Мы всё равно будем вместе.

Галф. Как только я оказался в своей палате, и Мью её покинул, я закрыл свои глаза и понял всю неизбежность сложившейся ситуации. Было настолько больно, что мне казалось я сейчас сдохну от всей херни, что сейчас произошла. Лучше бы я не пытался его найти, лучше бы я не пытался ничего узнать, лучше бы я так и жил в иллюзии, что когда-нибудь мы будем вместе! От всех этих «лучше» я не знал как успокоить своё разбившееся сердце и ничего лучшего не мог придумать, как начать рыдать, захлёбываясь своими слезами. Рыдая, я думал над тем, почему я такой неудачник: хотел стать архитектором и жить в кругу любимой семьи, в итоге стал прокурором, ищущем убийцу матери, ненавидя отца. Любил и хотел быть когда-нибудь с ним, в итоге лежу раненый на больничной койке, отвергнутый любовью всей своей жизни. От слез меня вырубило, и я проснулся утром с больной головой с желанием умереть. Мью. После того как вернул Галфа в его палату, пожелав скорейшего выздоровления, я, попрощавшись, вышел из его палаты, а он даже не открыл глаз и не сказал мне ни одного слова, отчего стало больно. Я вернулся в ординаторскую и сел за свой стол, пытаясь собраться мыслями, но перед глазами стояли глаза, в которых было столько боли, боли, которую причинил я. Я пытался оправдываться перед своей совестью, приводя кучу аргументов в пользу того, что так будет лучше, но всё бесполезно — аргументы моя совесть разбивала вдрызг лишь одной фразой: «ты готов отказаться от счастья ради мнимого страха». Я больше не мог думать ни о чём, поэтому встал, собрал свои вещи и пошёл домой. Мне хотелось немного пройтись, подышать свежим воздухом и постараться успокоить свои мысли. Наслаждаясь прогулкой в дневное время, я не мог вспомнить, когда просто так гулял и не спешил никуда, проходя мимо магазинов и осматривая витрины с кучей разных реклам предлагаемых товаров. И думал я не о том, как было бы хорошо зайти и купить себе новую вещь, а о том, как было бы здорово вот так гулять с Галфом, наслаждаясь размеренной жизнью, наслаждаясь друг другом. Летая в этих мечтах, я вдруг вспомнил, как стоял в морге и смотрел на труп Прасет, и все радужные мысли рассеялись как дым. И мне уже хотелось не гулять, а пойти домой, принять душ, лечь спать и проспать часов сто подряд. Вернулся я в пустую квартиру — отца не было, он мотается по всему Таиланду, а в последнее время вообще ходит какой-то странный и загадочный, стал чаще улыбаться, чему я был только рад. Ему пора снять с себя одежду скорбящего вдовца и вспомнить, что с потерей родных жизнь не заканчивается, нужно найти себе силы жить дальше, и я был бы не против, если ему кто-то в этом поможет. — Ага, значит для отца ты хочешь счастливой жизни, а для себя? — спросил меня мой внутренний голос. Я устал от его слишком правильных вопросов, на которые не знал ответа. Я прошёл на кухню и заглянул в холодильник — там было шаром покати, неудивительно, я уже и не помню, когда я был дома, да это сейчас и неважно, есть всё равно не хочется. Я закрыл холодильник и побрёл в ванную принять душ и лечь спать, больше ничего не хотелось. Приняв душ, я растянулся на мягкой кровати, наслаждаясь тем, что это моя постель, она мягкая, и спать я могу так, как пожелаю сам, а это значит — совершенно нагим. Устал спать на неудобных больничных кроватях не раздеваясь, да это и не сон, потому что в любую минуту тебя могут поднять к очередному пациенту. А теперь так приятно чувствовать обнажённой кожей шёлковое постельное бельё. Думал, что как только я окажусь в постели, то сразу засну, но у моих мыслей были другие планы, они крутились вокруг одного милого мальчика, которого я так обидел, оправдывая себя правильностью решения. Но как только перед закрытыми глазами появляется милое нежное лицо с такими чудесными губами, тут же начинаю сомневаться — а правильно ли я поступаю, ведь не факт, что он может повторить судьбу Прасет. Я проворочался в постели полночи и, лишь вымотавшись, я уснул сном без сновидений, меня просто вырубило. Проснулся я ближе к обеду, вроде выспался, но состояние было тяжёлое. «Да что же такое? Почему я не могу выбросить его из головы? Подумаешь, смазливый парень, таких тысячи, только помани пальчиком, и возле тебя будут толпы таких», — возмущался я. «И ты в это веришь?» — спросил мой внутренний голос, насмехаясь над моими мыслями, вот не сука? Я принял душ и решил всё-таки что-нибудь заказать из еды, потому что так не годится — морить себя голодом из-за непонятных чувств. — Непонятных? Да они понятны как божий день, — опять он! Эта сука когда-нибудь заткнется? Я скоро свихнусь от всего этого бардака в моей голове. Пока я пытался заткнуть свой внутренний голос, услышал звонок в двери. Удивившись, я пошёл открывать, на пороге стоял Макс, и я пропустил его в квартиру. — У тебя что-то срочное или ты просто так пришёл? Если… — я не успел договорить, как он меня перебил своим вопросом. — Суппасит, ты знаешь как там Галф? — я посмотрел на него с удивлением. Он что, ему позвонить не может и поинтересоваться у него непосредственно? — А узнать у него ты не мог? — Да я сегодня всё утро пытаюсь до него дозвониться, но он недоступен, а поехать я сегодня не могу — его отец загрузил меня работой так, что вырваться не получается, вот и решил тебя спросить, — он говорил, но я перестал его слушать на фразе — «Галф не доступен», и что-то неприятное и тревожное заворочалось у меня внутри. Я понял, что мне срочно нужно узнать причину, почему он не берёт трубку. — Макс, я как-раз собираюсь в больницу, поэтому зайду к нему и узнаю, что с ним и почему он не берёт трубку. — Отлично, как узнаешь — позвони мне, я очень за него переживаю, — сказав, он вышел из квартиры, а у меня сильно застучало сердце от переживания за Галфа. Я поспешил в свою комнату, чтобы собраться и ехать в больницу. По дороге я надумал себе всякую хрень вплоть до того, что я плохо посмотрел, и у него действительно разошлись швы внутри, и он умер от внутреннего кровотечения. У меня начали трястись руки, но я старался гнать мысли, которые вгоняли меня в панику. Приехав в больницу, я сразу поспешил в его палату. Открывая дрожащими руками дверь, я надеялся его увидеть, но как только я зашёл в палату, то обнаружил совершенно пустую кровать. У меня похолодело все внутри. Неужели я вчера всё же что-то пропустил? С этими мыслями я поспешил найти кого-нибудь из мед. персонала, чтобы спросить о Галфе. По пути в ординаторскую я наткнулся на Милан, она присматривает за ним. — Милан, ты не знаешь, куда делся Канавут из тридцатой палаты? — А Галф? Его отвезли на процедуры, сегодня у него был профессор, он их ему и назначил. А вы что-то хотели? — Нет, Милан, спасибо, ничего не надо, — после её слов у меня словно целая гора свалилась с плеч, я выдохнул и, успокоившись, решил пойти всё-таки поесть. Уже начинала кружиться голова от голода.        После своих выходных я переживал, что мне трудно будет дальше продолжать наблюдать Галфа как пациента, поэтому хотел передать его другому врачу. Но сначала хотел осмотреть его напоследок и сказать ему об этом. Я шел в его палату как на плаху, мне не хотелось смотреть ему в глаза и видеть ту боль, что я ему причинил. Заходя внутрь, я услышал смех, чему был крайне удивлён: думал он будет грустить, но всё было ровным счётом наоборот. Он весело с кем-то общался по телефону и говорил на английском, часто упоминая имя Нейт. Не знаю почему, но во мне стала бурлить ревность. Охренеть, я что, его ревную? Так, Суппасит, не будь той собакой на сене — ни себе, ни другим. Но почему мне хочется вырвать у него телефон и шибануть его об стену раз так пять. Как только он меня заметил, быстро попрощался с этим типом и, положив телефон, обратился ко мне. — Здравствуйте, доктор Суппасит, — почему от того, как он со мной поздоровался, мне кажется, что мне врезали оплеуху? И я даже почувствовал след на своей щеке от неё. — Здравствуй, Галф, как себя чувствуешь? — он посмотрел на меня, и мне показалось, что я увидел ухмылку на его губах. «Ты ещё и ухмыляешься? Я тут думал, ты от разбитого сердца будешь убиваться, а ты бодр и весел!» — мысленно возмущался я, глядя на этого типа с довольной рожей. — У меня всё отлично. Скажите, доктор Суппасит, а когда мне можно будет вставать с кровати? Уже устал лежать. — он говорил со мной так, словно того разговора и не было. И меня это должно радовать и успокаивать. Так почему я этому не рад? Даже слегка бесит: я тут, понимаешь, с ума схожу, что причинил ему боль, а его только и заботит, когда он может ходить. Нужно взять себя в руки. — Мне сначала надо осмотреть твою рану, и там решу. — Отлично, — он спустился с подушки, приняв горизонтальное положение, отбросил одеяло и приподнял пижамную рубашку. От неожиданности я даже слегка завис, смотря на его нежную кожу, к которой вдруг захотелось прикоснуться губами. И тут я понял, что от этой мысли немного возбудился. Но быстро взял себя в руки, наклонился и, убрав бинт, стал рассматривать его рану. Она выглядела хорошо: воспаления не было и заживление шло правильно. Осматривая его рану, я поднял свои глаза на него, и меня словно пробил ток от той нежности, с которой он смотрел на меня. Легкий румянец на его щеках — глядя на него, у меня перехватило дыхание. Мой взгляд скользнул ниже к его губам, они были идеальной формы и слегка приоткрыты, словно приглашая их попробовать. А когда он слегка облизал свою нижнюю губу, я думал — тут же сдохну от его вида, и мой член уже был достаточно возбуждён. Ещё немного, и я наклонюсь над ним и… Так, остановись, идиот, что за дичь ты собираешь сделать?! Я дал себе мысленную затрещину, и она помогла прийти в себя. Я, закрыв рану свежим бинтом, поднялся и, прочистив горло, сказал: — Ну, рана заживает хорошо, я думаю, через два дня можно будет постепенно подниматься, но не усердствуй, — я поспешил к выходу. Оставаться здесь было опасно, я уже взялся за дверную ручку, чтобы открыть дверь, как услышал за спиной: — Мью, — позвал он меня. От того, как прозвучало моё имя, я захотел плюнуть на всё, вернуться и поцеловать его, но следующие слова остановили мой порыв, — не передавай меня другому врачу, пожалуйста, — от его просьбы я понял, что попал в ловушку. Но как он узнал, он что, читает мысли, твою мать? — я повернулся к нему и, посмотрев на него, сказал: — Хорошо, не буду, — и поспешил покинуть его палату в полном непонимании того, что сейчас было. И откуда он узнал, что я собираюсь передать его другому врачу? С ума сойти можно с ним.       Прошло четыре дня. На второй день он начал постепенно ходить, и я удивлялся его рвению побыстрее поправиться. Таких инцидентов, как в тот раз, не было, и вообще, он вёл себя как пациент с врачом. Мне бы радоваться этому, но я почему-то этому не мог, и вообще приходил в бешенство, когда видел, как он заигрывал с нашими медсестрами. И каждый раз, когда я его заставал за флиртом с девушками нашего отделения, я начинал закипать, а он, замечая меня, ухмылялся, от чего я ещё больше свирепел, зная, что он просто издевается надо мной. Такие игры продолжались до самой его выписки. Я уже был на пределе и готов каждой особе женского пола нашего отделения открутить голову.             Через две недели его выписали, и я был рад, что наконец-то я выдохну и буду спокойно работать, без желания ампутировать кому-нибудь голову. Но я не долго наслаждался этим чувством, примерно часа три. Потом я стал понимать, что безумно по нему скучаю и хочу его увидеть. Начались попытки уговорить себя держаться от него подальше, аргументируя, что если с ним что-то случится, я не переживу. Но это было эффективно примерно дня два, потом от нехватки его рядом мне было уже похер. Я хотел его видеть, обнять, почувствовать его тело в своих руках. На четвертый день я не выдержал и решил обратиться к Максу, чтобы узнать, где он живёт, потому что адреса в его документах не было, чему я был крайне удивлён. И, каково было моё удивление, когда я узнал, что он живёт прямо надо мной. Слоняясь по своей квартире, придумывая повод у него появиться, я вспомнил про записи Прасет, и чуть не вскрикнул от радости. Как я мог про них забыть? Я быстро включил компьютер и скачал на флешку всю информацию. Потом принял душ, вот только не понял зачем, но и хрен с ним, оделся и пошёл в квартиру Галфа. Стоя уже возле его квартиры, я не решался нажать на звонок. «Не будь трусом», — сказал сам себе, сделав вдох-выдох, и нажал на звонок, ожидая, когда мне откроют двери. Галф. На следующей день он не пришёл, как я потом узнал — у него был выходной. Опять сбежал, ну что же, нужно жить дальше. Как только поправлюсь — продолжу дело мамы и Лаван, я буду занят, и думать о своей неудачной судьбе не будет времени. Ну, а потом? Ну, а что — потом. Моя профессия позволит надолго забыть о личной жизни, а для перепихона всегда можно найти кого-нибудь, мне не привыкать трахаться без чувств. От таких (радужных) перспектив на мою будущую жизнь настроение испортилось окончательно, и мысль пустить себе пулю в голову не так уж и пугала. Всё утро названивал Макс, но мне не хотелось ни с кем разговаривать, поэтому не брал трубку. Состояние было паршивое, и чувство обречённости наполняло всё нутро. Я понимал, что с этим ощущением мне придётся жить всю оставшуюся жизнь. Надеяться не стоило, что пройдёт время и всё сотрётся, и я ещё встречу человека, которой полюбит меня, и с ним я забудусь. Мне мало в это верилось. Ведь за эти одиннадцать лет, что бы со мной не происходило любить, меньше я его не стал. Мне назначили какие-то процедуры, и я был рад, что немного отвлекусь от своих нерадостных мыслей. Возвращаясь обратно в свою палату, как только моя коляска, которую толкал медбрат, завернула за угол, я увидел Мью. Я попросил медбрата остановиться. — Странно, что он здесь делает в свой выходной? — пробежал вопрос в моей голове. Наблюдая за ним, я увидел, как он выходил из моей палаты, и на его лице была тревога, я бы даже сказал — паника. Это меня удивило, и где-то внутри меня появилась надежда, что с этим парнем не всё так просто. Он меня не заметил, но я его видел прекрасно, после моей палаты он направился куда-то в противоположную от меня сторону. Как только Мью скрылся из поля зрения, мы продолжили путь в мою палату. Лежа уже на своей кровати, я размышлял над тем, что я сейчас наблюдал, и как бы я не пытался найти оправдание его поведению, в итоге вывод был один: он волнуется за меня, а значит, у него есть ко мне какие-то чувства. Но он боится в этом признаться из-за неудачных отношений, которые закончились так ужасно. Поэтому его пугают новые отношения с человеком, у которого такая опасная работа. И я не знал как поступить в этой ситуации: попытаться добиваться его или же оставить в покое. После долгих размышлений я принял решение, что я предприму попытку с ним сблизиться, но сделаю ровным счётом всё наоборот. Я знал прекрасно, как устроена психология человека: когда нам предлагают, мы отвергаем, когда нас отвергают — мы начинаем жаждать это. И если это моё поведение сблизит нас, то отлично, а если он всё же отдалиться от меня, значит, мы никогда не будем вместе, и я зря питал столько времени надежды по поводу него. Меня немного успокоили мои выводы по поводу Мью, и я со спокойной душой стал ожидать следующего дня, чтобы начать осуществлять мой план. Единственная загвоздка в моём плане была в том, что после вчерашнего есть большая вероятность, что он захочет передать меня другому врачу. Но я решил раньше времени не паниковать, а решать проблему по мере её поступления.        Утром позвонил Нейт и я безумно был рад его слышать. Он как всегда своими шутками поднял мне настроение. Во время нашей весёлой беседой с Нейтом, я заметил как в палату вошёл Мью, и выражение его лица было просто прекрасно: сначала удивление, а потом — что это? Ревность? «Ух ты, да это даже круче всех моих ожиданий! Ну, что же, милый, пожалуй, я начну свою игру», — подумал я, глядя на моего любимого лечащего врача в гневе. — Здравствуйте, доктор Суппасит, — мне понравилась его реакция на моё приветствие, да, я заметил, как его слегка дернуло от этого. Было ли мне его жалко? Ни капельки. Да, вот такая я сволочь, а что поделаешь, в жестокой игре — жестокие правила. Но, надеюсь, результат меня порадует. Он наклонился, чтобы осмотреть мою рану, а у меня от такой близости с ним сердце застучало как сумасшедшее, и все планы по поводу игры сейчас рассыпались на мелкие кусочки. От его близости я таял, и мне хотелось прикоснуться к нему, провести пальцами по его лицу, но сдерживал себя как мог, и когда он поднял на меня свои глаза, я окончательно растекся. У меня вмиг пересохло всё во рту, а когда я заметил, как он с вожделением смотрит на мои губы, то решил сделать контрольный выстрел и слегка облизал свою нижнюю губу, видя, как от этого действия расширились его зрачки. Я готов был уже стонать в голос от его такого вида. Но он резко отстранился и, прокашлявшись, что-то мне говорил, но я, походу, его не слышал. Лишь заметив, как он собирается покинуть мою палату, пришёл в себя и вспомнил про то, что, возможно, он захочет передать меня другому врачу. После того, что сейчас произошло, я утвердился в этом на сто процентов. Но я решил уничтожить его желания на корню именно из-за того, что произошло, и поэтому, позвав его по сокращённому имени, попросил его этого не делать. Глядя на его обреченный взгляд, который он на меня бросил, я понял, что игру, которую я решил вести, не в коем случае бросать не стоит.        Все шло хорошо, моя рана заживала, и я наконец-то смог покидать свою палату. Можно было гулять и наслаждаться жизнью. И я наслаждался в полном объёме, играя на нервах у разъярённого Мью, когда я специально мило беседовал с девушками из медперсонала, и его состояние грело мне душу, питая этим мою надежду. Но время шло, он всё также реагировал на мои флирты с девушками, но дело никуда не продвигалось, и я стал уже отчаиваться, коря его за его трусость. Я поправился, меня выписали, я был этому рад, но был не рад тому, что Мью так и не сделал в мою сторону и шагу. Поэтому уезжал из больницы с тяжёлым сердцем и с одним вопросом — а будет ли у нас шанс когда-нибудь встретиться вновь? Но надеялся, что побыв без меня какое-то время, он всё же попытается меня найти. Тем более, я даже знал, кто ему в этом поможет. От Макса я узнал, что тем другом, который его спас, когда он был ранен, был Мью. Я был крайне этому удивлён, а ещё узнал, что он живёт квартирой ниже. А вот от этой инфы я был в полном ахуе, но безумно этому рад. Поэтому, вернувшись в пустую квартиру (мисс Осборн уехала в Англию по делам и вернётся, через две недели), я стал ожидать, когда на пороге моей квартиры появится Мью. Но время шло, а он так и не появлялся, и моя надежда угасала с каждым днём.        Четыре дня я прослонялся по квартире, не зная, куда себя деть. Ещё и Макса отец завалил работой, и он пропадал целыми днями у него. Я не знал, что делать, а сидеть мне на больничном ещё две недели. Да и не рассчитывал точно, что Мью когда-нибудь придёт ко мне. Я хотел освободиться от лишних мыслей и заняться делом, но в голову ничего не лезло, только этот трус, что бесил меня до трясучки. Блуждая так по квартире, я услышал звонок в дверь, чему я был удивлён. Кто бы это мог быть? Интересно, кого я увижу на пороге своей квартиры: Макса или всё же Мью? Но желательно, конечно, последнего. Я пошёл открывать двери. От вида того, кого я там обнаружил, у меня так часто забилось сердце, что я думал — оно выпрыгнет через горло. — Как ты узнал, где я живу? — решил сделать вид, что я не ожидал его увидеть. — Макс сказал, — я отошёл в сторону, приглашая войти его в квартиру. Он нерешительно зашёл внутрь. По нему я видел, что он тоже волнуется, а я готов танцевать танцы древних папуасов. Но решил все-таки вести себя как адекватный человек, хотя мне сейчас приходилось сдерживать себя очень сильно, чтобы не схватить и не зажать его у двери, и не начать жадно целовать. Мы прошли в гостиную, он осмотрелся и, повернувшись ко мне, произнёс: — А у тебя здесь мило, — я не мог поверить, что он наконец-то здесь, так близко, и мы одни. — Это квартира принадлежала моей маме, так что обстановка осталась ещё с тех пор, — после моих слов между нами повисла пауза, и тут я понял, что мне интересно, зачем он пришёл ко мне. — Мью, зачем ты здесь? — он посмотрел на меня, и на его лице было столько чувств и эмоций, что мне было трудно определить, что он испытывает в данную минуту. — Я принёс тебе записи Прасет, возможно, они тебе пригодятся. Там все улики по делу Наронг Караби, они помогут тебе его посадить, — он достал флешку из кармана брюк и протянул мне. Я взял её. — У меня уже достаточно улик на него, но, как говориться, ещё компромат лишним не будет, — мы стояли, смотрели друг на друга и молчали. — Ладно, я пойду, — эти его слова были как гром среди ясного неба. Я не хотел, чтобы он уходил. Взглянув на него, я увидел наконец на его лице разочарование — он тоже не хотел уходить и ждал, чтобы я его остановил. Решив, что мне надоели эти пляски, я взял ситуацию в свои руки, не дожидаясь, когда он сделает первый шаг. Я сделал несколько больших шагов к нему и, схватив его за грудки, впился в его губы, чем явно застал его врасплох. Целуя его, я чувствовал, что он не отвечал, убивая меня своей трусостью.       Но тут он будто вздохнул и отпустил себя — стал страстно отвечать мне, отчего я готов был петь оду всем богам. Мы целовались жадно, жарко, я обвил своими руками его шею запуская свои пальцы в его волосы, а его руки, обняв мою талию, прижимали меня к нему ещё ближе. А мне хотелось остановить это мгновение навечно, чувствовать его жар, его руки на моем теле, а губы на моих губах. Я чувствовал, как его член стал возбуждаться, упираясь в моё бедро. И я хотел его, хотел почувствовать его тело и слиться с ним воедино, я хотел почувствовать его в себе. От этой мысли я застонал, почувствовав дрожь его тела в ответ на мои стоны: он, также как и я, хотел продолжения, и эта мысль будоражила. Его руки пробирались мне уже под футболку, и я кожей чувствовал его горячие ладони, что ласкали моё обнажённое тело, и моё дыхание участилось, а в голове лишь одна мысль: возьми меня. Я так давно жаждал его, что своё желание произнёс вслух. — Мью, возьми меня, — и лишь на мгновение я увидел на его лице сомнение. Но этого хватило, чтобы моё сердце замерло в испуге, что он сейчас развернётся и покинет мою квартиру навсегда. — Где твоя спальня? — о, это был самый лучший вопрос за мою жизнь. Я понял, что в этой жизни я наконец-то выиграл джекпот. Я взял его за руку и потянул в свою комнату. Как только мы в неё вошли, он решил вести: схватил меня и прижал к закрытой двери, с жадностью припав к моим губам. Я чуть не задохнулся от накрывшего меня сильного возбуждения. Мои стоны уже были несдержанными, отчего его ласки становились более требовательными, а я плавился от них. Но мне хотелось чувствовать его всей кожей, и я начал стягивать с него футболку, он также стал освобождать меня от моей. И, когда наши обнажённые тела соприкоснулись, я испытал сногсшибательный экстаз. Я всё ещё не мог поверить, что он целует меня, ласкает моё тело. Звук расстегивающегося замка на моих брюках окончательно отключил мои мысли, предлагая отдаться полностью этому моменту удовольствия. Его пальцы пробрались ко мне в брюки и обхватили мой возбуждённый член через боксёры, моё тело содрогнулось от волны возбуждения, и я застонал в наш поцелуй. Он начал ласкать его, а мне хотелось большее, острее, смелее.        И я этого дождался: он быстрым движением снял с меня брюки вместе с нижним бельём и, встав передо мной на колени, взял мой член в свои руки. Сделав несколько поступательных движений и освободив мою головку от верхней плоти, слегка лизнул ее, а после он взял мой член в свой рот, чем вызвал у меня громкие стоны. Я наклонил голову вниз, и от той картины, что я увидел, у меня чуть не подкосились ноги. Он с упоением делал мне минет, а я уже кричал от того блаженного чувства, что дарил мне любимый человек. Мне тоже хотелось слышать его стоны и видеть, что ему нравиться также, как и мне его прикосновения. Я потянул его за голову вверх, тем самым прося его подняться. Он подчинился моему желанию, и, как только он поднялся, я пленил его губы, толкнув его в сторону моей кровати. По пути я стянул со своих ног мешающие брюки. Оказавшись возле постели, я толкнул его, заработав удивлённый взгляд. Но я так долго этого ждал, что мне было не до стеснений. Я оседлал его ноги и начал расцеловывать его тело, слыша тихие стоны, что кружили мне голову, но мне этого было мало. Свои поцелуи я стал спускать ниже к шее, плечам, груди, прессу, обводя языком каждый рельеф его шикарного тела. Слыша его стоны, я опустился ниже и потянул его домашние штаны вниз, оставляя его в одних плавках, через которые был виден возбуждённый член внушительных размеров. Боже, вот это агрегат! Надеюсь, я смогу после него сидеть? Но тут я вспомнил, что у меня ничего нет, потому придется обойтись сегодня минетом. С этими мыслями я слегка прикусил его член через плавки, вызвав у него стон. Я был рад ему, но мне хотелось больше. Поэтому я снял последнюю вещь, что мешала мне лицезреть его прекрасный орган и пробовать его на вкус. Он был великолепен, и мне не терпелось его попробовать. Я слегка прикоснулся губами к обнажённой головке, почувствовав его дрожь, и мне это нравилось, мне хотелось увидеть, как он будет кричать от удовольствия. Я провёл языком по всему члену, наслаждаясь его размером, и, дойдя языком до головки, стал погружать его себе в рот, кайфуя от процесса. Посасывая, я наконец-то услышал его уже несдержанные стоны, и от этого хотелось сделать ему ещё приятнее. Стараясь брать его член глубже в рот, рукой я ласкал его тело, слегка царапая своими ногтями. Мы выматывали друг друга, не желая останавливаться, мы не могли насытиться друг другом. И, лишь окончательно устав, мы наслаждались в объятьях друг друга, приходя в себя после сумасшедшего секса.