Снег на моей голове

Папа рыдал несколько дней. Конечно, плакать всё это время он чисто физически не мог, но, стоило лишь сыну показаться на горизонте, слез сдержать тоже не мог. С отцом они привычно друг друга не замечали, хотя и состоялся между ними один не самый, как и всегда, приятный разговор. Отец спросил, что он тут забыл, — он ответил, что не его, отца, это дело. А потом отец лишь поджимал губы при виде него, потому что супруга своего, пару свою, любил до помутнения и, естественно, слез на молодом лице папы терпеть не мог. Но молчал: знал ведь, как сильно омега любит их дитя. Отец, вообще-то, тоже его, ребёнка своего, любил и любил сильно: такая природа у оборотней — но Эдгар это принимать отказывался и, даже если бы принял, ничего бы не поменялось. Сложно было простить отца, который собственноручно, хоть и по глупости, убил пару своего сына, тем самым обрекая на весьма мучительное существование и скоропостижную смерть, которая уже дышала Эдгару в затылок. И Эдгар ненавидел. Из-за отца, собственно, и к папе он всю свою недолгую жизнь относился довольно… пренебрежительно. Он не помнил, когда последний раз говорил, что любит, больше всех на свете любит своего папу. Не помнил, когда действительно уделял папе время, не помнил даже, как родной папочка пах, а теперь, сколько бы ни принюхивался, так и не мог разобрать запаха. Потому что сгнил, уже сгнил изнутри. Не стоило рассказывать папе, что он вот-вот умрёт. Наверное, не стоило, и он не собирался, честно, но… Он так давно не обнимал его, что, стоило лишь почувствовать такое нужное тепло, сдержаться сил не осталось. Эдгар и сам плакал тогда вместе с папой, второй раз в своей жизни, учитывая, что первый был в момент смерти пары. Плакал и рассказывал всё-всё, то самое всё, которое должен был рассказать давно. И папа понял. Гладил нежно его, исхудавшего, обессиленного волка, свернувшегося у папиных ног клубочком. Эдгар не мог — не мог! — отодрать себя от папы. До одури хотелось лишь одного: сдохнуть у этих ног. Но Эдгар был эгоистом всю сознательную жизнь и теперь, одумавшись, понимал: это окончательно убьёт и любимого родителя. Да и отец всё более мнительно поглядывал в его сторону, наверное, уже без шуток подумывая вытурить его нахрен ради счастья супруга, поэтому отодрать себя по крупицам пришлось. Получилось не сразу, но получилось. Эдгар пробыл у родителей неделю. Не-де-лю. Конечно, он жалел об упущенном времени, но эта неделя покрыла всю жизнь. Просто взяла и наполнила воспоминания яркими красками щемящей нежности, заботы и неприкосновенной любви. А ещё прибавила морозящего страха. Потому что действительно жутко стало от понимания того, что выглядел он старше собственных родителей. Но у него оставался ещё и маленький омега Мишель, которому на глаза, как бы ни хотелось, попадаться было нельзя. Потому что малыш Шелли был действительно маленьким, молодым точнее, ему ещё деток предстояло рожать и целая безоблачная жизнь тоже только предстояла. А вот родная стая, заменившая ему семью, о смерти его была в курсе. И вожак, ставший ему старшим братом, и по совместительству муж его малыша, — тоже. На них, конечно, стоило взглянуть, тем более что возвращаться в непривычную жару теперь не хотелось категорически. Как он подозревал, из-за волка, к которому он теперь прислушивался, с которым теперь дружил, несмотря на то что изводили они друг друга почти двадцать четыре года. В общем-то, стоило поискать новое местечко, где он смог бы провести последние дни. Волк, кстати, как оказалось, обожал папу ровно так же, как и он, а отца ненавидел во много крат сильнее. Он отчаянно рвался и драл его изнутри, в дикой ярости брызжа слюной из скалящейся пасти, стоило лишь подумать об отце, а, увидев родственника его глазами впервые, то есть сразу по приезде домой, так стремительно захватил контроль над телом, что Эдгар даже испугаться не успел. И не испугался после, когда отец, окровавленный и изодранный, придавил за холку к полу, утробно рыча над ухом. Разве что за папу, которые вполне мог видеть эту картину, но волк дураком не был — папы дома не оказалось. И он отправился в стаю. Тихо, чтобы Мишель не прознал. Так глупо было и каплю грустно, что Шелли вечно обманывают, вечно что-то скрывают. Глупо было жить в пяти минутах ходьбы и наблюдать за омегой, похорошевшим, счастливым, с блестящими глазами. Глупо, но приятно. Он наконец чувствовал, что прожил не зря. **** — Ты!.. — яростно прошипел рыжий омега, с немаленькой силой хватая его за ворот затрещавшей футболки. — Да как ты посмел, ублюдок?! — Эшли, — предупреждающе рыкнул Морти, пара этого рыжего омеги, мягко сжав пальцы на плече супруга. — Не лезь, — в ответ зарычал тот, стряхнув с себя ладонь альфы, и с поразительной скоростью переключился на него. — Не стыдно тебе?! Не стыдно, сука?! В глаза мне смотри! — тряхнул его с душой и заблестел пронзительной желтизной глаз. — Я тебя урою, тварь! Эшли только и успел замахнуться, как его тут же оттащил супруг. — Отпусти, блядь! Морти! — забрыкался, гортанно рыча, со всей своей силой, но из хватки своего альфы, понятное дело, выбраться не смог. — Чего ты его защищаешь?! Жалко бедного подыхающего мальчика, да?! А моих нервов не жалко?! Морти терпеливо молчал, давая омеге возможность выпустить пар. — Ты хоть представляешь, чего мне стоили твои выходки, а?! — глаза в глаза, отчего всего на секунду Эдгару стало совестно. — Чего они всем нам стоили?! Не-е-ет, тебе же похуй! На всё! На нас, на своего бедного папу и даже на Шелли! По-е-бать! — Эшли, — безмолвно попросил он, когда слова омеги действительно стали задевать. — Ах, ты рот открыл! Так ты это умеешь всё-таки?! Умеешь, сука, и ничего, НИЧЕГО не сказал! — Эшли захрипел, задергался, подавившись собственной слюной, но глаза всё так же пылали праведным гневом, а хриплый голос бил сильнее. — Мы тебя ПОХОРОНИЛИ! Всё! Нет Эдгара Миллза! Эдгар поджал губы, очень стараясь молчать. В конфликт с неуравновешенным омегой вступать не хотелось крайне, тем более что его волк несправедливые обвинения отчего-то воспринимал спокойно. — Что с тобой стало-то, блядь?.. — выдохшись, просипел рыжий, чья нижняя губа уже дрожала. — Сука ты. Сука ты, Эдик! Эшли окончательно сорвался в рыдания, и стало уже не смешно. Потому что Эшли часто творил херню, но вот слезы при нем не лил никогда. Теперь напрягся и Морти, кинув на него, на Эдгара, мнительный взгляд, однако, напоровшись на его полное недоумение, подрасслабился. — Ну, чего ты, малыш? — заботливо зашептал альфа, ослабляя хватку, чтобы заключить мужа в ласковые объятия. — Ты-то… — Эшли натурально всхлипнул, вцепившись в рубашку супруга. — Ты-то какого черта его защищаешь, а? Он же… — Эшли обернулся, пронзительно заглянув ему в глаза, — как сын мне… был… Эдгар не стерпел: кинулся к омеге, обнимая с другой стороны. Морти глянул на него, но, чуть помедлив, отступил, оставляя их одних. Эшли рыдал как ребёнок. Горько и громко, задыхался, бил его кулачками в грудь. А Эдгару уже плевать было, виноват он или нет. Хотя виноват был, конечно. Как минимум за то, что довёл Эшли до слез. Эшли. Омегу, который действительно стал ему заменой папы когда-то. — Почему ты ничего не сказал? Почему? — всё спрашивал рыжик, в очередной раз ударяя его грудь кулаком. — Тебе… действительно плевать? Совсем-совсем, да? — Мне не плевать. На тебя — нет. Никогда не было, — успокаивающе шептал Эдгар, стискивая такого маленького и хрупкого омегу в объятиях. — Что я должен был сказать? Что приехал? Зачем? Ты же сказал: вы меня похоронили. Зачем мне лишний раз трепать тебе нервы, если ничего не поменялось, а? — Не… поменялось? Ты шутишь, что ли? Ты же больше не пахнешь, не пахнешь смертью, Эдичка. Это… ничего? Карие глаза обожгли чувственностью взгляда. Эдгар сглотнул, всматриваясь в них, но так и не нашёл ни капли лжи. — Кто тебя вылечил? Как, Эд? Господи, я так рад… так рад, но… Почему я узнал об этом, случайно приехав к брату? А если бы не приехал? Ты бы так и молчал? — Ты… Эшли, я боюсь, у тебя некоторые проблемы с обонянием, поэтому… — Нет у меня проблем. Зато теперь они есть у тебя, Эдгар. Ищи достойные объяснения, чтобы я смог поверить, что ты действительно не знал об этом. Как придумаешь — звони. Эшли слегка пренебрежительно оттолкнул его и встал, чуть пошатываясь бредя к выходу, к мужу, стоящему за дверью. Кинул на него быстрый взгляд уже в дверях, но больше ничего не сказал. Что он мог сказать Эшли? Это всё еще походило на бред душевнобольного, однако не попробовать он не мог. Байрон, вожак, тоже довольно скептически отнёсся к бредням своего младшего братишки, Эшли, но, по итогу, тщательно обнюхав его, округлил глаза и затаил дыхание. Потому что тоже охренел. Они вдвоём охренели. Не пахло. Смертью от него больше не пахло. Эдгар всё равно не верил. Потому что не бывает так, чтобы неизлечимое вдруг исчезло без причины. Эшли всё ещё дулся, Мишель все ещё был не в курсе его нахождения в стае, папа всё ещё был уверен, что он умирает, и только Морти с Роном, такие же неуверенные в его чудесном исцелении, решили помочь. Помочь ему нажраться. Потому что помощь ему, в целом, и не нужна была, а хорошая компания — да. Слишком давно он не общался хоть с кем-то адекватным. Пил, забивал косяки и вливался в привычный, прежний ритм жизни. Жизни, папу его! Настоящей, всамделишной! Наглый оскал на морде лица рос с каждым днем. Силушка возвращалась, а вместе с ней начинали работу и все органы чувств. Как же было хорошо! Морщинки разглаживались, мышцы крепли, креп и блеск волчьих глаз. И в один день, случайно взглянув на себя в зеркало, Эдгар понял, по кому скучал всё это время. По себе любимому, по уверенному бесшабашенному самцу, освобожденному от любой ответственности. Волку нравилось. Волку нравилось всё. Реально всё. Волк подкидывал ему шальные идеи и желания, которые — о боги! — все как одно совпадали с его. «Вот оно как, оказывается», — в эйфории думал Эдгар, — «когда в ладах со своим зверем» Ведь они были такие одинаковые, такие родные друг другу. Кто был ближе-то? Да никто! Никто не мог понять его так, как собственный волк, и как же это было круто! Они так прочно и быстро слились, сцепились в одно целое, что теперь становилось непонятно, как вообще жить без звериной половины. Именно что половины, половины его души. Хотелось всего и сразу. Его разрывало от энергии и миллиона желаний, которые ещё не пробовал его волк. Эдгар даже мельком подумывал, что нашёл себе пару (в виде внутреннего зверя, естественно). Хотя, какая нахрен пара? Зачем она вообще, пара эта, нужна была, если им было так охуительно вдвоём? И, возможно… возможно, он наконец понял отца. Понял, зачем тот лишил его этой самой пары. Как можно было добровольно нацепить на себя и на волка разом короткую удавку? Как можно было променять целую жизнь на какого-то омегу? Даже если этот омега, к примеру, папа. Эдгар запнулся и похолодел. Волк внутри аналогично вздрогнул и замер. Потому что ради папы… ради папы жизнь можно было положить не задумываясь. И ради Мишеля — тоже. И ради Эшли — да — но… ему ещё одно, персональное счастье в виде чудесной пары не нужно было совершенно. Как бы он ни хорохорился, он так и оставался эгоистичной сволочью, вряд ли способной обеспечить счастье кому-либо ещё, кроме самого себя, поэтому… Пил, забивал косяки и вливался в привычный, прежний ритм жизни, не имея никаких проблем за плечами, кроме того что… Эшли всё ещё дулся, Мишель все ещё был не в курсе его нахождения в стае, а папа всё ещё был уверен, что он умирает. Звонок мерзостно ударил прямо в мозг. Альфа потревоженно замычал, роняя ладонь на глаза, перед которыми плясали причудливые образы. Но образы не пропали, как и звон, который по ощущениям становился всё ближе. Плеча аккуратно коснулась нежная ладошка, и глаза открыть пришлось. Симпатичный блондинчик с невменяемыми, но очень уж сытыми глазками протянул ему телефон, невзначай скользнув ладошкой на его грудь. — Спасибо, детка, — похабно улыбнулся альфа, подтягивая красавчика, трахнутого им ровно пятнадцать минут назад, под бочок. Если бы не веселенькие таблеточки, от которых его унесло в далёкие дали вместе с волком, он бы как минимум расхреначил телефон о ближайшую стену, лишь взглянув на имя звонившего. Но сытый оскал не сходил с лица, а из ванной продефелировал еще один красавчик с выраженной азиатской внешностью, который, бросив на него лукавый взгляд, уже усаживался у него в ногах. — Алло, — слегка прохрипел приятным баритоном альфа, поощрительно погладив темную макушку, принявшуюся за его член. Отец, мгновенно оценив по голосу степень его обдолбанности, гневно просопел в трубку секунд пять, прежде чем заговорить. — Приводи себя в порядок и приезжай. Срочно. Отец шутить не любил, поэтому приехать действительно нужно было. — Буду через два часа. — Час. Эдгар разочарованно цокнул пару раз, прикинув расстояние от городской квартиры до отчего дома, и пришёл к выводу, что времени хватит только на минет. — Ладно. Он не поверил. Ни капли, хотя обоняние вопило ещё на подъезде, а волк уже предвкушающе облизывался. Обоих ведь цепанул: и его, и волка. Сразу. Но Эдгар лишь поморщился, взлетая по ступенькам, потому что в невозможное верить было глупо. К тому же забористыми таблами он обдалбывался уже неделю без передышки, да и фляга у него тоже свистела давно. Всего лишь плод его фантазии, фантомный запах. Хмурый отец встретил на пороге. Подождал, пока он снимет верхнюю одежду, и в его сопровождении вошёл в гостиную, где на диване расположились два омеги. И только тут он понял, что таки не сошёл с ума. И как он мог забыть? Ведь его папочка пах степью, другой, не русской, а той самой, из его воспоминаний о дедушкином поместье. А рядом с папочкой сидел тот, кто как раз источал похожую, но такую другую степь. — Эдик, милый, — подозвал его папа с мягкой улыбкой, — познакомься, это наш родственник с России, Сашенька. Приехал к нам погостить перед свадьбой, на мир посмотреть. Потом ведь, знаешь, как оно бывает: детки, муж и никакого свободного времени — поэтому, пока есть возможность, конечно, надо отдохнуть. Ну, что ты стоишь, сынок? Присаживайся, поздоровайся хоть. А, знаешь, как Сашенька прекрасно знает язык? Есть слегка акцент, но он такой милый! Папочка привычно лепетал за всех сразу. За это Эдгар папочку тоже любил. Можно было ни слова не проронить: папа сам задаст вопрос, сам на него ответит, сам всё всем про всех расскажет. Отец стоял чуть поодаль, внимательно наблюдая за гостем и его, сына, реакцией. Отец прекрасно понимал, что не просто так Санечка к ним пожаловал, и, вероятно, уже был в курсе, что омегу недавно освободили из плена примерно в одно время с его возвращением. — Вот, и мы тут подумали вместе с Сашенькой… Вы же молодёжь, вам вместе держаться надо. Покажешь Сашеньке город, погуляете, развлечетесь. Ты как, сынок, согласен? Заодно познакомитесь поближе, м? Папочка смотрел едва не умоляюще. Папочка хотел, безумно хотел вновь вернуть его к жизни и, наверное, понял, что резкое ухудшение его здоровья было связано с помолвкой Мишеля. Что могло быть лучше, чем подсунуть ему не менее очаровательного ангела-омегу, о котором также должно заботиться? Такая вот хреновенькая имитация. — Хорошо. Саша на него не смотрел, а Эдгар хотел как можно быстрее остаться с омегой один на один, чтобы, наконец выяснить, какого это хрена происходит. Папочка облегчённо выдохнул, засияв счастливой улыбкой. Отец, заприметив эту улыбку, засиял изнутри сам и в конец потерял интерес к чему-либо ещё, кроме супруга. А ему выдыхать ещё рано было. Как же он надеялся, что омега припёрся лишь чтобы поблагодарить!.. До последнего, до последнего ведь хотелось в это верить, хоть и не верилось ни черта, а волк внутри насмешливо фыркал. Ну да, поблагодарить. За секс, наверное. Ага. — Ну… мы тогда пойдём, ладно, папуль? — улыбнулся Эдгар, заключая хрупкого омегу в тёплые объятия. — Идите-идите. Только, Эдик, следи, чтоб Сашенька покушал! И чтоб не переутомлялся, конечно! И по странным местам его не води! — Конечно, — обворожительно оскалился альфа, — удовлетворить желание омеги — закон. — Как ты меня нашёл? — уже выруливая в сторону квартиры, наконец подал голос альфа. Саша на него всё так же смотреть отказывался. Наблюдал пейзаж из окна, высунув туда нос, и молчал. — Увидел в списке приглашенных н-на свадьбу Вашего отца. Случайно. Вы так похожи, что… — Не смей, — поменявшись в лице, угрожающе прошептал альфа с режущей сталью в голосе. — Не смей ставить меня в один ряд с ним. Никогда. Саша вздрогнул и затих. Снова. Эдгар тяжко вздохнул, устало растерев переносицу. Он ненавидел этот ёбаный беспричинный страх, направленный на него, и тогда, в плену, и сейчас. А сейчас-то, блядь, с чего?! После всего, что было?! Серьёзно?! — Чего ты опять трясешься? — Я не трясусь, — пробурчал нахохлившийся еж в его машине, всё так же, словно псина, высовывая мордочку из окна. — Не ёрничай. Я хочу знать, чем я тебя так пугаю с нашей первой встречи. — Я тоже много чего хочу знать. — Я расскажу тебе всё, что пожелаешь, дома. А сейчас, будь так уж добр, ответь на мой вопрос. — Я Вас не боюсь, — хмыкнул омега, бросив на него короткий взгляд. — Не ври. — Я не вру! — Это из-за твоего отца? — Ярких эмоций на лице омега скрыть не смог, не успел. — Я похож на него? Он знал ответ. На старшего Волконского он если чем и походил, так это прекрасной фигурой. Может, ещё и альфьим веянием, но этого явно было недостаточно. Подобным скромным набором обладал каждый второй из волчьего племени. — Голосом… — пробормотал ёжик в окно. — Что? — Голосом похожи. Особенно его тоном. Эти все… приказы. Когда Вы говорите так, я не могу не представлять на Вашем месте отца. Он силился вспомнить голос Волконского-старшего, но не мог. Они разговаривали от силы раза три-четыре, и не то чтобы эти мгновения играли хоть какую-то роль в его жизни. До этого момента. — Хорошо… Допустим. Машина плавно остановилась у ухоженного подъезда новенькой многоэтажки. — Нос обратно засунь — прищемишь, — предупредил альфа со смешком, прежде чем окно поплыло вверх. Ёжик поморщился, но ничего не сказал. Эдгар заглушил мотор, глянул на своего гостя, и вышел первым, чтобы галантно открыть гостю дверь. Он почему-то ждал, что омега заартачится или погримасничает на крайний случай, но тот без промедления принял руку, что приятно удивило. Так, под руку, он и довёл дорогого гостя до квартиры, потому что Саша действительно был дорог. Во всех смыслах. Ребёнок, к тому же омега, к тому же хороший омега, к тому же прелесть как очарователен, к тому же влиятельные родственники, которые без промедления порвут его за эту дорогую тушку… Слишком дорогой. Не для его ненадежных рук. Квартиры в городе у него было две, и в каждой хранилось примерно одинаковое количество личных вещей, но лишь одна была… личной. Именно в ней он по-настоящему отдыхал, лежа в окровавленной ванной с косяком между потрескавшихся, обескровленных губ, в ней орал от нечеловеческой боли во время приступов, когда организм гнил заживо, когда выламывало как наркомана без дозы, кроша кости в мессиво, в ней запирался на недели, выключая всю связь с внешним миром, в ней… жил. Вся квартира пропахлась им, чем-то очень личным. Сюда он приезжал, чтобы быть собой. Наедине. И сюда привёз омегу, далеко русского степного омегу с трогательными голубыми глазами, без труда способными подчинять. Но маленького. Омега был еще слишком мал, чтобы понять это и научиться этим пользоваться. — Чай, кофе? — мимоходом спросил Эдгар, усадив омегу за кухонный стол, который упрямо вылез оттуда и, поморщившись, первым делом пошел открывать окно. — Кофе, пожалуйста. — Дай-ка угадаю. С молоком и без сахара? — Откуда Вы узнали? — У тебя на лице всё написано. Всё, Саша. — Правда? — Правда. Но кофе мы в отеле пили с утра, не помнишь? Эдгар отпустил лёгкий смешок, стоило лишь мальчишке закатить глаза. Глупый-глупый ребёнок. — Вы… изменились. — Правда? — передразнил он, ставя перед гостем горячую кружку, хлебнул из своей и довольно прижмурился, чувствуя, как приятно обжигает пищевод. — Я лет на пятнадцать помолодел за пару недель. — Я заметил. И был очень… удивлён, — омега кокетливо улыбнулся уголками губ, не сводя взгляда с его глаз. — Раньше, правда, Вы мне нравились больше. Как будто… м-м… больше доверия вызывали. — Уж прости, — пожал плечами альфа. — Как добрался до дома? Без происшествий? — Не волнуйтесь, доставили с конвоем, передали из рук в руки. — А дома как? Санечка вяло поморщился, выдавив из себя «пойдет». — Что, отец совсем не переживал? — Не знаю… Но, знаете, когда я появился на пороге, удивлён был сильно. — И что ты ему сказал? — Сказал, что сам сбежал. Эдгар одобрительно кивнул, задумчиво уставившись на чужой кофе. — А альфа твой как? — Да что он? Нарадоваться не мог. Говорит, поседеть успел. — И как? Поседел? — Да кто ж его знает? Он блондин. Эдгар прыснул со смеху, вызывая смешок и у собеседника. — А Вы как? Как Ваше здоровье? Я узнал о Вашей проблеме и… — Санечка слегка замялся, прежде чем поднять глаза. — Сочувствую. — Я выздоровел. — Что? — Выздоровел, говорю, поэтому и молодость вернулась. Не знаю, как и надолго ли эта блажь, но… как видишь, — альфа показательно развёл руками. — Будем надеяться, что навсегда. Саша ничего не сказал. Лишь глаза заслезились, и выдохнул облегчённо, с улыбкой. Внутренний волк довольно забил хвостом, выражая приязнь таким искренним эмоциям. — Я… хотел попросить Вас об одолжении. — Ты за этим приехал? — Да. Свадьбу перенесли на полтора месяца… Врачи сказали, что мне нужно отдохнуть после такого сильного стресса, и… — Ты решил отдохнуть здесь? Саша выдохнул, кивнув с лёгкой улыбкой. — Да. — А я говорю нет. Сегодня же вечером посажу тебя на самолёт до Москвы, и если захочешь вернуться, то, будь добр, прихвати с собой опекуна. — Какого?.. Какого ещё опекуна? — Любого, кто будет тебе нянькой и в случае чего сможет защитить. — П-подождите же! Я взрослый омега — мне не нужны никакие няньки! — Саша… — Эдгар устало растер переносицу, зажмурившись на пару секунд. — Зачем ты сюда приехал? Провести со мной месяцок до свадьбы? Ёжик усердно закивал, вылупив на него искренние глазки. — И зачем оно мне? Об этом ты подумал? Санечка заметно растерялся, недоуменно моргнув пару раз. — Ну, я заплатить могу… — Ты серьёзно? Думаешь, я нуждаюсь в деньгах? — издевательски хмыкнул альфа. — Заплатить ведь можно не только деньгами… — А чем? Телом? Уж прости, но одним петтингом и минетами сыт не будешь. — А если… полностью? — Прекрати, Санечка, хватит. Зачем ты идёшь на такие крайности, а? Это же… неразумно. — Я знаю, — шепнул ощутимо смутившийся и расстроенный мальчишка, — но я хочу, сам. Хочу провести с Вами время и прикасаться к Вам тоже… хочу. Всего хочу. Эдгар страдальчески простонал, скрыв лицо в ладонях. Недоразвитый ежик поражал своей настойчивостью и тупостью! — Нет, Саша. Нет. — Да что Вам сложно, что ли?! — обиженно восклинул омега, подскакивая с места. — Потерпите меня неделю-другую! Я буду Вам готовить, помогать чем смогу и постараюсь не мешать! И сексом с Вами я тоже заниматься хочу! Нормальным! Пожалуйста! Вы же знаете: после этого мы больше никогда не увидимся! Волк польщенно зафыркал внутри. Так за них еще ни один омега не держался. А уж такой холеный… Конечно, льстило, тем более что предложение было больше выгодно ему, чем самому недоразвитому дельцу. — Хорошо, — выдохнул он, плюнув на всё и вся. — Чт… Правда?! Вы согласны?! — вмиг просиял юноша, усаживаясь обратно. — А где мы будем жить? Здесь? Здесь довольно мило и пахнет только Вами. Мне нравится. А, и ещё… насчет того самого, ну… я хотел попросить Вас, чтобы, пока я здесь, Вы занимались этим только со мной. Боже… Сколько смелости было в этом маленьком волчонке… И странно так было что, несмотря на то что любое давление в его сторону его бесило, более чем навязчивый персонаж почему-то не раздражал. Он знал, откуда такая бесшабашная просьба. Знал, почему ежонок бесконтрольно морщил носик и выставлял его по ветру. Оба этих явления были прямо связаны, между прочим. Учитывая, что из постели он не вылезал вообще третий день… Да, наверное он пах не слишком приятно, хоть и принял лёгкий душ перед отъездом. — Чем от меня пахнет? Санечка слегка растерялся, но таки ответил: — Омегами. — И сколько их было? — Много… — А точнее? — Д-девять? — Во-от. Давай, умничка, расскажи мне, в течение какого максимального времени запах этих омег может держаться на мне. — Один… день. — Ну вот, Санечка. Видишь, какой ты умненький мальчик? Ни на какие мысли тебя это не наталкивает? — Вы извращенец? — Ещё какой, детка, но я говорю не только об этом. Девять омег, Санечка, за 24 часа. С твоей стороны более чем оптимистично думать, что я довольствовался по одному разу с каждым. Ты все ещё считаешь, что сможешь удовлетворить меня в одиночку? — Смогу, — не особо уверенно, но твердо выдавил из себя мальчишка. — Н-да? И не страшно? — Я Вас не боюсь. — А не меня бояться надо. Что будет, когда обнаружат, что ты больше не целка, м? — Я… проконсультировался по этому вопросу. Эдгар не смог сдержать смешка. — С кем? — М-м… знакомые, — беспечно отмахнулся омега. — В общем, я выяснил, что если делать это в презервативе, то запах не поменяется. — Ты серьёзно? — Да. Вы просто, как и в прошлый раз, не должны касаться меня своим… запахом. Эдгар полуутвердительно промычал, впав в легкую задумчивость. Что теперь делать с омегой — он все ещё не понимал. Трахать мальца он тоже не собирался. Вроде. Пока что. Вообще касаться мальца сверх меры не хотелось, не хотелось пачкать, поэтому… Что там по списку? Достопримечательности? Парки, музеи, галереи? Может, в театр сводить. Он как раз недавно слышал, как стайные омеги щебетали что-то о новомодной модерн-супер-инклюзив-лакшери постановке… Или в цирк! Точняк — дети же любят клоунов! Правда, малыш Шелли всегда при их виде плакал, но… это же скорее исключение. — Я готов! — псевдоуверенно донеслось подрагивающим голоском. — М? Эдгар поднял глаза, рассеянно оглаживая пальцами бок кружки, и на пару секунд замер. А следом слегка приподнял брови в вопросе, усилием воли давя волка, захлебнувшегося слюной. — Я говорю, что… — Санечка, кажется, лишь больше смутился под его взглядом, замялся, кусая губы, — готов… Санечка явно ожидал от него другой реакции. Ожидал, что он сразу набросится на подростка и будет делать все эти свои извращения. Он бы так и сделал, честно, но Санечку, смущенного, слегка дрожащего в чем папа родил посреди его кухни, до одури хотелось подразнить. Потому что извращенцем Эдгар как раз таки был махровым. — Готов? — переспросил альфа. — К чему? — К… к сексу, — в край обессиленно проблеял омега. — Вы же… хотите? — Ну… не знаю. Саша побледнел, явно скатываясь в панику. Волк внутри забил хвостом в предвкушении. Наблюдать за мнущимся обнажённым красавцем при свете белого дня нравилось им обоим слишком сильно. Нравилась невинная зажатость, нравились округлые бедра и аппетитные ляжки, нервно трущиеся друг о друга, нравились торчащие соски нежного цвета, нравился мягкий светлый пушок на лобке, который так и манило облизать, зарыться в него носом и легонько потянуть за тонкие волоски зубами. Но Саша сделал шаг вперёд раньше, чем он ожидал, обернув в руины все его планы. Эдгар недовольно цокнул. Глаза. Его выдали загоревшиеся истошной желтизной глаза и, конечно, совсем не платонический взгляд. — Вы меня хотите, — утвердил омега интимным шепотом, оперевшись ладонями на его плечи. Не стерпел. Он вновь не стерпел, попав в плен трогательных голубых озер. Коротко зверино рыкнул, дернув мальчишку на себя, и вжал его в себя тесно-тесно, ткнувшись носом в шею. Задышал ртом, потому что повело. Малыш пах-пах-пах для него и уже начинал возбуждаться. Розовые нежные щеки тоже хотелось облизать, и Эдгар не видел причин себе в этом отказывать. Санечка слегка поморщился с непривычки таких ласк, но запротестовать не решился. Альфа довольно заурчал и тут же нырнул носом под мышку. Санечка лишь охнул, затаившись, когда он принялся вылизывать и там. Волк в точности повторял его урчание, втравливая в мозг яркие образы того, что хотелось сделать с омегой, а потом словно что-то щелкнуло, и их образы сошлись. Точь-в-точь. И никаких сомнений. Вздернуть мальчишку на ноги, чтобы упёрся ладонями в стол, оказалось секундным делом. Эдгар глянул на бойко пружинящий о живот членик и глубоко вдохнул запах смазки. Сжал легонько спереди и, стоило омеге приятно поддаться, толкнувшись навстречу, скользнул ладонями на аппетитные бедра. Как же приятно оказалось сжимать пухленькие бедрышки и ляжки! Санечка был маленьким и хрупким, но ни в коем разе не худощавым. Санечка уже был взрослым и имел все чудесные формы взрослых омег, от взгляда на которые поджимался низ живота. Вновь выстроенные планы полетели к ебеням, но ни он, ни волк не расстроился. Потому что хотелось всего и сразу, а в идеале просто сожрать развратного девственника, начиная вот прямо с бедрышек. Трахнуть и сожрать. Член ощутимо дернулся, и дало куда-то в мозг. Невыносимо, блядь! Ещё ни разу добыча и объект для траха в восприятии не смешивались. Он слышал что-то про оборотней людоедов где-то в Африке, но то были людоеды, а не каннибалы. А жрать этого омегу хотелось ни хера не в переносном смысле. Тоненькое «ай» чуть не заставило кончить. Альфа, тяжело дышащий, обнаружил багровый укус на нежной внутренней стороне бедра и себя, намеренно втиснувшегося лицом между восхитительных ляжек. Вылезать оттуда не хотелось страшно, но пришлось. Омега, хорошенько возбужденный, всё ещё стоял и с интересом смотрел на него, обернувшись через плечо. — Больно? — хрипловато спросил альфа, легонько проведя подушечками пальцев по свежему укусу. — Уже… нет. — Блядь, — несдержанно выругался он, вновь убитый этими глазами. Побелевшие пальцы сами по себе вцепились в не менее роскошные ягодицы, раскрывая всего маленького Санечку прямо перед его лицом. Эдгар натурально застонал в унисон удивленному стону омеги. Вязкая смазка крупными каплями срывалась вниз, вынуждая сердце сжиматься. Жалко было даже капли, потраченной зря. Он инстинктивно подставил язык под следующую каплю и с удовольствием сглотнул. Омега сверху, наблюдающий за его действиями, неровно вздохнул. Большой палец сместился, оглаживая слегка приоткрытую, скользкую дырочку и мягко надавил, проникая сквозь плотное кольцо. Санечка захлебнулся воздухом, недвусмысленно выпячивая попку в его лапы. Эдгар убрал палец, ласково целуя копчик, и, слегка отстранившись, поднялся на ноги. — Когда ты последний раз играл с собой? — Я не… — Когда, Саша? Санечка вожделения во взгляде не скрывал. Чуть помялся приличия ради, но желание продолжить явно победило смущение. — Вчера, — опустив глаза, шепнул омега. Эдгар обманчиво пожурил, пару раз цокнув для красоты момента. Слегка навалился на мальчишку, вдавливая тазовыми косточками в край стола, зафиксировал лицо омеги за подбородок левой рукой, а правой вновь скользнул в ложбинку меж влажных ягодиц. — И к каким размерчикам ты привык? Три пальца, сложенные лодочкой, с хлюпом вошли внутрь, вырвав вскрик из груди мальчишки. Альфа слегка подвигал ими, оценивая степень растянутости, но угадал верно: если больше и влезло бы, то явно не намного. Медленно потянул назад, прислушиваясь лишь к дыханию омеги, и плавно загнал обратно. Санечка шумно выдохнул, бросив на него жаркий взгляд из-под ресниц, и слегка повёл попкой, давая зелёный свет на более активные действия. Эдгар склонился пониже, боднув носом аккуратненький носик, слегка потерся о него, из-за чего мальчишка задрожал, — волчьи нежности — и всё быстрее задвигал пальцами, имитируя толчки. — Ну так? — настойчиво переспросил, слегка поколебав вязкую негу, куда постепенно проваливался его партнёр. — Чуть… чуть б-больше, чем пальцы, но меньше, чем Ва-а-аш… Санечка застонал. Чувственно, нежно так, что сорвало все клапаны. Он трахал его пальцами не щадя, до самых костяшек, и в который раз убеждался, что омега действительно слишком давно нуждался в члене, слишком хорошо знал свое тело и давно научился кончать быстро и ярко от одних лишь ощущений сзади. Он чувствовал, чувствовал, что вот-вот, но пару раз намеренно срывал оргазм, а потом, стоило лишь омеге привыкнуть к облому на краю, медленно распрямился и ощутимо приподнял омегу на одних лишь пальцах, входя максимально глубоко. Санечка пытался вдохнуть и не мог. Член несколько раз сухо дернулся и начал выплескиваться крупными порциями за раз. Носочки еле-еле касались пола большими пальцами, а внизу живота по ощущениям всё мгновенно сжалось в одну сплошную судорогу без конца и добивало менее сильными, но не менее приятными судорогами после. Эдгар смотрел в плывущие от удовольствия глаза и контролировать себя не мог. Он потянул пальцы назад, ощущая, как судорожно сокращается всё там, внутри, от малейшего движения, и вновь хорошенько засадил пару раз напоследок, чтобы Санечка наконец вернул себе способность дышать и чувственно вскрикнул. Больше он терпеть не мог. Судорожно расстегнул ремень, ширинку и, стянув трусы с джинсами до середины бедра, крепко стиснул себя скользкой от смазки омеги рукой. Санечка глубоко дышал, наблюдая за ним, но касаться не решался. И правильно, честно сказать, делал, потому что он был уже на грани. Кончил со стоном себе в кулак и привалился к костлявому плечику лбом. Прохладные пальчики огладили спину, лопатки, скользнули в волосы и ласково почесали за ушами. Эдгар снова застонал, подставляясь под ласку. Саша тихонько прыснул со смеху. — Чего там такого смешного? — лениво спросил альфа, даже и не думая двигаться. — Вы. Вы очень милый, — звонко рассмеялся подросток, сверкнув ямочками на по-детски кругленьких щеках. Лёгкий смех оказался до ужаса заразителен, поэтому вскоре Эдгар смеялся и сам. — Пойдём в цирк, — прищелкнул языком Эдгар. — Что? Курить хотелось страшно — рот занять было нечем. Он искал варианты, куда бы умыкнуть так, чтобы его милый гость ничего не заподозрил, но все они были дикие. И тупые. — В цирк, говорю, пойдем? — Вы смеетесь, что ли? Какой цирк? Да — смешно получалось. Мыкаться как школоте по всем углам или в туалете, как делал это недавно, желания не было совершенно. В конце концов, он взрослый альфа, и это его квартира! Эдгар рывком поднялся с постели, где они валялись вдвоём с утра после завтрака остатками вчерашней пиццы, и, пошарившись в тумбочке, достал искомое. Как же круто стало с первой тяги! — Цирк — это хорошо, Санечка, — открывая окно, бормотал альфа. — Или ты клоунов боишься? — Вы бредите, по-моему. — Ну, если боишься, не пойдём. Пошли тогда на спектакль сходим. — Спектакль? — Да. «Всунуть или умереть». Как-то так, вроде, — и, видя крайней степени недоумение на лице омеги, проникновенно добавил: — про любовь. — Не хочу я на такой спектакль! Эдгар понятливо кивнул. Про любовь, значит, не пойдёт. — Давай тогда на трагедию. «Бедный Лиз» называется. — Кто? — Лиз. Ну, это про омегу, который бедным лизал. Не помню уже зачем, но в конце он прыгает в реку. — Боже мой… — Согласен. Жалко парня. Мишель никогда до конца не досматривал, он уже на моменте лизания плакать начинал и просил отвезти его домой. — Вы надо мной… издеваетесь, да? — жалобно спросил омега, заглянув ему в глаза. — Или Вас из-за этого так прёт? — М? Из-за курева? — Да. Это же наркотики, я правильно понимаю? — Ну да. — И Вы не боитесь? — Чего? — От них же с ума сходят. — Я похож на сумасшедшего? — слегка вздернув брови, усмехнулся альфа. — Немного… — Да ладно тебе, волчья регенерация быстро выводит эту дрянь из организма. Поэтому курить приходится часто и что-нибудь позабористей. — И… давно Вы так? — Лет двадцать уже. — Сколько?.. Это… как? — Ну, ты же знаешь про мою «болезнь». Пары я лишился в четыре года, а дальше… — Эдгар тяжко вздохнул, потушив окурок о ладонь, — дальше были приступы двух видов: либо волк захватывал контроль над телом, впадая в бешенство, либо намеренно убивал меня изнутри. Так вот, во втором случае… Думаешь, вожак мог смотреть, как ребенок сам себе ломает кости? И он приучил меня к травке, потом к таблеткам, а потом… Да неважно, в общем. — Это же аморально. — Зато я мог жить полноценной жизнью. За это я ему благодарен по гроб. — Но Вы теперь… зависимый, — потрясенно прошептал малыш. Эдгар прыснул со смеху, заботливо пригладив светлую макушку омеги. — Это несмешно… — Я не зависимый, Санечка, мне просто это нравится. — Да что Вы мне рассказываете? Все зависимые так говорят! — Не все. У волков одна зависимость — это пара, и каждый поголовно эту зависимость не то что признает, а даже хвастается. — Так бросьте! Что Вам сложно, что ли? Просто возьмите и бросьте эту дрянь! Эдгар глянул на обнаглевшего мальца и не выдержал: таки заржал. — Ничего тут смешного нет! Бросьте эту дрянь, я Вас умоляю! — А что мне за это будет? — Светлое будущее! Этого мало? — И где гарантии, что оно будет светлым? — издевательски усмехнулся альфа, качая головой. — Жидковаты козыри, Санечка. — Тогда скажите, чего Вы хотите. Ну, что-нибудь, что я в силах сделать. — М-м, хорошо. Давай так: я бросаю употреблять, а ты едешь домой, к своему альфе. Эдгар выпытывающе заглянул ровно в голубые глаза. Те всколыхнулись слабой волной, заставив сердце ёкнуть. — Н-но… — Что «но»? Санечка замотал головой, расстроенно поджав пухлую нижнюю губу, и опустил взгляд. — Вы правда-правда бросите? Навсегда? — Да. — Т-тогда… ладно. Я согласен. Омега тихонько шмыгнул носом, и Эдгар заметил одинокую слезку, скатившуюся по нежной щечке. Бля-а-а-ад-дь! Ну как?! Как можно было прогнать этого малыша, а?! Ведь влюбился в него этот малыш искренне и по самые уши! — Ну-ну, ёжик, не плачь, — заключив омегу в ласковые объятия, пробормотал он. — Не надо никуда уезжать, я пошутил. — Я не еж! И не надо меня утешать! — больше для вида взбрыкнул ёжик. — Надо, еще как надо. Я довел тебя до слез. И пошутил неудачно, поэтому… Оставайся, ладно? Я никуда тебя не выгоняю. — Нет! Тогда Вы не бросите! Эдгар тяжко вздохнул. Обманывать Сашу не хотелось, но… детей ведь постоянно обманывают. — Брошу. — Вы думаете, я идиот? Вы мне сейчас это скажете, а, когда я уеду, опять начнёте! — А, если уедешь сейчас, думаешь, не начну? — Не начнёте, — Санечка трагично всхлипнул. — Вам будет стыдно. Альфа призадумался над словами омеги, не уловив связующую нить, а потом уловил. И понял, что омега чертовски прав. — Но ты же так хотел побыть здесь подольше, м? — Да какая разница? — отмахнулся мальчишка, выбираясь из его объятий. Сел на постели, сглотнул и поднялся. — Такое нельзя сравнивать: всего лишь мое желание и Ваша жизнь. Он подорвался мгновенно. Сгреб этого маленького омегу, компактно уложил в своих руках и прижал тесно-тесно, чтоб дернуться не смог. — Ты идиот, Саш, идиотина. Боже, какой же ты идиот, а! Не понимаешь, что ли?! — прикрикнул прямо в лицо. — Что ты делаешь, а? Ну что?! У тебя миллион возможностей впереди, и ими надо — слышишь?! — пользоваться! Кайфуй от всего, делай, что хочешь сам, иначе не жизнь это получается! Какой смысл в жизни, если она не приносит удовольствия?! Хочешь быть со мной — будь! Хочешь трахаться — пожалуйста! Я тону в твоём очаровании! Хочешь, чтобы я бросил, — я брошу! Без шуток, Саш. — Я… поэтому в Вас влюбился. За то, что Вы говорите мне такое. Эдгар вяло усмехнулся, уткнувшись носом в стройную шею. — И я знаю, что Вы меня не любите. И не полюбите. Просто… я бы хотел быть счастливым хотя бы месяц своей жизни. — Я знаю. Эдгар несдержанно простонал. Стон вышел бы утробным и долгим, но получился лишь мычанием (не менее довольным), потому что рот был банально занят. Санечка внимательно наблюдал за ним, сидя напротив и тихонечко жуя. Волновался, ожидая реакции. — Господи, как давно я не ел домашней еды. У тебя золотые руки, детка, я серьёзно. Было вкусно. Было действительно очень вкусно, и для простой пасты это было удивительно. Он жрал как не в себя уже вторую тарелку и понимал, что, как ни хотел не эксплуатировать омегу, эксплуатировать будет. Блядь, да как можно было отказаться от подобного?! Такой завтрак спокойно заменял хороший секс, и не только потому что был нереально вкусным. Внезапно открывшийся каннибализм никуда не пропал. У него натурально, без шуток, текли слюни на омегу. Звучало это ебано, а ощущалось ещё хуже. Конечно, было страшно, но Эдгар умел себя контролировать. Наверное. В любом случае, стряпня волчонка пахла им, и — о-блядь-боже-ты-мой! — извращенным удовольствием прошивало всё тело. Стоило отметить, что наслаждение не несло в себе ни капли эротического подтекста, то есть… добыча же. — Вам правда нравится? — зашебуршился от похвалы омега, перебивший в процессе готовки треть всей посуды в его доме. — Безумно. Кто научил тебя этому? — Папа. Он всегда говорил, что путь к сердцу альфы лежит через желудок, — Санечка слегка пожал плечами и улыбнулся. — Добавки не хотите? — Нет, солнце, спасибо. Как бы мне ни хотелось, лучше не стоит, иначе я в конец разленюсь и будем целыми днями валяться и смотреть телек. — Это плохо? — Конечно. Я много чего тебе хочу показать. — Правда? — улыбка, которую выдавил омега, ему не понравилась. — А я бы лучше… дома посидел. Вряд ли Вы сможете меня чем-то удивить. — Да ладно тебе. Не понравится — поедем домой, я не против. Я не повезу тебя по всем этим скучным местам, куда обычно ходят омеги. — Но Вы предлагали мне в театр. — Тогда я ещё не знал, что ты сыт им по горло. И я предлагал тебе в цирк! Саша слегка замялся, но ответил: — Мне нельзя в цирк. Когда я вижу всех этих зверушек, единственное, что мне хочется, так это догнать их и съесть. Эдгар пару секунд удивлённо смотрел на мальца, а после рассмеялся в голос. Саша так явно смущался своей природы, что даже опустил глаза. — Так это ж хорошо, чего ты? Я и не думал, что ты тоже это чувствуешь. Обычно у омег инстинкты послабее, а ты, считай, уникум. Слушай!.. — альфа осекся, пожевав губу, и бросил быстрый взгляд за окно. — Снега, конечно, навалило, но, в целом… Пробьемся. — Куда пробьемся? — удивленно спросил омега. — Секрет! Иди-ка переоденься во что-нибудь удобное, ну, чтоб снимать легко было, и поехали. Хотя… — Эдгар осмотрел парнишку, сидящего в лёгких шортиках и футболке, и удовлетворенно хмыкнул, — так тоже пойдёт. Поехали! — П-подождите! Я не выйду так из дома! Это неприлично, некультурно и как минимум глупо! На улице минус и снега гора, о чем Вы вообще? — Бо-о-оже, да какая разница? Замёрзнуть — не замерзнешь, ты же не человек. А про приличия вообще не заикайся: выглядишь ты чудесно, тем более, если тебя это всё-таки волнует, мы на машине — никто тебя не увидит. — Н-но… Саша явно к такому не привык. Альфа от души улыбнулся, утаскивая малыша под локоток. Сам напялил тому кроссовки на ноги, накинул свою куртку на худые плечи и, обувшись, уже закрывал квартиру. Санечка боязливо покосился на улицу, когда они добрались до первого этажа, но он тащил усердно. А потом Санечка совсем затих и расслабился. Словно прислушивался к чему-то, но не противился. — Это… удивительно! — потрясенно выдохнул омега, уже сидя в машине. — М? — Вы представляете? Не холодно! Мне не холодно! — А что тут удивительного? Минус пять на улице. — Вот… вот это и удивительно! — Ты не знал, что ли? Ну, что оборотни практически не мёрзнут. — Так это альфы! — А чем омеги отличаются? Нет, может, вы, конечно, более чувствительны к холоду, но не намного. — А я… одевался всю жизнь. Отец говорил… Да неважно, в общем. И жених мой тоже меня вечно во всё подряд заматывал. — Чем больше на тебе одежды, тем меньше ты привлекаешь внимание, — Эдгар оценивающе оглядел мальчишку, утонувшего в его косухе, и довольно усмехнулся. — Хотя это не твой случай. — На что это Вы намекаете? — Я не намекаю — я говорю прямо. Ты красивый, Саша, ты очень красивый омега. — Вы мне льстите, — ни каплю не тронуто отбил малец. Эдгар удивлённо приподнял брови, охренев от такого поворота. — Я симпатичный и не слепой. Красивым я был раньше, а за последние лет пять… — Санечка забито поморщился, — не знаю почему, но я набрал вес. И это полнота никуда не уходит. Он охренел. Просто охренел. Потому что фигура у Санечки была на редкость божественной. Даже красавец Эшли — уж насколько сексуальный омега! — в плане фигуры в этом случае проигрывал. У Эшли она была идеальной, истинно-омежьей, со всеми прилагающимися формами. Но Эшли был слегка высоковат и слегка подкачан, что никак его не портило, однако… — Где, говоришь, у тебя лишний вес? — просипел альфа, даже голос потеряв от шока. — А Вы не видите, что ли? У меня ж задница огромная, а ноги вообще жирные! Повезло, что хоть живота нет! — О боги… — мольбенно прошептал Эдгар, на секунду прикрыв глаза. — Да, я… знаю. Я вообще был удивлён, что, ну… смог Вас возбудить. Лёгкое возбуждение, шалившее в крови постоянно с самого появление этого омеги в его жизни и лишь усилившееся за счёт совершенно непотребных шортиков, спало на нет. Полностью. Полностью перекрытое желанием убивать. Эдгар стопорнул у обочины и буквально вывалился из машины, хлопнув дверью. Выпавший только вчера снежок, стал спасительным. Он от души растер его по лицу и ещё за шиворот себе закинул. Ярость сжигала не только его, но и волка. Волка, что был раздражительнее и бесцеремонней. Волка, что не видел преград в том, чтобы вырвать хребет сраному Волконскому-старшему и не менее сраной паре Саши. Да, бля, как?! Как так получалось-то?! Каким уёбком надо было быть, чтобы специально занижать самооценку любимого?! Это же!.. Это же!.. Сзади порывисто обняли. Он замер. Замер и волк, когда в нос дало кружащей голову степью. — Что с Вами? Вам плохо? Вы злитесь на меня? — взволнованно зашептал омега, тесно прижавшись к его спине. — Простите, если я Вас обидел. Может, конечно, Вам нравятся, ну… в теле. И в этом нет ничего плохого! Просто я… я бы хотел другую фигуру. — Саш… — альфа сглотнул, силясь подобрать слова в мгновенно опустевшей голове. — Ты сможешь мне безоговорочно поверить? Не так, чтобы сказать мне, что поверил, а действительно поверить, как с тем, что ты не мерзнешь. Только без доказательств. — Конечно. Вы же никогда не обманываете меня… да? — В таких вещах — да. Так ты обещаешь? — Обещаю. Эдгар развернулся, плюхнувшись задницей в снег, и утянул мальчишку на свои колени. Саша внимательно следил за ним, видно, гадая, что это за страшная правда. А он обхватил ладонями точеное личико и заглянул в бездонные озерца. — Ты очень красивый. Очень, Санечка, очень, очень, очень. Безумно просто. Я никогда не видел такой сексуальный фигуры, как у тебя. — Санечка затих, во все глаза смотря на него. — Знаешь, что всем альфам от омег надо? Задница. А у тебя она роскошная. Я бы добавил тебе ещё несколько килограмм, но это у всех омег так. До первой беременности гормональный фон несколько… не нормирован, поэтому вы такие худощавые, а потом… Мне страшно представить, насколько соблазнительным ты станешь. Там даже метка не спасёт — изнасилуют. Саша выглядел так ошеломленно и так трогательно, что он не выдержал. Поцеловал слегка приоткрытые в удивлении губы в их уголок и уткнулся в стройную шейку. Жилка на шее подскакивала в безумном ритме, с головой выдавая переживания омеги. Эдгар нежно накрыл её губами и чуть не кончил, подсознательно проведя ассоциацию с добычей, чья кровь так же бешено стучала в жилах, когда он смыкал мощные челюсти. Волк этим извращенным (даже по его, Эдгара, меркам извращенным) желаниям тоже был подвержен. И, к счастью, тоже понимал всю анормальность сего явления. Но всё равно получалось ебано. — Поцелуйте меня, — донеслась тихая просьбая, выбившая из колеи. Он поднял голову, заглядывая в пленящие глаза, и больше не сомневался. Лёгкие сжимались от недостатка кислорода, они всё так же валялись у обочины по уши в снегу, но оторваться от губ друг друга не могли. И показалось, что холодно больше никогда не будет. Валялись они так долго, действительно долго, пока губы у обоих не распухли и не покраснели до той степени, что целоваться стало тупо больно. Смеялись, загружаясь обратно в машину, а потом поехали домой, где он утащил омегу в горячий душ и быстренько передернул оба члена. Трахнуть Сашу, конечно, хотелось, но и оставить малыша чистым тоже очень хотелось, поэтому, пока тот не настаивал, он его и не трогал. Ну, старался не трогать. Санечка слегка смущался прямых взглядов, но он видел: поверил. Действительно поверил и теперь не знал, что с этим делать. Он бы тоже не знал: плакать или радоваться. Его слова про насилие ни шуткой, ни лестью не были. Любому омеге безопасно только в стае, в нормальной стае. А московская стая была слишком… городской. Некоторые омеги даже в лесу ни разу не бегали. Никаких поселений в лесу тоже не было. Про лес, наверное, и глубокую связь с ним, так ценимую оборотнями, знали только альфы. Изнасилуют — без вариантов. Рано или поздно, но изнасилуют, особенно с такой парой, которая даже не рыпнулась, чтобы вытащить своего омегу из плена. Думать обо всем этом не хотелось. Жалко было мальчишку, но помочь он не мог. — Поехали! — Куда? — оторопело спросил омега, совершенно не желающий подниматься с дивана. Они оба полчаса назад объелись божественной стряпни Санечки, который за пару часов у плиты забил холодильник сытными блюдами до отказа, и теперь удобно валялись на диване в обнимку, залипая на старую комедию. — Туда, куда не доехали вчера. — О… Может, завтра? Эдгар очень хотел поддаться юному соблазнителю, тем более что на данный момент и сам ещё не наскреб сил подняться с того самого дивана или хотя бы выпустить хрупкого юношу из объятий. Хотел и поддался бы в любой другой ситуации, но нынешняя зависела от погоды. От снега, которого вечером обещало навалить еще столько же. — Надо сегодня, — лениво вздохнул альфа, наконец поднимаясь всё так же с Санечкой в объятиях. И потащил. Все так же в шортиках и его косухе. Сначала до машины, а потом из неё посреди пустой трассы. — Раздевайся. — Что? — Раздевайся, говорю, и перекидывайся. По лесу побегаем, в снег позарываемся, — добродушно оскалился альфа, с особым удовольствием предвкушая небольшие волчьи игры. Волк также предвкушал и нетерпеливо бил хвостом, игриво поскуливая в сторону омеги. Погнать малыша, ласково куснуть за хвост, чтобы поддразнить, а потом, набегавшись, завалить в снег и вылизывать узкую мордочку. А потом снизу вверх по животу и груди широким языком, чтобы цепануть твердые горошинки сосков. А потом сомкнуть аккуратно челюсти на стройной непомеченной шейке и подтащить под себя, подмять. А потом вылизать там, под хвостом. А потом… — Я не хочу, — тихонько запротестовал малыш, затравленно глянув на него. Эдгар хмыкнул. — Хочешь-хочешь. Просто ещё не знаешь об этом. Схватил мальца за шкирку, затащил обратно в машину и раздел сам под испуганным взглядом начинающего дрожать подростка. — Обращайся, — заявил он приказным тоном, лишь глаза закатив на не менее испуганную мордашку, — иначе будешь стоять голым на обочине. Санечка быстро записал его в насильники. Он против особо не был. Репутация его давно была ни к черту, зато своих целей он обычно добивался отменно. — Быстрее, Саш, — уже раздеваясь сам, хмыкнул альфа. Омега лежал под ним, дрожащий, запуганный насмерть, и смотрел на него очень жалко и как-будто бы неверяще. И, наверное, таки не воспринимал его слова всерьёз. Эдгар улыбнулся ласково, уже полностью голый, глянул на пустую трассу и вылез на обочину вместе с мальчишкой на руках. Санечка тут же взвизгнул, мгновенно меняя испостась и срываясь в лес. Он спокойно закрыл машину, вытянулся, прохрустев косточками и плавно перекинулся. Далеко омега не ушел: схоронился в снегу метрах в пятидесяти вглубь и настороженно наблюдал за ним. Волк довольно оскалился внутри, и они оба медленно двинулись за омегой. Тот сидел до последнего, видно, надеясь, что его не заметят. Однако в считанных метрах вдруг подскочил и дал стрекоча. А Эдгар только этого и ждал. Волк отсчитывал секунды на фору. Пять, десять, двадцать… Омега не был таким уж слабеньким, но леса не знал, а в снегу просто утопал. Минута. Альфа сорвался следом, азартно выслеживая добычу тире объект траха. Волк внутри кончил просто. Им слишком нравилось в лесу, слишком нравился мягкий рыхлый снег под лапами и догонять омегу, глупенького, но невероятно соблазнительного, тоже нравилось слишком сильно. Минута. Минута потребовалось, чтобы догнать. Малыш выбился из сил, заплутал, запутался в собственных лапах под влиянием страха и по неосторожности свалился в нору, покрытую снегом, откуда вылетела встревоженная куропатка. Один прыжок и куропатка уже в зубах. Он заглянул в норку, откуда скулил волчонок, и, бросив птицу в снег, вытянул того за шкирняк. Санечка весь сжался, упав на брюхо, и умилительно накрыл мордочку лапами. Он, радостный как идиот, подтащил куропатку под тонкий светло-серый нос, но омега лишь вздрогнул. Волк этого не понял. Волк считал, что ничего ценнее, чем прокормить своего омегу, нет. Догнать, поймать добычу, показать, что он сильный, что он хороший охотник, что от него лучшее потомство. Не нравится? Мало? Может, куропатка — это и не слишком солидно, однако изловить её зимой — большая удача. Альфа тонко заскулил, толкая носом чужой нос. Санечка боязливо глянул на него и, наверное, не уловил никакой угрозы. Эдгар довольно оскалился и закружился вокруг него, подталкивая птицу всё ближе к растерянной мордочке. Но омега кушать её не хотел. «Ешь», — ментально сообщил он для недогадливых. Санечка вздрогнул, удивлённо глянув на него, но ответил: «Нет» «Почему?» «Она же… сырая» Эдгар не выдержал: перекинулся. В обороте он был более подвержен желаниям волка, а волк в данный момент готов был сделать всё, чтобы заполучить расположение омеги, чтобы тот наконец попробовал его дары. Волк уже гнал его куда-то в тундру за северным оленем, потому что куропатка, видите ли, блядь, не солидно. Омега зачем-то перекинулся вслед за ним. — Съешь её, а? — попросил Эдгар, максимально умоляюще смотря в сторону волчонка. Тот упрямо помотал головой. — Пожалуйста, хотя бы кусни. — Она сырая и… с перьями этими. — Ты же волк, Саш, это нормальная еда. Она и должна быть сырой. Санечка снова замотал своей светлой головушкой. Волк от такого пренебрежительного отношения умер, впал в глубокую депрессию и со всей дури погнал его в сраную тундру. — Да какая тебе разница-то?! Возьми и укуси! Змею мы, блядь, жрать не стесняемся, а птицу не хотим! — Ну, — Санечка кокетливо стрельнул в него глазками, — а Вы можете отвернуться? — Зачем? — Это же… некрасиво как-то. Я хочу, но при Вас стесняюсь. — То есть если я отвернусь, ты её съешь? — Да. Эдгар мысленно покрутил пальцем у виска, перекинулся и плюхнулся задницей в снег, отвернувшись от малолетнего идиота. Волчонок потоптался лапами по хрустящему снежку, продрал ему спину взглядом и вдруг с жадным урчанием кинулся к тушке. Волк умер ещё раз, но уже от восторга. Санечка кушал с на редкость завидным аппетитом, урчал, рвал плоть клыками и, по итогу, несчастную куропаточку буквально проглотил за какую-то минутку. Он обернулся, заметив лишь пару капелек крови на белоснежном покрове и летающие в воздухе перышки. И Санечку, облизывающего нос от крови, с округлившимся животиком, смутно напоминающим ранний срок, что нехило так торкнуло инстинкты. Он прохрустел снежком и мягко повалил омегу на спину, принявшись заботливо вылизывать мордочку. Санечка умильно чихнул, когда летающее перышко спланировало ему на нос, зашебуршился, прижмурился от нехитрых ласк и, стоило ему бережно сгрести омегу под себя, улегшись рядом, расслабленно растекся, ткнувшись ему в шею. Волк умер от переумиления третий раз за день. Спать вот так, закопавшись в снежке вместе с омегой, было приятно. И спокойно. О безопасности думать не приходилось: они были на территории стаи, за которой чутко следил Рон, вожак, которому он доверял больше, чем самому себе. И был благодарен, кстати, за то, что Байрон не вышел их поприветствовать, несмотря на то что фактически на территорию стаи входить имели право лишь её члены. Проснулся он от снежка, который падал на морду и медленно таял. Поворочался пару минут, но быстро понял, что заснуть обратно уже не удастся. На улице было уже темно. Внутренние часы показывали около восьми. Он нехотя выбрался из теплого клубка, который они образовали своими телами, и сменил ипостась. Сразу стало как-то прохладно без шерсти и теплого тельца под бочком, хотя холод этот был не физический. Он бережно поднял сопящего волчонка на руки и неторопливо выдвинулся к трассе. Забрались они неглубоко, километра два всего, поэтому минут через двадцать пешим ходом он уже сгружал ни разу не дернувшегося волчонка на задние сидения. «Что за беспечный омега?», — подумалось ему, — «даже человек бы уже проснулся» Однако этот сладенько сопел и лишь периодически смешно дёргал задними лапами: бежал куда-то во сне. Он улыбался и каплю расстраивался из-за непогоды. Побегать хотелось ещё, но если уж сегодня омеге было по грудь, то завтра… утонет. Будить Санечку пришлось уже у подъезда. Эдгар перелез назад и ласково погладил зверушечку между ушек. Тот ткнулся мордочкой ему в ладонь и просыпаться отказался. — Санечка, малыш, — нежно прошептал альфа, зарывшись ладонью в мягкую шерстку на животе, — тебе пора открывать глазки. Санечка реагировал, но вставать всё так же не планировал. И, конечно, он мог бы пронести волчонка на руках до квартиры. И даже мог бы худо-бедно отбрехаться, что завел собаку, охуеющей консьержке. Но Санечка был омегой, а показаться в таком беззащитном виде перед человеком было чревато последствиями. И хоть реальной опасности не предвиделось, подвергать омегу даже малейшему риску не хотелось. Он всё ещё чесал животик и очень старался не задеть ногтями крохотные сосочки, чтобы ни дай боже сделать больно. А потом руки как-то сами принялись эти сосочки, наоборот, выискивать и сладенько тереть. Санечка спустя минуту таких ласк задергал задней лапой и пахнул феромонами в закрытом салоне, вынудив альфу сглотнуть. И продолжить. Руки пробрались ниже, огладили нежно меховой мешочек, откуда спустя пару секунд буквально выпрыгнул омежий членик. Эдгар прикусил щеку, чтоб не застонать в голос, потому что хотелось. Хотелось этого омегу до дрожи в хвосте. Хотелось обернуться и покрыть сученыша, повязать узкую, влажную для него дырку, которая как влитая сомкнется вокруг его члена. Но это было ещё хуже обычного, человеческого траха, потому что, разок трахнувшись в полном обороте, запах уже не смоешь, пока внутренний зверь не решит, что больше не хочет пахнуть этим оборотнем. С другими омегами у него проблем с этим не было, но… но Санечка не обычный омега. И член у Санечки самый красивый на свете. Нежный, чувствительный, будто под его ладонь подогнанный. Санечка испустил сладострастный скулеж и наконец приоткрыл свои голубые глазки. Глянул на него неприкрыто-блядски, вынудив член постучаться о ширинку, и перекинулся. — Вы… чего делаете? — сбито спросил омега, прогнувшись, когда он зажал головку в ладони. — Хочу тебя трахнуть. — Да? Прямо сейча-… А-а-ах! — Да, — улыбнулся альфа, держа волчонка за бархатистые яички. — Кончишь дома. Омега недовольно застонал, потянувшись к нему руками. Обхватил за шею и потянул лицом к своему лицу. — Давайте здесь, — возбужденно прошептал мальчишка и облизнулся. — Одевайся. Кончишь раньше, чем я войду в тебя, — на этом и остановимся. Санечка сглотнул возмущения и принялся шустренько натягивать шмотки. Выскочил из машины быстрее него, понёсся к лифту, но его у лифта таки подождал. А, стоило ему открыть квартиру, рванул внутрь, даже не сняв обувь. Эдгар насмешливо хмыкнул, когда омега, растрепанный, раскрасневшийся, предстал перед ним голеньким, абсолютно возбужденным и ткнул блестящим квадратиком презерватива ему в нос. — Давайте. — Давать что? — хихикнул альфа, подталкивая несмышленыша к спальне за плечи. — Ну, — Санечка явно растерялся, — то. Омега, споткнувшись, плюхнулся спиной на кровать. — Давай-ка это я у тебя заберу, — аккуратно выдрав резинку из цепких пальчиков, улыбнулся Эдгар, — а ты пока на животик перевернись, ладно? Ёжик чуть смутился, но виду не подал. Послушно перевернулся и вздернул ладненькую попку, прекрасно зная, чего хочет сам. Он разделся и нежно огладил пухленькие бедрышки и восхитительную попку. Хотелось зацеловать, занежить юное тело до непрерывных оргазмов, хотелось изучить, заласкать каждую клеточку, но у него, привыкшего к ежедневному качественному траху, нормального секса не было уже несколько дней, поэтому… Он прекрасно понимал, что его максимум — растянуть узенький проход и вставить. — Если будет больно, скажи сразу, договорились? — Да, — выдохнул омега, когда его пальцы потерли влажный анус. Особо церемониться мочи не было. Два пальца вошли как влитые, выбив чувственный стон из груди мальчишки. Он легонько потер чувствительный бугорок и развёл их в стороны. Омега затрепетал и самостоятельно пережал свой членик у основания. Третий палец тоже вошёл без особых проблем, а вот четвёртый вставлять было страшно. Омега был неплохо разработан регулярным баловством с игрушками, но всё ещё недостаточно. У всех оборотней-альф поголовно были большие члены. Реально большие. Физиология такая, связанная с нелегким оплодотворением оборотней-омег. Эшли как-то рассказывал про свою первую течку с Морти, и… кровавых подробностей ему хватило ровно настолько, чтобы напрочь отбить желание спать с девственниками. Так у Эшли течка тогда была, а здесь… здесь на чистом энтузиазме они оба. Эдгар сглотнул и полез в тумбочку за смазкой, хотя ладненькая попка омеги и так вырабатывала её с лихвой. Просто было страшно. Чересчур скользкие пальцы вошли легко. Он слабо развёл их в стороны, провернул и медленно добавил мизинец. Омега охнул, но не запротестовал — задышал себе в изгиб локтя, максимально расслабившись внизу. Он тянул, желая обстоятельно растянуть крошку под себя, но долго тянуть не дало подхлестывающее возбуждение. Эдгар вытащил пальцы, сделал медленный вдох и выдох. — Считаю до пяти и вхожу, ладно? — Л-ладно, — выдохнул мальчишка. — Раз, — альфа надел презерватив и приставил член к скользкой дырке, — два, — вошёл. Омега удивлённо вскрикнул, сжав его в себе, и затрясся. — Вы… Вы… — Да, детка, я внутри. Не порвал же, да? Как ты себя чувствуешь? — В-вы… огромный. — Правда? Эдгар нервно хохотнул и двинул бёдрами вперёд, входя до конца. — Правда! — взвизгнул Санечка, обернувшись на него. — И как Вас омеги терпели? Это же… Он вышел и толкнулся обратно. Санечка замычал, уронив голову, и лишь кусал губы, шумно дыша, на все последующие неторопливые толчки. — Так всегда, солнце. Со временем ты привыкнешь и станет… хо-ро-шо, — довольно прохрипел альфа, стиснув соблазнительные бедра посильнее. — Господи, детка, я сейчас спущу. Его хватило ещё на три минуты. Терпеть не было сил и смысла. Толкнулся особенно глубоко и кончил с гортанным стоном. Омега под ним дернулся и тоненько застонал. Он отдышался и вышел, сдернув мерзкую резинку. Омега так и стоял, поэтому пришлось дёрнуть его на себя, чтобы тоже улегся. А потом он случайно глянул вниз и обомлел. Потому что Санечка умудрился кончить. — Поехали, поехали, поехали! — жжужало над ухом. Сначала интенсивно трясли его, потом трястись начала кровать. Внутренние часы показывали ровно шесть утра, поэтому ехать куда-то, как кричал Санечка, взбудораженно прыгающий на постели, не хотелось от слова «совсем». — По-е-ха-ли! По-е-ха-ли! — на каждый прыжок скандировал неугомонный ребёнок. — Вставайте уже! И поехали! Эдгар страдальчески простонал, накрыв лицо подушкой, и посильнее прижал её, надеясь задохнуться и поспать ещё маленькую вечность. — Поехали! — упрямо орал малец. И вдруг Эдгар таки задохнулся, когда гаденыш вполне намеренно прыгнул прямо ему на живот. Естественно, пресс напрячь он не успел, да и вообще даже не предполагал, что подобное произойдёт, поэтому удачно сблеванул желчью из пустого желудка прямо в подушку, лежащую на лице, захлебнулся блевотой, закашлялся и охуел от этой жизни. — Ой… — тихонечко пролепетал членовредитель под боком и, шустренько сориентировавшись, дал по тапку. Только пятки и сверкали. Волк тоже охуел и молчал в тряпочку, потому что от ребёнка — да — стоило ожидать. Но он не ожидал. Кашель не отпускал, горло драло, а обоняние подохло от резкого мерзотного запаха. Эдгар скатился с постели, доковылял до ванной и сунул голову под кран. Становилось легче, поэтому он тупо залез, как был в чем папа родил, в душ. Через несколько минут показался и виновник с грязным бельем в руках, отчего-то решивший, что он его не заметит, пока моется. Он заметил, но виду не подал, пока Саша, виновато поглядывая на него, загружал белье в стирку. И опять дал деру. Минут через пятнадцать он, свежий и наконец проснувшийся, плюхнулся за кухонный стол. Санечка наматывал круги по этой самой кухне и, судя по запаху, готовил что-то мясно-божественное. Альфа лишь хмыкнул, потому что злиться на омегу не получалось, особенно когда тот так виновато ставил перед ним ароматное блюдо и садился напротив, выжидающе заглядывая ему в рот. Он покушал, получил оральный оргазм, окончательно задобрился и ещё успел подумать, что Саша уже просек фишку, как, когда и чем его кормить. Вот уж прав был папка омеги: если б ёжик был свободен, он бы не глядя его окольцевал лишь за безупречную стряпню. Потому что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. — Вы меня простите? — виноватая мордашка добила. — Ну ты извинись сначала. — Простите… — Прощаю, — сыто кивнул альфа, вальяжно развалившись на стуле. — А… мы поедем? — и глазками жалобными на него посмотрел. — Куда? — В лес. Эдгар обожранно вздохнул, глянул на горящую надеждой мордашку и широко махнул на все рукой. Санечка разделся, едва они только запихнулись в тачку и все полчаса поездки крутился-вертелся, периодически переспрашивая «а скоро?». Порывался ещё выпрыгнуть из машины на ходу, благо, что умный механизм не пустил. В итоге, конечно, сорвался в снег, в котором, как он и предполагал, действительно тонул. Эдгар хохотнул, разделся, закрыл тачку и лёгкой трусцой побежал следом. Волчонок радостно тявкал и повизгивал, едва ли не обмочиться готовый от мягкого снежка, в который намеренно закапывался, зарывался и выпрыгивал, вздымая легкую крупу в воздух. Счастли-и-ивый. Он намеренно затаился, незаметно обойдя омегу, и, выгадав момент, выпрыгнул из сугроба, повалив мелкого вертихвоста. Тот взвизгнул, забарахтался вместе с ним и ласково куснул его за нос, прежде чем припустить вглубь. Эдгар по-доброму оскалился, внутри угарая со смешно «плывущей» зверушки. И погнал его. Через пару минут легонько куснул за хвост, подгоняя, а ещё через парочку снова повалил. Носились они так добрые пару часов, как дети, ей-богу, но прия-я-ятно было. И омежечка потихоньку возбуждался, потому что инстинкты такие. Потому что, как правило, догонялки омеги альфой назывались «ритуал ухаживаний» и производились непосредственно перед случкой. Брачные игры волков, о которых вряд ли знал сам Санечка, зато отлично знал его внутренний волчонок. Знал и закономерно ждал приятного финала. Он тоже ждал и уже не боялся. После вчерашнего постыдно короткого рандеву не страшно уже было ничего. Повезло ещё, что стыда у него отродясь не было. Он наблюдал за омегой, безумно красивым в молочно-белом снегу. Жемчужная шерсть блестела и завораживала — подобный светлый окрас он видел впервые — а голубые глазища на светлой мордочке окончательно уверяли, что волчонок не от мира сего. Редкий экземпляр, редкая шкурка и гарантированно редкие породистые щенки. И за каким только хуем судьба свела их вместе? Его, шавку безродную, какого-то хера имеющую титул герцога, и этого роскошного зверя, у которого всё родовое дерево было вырисовано на морде. Однако зверушка уже оставляла на снегу вязкие пряные капли и, когда он догнал её в очередной раз, даже не дернулась, лишь повыше задрав хвост. Как же волка повело… По-ве-ло. Эдгар чуть не захлебнулся слюной, лишь чудом сумев обратиться. Нельзя было. Так — нельзя было. Омега жалко заскулил, раздирая себе горло этим воплем. Капризная детка. — Перекинься, — взяв волчонка за холку, приказал он, — быстрее. Санечка не хотел, но перекинулся. И буквально налетел на него, затыкая рот жадным поцелуем. Эдгар застонал в поцелуй, сжимая аппетитную задницу в ладонях и, шибко не думая, насадил сладкую хлюпающую задницу прямо на свой член. Санечка восторженно вскрикнул, запрокинув голову назад, и сжал его в себе так, что застонали они оба. Лежа на спине, полностью утонув в снегу, было неудобно. Альфа рывком подорвался вместе с нанизанным на него мальчишкой, и в глазах резко потемнело от того, как вдруг стало полно и глубоко. Санечка заскреб ногтями по его плечам и сухо содрогнулся несколько раз. «Вряд ли кто-то еще будет его так трахать», — подумалось Эдгару. Потому что в сексе у него рамок не было. А с волчонком бояться не нужно было ни-че-го. Первый его раз он не испоганил особо, а дальше… Если и травмируется ненароком, то не умрёт — это точно. Он нетерпеливо долбил тесную дырочку на весу и готов был кончить в любой момент, но чего-то чуть-чуть не хватало, что лишь подгоняло. Омега от души подвывал на особо глубоких толчках, а было глубоко. Под собственным весом Санечка насаживался до конца, а оттого прошивало их обоих нехило. Влажные шлепки сладко отдавались в ушах, омега, нереально красивый с тающими снежинками на горячей коже, жался к нему всем телом и нежно стонал, силясь врасти в него. И целовал его, мокро и ненасытно. Эдгар еле успел отстраниться перед тем, как самопроизвольно вылезли давно чесавшиеся клыки, и низко зарычал. Он понял, чего не хватало. Он хотел его укусить. Пометить. Волчонок внутри омеги рвался к нему и сходил с ума, считая, что именно сейчас… сейчас… надо. Он уже догнал, уже преподнёс добычу, защитил, спас, уже доказал, что он — лучший вариант. И волчонок не понимал, почему… почему не кусает. Болью резануло по сердцу. Эдгар еле удержал малыша ослабевшими руками и дотрахал в несколько сильных толчков. Конечно, физиология взяла: омега бурно кончил. А он кончить так и не смог. Он слышал скорбный вой волчонка и сходил с ума. Ну, что он мог сделать?! Что?! Московская стая порвёт его как щенка и хуй ему, а не омега! И нахуй его сраная волчья любовь не нужна! Санечка маленький дурак — у него эта влюблённость пройдёт! А его ёбаная любовь!.. Уже не пройдёт. И что с того, что ему даровали второй шанс на жизнь?.. Если его волк (и он, уже полностью солидарный со зверем) снова этот шанс проебал. — Ты выбил себе клыки у него на глазах, а потом сломал себе нос в нескольких местах. Пальцами. Как обоняние? — Хреново, — принюхавшись, поморщился мужчина и потрогал языком обломки роскошных волчьих клыков, которые обещали отрасти годика так за пол, — но это же не всё, да? — Да. Это из-за него? Эдгар криво улыбнулся и кивнул. Он уже знал, просто чувствовал и понимал: от него снова фонит смертью. — Он уже рассказал всё. Правда, он почему-то уверен, что ты к нему равнодушен. — И пускай. У него пара там, в России. А у меня пара здесь. — Ах ты сученыш! — взбешенно прошипел вожак, схватив его за волосы. — Пара, говоришь?! Решил, что смерть — твоя пара, да?! — Да. А кто ещё? Она меня давно ждёт, — спокойно улыбнулся молодой альфа. — Этот омега не мой. Не-дос-туп-ный, понимаешь? Недоступный. — Ты серьёзно?! Так просто сдался?! — Да. Мы родственники, Рон. Даже если бы — если бы!.. — у него была нормальная семья, они бы не выдали его за меня. Смешение кровей, больное, уродливое потомство. — А то, что он без тебя подохнет, — херня?! — Он? Он не умрёт. Пострадает чуток и забудет ровно в тот момент, как его пара его пометит. — Он защищал тебя до последнего. Рычал, плакал, но загораживал тебя собой. — От тебя, что ли, защищал? — Да. Мне пришлось перекинуться и долго-долго убеждать его, что я не враг, — Байрон тяжко вздохнул и цокнул. — Неверующий Фома. До сих пор не верит. Слышишь? Крадётся сюда. Эдгар вяло хмыкнул и поднялся с постели, распахивая дверь, где уже распластался не-его жемчужно-серый волчонок. Увидел его, подскочил и закружился в ногах. Волк внутри завыл. Охрип. И сломался. Потому что не его. Он крепко сжал зубы, чтобы не выдать адской боли, что разрывала грудину, и склонился к омеге, чтобы успокаивающе почесать между ушей. — Я пойду. Мишель всё так же не в курсе. Эшли я тоже ничего пока не сказал. Если вдруг что… позовешь. Рон незаметно скрылся, оставляя их одних в уединенном домике на краю стаи. Омега жался к его ногам и скулил. Переволновался, маленький. — Прости, — шепнул он, поднимая зверушку на руки, — прости меня, солнце, я не хотел тебя пугать. Санечка обратился прямо на его руках. Он ласково чмокнул ёжика в лоб и стёр большими пальцами крупные капли с нежных щёк. — Что… что с Вами произошло? — Приступ. Видимо, я всё-таки не выздоровел. Омега замер и побледнел. Попытался сглотнуть, но и это не вышло. Зажмурился, замотав головой, и как-то странно всхлипнул. Эдгар понял тут же: истерика. — Ш-ш-ш, солнце, ты чего? — улыбнулся, мягко заваливая юношу на хрустящие простыни. — Тебя это не касается. Омега дрогнул в его руках и попытался прикрыться, что он подавил ещё в зародыше. Придавил узкие запястья к постели и грубовато растолкал острые коленки. Санечка напрягся, задышав чаще. Он глянул неприкрыто похотливо, склонился к свежему лицу и почти поцеловал. Омега намеренно отвернулся, сжав губы в полоску. — Я не хочу сейчас, — выцедил из себя, выдавая побитый взгляд, — не трогайте меня. Давайте лучше подумаем, как… — Никак, — непривычно резануло сталью по ушам. — Тебе надо — ты и думай, а мне надо кому-нибудь присунуть. Кажется, ты клялся, что сможешь меня удовлетворить, да? Саша смотрел неверяще, не двигался. Он отпустил руки омеги и пошире раздвинул обожаемые ляжки. Прелесть… Что ж за прелесть ему досталась… В тумбочке предсказуемо нашлась смазка. Домик этот был гостевым и пользовались им, по сути, только Эшли с Мортисом и он. Чего здесь только не было… — П-подождите, — прошептал малец, стоило ему коснуться скользкими пальцами ещё растянутой после недавнего дырки, и попытался свести ноги, — я не шучу. Я не… — Я тоже, Саш, не шучу. И не шутил, когда предупреждал тебя, — Эдгар закинул стройные ножки себе на плечи и, подхватив омегу под задницу, вошёл смазанным членом в горячее нутро. — Обо всём. О том, что я… извращенец. Альфа удовлетворенно застонал, шлепнув яйцами по мягкой попке. Саша всхлипнул и задрожал, прикрыв лицо ладонями. — О том, что ни-хе-ра не… добрый. И о том, что тебе нужен защитник. И о том… что тебе всё это не нуж-но. Омега тихонько плакал и на него не смотрел. Тем не менее член у омеги стоял: тупая физиология. Он потянулся к симпатичному членику, чуть посильнее сжав головку, и Санечка взвыл. Громко, раздирая к хренам горло. Тоскливо. А ему было плевать. Волк впал в анабиоз, захлебнувшись болью, ещё в момент приступа и больше даже не дергался. Даже ухом не вёл на насилие не-своего омеги. Потому что так будет лучше, будет лучше сплавить ребёнка и умереть. Завтра, а лучше сегодня, сейчас. Чем быстрее, тем лучше. Они так давно ждали спокойной смерти, так давно… И так сильно хотелось наконец породниться со смертью сейчас… — Я говорил тебе, — отдирая влажную от слез ладонь от покрасневшего личика, прохрипел Эдгар, — говорил, что ты пожалеешь, глупый ребёнок. Голубые глаза утопили в тоске, но на него это больше не действовало. Они с волком уже наглотались другого, сильного. Он додрочил омеге, тот кончил и, стоило ему выйти, свернулся в комок. Потом додрочил себе в кулак, обтерся недалеко лежавшим полотенцем и, глянув на сжавшегося зареванного омегу, вышел на холод, в снег.