. Мы оба тяжело дышали, приходя в себя от самого потрясающего секса. У нас обоих был выходной и поэтому мы навёрстывали те дни, когда были не вместе. Наша жизнь постепенно вошла в спокойное русло, Галф пытался найти Наронг, я работал в больнице и уже приступил к операциям, чему был очень счастлив. Из-за своей паранойи, Галф приставил ко мне полицейского, и тот ходил за мной по пятам даже в туалет. Я бесился и устраивал Галфу периодически по этому поводу скандалы, но проигрывал в них постоянно. И однажды он предложил альтернативу, протянув мне значок, в которой была встроена камера. Я должен был его носить на своем халате, а охранник будет за мной следить издалека. Я понимал, что полностью избавиться от охраны не получится, но это было лучше, чем постоянно напрягаться от того, что за мной постоянно следит человек. Наши квартиры также претерпели изменения: поставили бронированные входные двери, появился видео домофон, камеры были установлены и в квартире. Когда я увидел, как камеры стали устанавливать в наших спальнях, я не выдержал и спросил его, зачем? И получил в ответ его заговорщический взгляд — так надо. И тут я окончательно понял, что мой парень — извращенец, потому что камеры были направлены на наши постели. И когда я узнал, что все видео приходили к нему на телефон, то потребовал подключить и к моему телефону — тоже хочу иногда посмотреть порнуху в нашем исполнении. Боже, я стал таким же извращенцем! Ну и ладно, как говориться, с кем поведёшься — успокаивал себя этими мыслями. Прошло полгода с того похищения, а Наронг так и не объявился. Галф объявил его розыск через интерпол, подозревая, что он всё-таки сумел смыться из страны. Он был один, потому что все члены банды были арестованы, и среди них был убийца наших родных, об этом мне рассказал Галф в тот же день, как мы начали заново встречаться. Я помню, как рыдал на его плече, когда он мне сказал, что в тюрьме сидит тот, кто виновен в смерти не только наших родных, но и в смерти Прасет. Галф лишь поглаживал меня, понимая, что мне нужно выпустить всё напряжение, которое держало меня почти восемь лет. Мне полегчало, но я понимал, что сам главарь банды, тот, кто приказал убить — не пойман. И эта история не закончена, точка не поставлена, и мы будем постоянно жить в напряжении, пока его не поймают. Ещё одна новость нас с Галфом поразила. Возвращаясь с нашего свидания, мы решили пойти к нему и, заходя в квартиру, увидели, как в гостиной ворковали за чашечкой кофе два человека — это была мисс Осборн и мой отец. Выяснилось, что они встречаются уже восемь месяцев, и когда мисс Осборн ездила в Лондон в прошлый раз решать вопросы по поводу своей квартиры, мой отец ездил с ней. За нашими проблемами, а потом ещё долгими бурными примирениями, мы и не заметили, как за нашими спинами, эти двое крутили любовь. Их решение пожениться добило меня и Галфа окончательно, мы были поражены этой новостью, но были счастливы за них. Они оба потеряли близких и вместе помогут друг другу прожить оставшуюся жизнь более счастливо. Поэтому я предложил отцу выбирать — в какой квартире будут жить они, а в какой — мы. Мой отец узнал, что я встречаюсь с Галфом через три месяца, как мы стали парой, и сначала был в охреневании. Но через несколько дней подошёл ко мне и сказал, что неважно, кого я выбрал, главное — я с этим человеком счастлив. А я был счастлив, и он принял Галфа, как ещё одного сына. Поэтому, когда встал вопрос — где кто будет жить, разборок не было. Мой отец с мисс Осборн решили остаться в квартире Галфа, потому что она небольшая, и они не планируют в ней надолго оставаться, потому что отец решил построить дом с небольшим садиком, о котором мечтала его любимая. Вот таким образом Галф перебрался в мою квартиру. Мне это очень понравилось, хотя мы и так жили практически вместе, но теперь я знал — ему некуда бежать и ему придётся решать все проблемы только вместе со мной. Мне нравилось возвращаться домой, где я был не одинок. Я перестал брать слишком много дежурств, что позволяло больше уделять внимание своему любимому и наслаждаться нашими отношениями. Мы стали чаще ходить в кафе, рестораны, кино и театры, вели полноценную жизнь. Только мы не знали, что этой жизнью нам суждено недолго наслаждаться. Однажды, возвращаясь с очередного свидания мы въехали в подземный гараж, не ожидая ничего страшного. Выйдя из машины, мы направились к лифту, когда из-за одного столбов вышел мужчина и направил на меня пистолет. Галф, не думая и секунды, закрыл меня собой, вытащив молниеносно пистолет, который он носил собой постоянно. Прозвучало два выстрела и я увидел упавшее тело Наронг с пробитой головой. Возле него быстро стала образовываться лужа крови. Держа Галфа сзади за кофту, я почувствовал, как он начинает оседать. От страха и мои ноги стали подкашиваться и мы оба опустились на пол. Быстро отойдя от шока, смотрю, как на его белой рубашки в области груди растёт красное пятно. Оно становится всё больше и больше. Мне не хотелось верить, что это кровь, но реальность была жестока. Я быстро прижал рукой рану, чтобы остановить кровотечение, дрожащими руками вытащил телефон и вызвал скорую. Следующий звонок был моему профессору, потому что я знал — самостоятельно я не справлюсь с этим ранением. Бросив телефон, я второй рукой прижал рану, из которой сочилась кровь. Я был благодарен своему хладнокровию в экстренных ситуациях: словно все чувства и эмоции в миг отключаются, и лишь закончив звать на помощь, я посмотрел на него. Мои глаза стали застилать слёзы. — Любимый, только не умирай, пожалуйста, не оставляй хотя бы ты меня, — молил я его. Он смотрел на меня и я видел, что его взгляд был расфокусированный, но он пытается не закрывать глаз. Он потянулся своей рукой к моему лицу, пытаясь к нему прикоснуться. — Прости, — его рука безвольно падает, не дотянувшись, а глаза закрываются. Я быстро прикладываю свои пальцы к его сонной артерии, ища его пульс. Но я его не нахожу, и чувствую, как меня начинает накрывать паника, а за ней и недалеко до истерики. Но я быстро дал себе приказ собраться и не дать ему умереть. Только не ему, только не теперь! — Галф, не смей меня оставлять одного, — говоря это, я пытался его реанимировать. — Раз, два, три, четыре, пять, — считал я вслух, потом делал глубокий вдох-выдох в его рот, прикасаясь к его бледным губам и продолжал, — раз, два, три, четыре, пять, выдох, проверка, пульса нет, повтор — раз… Слышишь, не смей умирать! Пять, выдох, проверка пульса, тишина, — такое чувство, что время замерло и я на всё, что сейчас происходит, смотрю со стороны, не веря в происходящее. — Не смей меня оставлять, засранец, иначе мне придётся последовать за тобой, — стал угрожать ему, продолжая делать ему массаж сердца, надеясь на то, что, услышав мои угрозы, он решит не оставлять меня. Раз, два, три, четыре, пять, выдох, пальцы на шее, но его сердце не отзывается, оно глухо к моим стараниям заставить его биться. А мне кажется, что и моё сердце начинает замедлять свой ход, словно собирается остановиться, не слыша отклика на зов другого сердца. — Боже, не забирай его у меня, молю тебя.