Снег на моей голове

Видеть его здесь было странно. Сюр какой-то. Ну разве бывает так? Нет, бывает, конечно… Но не здесь. Точно не здесь. Он ещё раз протёр слипающиеся глаза, но ершистый комок из угла не пропал. Сидел, смотрел на него колючим прищуром и едва сдерживал себя, чтоб не зарычать, хотя скалился немилосердно. Эдгар не нашёл в себе сил даже вяло хмыкнуть и просто закрыл глаза обратно. Понятное дело, не просто так эта шелупонь здесь оказалась. Слухи везде разлетаются быстро — он знал, что этого омегу выкрали. Местных он исключительно уважал, хоть они и были «врагами». Просто здесь, на востоке, к людям относились по-человечески (и к нелюдям — тоже), а омегам чуть ли не поклонялись. Никто бы ни в жизнь не выкрал омегу! Но у этого омеги отец занимал нихреновую должность министра иностранных дел и, конечно, ради своего сыночки выдал бы любую информацию, несмотря на нынешний военный конфликт. Омега появился здесь утром. Поселили его в самых роскошных из позволяющих условий и всеми силами пытались успокоить. А десятью минутами ранее приволокли сюда, к нему, к чужому альфе, в задрипанный обшарпанный полуподвал с одной койкой. Так у него, у Эдагара, исчезла последняя ценность — та самая койка. Но, несмотря на то что на омегу ему, в общем-то, было глубоко по херу, как и на ту же койку, всё-таки интересовало одно. Что, папу его, надо было сотворить, чтобы вывести из себя спокойнейших благороднейших людей, готовых на всё, лишь бы обеспечить этому тупоголовому щенку комфортные условия?! То, что щенок таки тупоголовый, он уже кристально понимал. Если б в этой очаровательной сивой головушке случайно завалялась хоть одна почти прямая извилинка, омега б все следующие дни спокойно валялся на шелках, жрал виноград и гонял местное начальство по мелким капризам. Но… Он ещё раз глянул сквозь прикрытые ресницы на неожиданного сожителя и наконец всё понял. Омега-то, кажись, подросток ещё. Самый мерзотный возраст, между прочим. И ему бы по-хорошему пожалеть ребёнка… Просто не жалко было. Вообще. К вечеру обратно папке-министру отдадут, там и поплачется. А у него другие планы (не включающие в себя посторонних). — Эй! — вдруг ударило по барабанным перепонкам звонким, совершенно нахальным голосом. Эдгар не шелохнулся. Примерно посчитал в голове, сколько там осталось до ужина, и решил по новой прикорнуть. — Вы слышите вообще, а?! — вновь рявкнуло на него нахальное отродье в периоде яркого пубертата. — Понимаете меня, бум-бум, не?! Вы должны мне помочь! Альфа окончательно притих — дыхание выровнялось, пульс замедлился, а голова приятно опустела — и с удовольствием отдался во власть сладкой дремы. Омегу разрывало. Его носило и било о стены как сорванный с клапана огнетушитель. Он еще пытался как-то выйти на контакт, но минуты две спустя с воинственным рыком подскочил и принялся просто орать. Орал, жестикулировал так, что хоть щас пантомиму ставить, и яростно бродил из угла в угол. С кем разговаривал — вопрос хороший. Но Эдгар подмечал это инстинктивно и всё ещё не допустил ни одной мысли в своей пустой голове. Он спал. А его волк, с которым они, как ни печально, сдружились лишь на пороге смерти, лениво приподнял голову и фыркнул. Эдгар его понимал. Волк был более раздражительным, чем он сам, и лишь поэтому до сих пор обращал внимание хоть на что-либо. А тут целый омега. Омег они оба любили. Но не таких, конечно. Орал парень минут так десять, а то и все пятнадцать. Поразительно, на самом деле. Обычно слабый пол, не имея собеседника, выдыхался заметно раньше. Запыхался уже, устал и от души долбанул дверь. Понятное дело, та не поддалась, но очень податливо громыхнула. Почти. Почти выбил. Омега затих. Сделал шаг, два, три назад и явно приготовился с разбегу вынести металлическую дверь. Эдгар лениво разлепил один глаз. — Стоять. Омега вздрогнул и чуть не навернулся. Уставился на него как на восьмое чудо света, опасливо сглотнул. Боялся. И боялся сильно. — Не ломай дверь, хорошо? — слегка смягчив тон, произнёс альфа. Он ждал отпора и возмущения от экспрессивного тинейджера, но тот послушно кивнул и плюхнулся на задницу там, где стоял. Эдгар слегка улыбнулся блаженной тишине и по новой придремал. Омега больше признаков жизни не подавал. Он и забыл про существование сокамерника, пока не принесли ужин. Омегу вновь принялись уговаривать. И кто бы мог подумать! Вот оно! Тот вновь разорался, взвился и ожесточенно зашипел «свиньи». Вот тебе и на. Кто бы посмел хоть произнести это слово на востоке, а… От ужина мальчишка отказался, менять дислокацию — тоже. И заинтересовало не всё вот это вот, а то, что за омегой никто так и не пришёл… или не прилетел. Ребёнка явно специально бросили. Не такой уж этот омега и нужный, получается. Не такой уж и любимый. Теперь — да — кольнула чуток жалость. Если в первые пару дней не выкупят, то… Жалко. Продадут кому-нибудь другому в качестве наложника, а мальчик-то чистенький… И безмозглый. Поэтому, если вскроется ещё и его оборотническая сущность — а она обязательно вскроется не сегодня, так завтра! — волчонку кранты. Сгниет здесь, без леса, удерживаемый против воли, ещё и пользованный, за месяц, если не за неделю. — Эй, парень, — жалость банально взяла верх, — сколько тебе? Омега вздрогнул, мнительно зыркнув на него из угла, и явно призадумался минуты так на пол. — Мм… Двадцать три. Идиот… Боже, клиника же! Этот идиот так и не понял, что перед ним сидит волк. Пересчитывал же ещё на человеческий! Зачем, спрашивается? И чего ему, молодому омеге-оборотню, бояться безоружного альфу-человека? А омега боялся. Так явно, что невольно Эдгар начинал чувствовать себя извергом. — А зовут как? Он знал, как его зовут. Знал семью этого омеги и не раз пересекался на разного рода мероприятиях высшего света. — Волконский Александр Федорович. Да, Волконский. Саша. Точно же. И странно ведь, что мальчика не забрали. Там, в России, семейные узы ценились практически как в стае. А в русской стае они являлись вообще средоточием жизни. И как угораздило-то, а… А омега ничего больше не говорил. Не спрашивал, хотя глаза искрили интересом. И поганым страхом. Сидел, жалкий такой, всё в угол жался. — Небось с отцом поругался? Омега еле заметно поджал губы и отвёл взгляд. Чтобы ровно через секунду вернуть его на уровень его, Эдгара, глаз и вновь с испугом. — Нет. Да. Конечно да, господи! Ну что ж за нелепое создание? Его драгоценный младшенький и то поумнее был. — Не бойся ты так. Местные, хоть и выглядят сурово, ноги тебе зацелуют, будь ты чуть повежливее. Да и родственники, думаю, скоро тебя вернут. Отдыхай лучше. Омегам вредно нервничать: тебе ещё детей рожать. Омега помолчал немного и кивнул. — Да. Вот и поговорили. Он не спал, пока Эдгар сладко храпел. Он, омега, не спал. Волк лениво наблюдал за ним, ну, просто потому что это омега, инстинкт такой: защищать маленького и слабого. А, несмотря на дневную жару, с закатом здесь значительно холодало. Значительно, но не настолько, чтоб это стало заметно волчонку. Более того, за дверью всё так же стояли караульные, готовые в любой момент забрать полоумного ежа в комфорт, но тот за считанные часы ещё не поумнел. Сидел со слипающимися глазами и еле заметно дрожал, обхватив себя за плечи. Шконку альфа так и не уступил. Нет, он бы уступил, если б колючий ёж попросил, однако же ежи по природе говорить не умеют. Наверное, поэтому этот тоже молчал. Так и сидел, в целом, весь день, только в прилегающую ванную отлучился часа на пол, а потом сидел ещё столько же в мокрых шмотках, слабо отдающих хозяйственным мылом. Эдгар чистоплотность как и любой волк ценил, но не настолько. А тут дрожал. Из-за нервяков скорее. Поплачет и легче станет. Только вот, омега плакать не спешил. Беззвучно трясся, сжимая зубы, и глубоко дышал через раз. И приступ аномального озноба ухудшался. Волк ощутимо взбрыкнул, выдирая его из сна, и Эдгар тут же сел на постели. Омега всхлипнул со страху. — Холодно? — спросил альфа, освобождая койку. Ёжик замотал головой из стороны в сторону и еле выдавил «нормально». Эдгар хмыкнул, подходя ближе. — НЕ СМЕЙТЕ! — заорал и боязливо заткнулся, смотря на него расширенными зрачками. — Не трогайте… Я помолвлен… Он поглядел на Александра и сделал определённые выводы. — Тогда милости просим, омега, доползешь сам. Эдгар нашёл особо удобный уголок на голом полу, уютно туда притиснувшись. Было почти хорошо. Если б от ежонка не фонило тревогой, было бы ещё лучше. — Ложись. — Я не могу… Вы… Ваш там запах и… — Ложись. Омега — что присуще всем омегам — помялся немного ради приличия, глянул на него украдкой и лёг. Всё ещё дрожал, но через несколько минут, успокоенный то ли его запахом, то ли эмоциональной встряской, то ли банальной усталостью, затих и засопел. Видеть это было странно. Даже волку, потому что сам Эдгар, как и большую часть времени, проведённого здесь, спал. Внутренние часы показывали шесть утра. Солнце потихоньку вставало. Сюр застиг его и здесь. Проснулся омега ровно полчаса назад. Бодренький и живой. Сгонял по своим делам в «уборную» и за неимением альтернатив сидел на шконке. А потом увидел змею. Небольшую, сантиметров семьдесят от силы. Любопытно наблюдал за ней с минуту и как кинулся! Схватил за голову и сжал чуть сильнее, чем стоило бы. Змея почила. И всё. Казалось бы, этим и должно кончиться. Омега с интересом открыл пасть, потрогал клыки и в общем прощупал всё тело, чтобы следом откалупывать вылезшими когтями скользскую кожу. Волк заинтересованно склонил меховую башку. Он закрыл глаза на живодера под боком. До тех пор, пока гребаный омега, содрав какую-то часть шкуры, не откусил кусок. — Выплюнь. Выплюнул тут же. Опять округлил глаза, типа не он это и ничего не знает, и ждал всего плохого, наверное. — Завтрак через два часа. — Я не буду есть их еду. Неизвестно, что они с ней делают. — Известно, поэтому будешь. И смой это в толчок, пожалуйста. Смывать омега ничего не хотел. Вцепился в труп и всё с этим. Колебался. — Она загниет через час, — для тупых пояснил альфа. — Нет. — Что «нет»? — Она поселится там и нападёт. — Что? — В унитазе, — жалобно протянул Сашка, — поселится и нападёт потом. Волк повернулся к омеге задницей и сделал вид, что его здесь нет. — Мёртвая? — Дети её! — Хорошо… — альфа знал: спорить бесполезно. — Ешь. Омега с сомнением покосился на завтрак в своих руках и таки смыл его в унитаз. «Смелый поступок», — подумал Эдгар. — А я, знаете, не ем спаржу, — жуя неплохой обед, выдал полоумный ёжик. Эдгар в очередной раз глянул в собственную тарелку и принюхался. — Так её здесь и нет… вроде. — Ну да, — пожал плечами парень, сыто отставляя посуду, и довольно прикрыл глаза. — Мм… — Она мерзкая, да? Такая типа лапша на вид, а пахнет не лапшой. — Ну… да? — Да, меня это тоже бесит. А мой жених её обожает, говорит, полезно. Это странно, на самом деле. Он как бы альфа и как бы должен есть мясо, ну и все такое, энергию получать, а грызёт эту травку. Альфа тяжко вздохнул, прикрывшись миской. Это, конечно, должно было произойти, но он надеялся отсрочить сей момент. Конечно, омеге стало скучно. Конечно, омега за неимением иного собеседника развлекаться запланировал именно за его счёт. Кто бы спросил, надо ли оно ему, Эдгару… — Ну, а что делать? Приходится врать, что у меня на неё аллергия. Любой бы поступил так на моём месте. Это обман во благо, да ведь? Вот и я тоже так думаю. Какой нехороший омега, а… Спаржу не ест. Волк смешливо фыркнул, а ему отчего-то не особо смешно стало. Кольнуло тонкой иголочкой в самое сердце, заставив с ностальгией вспомнить сотни прошлых «отношений» и одного-единственного омегу, чистого и простого, а оттого безмерно любимого. Жаль только, что его любовь исключительно… родственная, платоническая. Он бы совсем не отказался жить с ангелом под боком, а этот… Просто чем-то напомнил на миг. Своей детской наивностью, может. — А Вы любите спаржу? — Не знаю. Я всё ем, — неопределенно пожал плечами Эдгар, вдруг задумавшись, когда последний раз ел эту спаржу и ел ли её вообще. Ел, наверное. По-любому ел, просто не знал, что это она. Его драгоценный младшенький кашеварил всякие модные блюда для омег, и он тоже их ел. Там чего только не было, господи… А он ведь всегда довольно равнодушно относился к собственным предпочтениям. Он ведь знал, изначально знал, что жизнь — это ненадолго. Он ведь поэтому и жил исключительно для того самого младшенького и для собственного кайфа. — Как это: не знаете? — В смысле, не ненавижу. Мой милый Мишель часто всякую новомодную кухню пробует, поэтому, боюсь, я пробовал всё, что только можно. И на легкую улыбку, конечно, проперло. Ещё бы. Ещё бы он не улыбался, вспоминая единственный лучик света в своей поганой жизни… — О, так Вы в браке? — заинтересованно спросил омега, склонив голову к плечу, и через секунду совершенно поменялся в лице. — Боже мой! Как же там Ваш Мишель, зная, что Вы в плену? Долго Вы здесь? Они Вас отпустят? — Он не знает. И не узнает. — Как же так? — Это мой друг. Хотя, скорее, всё же младший брат. — О… И Вы его любите? — Люблю. Как брата. — О… Тогда совсем ничего не понимаю, право же. Вы сидите здесь… сколько там? Эдгар слегка ушёл в задумчивость, подсчитывая. — Четвёртый месяц. — Ага. Четверт… Подождите! Это как же так? Зачем же Вас так долго держат?! — А с чего бы им меня отпускать? — Но… — Послушай меня… Саша. Это война. Здесь другие правила. Омега удивлённо распахнул ресницы и затих. Ни слова больше не проронил, вероятно, задумавшись над его словами. В этот раз припадок миновал. Омега, заметно расслабившись, лёг спать чуть позже него и — кто бы мог подумать? — не заснул. Хотя усердно делал вид, разве что не храпел нарочно. Не спал. Вертелся и периодически вздыхал. Волк наблюдал за ним, так, на случай повторения припадка, но сердце у омеги билось относительно ровно, и запаха тревоги тоже не чувствовалось. Вряд ли омега что-то замышлял. Скорее думал о чем-то. О семье, может. Может, о паре своей. Может, о чем ещё. Главное, что умирать не собирался, и на том спасибо. Эдгар бы не пережил, если б рядом с ним загнулся чистый, вполне славный мальчишка. А ёжик так и спать не собирался. Сел на постели, попялился заспанно на стену, встал. Походил туда-сюда. Воровато глянул на дверь. На него. Остановился. Потрогал свое плечо. Отошёл от двери на пару шагов. — Спи, — сонно проворчал Эдгар, не потрудившись разлепить веки. — Дверь мне нужна. Ёжик, застигнутый врасплох, привычно вздрогнул. Посмотрел на него. Сел. Лёг. Посопел обиженно пару минут и наконец заснул. Вот тебе и ёжик, блядь… Ну точно же! Такой же ночной житель! Ещё и змей поджирает, а! Обиделся. Конечно обиделся и даже свернул все свои начинания с бестолковыми разговорами. Завтракал, пыхтел и поглядывал на него исподлобья типа незаметно. — Что? — спросил он, когда омега уже как несколько минут доел и гипнотизировал его колено. А тот и не ответил коронное для всех представителей слабого пола «ничего». — Зачем Вам дверь? — обиженно пробормотал мальчишка, весь нахохлившись. — Я здесь живу вообще-то. Это не какой-то проходной двор. — Но!.. — Что? Омега усердно замотал головой. Эдгар пожал плечами и сыто развалился на полу. — Послушайте, — вскоре проникновенно заговорил Санечка, интимно понизив тон голоса, — Вы… Вы только выслушайте меня, хорошо? Сначала выслушайте. Я не сумасшедший, правда, просто… Волк закрыл глаза лапами. Эдгар вздохнул, очень уж захотев взять пример, потому что тупость омеги граничила с болезнью. Его, альфу, волка, собрался успокаивать и заверять, что не опасен, какой-то имбецильный омега-волчонок. — Вот, — и уставился на него, ожидая реакции. После минуты тишины и его «угу» омега забеспокоился сильнее. — Вы мне не верите? Боже, конечно, Вы мне не верите! Сейчас-сейчас, подождите секунду. Вы только не волнуйтесь! Я не причиню Вам вреда! И не подсматривайте, пожалуйста! Ёжик утопал в ванную. Альфа с интересом уставился на прикрытую дверь в оную. Реально, что ли, перекинется? Дурость дуростью, ей-богу. Совершенно непонятно, с чего это омега его слушает, если думает, что он человек. Так мало того, что слушает!.. Буквально оголиться перед ним решил. Альфы перекидывались при людях только в самых крайних случаях, а уж омеги… Никогда. Просто никогда. Или… почти никогда. Сначала показался нос, длинненький такой, тоненький, потом светлая мордочка с большими детскими глазами, а после, явно смущаясь, волчонок выполз полностью. Светленький-светленький, почти белоснежный, жемчужно-серый. Небольшой, поджарый, пышуший розово-белой юностью. Красивый. Его волк довольно заворчал, высказывая расположение. Эдгар улыбнулся. А волчонок опасливо прижал уши к макушке и тихонечко сделал шаг. Смотрел на него настороженно, внимательно, пока крохотными шажками подбирался всё ближе. Не верил. Ну конечно не верил, что человек может с искренней нежностью воспринимать монстра. И подошёл. Настолько близко без конкретного интереса к альфам не подбираются. К людям — вообще упаси господь! А уж этот, чистенький, голубокровый, уже обретший пару… Смотрел на него так печально, что он не смог не протянуть ладонь. И уж никаких не осталось сил, чтоб не потрепать между остреньких ушей и не сжать ласково тонкий нос! Волчонок поднял на него светящиеся счастьем глаза, залип словно и так уморительно-неловко плюхнулся на попу, что не рассмеяться тоже стало невозможно. Омега растерянно моргнул несколько раз. Опомнился и пулей унесся в ванную. Эдгар всё ещё смеялся. Бездушным он никак не был. Считал вообще, как и многие, что не умиляться с ребятни и омег могут только больные, психопаты в смысле, которых должно истреблять. Это ж как видео с котятами у людей: мило всегда и безоговорочно. Санечка вновь высунул нос (на сей раз вполне человеческий) и глянул на него явно смущённо. — Вам не страшно? — спросил и весь замер, ожидая ответа. — Ужасно, — комично пугливым тоном прошептал альфа, приложив ладонь к губам, — я весь дрожу. Омега внимательно сканировал его дыхание и пульс всё это время. Омега слегка нахмурился, но вылез таки из своего укрытия, с ногами забираясь на постель. — Совсем-совсем? — вновь спросил ёжик через несколько минут молчания, когда и разговор, вроде, забылся. — Да. — Это Вы просто наших альф не видели… Я… — Александр вздохнул, глянув на него исподлобья, — я хотел сказать, что шанс сбежать есть. Нет, не так. Не шанс. С моими силами мы с Вами спокойно выберемся отсюда. Дверь — не преграда, поверьте! Главное сделать всё тихо. Эти свиньи!.. Их здесь слишком много. Будь я альфой… Но с Вами вместе я справлюсь. — Саша. — Да? — Я не говорил, что хочу сбежать. Омега замер. Приоткрыл алый рот в удивлении, но ничего не сказал. Не смог даже мысль сформировать, не то что слова. — И тебе бы лучше спокойно дождаться своего отца. Ты хоть представляешь, где мы? Ты не доберёшься даже до границы. — Нет. Нет, нет… Вы не понимаете. Ничего не… понимаете, — омега прикусил губу, забегав глазами по помещению, пока взгляд не стопорнулся на его глазах. — У меня альфа там, в России. Я без него умру. — Какой альфа? Метки на тебе нет, запах чистый. — Н-не-ет… Он моя пара. У нас другая связь, там… по-другому же. Омега путался. В словах, в мыслях, в себе. Эдгар не хотел давить на мальчишку. Что втравливают омегам высшего слоя — он знал как никто иной. Пара-то, может, и была и связь, вероятно, — тоже, но сплетение душ, когда жизни сплетаются тоже, возникает никак не раньше метки. Никак. А омеги с самого детства живут в уверенности, что альфа — это жизнь, бог и вершитель судьбы. Без него нельзя. Ни на шаг. — Ты живой, Саша, здоровый, — слегка приправив голос властными нотками, произнёс Эдгар. — Твой альфа ждёт тебя — я уверен — и хочет только того, чтобы ты оставался всё таким же живым и здоровым. — Н-нет, он… расстроится, если я вернусь поздно, а я… — А как же твой отец? Омега уже дрожал. Но здесь встряхнулся всем телом, подняв на него испуганные глаза, и зажмурился. Дрожь окончательно охватила хрупкого юношу, а из глотки вырвался волчий скулеж. Эдгар не думал — просто подорвался, подлетая, укутывая волчонка в себя, в свой запах, стискивая в объятиях на грани боли. Санечка забился, жалко так, отчаянно, а он не отпустил. Потому что жалко было брошенного ребёнка, до жуткой паники боявшегося собственного отца. Омега беззвучно рыдал, обмякнув в его руках, и всё больше успокаивался. Омеге просто нужен был взрослый рядом, который бы защитил и сказал, что всё будет хорошо. Эдгар ненавидел каждого, кто скрупулезно уродовал собственного ребёнка. Таких, к сожалению, находилось с лихвой. Ломали, вырезали из детей всё «неправильное» и всенепременно считали, что сделали из них «людей». Ненавидел искренне, хоть и глухо. Конечно, причиной тому был искалеченный во всех планах «братишка». Конечно, Эдгар не мог не реагировать, когда видел подобное вновь. Не мог сдержаться. Не мог не помочь. Здесь, правда, помочь он действительно не мог. И не сможет. Благо, что у омеги уже имелся альфа, свой, пара который, который спасет обязательно, который защитит. Омега — что неудивительно — вымотался, нарыдавшись вдоволь, и, весь обессиленный, быстро провалился в сон. А на следующее утро даже глаз на него не поднял. То ли расстроился, слишком глубоко закопавшись в себе, то ли просто смутился такой вот близости с хоть и человеком, но таки альфой. Стыдно ведь. Не положено. — Боже… — под вечер обреченно проскулил волчонок, весь сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. — Узнай отец, что я тут с Вами… Узнает ведь! Запах же!.. Эдгар подумал-подумал и ничего не надумал. Причинно-следственной связи в, наверное, логической цепочке мальчишки не уловил. Хотя… Омегам много врали. Может, и этот твердо был уверен, что любой альфа сразу чует запахи всех альф, когда-либо касавшихся омеги. — Не бойся. Я же человек — не учует. — Правда? — с надеждой спросил омега. — Конечно. — А Вы?.. — Что я? Омега немного замялся, опустив глаза на пару мгновений. — А Вы здесь зачем? — вновь подняв взгляд, спросил несмышленыш. — Зачем?.. — переспросил альфа, задумчиво почесав неухоженную бороду. — За смертью, наверное. Чем я пахну, а? — Травой, — мгновенно откликнулся ёжик, — паленой травой какой-то, не особо приятной. Эдгар коротко рассмеялся. Конечно, он ей пах. Из развлечений здесь по-прежнему оставалась дурь, очень уж, между прочим, забористая: такая брала даже волка. — Да, травой. А ничего больше не чувствуешь? — слегка склонив голову, улыбнулся альфа. — Нет, — растерянно ответил Саша. — Подождите, а как же это связано с Вашей смертью? Разве Вас не ждёт дома омега? Мишель ведь, да? Вы его любите — я вижу. — Люблю, очень сильно люблю. Но я пахну смертью, Санечка, поэтому я здесь, а не дома, с моим малышом Шелли. — Вы больны? — затаив дыхание, нахмурился мальчишка. — Да. Неизлечимо. — Подождите же!.. Подождите, я… — омега заметался взглядом по его телу и вдруг остановился, заглянув в глаза, — чувствую… — Вот видишь, какой ты умница. Я уехал от семьи, чтобы спокойно умереть здесь. — Подождите… Подо… Н-нет, это же… Со-совсем ничего нельзя сделать? Когда-то его таким же голоском и с такой же надеждой спрашивал любимый братишка. О другом, правда, но оно и слава богу. В сердце приятно кольнуло, спровоцировав улыбку. — Совсем. — Совсем-совсем? Может, дело в деньгах? Вы ездили заграницу? Господи, люди ведь такие хрупкие — конечно Вам нужен профессионал! — Совсем, Саша. Ничего сделать нельзя. — Точно? — Точно. — И Вы сдались? Так просто?! — омега нервно кусал губы и смотрел жалко, искренне. Привязался к нему, дурачок, потянулся за мнимой добротой. — Я не сдавался двадцать четыре года. Верил тоже, что ещё можно как-то всё исправить, пока не начал гнить заживо. Это конец, Санечка, дальше только наслаждаться оставшимся временем. — И… — зажмуренный омега сглотнул, не в силах открыть глаз, — сколько Вам осталось? — Не знаю. Месяц-два — не больше. — А как Ваш… Мишель? — побитый взгляд волчонка и польстил, и резанул по сердцу ножом. — Я сказал, что уехал в кругосветное путешествие. Он такой наивный у меня, добрый… Самый лучший, знаешь. Благословил меня даже. — Вам с ним повезло, — выдавил из себя вымученную улыбку мальчишка. — Да. Ночью омега зарыдал. Сжался весь, беззащитный такой, затрясся и тоненько взвыл. Альфа тяжко вздохнул, присев на скрипнувшую койку, уложил ладонь на худое плечо и тут же залип в блестящих от слез, бездонных озёрах, направленных прямо на него. — Тише ты, ну. Что случилось? — прошептал, не желая портить интимную атмосферу. Омега всхлипнул и, зажмурившись, накрыл его ладонь своей. Сжал. Да так и не отпустил, утягивая на себя. — Саша. — Не уходите, поспите здесь, — спрятав лицо в подушке, произнёс мальчишка. — Тебе же страшно. — Нет!.. — отчаянно воскликнул и тут же вновь всхлипнул. — Я не замерзну и не отлежу себе ничего на полу. И я смогу постоять за себя. Я не… н-не хрупкий человек. — Ты уверен? — Да. — А если я всё-таки извращенец? Об этом ты думаешь? — Не говорите такого! — ахнул омега, приподнявшись на постели. — Вы не способны на это. — И с чего ты это взял, Санечка? Пару раз проявил доброту и уже всё? Лучший альфа на свете? — Нет… — Тогда что? С чего такая безрассудность? Омега помолчал немного, сглотнул и вновь неловко потянул его ладонь на себя. — Хватит Вам упрямиться, — зашептал, таки утягивая его на койку, — я ведь Вам не нужен, думаете, не вижу? Ложитесь, Вам нужно отдыхать. Эдгар вяло хмыкнул, наконец поддаваясь настойчивому омеге. Спать на каком-никаком матрасе было и правда удобнее, а омега под боком не мешал. Просто жалко было этого импульсивного ребенка. Может ведь и загрызть себя этим после. — Будете противиться — лягу на пол, — веско пробормотал уже засыпающий Санечка, уткнувшись носом ему в спину. Повозился ещё немного, помялся, но таки обнял его. — Расскажите про любовь. У Вас же она была, да? — Какая любовь? Я уже старый, — говорил Эдгар, довольно потягиваясь в дверном проёме, — песок сыпется. Удивительно выспавшийся и всласть накурившийся с утра, он оттаял, незаметно для себя охотно вступив в диалог. Всё на секунду напомнило ему то, что было «до». Себя, который был «до». — А я… так не думаю, — смущённо, но кокетливо до одури произнёс омега. Эдгар хмыкнул, плюхнувшись на скрипнувшую ржавыми пружинами койку рядом с мальчишкой. Тот взгляда и любопытства в нем не скрывал. Смотрел выжидающе, слегка прикусив щеку изнутри. — Старый, — вяло поморщился альфа, — и, к сожалению, не мудрый. Просто старый. Он действительно годился омеге в отцы. Чисто, однако, внешне. Он быстро постарел, «сдал» на глазах за какие-то пару лет, весь осунулся, покрылся сухими неизгладимыми складками, превратившись из пышушего здоровьем мужчины под тридцать в матерого мужика слегка за сорок. Грязный и заросший, наверное, создавал еще худшее впечатление. Как настоящий растаман: с бородой и косяком между губ. Не хватало только радужной кепки и сладкого жара Ямайки. Но раскуривать косяк перед юношей было… некультурно, что ли. Это тебе не Шелли, который тут же притащит пепельницу, окошко откроет и позволит курить даже в собственной постели. Поэтому курил он, сидя на толчке, и лишь поражался тому, что омега не задаёт вопросов насчёт въедливого запаха дури. — Не наговаривайте на себя! Я вообще, вон, раза в полтора Вас старше! Эдгар прыснул со смеху. — И сколько тебе, старец ты наш? Шестьдесят с лишком? — Шестьдесят четыре… с половиной. И вообще!.. Прекратите глумиться надо мной! — Прости, — улыбнулся альфа, облокотившись о бортик кровати. — Расскажите мне о любви. Вы же были в браке, да? Были ведь уже, наверное. Омега требовал. Эдгар внимательно вгляделся в свежее юношеское лицо. Омеге нужен был ответ, омегу это действительно заботило. — В браке я не был. А о любви… Что ты хочешь узнать? Как поменяется твоя жизнь, когда ты… станешь взрослым? В этом плане. Саша смутился, но виду старался не подать. — Да, — уверенно ответил ёжик, не скрывая глубокой заинтересованности. — Я знаю, что все супружеские обязанности лягут на меня — это и так понятно — но любовь… Я не хочу о ней забывать. — Какие ещё «супружеские обязанности»? Нет никаких обязанностей. Если ты хочешь заботиться о любимом, то заботишься. Вот и всё. Саша смолк. Опустил глаза, рассматривая ладошки, смирно лежащие на коленях, а, когда вновь поднял их, буквально сразил его искренним взглядом, полным восхищения. — Расскажи о нем. — Что? — возбужденное состояние омеги чуть подернулось. — Об альфе своём. Какой он? — Он… — Саша глянул на него, нахмурился, и весь запал одухотворения окончательно пропал, — он хороший. Правда, очень хороший. Он любит меня. У нас любовь… другая. У нас она одна на всю жизнь, поэтому… И он без вредных привычек! Да, а ещё он правильный, строгий, но меня всегда очень аккуратно ругает. Он никогда не кричит, он очень вежливый. У него хорошая работа, да… Он пару раз меня туда возил, там… мило. — Боишься вступать с ним в брак? — вздохнул альфа. — Я… немного. — Он к тебе холоден? — Нет-нет! Он улыбается и цветы мне дарит. Знали бы Вы, как он умеет разговаривать!.. Он молодец. Я его… тоже… — Так в чем же проблема? Омега странно затих. Смотрел на него и молчал. Решался, наверное, слова подбирал. Хотя странно это было. Пара ведь. Какие могут быть проблемы? — Просто… однажды мне вдруг подумалось — ну, это так, в голову взбрело! Не воспринимайте всерьёз! — омега коротко рассмеялся, отмахнувшись ладонью, и вновь замолчал ненадолго, а заговорил опять уже шепотом, — подумалось, что он н-не… не так нужен мне, как я ему. Как будто… он не сможет сделать меня полностью счастливым. Понимаете?.. Эдгар не понимал. Потому что пара — это счастье. Безграничное счастье в любом виде, и если омега этого не понимал, то потом, чуть поумнев, поймет. По-хорошему, должен бы понимать уже сейчас, но… Волчонок же. Маленький и глупенький — так бывает. — Понимаете? — почти беззвучно повторил омега, уже не глядя никуда, кроме собственных пальцев. — Понимаю, — слегка улыбнулся Эдгар, мягко уложив ладонь на худое плечо. Омега осторожно поднял голову, мгновенно затопив его чистой надеждой в глазах. — Ты молоденький — тебе хочется ярких чувств. И ты, конечно, волнуешься. Я бы тоже волновался — не сомневайся. Это же навсегда, на всю жизнь выбор. Как не переживать-то? Два голубых озерца, направленные на него, колыхнулись значительной волной. Омега приоткрыл рот, сжимая собственное колено до боли, и вдруг намеренно прикусил губу, уронив безвольную голову. Тут же из груди вырвался надрывный, жалкий всхлип, который омега попытался задавить ладонью. Эдгар потянулся было успокоить, но не смог. — Н-не трогайте! — плаксиво вскрикнул Саша, подскочив с постели. Глянул на него пролившимися глазами, зажмурился, лишь усилив слезы, и убежал. Хлопнула дверь ванной, и альфа услышал срывающийся вой. Конечно, успокоился. Вышел часа через четыре: умаялся, заснул прямо там. Сонный, с припухшими глазами. На него не смотрел, смотрел в пол. Чуть шатался, когда только вышел, и остановился, переступив порог, на несколько долгих секунд. Заторможенный такой, жалкий. Волк внутри него возмущённо заворочался, ибо не дело это — так омегу расстраивать. А омега так ничего и не сказал. Притулился рядом с ним, укрылся тонким покрывалом и почти сразу вновь заснул. Эдгар не впервой подумал, что можно… немного изменить планы. Омегу было жаль. И он очень сомневался, что сраный папаша таки заберёт малыша. Сашу надо было спасать, выдирать из этого гнилого местечка и везти к счастью, к паре. А Эдгар вполне мог это устроить. Наутро омега прятал глаза и изо всех сил пытался сделать вид, что ничего не было. Эдгару копаться в чувствах ранимого ребёнка тоже не с руки как-то было, тем более бередить тому раны, поэтому он спокойно делал вид, что верит вот этим вот неловким «как спалось» вместо «Ну и жарища! Это от Вас так потом несёт?». Жарко, впрочем, было как и всегда. А ему нужно было с Сашей поговорить. Но не сейчас, когда жалко пыхтевший ёжик готов был разрыдаться от одного необдуманного словечка. Завтракали они в тишине. Санечка залипал на свои пальцы, но, слава богу, ел. Повезло вообще, что омега умненький попался. Недоразвитый, конечно, но умненький. — Простите меня за вчерашнее, — ближе к обеду наконец оживился ёжик, — я не должен был… — Не должен был что? Делиться со мной своими переживаниями? — Да. Это глупости всё, на нервах просто. — Ну, почему же глупости? Один мой знакомый омега выходил замуж четыре раза. За одного и того же альфу, между прочим. Традиция у них такая: после рождения каждого ребёнка разводятся и вновь играют свадьбу. Так вот, перед четвертой свадьбой, буквально за пятнадцать минут до начала церемонии, он заперся в какой-то подсобке, красивый такой, весь в белом, и абсолютно серьёзно рыдал, что ещё не готов, представляешь? Без шуток, в смысле. Взрослый омега с тремя детьми ныл, что не знает, хочет ли он этого брака или нет. — А он… омега этот своего альфу любит? — Эшли? Господи, там такая любовь… Они реально друг без друга существовать не могут. Эшли, вон, в гости идёт к Шелли, похихикать там по-омежьи, поболтать, и уже через пятнадцать минут начинает вызванивать своего альфу, чтоб тоже пришёл, посидел где-нибудь рядом, пока они развлекаются. — А Шелли Ваш… волновался? Эдгар на секунду неуловимо поменялся в лице, но это была лишь секунда. — Нет. Шелли — нет — воспитание не позволило. Он такой же затюканный как ты. По-другому, конечно, но сути не меняет. Хрен бы знает, чем это кончилось, если б он своего альфу не нашёл. Омега проглотил подзаборное словечко, хотя на лице сразу проступило: не нравится. Кивнул словно сам для себя и вновь призадумался. А Эдгар решил, что пора. — Домой ещё не хочешь? Саша косо глянул на него и покачал головой. — Не особо. — Почему это? — Не хочу к отцу, — обреченно прошептал мальчишка, попытавшись улыбнуться. — Меня выкрали за день до свадьбы. Я так надеялся на неё, думал, что больше никогда не буду под отцовским контролем, а теперь… теперь дату свадьбы вновь перенесут на месяц-другой. «А почему же твой альфа не здесь, детка?», — так и рвалось с языка, но Эдгар смолчал. Омеге портить настроение не хотелось, хотя и странно всё это было. Ладно отец-придурок, но пара ведь… пара… Второй такой нет — Эдгар знал это как никто другой. Так почему?.. — Я ухожу сегодня, — не растрачиваясь более на расшаркивания, произнёс альфа: прекрасно ведь знал, что правду говорить нельзя. — Уходите? — слегка нахмурил лоб юноша, недоуменно глянув на него. — Куда? — Домой. — Домой? — переспросил и затих, глупо захлопав глазами. — Это… — Если хочешь, могу подкинуть до дома и тебя. — Я… П-подождите же! Как это — домой? А как же… плен? — Нет его. — Что? — Я здесь на добровольных началах. Как пришёл, так и уйду. И тебя они тоже отпустят без проблем. Омега окончательно смолк, растерянно уставившись за его плечо. — Подумай. Как надумаешь что-нибудь — скажи. Волк беспокойно заворочался внутри, что Эдгар воспринял как прямое указание к действиям. Он сидел с омегой, пока тот волнительно кусал губы, бросая на него короткие тревожные взгляды. Давно пора было бы это прекратить. Омега слишком, слишком привязался к нему и теперь натурально боялся терять. А у него тоже были дела. Он встал, отметив провожающий взгляд, и стоило постучать в толстую металлическую дверь, как Саша растерянно вздрогнул. Не верил до сих, что всё так просто. Дверь открылась спустя десяток секунд. Он кивнул охране, проследив, чтоб омега спокойно остался сидеть там, где он его оставил, и уверенно пошёл вперёд. Волк ощерился и утробно зарычал. Эдгар ощутимо напрягся. Поведение зверя озадачивало, а не прислушаться он не мог. Волчье чутье не подводило никогда. Конечно, в связи с этим он ожидал подводных камней, тем более что командующий базы и не обязан был отдавать ему своего реального, полезного пленника, но отдал. Спокойно кивнул, этот взрослый альфа, и высказал терзавшие его мысли вслух: «Жаль ребёнка. Расстрелять бы таких родителей…». Без возражений выделил ему военный вертолёт с пилотом, выслушал план и отпустил с миром. По-другому вряд ли могло быть. Местные сталкивались с мелкими азиатскими оборотнями, заслуженно их боялись, поэтому, встретив его, крупную лесную особь, готовы были на любые уступки. Знали ведь, что вся их база его усилиями превратится в руины часа за пол. Но волк внутри гнев на милость не менял. Раздражение копилось и передавалось ему, что никак не способствовало удачной поездке. Омега кинулся к нему с порога, почти задушив в объятиях. Почти. Хотел, но остановился в последний момент, лишь крепко стиснув его футболку побелевшими пальцами. — Я волновался. — Да, — улыбнулся Эдгар, ласково проведя ладонью по светлой макушке. Ненужный вопрос чуть не слетел с губ: «Ты определился?». Конечно, нет. Конечно, нужно было брать всё в свои руки. — Мы отправляемся через час. Не забудь сходить в туалет: путь неблизкий. Омега что-то пробурчал себе под нос, но Эдгару и вслушиваться не надо было. Эдгару ничего не надо было. Альфа довольно прижмурился, развалившись на койке. Саша гордо громыхнул дверью уборной. А волк, всё ещё напряжённый, удовлетворенно заурчал, свернувшись в клубок. Ступенька. Еще одна… Санечка испуганно озирался по сторонам, всё ожидая нападения. Всё ещё не верил, не мог понять, что происходит. Вертолет громыхал лопастями, сильнее вгоняя омегу в ужас, и, в целом, от истерики затравленного волчонка спасала лишь рука, крепко провожающая его за локоть. Ступенька. Ещё одна… — Давай-давай, залезай, — поторопил альфа, понимая, что так они никогда не взлетят. Саша покосился на него, но толчок в спину придал ускорения, поэтому через считанные минуты они уже устроились на узкой лавке без каких-либо ремней. Роскошеств ждать не приходилось, что дополнительно тревожило омегу. Но он всё ещё держал мальца за локоть на всякий случай и отпускать пока не планировал. Волк особо не волновался, что волновало в свою очередь Эдгара, потому что, ну, зверь всегда настороженно относился к полетам, а тут… напряжен, конечно, но, в общем-то, довольно ворочается и всё зачем-то принюхивается. А потом пилот крикнул о взлёте и стало не до волка. Омега намертво вцепился в него, вцепившегося в единственный поручень одной рукой, пока вторая стискивала омегу в ответ. Трясло от души, а громыхало так, что, заговори один из них, другой не услышал бы. Ни о каких синяках на нежной коже от его хватки не думалось, думалось лишь о том, чтоб омегу не расшвыряло нахрен по салону. Омега, видать, думал о том же: уткнулся носом в его грудь и обвился вокруг него, словно коала, хотя, вроде, ёжиком был. Жмурился ещё. Он тоже глаза открывать не хотел, поэтому за отсутствием альтернатив обратился в нюх. Нюхать, кроме волчонка, оказалось нечего, а волчонок пах приятно и сильно. Волчонок пах запутавшимся в волосах ветром, степью и одиноким в этой степи, диким тюльпаном. Но волчонок был чистокровной лесной особью и вряд ли знал, что такое степь. — Ты знаешь, чем ты пахнешь? — задумчиво пробормотал альфа, когда вертолёт наконец набрал высоту, облегчая полет. А они так и не смогли расцепиться. — Сухой травой, — заметно смутившись, ответил Саша. — Так мой альфа говорит и отец тоже, и… все. — Ты пахнешь степью. — А Вам откуда знать? — Я всё детство ездил к папиным родителям на лето, в степь, там у них целое поместье. Такое, знаешь… тяжело забыть. — А у меня папа степной. Он… в смысле, лесной, волк лесной, породистый очень, чистокровный, но всю жизнь прожил в оренбуржской стае. — И как же они с твоим отцом встретились? — Родители сосватали, а они вдруг парой оказались. Папа всегда не любил Москву, но… сами понимаете, два таких породистых волка и вдруг пара, и просто так оставить их никто не смог. Папа родил двух альф и меня, вырастил, дождался моего совершеннолетия и сбежал обратно в оренбуржскую степь. — И вы больше не виделись? — Нет. Отец периодически бегает к нему, пара же, но… папа больше и носа в Москву не сунет, иначе отец его запрет, поэтому вряд ли я его ещё увижу. Он смотрел на маленького волчонка в своих руках и всё больше мрачнел. Саша не плакал, не питал надежд и даже, наверное, хотел, чтобы тот степной омега про него, ребёнка своего, забыл. Потому что любил, любил своего свободолюбивого папу. И Эдгар понял, что его папа, живой, здоровый и так сильно любимый им, так и не услышал от него самого главного. Его папа, обычный человек, смирившийся с мужем и сыном монстром, вытерпевший столько его заскоков, достоин был целого мира, преподнесенного к его ногам, а по итогу получил лишь сухое «я уезжаю». И думал ведь, что не вернётся, что так и подохнет там, и вдруг выяснил, что не сказал всё. Всё — огромное, бесконечное просто, которое должен был, обязан рассказать самому любимому омеге на свете. Саша так и сопел ему в грудь. Вертолетный гул, приевшись, успокаивал. И даже волк, отчего-то гибкий и покладистый, довольно сопел омеге в такт. Конечно, он заснул. Но хватку не ослабил — волк чутко следил за ребёнком. Путь был действительно неблизкий: при лучшем раскладе часов пятнадцать. Волк взбрыкнул, вытянул. Эдгар сонно замычал, пытаясь разлепить веки, и инстинктивно ощупал омегу на наличие наличия. Омега точно был там же, где он его оставил. Бодрый, здоровый и ни каплю не испуганный. Эдгар сначала нахмурился, пытаясь понять, какого черта, а потом ка-а-ак понял. Омега был горячий, чересчур горячий, возился в его объятиях, ерзал, дышал через рот, уткнувшись ему в шею, и пах-пах-пах, так чертовски пах! И всё вдруг встало на свои места: и странное поведение волка, и феромоны мальчишки, которые он, полумертвый уже, с минимальным обонянием, учуял впервые. — Санечка, — хрипло позвал альфа, медленно расцепляя руки, удерживающие омегу, — посмотри на меня. Санечка ласково заурчал, со вкусом зарылся носом в ямку между его ключиц, но глаза таки поднял. На удивление адекватные глаза. — Ты понимаешь, что сейчас происходит? — Да, — также хрипловато ответил мальчишка, чуть склонив голову. — Хорошо. Продержишься часов… 12? Если совсем плохо, мы можем сесть в ближайшем городе, там… Рот мягко закрыла нежная ладошка. Он удивленно вытаращился на омегу. — Я хочу… — смущенный, даже несмотря на состояние, — не этого… Оборотней не берут подавители, поэтому… надо просто домой. Как можно… — омега сглотнул, пробежавшись взглядом по его напряжённому лицу, и выдохнул сладко-сладко, — быстрее… Горячее дыхание обожгло шею, а Санечка отстраняться так и не думал. Эдгар всегда считал самоконтроль одним из главных своих качеств, но сейчас, обессиленный, держался на одном волке. И это было страшно. Жутко. Потому что волк держать перестанет ровно в тот момент, как омега даст согласие. А омега даст… Альфа вполголоса чертыхнулся, ссаживая юнца со своих колен, и тут же подскочил с лавки, отходя в дальний угол. Хотелось ли ему этого недоразвитого ёжика? Хотелось. — Вы… куда? — с придыханием поинтересовался Саша, не сводя пристального взгляда. — Подальше от тебя, — хмыкнул Эдгар, разворачиваясь к омеге задницей. Плюхнулся на неё же и ткнулся лбом в прохладную стенку, прикрывая на всякий случай и глаза. — Ты там… занимайся, чем хочется, — я подглядывать не буду. Курить в вертолёте наверняка не стоило. Он и не собирался… до недавних пор. Однако достал непослушными руками зажигалку и коробок с парочкой самокруток из заднего кармана. И всё же какой горечью отдала излюбленная трава после удушливо-прекрасного аромата прелести, сидящей всего в нескольких метрах за его спиной! Омега себя трогал — он слышал тихую возню и не мог не фантазировать. Пока что только через одежду, но медленно, растягивая удовольствие. Наверняка пощипывал торчащие сосочки через ткань, создавая дополнительное трение. Трение… Почти что синоним секса, между прочим. Эдгар поглубже затянулся, почувствовав, как горечь осела на лёгких, и прижался к прохладной стенке виском. Или же омега был слишком невинным? Знал ли Санечка, что нужно делать, чтобы удовлетворить собственное тело? Вжикнула молния, зашуршала в спешке стягиваемая одежда, и в нос дало вязкой смазкой, которую не перекрыл даже резкий запах дури. Зна-ал, всё этот сладенький чистюля знал. Какая к черту невинность, когда омега, обходя член, сразу хлюпает избыточной смазкой, проникая в себя пальцами? И трахает, быстро, не жалея, трахает себя ими, прекрасно зная, куда давить, чтобы улететь за три минуты, выцедив сквозь зубы полный наслаждения стон. Какая уж тут невинность?.. Эдгар даже почувствовал себя малость… опрокинутым. Он так старался, так мучительно подбирал слова во время всех ранних разговоров, чтобы лишний раз не осквернять девственный мозг ребёнка… вполне опытного ребёнка. Альфы у Санечки не было — да — вероятно, лишь из-за ёбнутого отца. Но взрослая детка с обманчиво-трогательными глазами давно изнывала без члена с узлом и, судя по резким безбоязненным толчкам собственных пальчиков в жаждущую дырку, привыкла баловаться с чем-то побольше. Член у него, у Эдгара, стоял давно, но от последней фантазии дернулся так ярко, что пришлось до скрипа сжать зубы и затушить окурок о внутреннюю сторону запястья. Омега, естественно, не удовлетворившийся единственной разрядкой, несдержанно заскулил от очередного движения внутри и наконец принялся торопливо гонять шкурку по влажному, текущему членику. Звуки возбуждали похлеще картинки. Картинка не нужна была. Он пытался держать глаза открытыми, чтобы лишний раз не обострять слух, но фантазии затягивали, не отпускали, а слегка отрешенное состояние, навеянное травой, лишь способствовало. И как же было сладко! Там, в фантазиях, просто смотреть на бесстыжего волчонка, далекого, между прочим, но родственника. Касаться нежно-нежно, неуловимо почти, изящных ступней, гладить и изредка позволять себе тронуть тонкую кожу губами, не больше. Хотелось вот так, хотелось сидеть у прелести в ногах и неотрывно наблюдать, как та делает себе хорошо, чтобы видела его взгляд, чувствовала, что он на своём месте, сторожевая псина. Большее не для него, не для уродливой шавки, теряющей голову от чужого омеги. — Альфа, — еле слышно пролепетал Санечка, тяжело дышащий после очередного оргазма, а потом, не дождавшись реакции, позвал уже громче, — альфа! Глупо так. Альфа. Он ведь так и не сказал своего имени… — Аль-фа! Эдгар обещал не смотреть на него, поэтому, когда слух уловил легкие шажки, с зажмуренными глазами подскочил и развернулся, предупреждающе выставляя ладонь вперёд. Шаги замедлились и всё вокруг словно притихло, пока тонкие прохладные влажные пальцы не захватили ладонь в свой плен, уложив на грудь омеги, туда, где учащенно билось сердце. Омега невзначай потерся о его пальцы торчащим и тоже влажным соском, и он, напряженно выдохнув сквозь зубы, выдрал руку из нежного плена, лишь предоставив возможность подобраться ближе. Санечка прильнул, прилип всем телом, глубоко задышав его запахом. Ласковые ладошки гладили спину, пока одна из них не решила проворно нырнуть под потную футболку, ощупывая твердые косые мышцы внизу живота. Эдгар застонал, уперевшись руками в острые плечи. — Я Вам не нравлюсь? — горячо зашептал омега, притираясь промежностью к грубой ткани его джинсов. — Нравишься, — выцедил альфа сквозь зубы, наконец открыв глаза, — но ты об этом пожалеешь, очень-очень пожалеешь. И всё. Больше выдавить из себя ничего не получилось, потому что голубые-голубые глаза омеги затягивали, подчиняя откровенным взглядом. И самое страшное было в том, что омега оставался в адеквате, всё понимал и хотел его так, как он сам не хотел никого в этой гребаной жизни. — Вы действительно думаете, что я могу пожалеть об этом? — улыбнулся слегка, а во взгляде засквозило что-то посильнее похоти, направленное все так же на него, на Эдгара. «Не пожалеет», — подумал он, — «этот — не пожалеет» Мог ли он отказать? Нет. Уже не мог. Обнажённый, блестящий от пота, весь перепачканный любовными соками, такой желанный… Саша чуток замялся с его ремнем, но справился за минуту, освобождая его неприкрытый стояк. Глянул на него робко даже как-то и сглотнул. Ладошки продолжили свое путешествие по косым мышцам вниз, пока не достигли паха, и бережно обхватили член. Он остановил. Подхватил под упругую попку ойкнувшего парня и повалил на лавку. Омега вновь сглотнул, приоткрыв ротик, что было воспринято единственным верным способом. Губки у малыша оказались по-детски нежные, нетронутые, пухлые и очень податливые. Когда он коснулся языком ласкового языка омеги, тот тихонечко застонал, требовательно притягивая его голову ближе. Целовался жадно, хоть и слегка неумело, и явно качественно кайфовал. Эдгару одних поцелуев было мало, но омега не отпускал. Всё тянул его за волосы ближе и капризно ныл, стоило лишь отстраниться. Но мало, мало же, поэтому, когда он обхватил оба члена, застонали они в унисон, в губы друг другу. Как же было сладко!.. Как сладко было вновь почувствовать себя живым! Омега, красивый, черт возьми, нежный, чувствительный, тающий в его руках, и до ужаса покорный. Эдгар понимал, что всё это неправильно, но хотелось большего. Хотелось довести омегу до ярких оргазмов, показать, каково оно, настоящее наслаждение, и пить, пить его стоны с губ. Санечка надломился, выгнулся в его руках и заскулил, забившись, пережидая судороги, пока он продолжал додрачивать нежный членик омеги, выдаивая до последней капли. — Альфа, — прохрипела его прелесть слабым голоском. — Да? — подняв горящие желтизной глаза уже снизу, лицом у того сладкого члена, отозвался альфа. — Я… никогда не пожалею. **** Измотал — да. И течка стала сдавать обороты. Протрахались они вдоволь, с перерывом лишь на посадку и путь до более-менее приемлемого отеля. И там тоже трахались, пока омегу окончательно не вырубило. Он дал ребёнку проспаться и отдохнуть. Но так и не вошел в него, а омега и не настаивал. Попросил разок и, получив отказ, успокоился. Потому что вернуться ему надо было невинным. Потому что дома пара. Пара. Эдгар не мог этого понять. Как же так можно, а? Как можно настолько наплевательски относиться к альфе, который единственный преподнесет мир к твоим ногам и никогда своих чувств не изменит? Иногда омеги всё же поражали его своей жестокостью, но от этого — увы — менее прекрасными не становились. Саша прятал глаза по пробуждению и быстро заперся в душе, добрые часа полтора отскабливая его запах с собственного тела. На омегу он — благо, что ума хватило, — не кончал, иначе кончилось бы всё значительно хуже. Но омега всё так же пах невинностью и, несмотря на не прошедшую полностью течку, сверкал чистыми трогательными глазами, так ловко бравшими в свой плен. Они и словом не перекинулись. Эдгар просто кивнул, и через полчаса они уже стояли перед небольшим офисом. Саша ничего не спрашивал, без возражений остался в пустой приёмной, куда минут через двадцать вернулся Эдгар вместе со знакомым мужчиной, отцовским другом, главой одной из крупнейших казахских стай. Санечка выдавил из себя улыбку и поздоровался. На большее его не хватило. Этого стоило ожидать, стоило, учитывая, что в течку загадочный альфа-человек вдруг отрастил роскошные клыки и заблестел желтизной глаз. Знал. Всё этот альфа про него знал. Его оповестили, что теперь он в полной безопасности, что его как можно быстрее доставят домой, в родную стаю, к отцу. Санечка кивал и благодарил, смотря в спину своему «человеку». Отцовский друг ненадолго вышел, видно, готовясь к поездке, и они вновь остались одни. Эдгар обернулся и кивнул. На прощание. Он не стерпел: подорвался, хватая альфу за запястье, и приоткрыл рот. — А я… — сглотнул, — я так и не спросил, как Вас зовут, — слегка замявшись, кротко улыбнулся юноша. Эдгар, смешливо прижмурившись, отмахнулся, возобновив шаг, пока на запястье вновь не сомкнулись прохладные пальцы такого близкого пока, но безумно далекого русского омеги. — Скажите, — с такой просьбой в голосе, что он остановился, — пожалуйста, — уже тише прибавил омега. Он посмотрел на юношу, отмечая блестящий взгляд и лёгкое возбуждение, отдающее дрожью в хрупком теле, и понял всё, что стоило забыть. Сейчас и здесь. Оставить там, где этот голубоокий горностаевый ребёнок больше не побывает. — Не нужно оно тебе, Саша. Санечка хотел возразить. Хотел же и возразил бы тут же, если б не столкнулся с ним взглядом. Смолк. Поник, поняв, что его поняли. Вот так, без слов. Поняли и дали ответ. Вот тебе и привязанность. Вот тебе и привязанность…