***
Несмотря на запах, ощущение и лишь присутствие Ягера, сон Анны был тревожен и короток. Она пробуждалась среди ночи в испуге, однако он угасал всякий раз, как только Анна слышала его дыхание. Сон Ягера был хоть и размерен, но мрак и напряжение преследовали его и там. Она, проснувшись в очередной раз, тяжело выдохнула и, аккуратно, дабы не разбудить, прильнула к нему, уткнувшись носом в шею. — Ты — единственное, что есть в моей жизни настоящее и желанное… — прошептала Анна и погладила его по груди, — Знаешь, я так скучала… По всем вам, Ягерам и Маргарет. И скучала по себе, когда я была только Аней Ярцевой и говорила на своем. Когда я была русской… Анна надолго задумалась и, неслышно всхлипнув, прошептала по-русски: — Я люблю тебя.***
Ягер проснулся первым и долго не мог подняться, любуясь спящей Анной. Он несколько раз целовал ее, но она не пробуждалась, лишь мило морщилась, отчего Ягер вновь очаровался ею. Вскоре Анна раскрыла глаза и, разглядев его, тотчас улыбнулась. Не сказав ни слова, она с небывалым удовольствием поддалась к нему и крепко поцеловала. — Почему так не может быть всегда?.. — прошептала она с тягостным сожалением и уткнулась ему в плечо. Ягер обнял ее, поцеловав в изящный изгиб шеи, и тихо спросил: — Ты хочешь этого? Чтобы было так? — Всегда хотела, Клаус… Он не ответил, лишь облегченно улыбнулся и вздохнул. Лучшего она не могла ему сказать, и силы, почти воинственность воспряли вновь удивительной вспышкой, что смысл для него воссиял, как тогда в нюрнбергском суде, когда Ягер увидел ее. Природная страстность полыхала в нем, как и прежде, словно перед первой танковой дуэлью или всякий раз при виде нее. Он потянулся к Анне и знал, что не вызовет ее сопротивления: она поддалась охотно, любовно, нежно… Анна снова была той юной девочкой, в которую Ягер однажды горячо влюбился. Теперь он и не вспоминал про ее поразительное сходство с матерью, только Анну, ее настоящую, двадцатидвухлетнюю из Пскова, которую заинтересовал Кафка; та, которая никогда не была герцогиней… Утро было еще молодо и невинно чисто, однако уже тогда им пришлось проститься. Анна с необыкновенным усердием сдерживала горестный крик, граничащий с тоскливой скорбью. Ей было мало… теперь, когда они стали видеться чаще, Анна осознала, до чего он был ей необходим. И даже не потому, что ей неистово хотелось его целовать, а единственно лишь из-за своего ощущения свободы и естественности. Ягер был для нее совсем родным, как брат или друг детства, который знал о ней больше, чем кто-либо другой; который мог предвидеть ее мысли или закончить фразу. Он был тем, кто любил ее любой: остарбайтера и своего переводчика, презирающую его жену, недосягаемую графиню Фюрстенберг, замужнюю герцогиню Брауншвейг. От этой мысли ее сердце нещадно сжималось и ей вновь хотелось прильнуть к нему, но было уже не к кому… Они попрощались наспех, поскольку тоска по друг другу уже медленно взрастала в груди обоих. А потому один крепкий поцелуй, и Анна вылетела из нумера, ибо знала, что не смогла бы оставить его. Ягер был рад ее скорому уходу, хоть в сердце больно защемило. Ничего, мысленно подбодрил он себя, все в жизни возвращается на круги своя…***
Анна нашла Кристиана в одной из комнат, в которую решительно было невозможно войти из-за перегара, доносившегося от него. Она лишь хмыкнула, мысленно поблагодарив Тилике, и силясь, проникла в гардеробную и впопыхах переоделась. Разумеется, в платье, но в виде довольно неряшливом, Анна выйти к завтраку не могла, а потому нашла свободную комнату и горничную, что помогла ей с прической. Сегодня ей особенно хотелось выглядеть хорошо, однако и без того Анна сияла: ее глаза горели живым огоньком, на щеках расцвел здоровый румянец, а губы растягивались в широкую, добродушную улыбку. Она не понимала причины своего необыкновенного настроения и даже не раздумывала об этом, поскольку все ее мысли занимал лишь Ягер. Анна вновь ощущала страстное желание в груди и с нетерпением ждала завтрака, чтобы увидеть его. От одной этой мысли она вдруг рассмеялась, и приятная волнующая дрожь прошлась по ее позвонкам. Однако когда Анна вышла к завтраку, его не было; и даже тогда, когда выспавшиеся гости подошли к столу и вновь начали очередные обсуждения. Фрау Катцель с улыбкой поприветствовала Анну и отметила ее свежий вид, в отличии от остальных. Они ненадолго разговорились, однако Анна беззастенчиво озиралась в надежде разглядеть знакомую фигуру. — А где же Кристиан? — спросила фрау Катцель, заметив ее озабоченность, и улыбнулась, — Я думала, что вы появитесь вместе… Анна на мгновение задумалась и, желая ответить, приоткрыла рот, но вдруг услышала голос Матильды, который появился почти из ниоткуда: — О, дорогой Кристиан очень утомился от вчерашнего празднества, поэтому его не стоит беспокоить… Матильда улыбнулась Анне, но той от ее улыбки стало гадко на душе. Она невольно спросила себя, сколько раз Матильда покрывала своего сына, однако Анна не смогла ее за это винить… Верно, я бы поступила так же, будь у меня ребенок, подумалось ей и от этой мысли она впервые ощутила в сердце нечто теплое и волнующее. Завтрак прошел в обыденном для этого общества настроении: разговоры ни о чем, сплетни, обсуждение вчерашнего празднества и очередное поздравление Анны. Вскоре завязался шуточный спор между гостями о наиболее приятном подарке вчерашней имениннице; спорили много и смеялись. Анна изредка поддерживала разговор и привычно улыбалась благосклонной и величественной улыбкой, однако думала совсем о другом… — …а какой бы подарок, Вы, герцогиня, отметили? — спросила одна фройляйн, имени которой Анна не помнила. Она вдруг очнулась от дурманящих ее сознание воспоминаний и взглянула на гостей, который теперь все обратились к ней. — Подарок?.. — кашлянула Анна, дабы секунду-другую поразмыслить. О, она чуть было не ответила правду, — появление и поцелуй Ягера — однако вмиг одернула себя и свойственным герцогини тоном ответила: — Разумеется, вы, господа. Ваше присутствие дорого моему сердцу, и я безмерно благодарна, что Вы почтили меня своими визитом и вниманием. Это и есть тот подарок, который я отмечу. Анна, выученная за столько времени этикетом и шаблонами, могла в любую непредвиденную минуту сказать нечто подобное; нечто, что могло бы удовлетворить всех. Она не спрашивала себя, сколько искренности вложила в эти слова, однако они прозвучали убедительно и этого было достаточно. Искренность, как знала Анна, здесь ни у кого не вызывала интереса, а потому оставила ее глубоко в своем сердце для одного, другого человека… Она, разумеется, всем угодила и по столу прошлось немое удовольствие от присутствующих. Анна заметила довольный и почти горделивый взгляд Матильды и уважительный фрау Катцель. Она усмехнулась про себя и подумала о вероятном смешке Феликса, если б он ее только слышал… После завтрака гости разошлись осматривать окрестности в поисках развлечений, поскольку до сегодняшнего очередного увеселительного вечера игры в скат был еще целый день. Фрау Катцель и Матильда, решив, что Анне скучно без супруга, занимали ее до бранча: сначала они посидели на веранде, после выпили чаю, к бранчу присоединились другие фрау и надежды Анны на побег стали совсем призрачны. Как вчерашняя именинница, она вновь была всем интересна: спрашивали ее мнения по самым пустяковым вещам, интересовались ее делами в Берлине, а после, когда большинство тем для разговора были исчерпаны, пустились в самое приятное для женского общества — сплетням. Избавиться от навязчивых женщин Анна не могла, ибо — приличия, а потому терпела и изображала неподдельный интерес к обсуждении измен очередного супруга одной из не пришедшей фрау. Разумеется, по обыкновению этого общества, измены порицались, но мужчинам всегда прощались. И Анна невольно вспомнила, как презирала Ягера за Луизу и вовсе не жалела о своем тогда отношении. Никто такого не заслуживает, подумала она и считала, что права. Спас от скучных разговоров Анну Кристиан, подошедший ближе к обеду и, извинившись, вызволил из женского щебетящего плена. — Похмелье было сильным?.. — шепнула она ему, хихикнув. — Не таким, как я мог бы себе представить… — признался Кристиан, — благо, герр Вайс подоспел со своим медовым коньяком. Анна невольно вздрогнула и закусила губу. Она всем сердцем желала увидеть Ягера, его озорной взгляд и мальчишескую улыбку, которая не менялась независимо от возраста, однако свои столь ярко полыхающие чувства к нему Анна боялась не удержать внутри… Все будет хорошо, вторила она себе и тяжело выдохнула. — Верно, вы прекрасно провели время… — ответила Анна, когда они спускались по лестнице. — О, несомненно! Хоть мне и жаль, что герру Тилике пришлось так рано уехать, но я рад, что остался герр Вайс. С ним не так скучно… Они прошли в небольшую гостевую комнату, напоминавшую гостиную, где уже поджидал их Ягер. При виде его Анна старалась сохранить размеренность выражения, еле подавив радостную улыбку. — Фрау Брауншвейг, — учтиво кивнул Ягер и пожал протянутую ею руку. Еле сдержав порыв, зацеловать ее, он отпустил и улыбнулся. — Рада видеть Вас, герр Вайс, — улыбнулась Анна в ответ, — я думала, что Вы уехали вместе со своим другом… Она задумалась, взглянув на Кристиана, нахмурившись: — Как же его?.. — Герр Тилике, — подсказал он, — да, очень жаль. Я надеялся, что он останется ненадолго… — О, простите его, господа. У герра Тилике возникли решительно важные дела, не терпящих отлагательств. Ну, герр Брауншвейг, думаю, Вы как никто это понимаете… — Разумеется! Однако нужно же иметь время и на отдых. — К сожалению, герр Тилике, как истинный немец, не представляет свою жизни без работы. Порой кажется, что работа и есть его жизнь. Но я не теряю надежды его образумить, ведь так и заболеть можно, не так ли? Кристиан улыбнулся и кивнул: — Вы правы, герр Вайс. Я порой страдаю похожим недугом, однако недугом своим я это не считаю. Скорее, особенность характера. И Анна часто жалуется… Анна, совершенно не следя за разговором, зачарованно глядела на Ягера и теперь, словно очнувшись, повернулась к Кристиану и неловко кивнула. — Да, — поспешно добавила она, не понимая о чем ее спросили, — я… согласна. — Фрау Брауншвейг? — тотчас спросил Ягер, изображая удивление, — В самом деле? Неужто Вы оставляете надолго свою супругу без присмотра?.. Ягер глухо засмеялся, и Анна улыбнулась в ответ, лишь от его развеселившегося вида. Ей не терпелось поцеловать его, прижаться к его груди и ощутить ласковый поцелуй в макушку. На его красивом лице она вновь заметила ямочки, тот прежний ребяческий вид, и оттого блаженно вздохнула. Кристиан не понимал причины внезапного веселья Ягера, однако уловил одну странную нотку в его смехе — насмешливую. Она была еле уловима, но почти ощутима. Ягер не спускал с него острого взгляда и, просмеявшись, победно ухмыльнулся. — А… — растерянно начал Кристиан, — почему бы и нет? — Нет? Какой Вы странный… Но, пожалуй, отвечу Вам так, чтобы Вы поняли: а почему бы одному самоуверенному и настойчивому герру не увлечься Вашей супругой? Мне, например. Ваша герцогиня хороша собой, а Вы все в делах… Герру Тилике повезло, у него никого нет, а Вы — другое дело. Анна боялась шевельнуться и сил ей хватило лишь на короткий вздох. Она взглянула на удовлетворенного Ягера, который так и впился взглядом в теперь совсем растерявшегося Кристиана. Между ними повисло тяжелое молчание, которое никто не смел прерывать: Ягер лишь из одного своего озорства и желаемого напряжения, Анна от страха, а Кристиан от непонимания. — Я… я уверен в своей супруге, — проговорил робко Кристиан и попытался выпрямиться, — да и разве полюбит Анна кого-то, кроме меня? Такого больше нет. Только я. Мне известно ее сердце, уверяю Вас. Ягер выслушал с чрезвычайным вниманием и, пытаясь удержать серьезный вид, не вытерпел и вновь залился смехом. — Знаете, а я ведь поначалу предполагал, что Вы лишены чувства юмора, — заметил он. Кристиан впал в ступор и глядел теперь совершенно непонимающе. Он не верил, что слышит от Ягера насмешку и сарказм, а потому вновь молчал. Анна, на этот раз подавив волну страха, оправилась и кашлянула. — Я всегда говорила, что Вы, герр Вайс, очень остроумны… — выдавила она и улыбнулась. — Да, благодарю. Вновь повисло напряженное молчание, однако Анна, вспомнив про неустанный герцогский предлог в неловких обстоятельствах, сослалась на усталость и пожелала чаю. — Я, право, не знаю, куда подевалась вся прислуга, — ненавязчиво напомнила Анна, — это поместье такое огромное, точно Бенсберг… Дорогой, пожалуйста, найди фрау Катцель и попроси прислугу. Ягер поежился от ее слов, точнее от ее обращение к Кристиану, и первая мысль его была свернуть тому шею, однако, вздохнув, Ягер лишь кивнул. — О, разумеется, выпьем чаю, — согласился Кристиан и вышел из комнаты. Тотчас закрылась за ним дверь, как Ягер одним крепким движением притянул Анну к себе и живо впился в губы. Не ожидав его порыва, она возмущенно застонала, но и тут же сдалась, побежденная любовным блицкригом. Ягер, чье сознание вмиг затуманилось ее пьянящим ароматом и мягкостью губ, сам был повержен и ослабил хватку. Он целовал нежно, спускаясь на шею и мягко ее покусывая. Анна, как в забытьи, улыбалась от его прикосновений и крепче прижималась к нему. — Клаус… — почти простонала Анна, когда Ягер спустился на ключицы и зацеловал ее открытое декольте, — прошу тебя. Однако он лишь улыбнулся и, приподнявшись, попутно целуя шею, вновь прильнул к губам. У нее не хватило сил его оттолкнуть или образумить, и Анна охотно поддалась вновь без малейшего сожалений. — Клаус… прошу тебя, — шептала она, пока он целовал ее лицо, — остановись. — Не хочу… — Клаус, — но он не дал ей закончить и снова поцеловал в губы. От его жадного поцелуя у нее подкосились ноги, и небывалая судорога прошлась по всему ее телу, особенно внизу живота. Его губы слишком умело возбуждали в ней трепет и желание, которые ей было невозможно побороть. Однако, когда он лишь на мгновение отстранился, Анна, сжав волю в кулак, выскользнула из его объятий и отпрянула на другой конец комнаты. — Анна… — возмущенно проговорил Ягер, стараясь отдышаться. — Ты с ума сошел. А если б Кристиан вошел?.. — …то, верно, ничего не сказал и извинился за беспокойство, — закончил с довольной улыбкой Ягер, — Брось, Анна, никто не войдет. Иди ко мне. — Это безрассудство. А если… если Фредерика вернется? — О, поверь, любовь моя, она не вернется… Анна нахмурилась и скрестила руки на груди. Сладкий морок еще не сошел с нее, и мягкое жжение еще теплилось в ее промежности, отчего, шумно выдохнув, она заходила по комнате. Анна старалась не смотреть на ухмыляющегося Ягера, который теперь ей казался еще желаннее. — Анна, не мучь себя, — тихим голосом отозвался он, — иди ко мне… — Нельзя, Клаус. Думаешь, я сама этого не хочу?.. Теперь Ягер широко улыбался, и вид его был чрезвычайно радостный, даже сияющий, однако с внезапно возникшей гордостью и достоинством. Анна вновь разглядела в нем штандартенфюрера, уверенного и непоколебимого в собственной победе, и залюбовалась. Вновь пленившись им, она даже не заметила его приближения и замерла на мгновение, когда он взял в руки ее лицо и поцеловал в лоб. — Ничего, милая. Скоро все закончится, и мы не будем знать отказа друг в друге… — Что ты задумал?.. — обеспокоенно спросила Анна с искренней озабоченностью заглядывая ему в глаза, — Клаус… — Не волнуйся. Я все сделаю… — Прошу, не рискуй собой. — взмолилась она, вдруг оборвав его, и прикоснулась к его щеке, — Я знаю, ты пойдешь на многое, если не на все, но… будь острожен. — Я острожен… — Зачем ты дразнишь Кристиана? Слишком очевидно дразнишь. Впрочем, не отвечай, я знаю зачем. Ревность?.. Ягер потупил взгляд и, убрав ее ладонь со своего лица, заходил по комнате. — Ты не понимаешь, — проговорил он тоскливо, — каково это видеть… — Уж я-то понимаю, Клаус, — обиженно и небрежно бросила Анна, — как это грызет изнутри. И ничего нельзя сделать. Я понимала еще до тебя… А теперь и ты понимаешь. — Снова твоя месть?.. Те воспоминания… Сколько мне в твоем огне гореть? Что я еще должен вынести, чтобы ты насытилась и отпустила? — Сколько?.. — разочарованно усмехнулась она, еле подавив в себе горький приступ, — Мне и века не хватит… Но я не понимаю, Клаус, как ты можешь ревновать? Как? Ведь я не принадлежу тебе, а всего лишь изменяю. Ты не можешь что-либо с меня требовать. Я тебе не жена… И прав на меня ты не имеешь, а Кристиан имеет. Лицо Ягера вмиг исказилось в злобное и горестное выражение, и он насмешливо заметил: — Кристиан? А ты вспоминала о нем, когда бежала ко мне? Анна тотчас вспыхнула, однако ответить не успела. Дверь распахнулась и на пороге появился улыбчивый Кристиан, с которого совсем пропало недавнее замешательство, и он пригласил их на веранду отпить чаю. Анна, по обыкновению ее, натянула герцогскую улыбку, а Ягер простодушно улыбнулся и вновь разговорился с Кристианом о чем-то отвлеченном. На веранде их поджидала за накрытым столом прежняя женская делегация, к которой Анна теперь примкнула с удовольствием. Вскоре присоединились и другие гости, что отлучались ненадолго, и чаепитие превратилось в полноценный обед, который, к слову, был уже ко времени. — Господа, я понимаю, что все мы с нетерпением ждем вечера, но не развлечься ли нам конной прогулкой? — сказал один из пузатых господинчиков, который уже выпил несколько бокалов коньяка. — О, Вам, герр Хоффер, думаю, не стоит, — подхватила фрау Катцель, — иначе рискуете попасть впросак или того хуже. — Почему же?.. Впрочем, я понимаю, на что Вы намекаете, однако я, — он пьяно улыбнулся, — я полон сил. — Не сомневаюсь, герр Хоффер. И по столу раздались тихие смешки. Кристиан, утерев губы салфеткой, вдруг громко заговорил: — Может, герру Хофферу и не стоит выбираться на прогулку, но мы, господа, — он повернулся к Ягеру, ища поддержку, и кивнул, — почему бы нам не выбраться на прогулку? Дорогая, что скажешь? Анна, не имея аппетита с начала обеда, взглянула на него и вздохнула. Вмиг ей захотелось исчезнуть, испариться или забиться в угол ото всех; ее не тяготила ссора с Ягером, она еще была зла, однако и сил на игру в герцогиню у нее не имелось. Она вновь вспомнила Феликса, его смелость грубить и быть собой в обществе, за которые она могла всегда спрятаться. Однако уже давно у нее не было такой защиты… — Я бы с удовольствием, дорогой, — пропела она своим привычным голосом герцогини, — но я утомлена… — О, Анна, ты же так любила конные прогулки… — напомнила Матильда, нахмурившись, — не больна ли ты? — Верно, больна… Я очень устала. — Устала?.. — задумчиво протянула фрау Катцель, переглянувшись с Матильдой, — И ты совсем ничего не ела… — …И так бледна, — подхватила Матильда. Они пораздумали секунду и тотчас расплылись в улыбках, ближе подсев к Анне. — Дорогая, неужели? — возбужденно спросила Матильда, — неужели мы дождались? — О, посмотри, как она утомлена. Верно, ты права, — обратилась к Матильде фрау Катцель. — Неужели?.. Кристиан, внимательно наблюдавший за ними, мимолетно взглянул на озабоченного Ягера и обратился к Матильде: — Мама, что такое? Что-то с Анной? — О, милый, — улыбнулась она, — конечно, рано судить, но Анна, вероятно, ждет ребенка. Анна озадаченно оглядела всех, и ее взгляд замер на Ягере. Он выглядел опрокинутым и побелевшим. Ее сердце в мгновение сжалось и ей во всю силу хотелось закричать. Кристиан тут же метнулся к Анне, улыбаясь. Он что-то говорил, но она не слышала; он целовал ее руки, но она совсем не чувствовала и лишь глядела на поникшего Ягера. — Верно, стоит вызвать врача, чтобы он подтвердил, — предложила фрау Катцель. — О, Вы правы, — согласилась радостная Матильда, поглаживая Анну по голове, — неужели мы дождались?.. У Анны не было сил возражать, поскольку знала, что разубедить в страстной своей химере Матильду невозможно, как и Кристиана. Она была уверена, что не беременна, ведь исправно пила тот горький отвар и тщательно следила за циклом, который прошел совсем недавно. Но разуверить фанатичных родственников ей было не под силу, а потому следовало ждать подтверждение доктора. Такие радостные новости, которые имели лишь догадки и желание Матильды видеть Анну в положении, случались часто. Поначалу Анна старалась отстоять свое мнение и доказать обратное, однако Матильда и слушать не желала, пока вызванный доктор не подтверждал ее слова. И теперь, как думала Анна, случится то же самое. Матильда и фрау Катцель потребовали от всех тишины и отвели ее в комнату. Кристиан остался с гостями, дабы те не заскучали и вскоре предложил конную прогулку. — Не могу поверить, — шепнул он Ягеру уже в конюшне, — неужели Анна забеременела, ведь мы так этого хотели! Ягер поежился от его слов и сыграл благодушие, хоть внутри и выл от боли и негодования. Его страшные догадки сбылись, и он до сих пор пребывал в ступоре и оцепенении. Слова Анны о правах Кристиана так и звучали у него в висках, и вскоре он их признал. Ягер являлся лишь любовником, который мог исчезнуть или быть прогнанным, поскольку теперь ей было то невыгодно. И Ягер впервые задумался об этом: если Анна не захочет менять свою жизнь и теперь останется здесь, ведь, в отличии от ее нерадивой матери, не оставит своего ребенка… Его чуть не хватил удар от одной лишь мысли. Дыхание сперло, и сердце бешено заколотилось, а в голове стучало одно — это должен был быть их ребенок. — Герр Вайс?.. — позвал Кристиан, — С Вами все хорошо? Ягер, очнувшись от тягостных размышлений, взглянул на него и спокойно кивнул.***
К вечеру, когда ужин был кончен, гости с облегчением уселись за игорный стол с выпивкой в ожидании дам. Кристиан чтил вниманием гостей, а Ягер, все еще задумчивый и поникший, старался принять привычный равнодушный вид. Вскоре вышли фрау, которые тоже желали сыграть, и среди них Ягер разглядел Анну в сопровождении все тех же фрау Катцель и Матильды. Теперь она выглядела отдохнувшей, но слегка раздраженной, несмотря на умелое свое притворство — Ягер сумел разглядеть ее мимолетно нахмуренные бровки и еще с их брака помнил, что это ее признак раздражения. Анна в длинном черном платье и таких же перчатках вновь походила на герцогиню, недосягаемую и сияющую, как темная Одиллия. И снова этот холодный взгляд, словно все ей здесь чуждо… О, Ягер хотел, чтобы она так взглянула на него, чтобы совсем не осталось сомнений, и он уехал прочь. Легкое раздражение, что одолевало Анну, передалось и ему, но Ягер лишь ободрился. Раздражение или негодование, а лучше злость, были куда предпочтительнее вязкого угнетения и пустоты в груди. Он вздохнул и выпрямился. За выпивкой началась и игра. Гости выглядели увлеченными и повеселевшими; обсуждения сменялись с невероятной скоростью и вновь опускались до сплетен. По истечению некоторого, совсем, казалось, короткого времени игра теряла все больше игроков, и вскоре за столом осталось лишь несколько: Матильда, фрау Катцель, Анна, Кристиан и Ягер. — Что делать, господа? Я карты не люблю, но они меня любят, — с улыбкой сообщил Кристиан и попросил карту. Матильда, кивнув, стянула карту с колоды и отдала ему. — Верно, у Вас имеется какая-то формула? — спросила фрау Катцель. — Формула? Чистая математика. Хоть и признаюсь, формула все-таки имеется, при использовании которой всегда можно выиграть. — Верно, поэтому Вы так часто проигрываете? — заметил Ягер и улыбнулся. По столу прошелся сдержанный смех, и Кристиан усмехнулся в ответ. — Я лишь не желаю беспокоить формулу… — О, поделитесь же со мной, герр Брауншвейг, — учтиво отозвалась Анна, — у меня, что не партия, то проигрыш. Не понимаю, как я еще осталась при вас… — А зачем, дорогая моя, тебе везение в картах? Тебе и так крупно повезло, — улыбнулся Кристиан, подмигнув ей. — Значит, герцогиня — слабый противник в картах, — отметила задумчиво фрау Катцель, изучая свои карты, — Ей повезло в любви. Вы, герцог, видимо, тоже. Матильда несколько вызывает сомнения, а что же до Вас, герр Вайс? Я должна знать, каков Вы противник… Вам везет в любви? Ягер криво усмехнулся и попросил карту у Матильды. И вновь гнетущее молчание и лишь тихий шелест перебираемых карт. — В жизни я любил лишь одну женщину, — наконец ответил Ягер. — В самом деле? Я считала, так бывает только в романах… — усмехнулась Матильда и подала карту Анне, — и что же с ней сталось? — Ничего. К сожалению, так вышло, что мы с ней чужие и, верно, другими не станем. Фрау Катцель цокнула языком и выдохнула. — Я так и предполагала, что Вы, герр Вайс, сильный игрок, — и, скинув карты, она тяжело добавила, — пас. Вскоре из игры вышли еще Матильда и Кристиан. Осталась лишь Анна, которая с самого начала избрала тактику терпения: она выжидала, пока другие повысят ставки и проиграют, в надежде большого куша, а она, довольствуясь маленьким выигрышем, останется. И теперь она осталась одна с Ягером, который действительно сильно и крупно играл. — Итак, только Вы и я, — объявил он тихо и раздал карты. Анна поежилась от его взгляда и, собравшись тотчас, взяла пару купюр и положила перед Ягером. Он кивнул и придвинул все стопки выигранных денег вперед. — Играю на все. — добавил он. — Не боитесь проиграть? — спросила Анна серьезно, почувствовав холод на кончиках пальцев, — Вы поставили все. — Я никогда не был половинщиком. Я всегда хотел или всего, или ничего. Поэтому играю на все. Анна согласилась, и тяжесть легла ей на грудь могильной плитой. Она отчего-то почувствовала перед ним вину, и вновь тот светлый трепет воспел в ней. Ей хотелось прильнуть к нему и зацеловать его шрамы, чтобы выражение его потеплело. Но теперь он был холоден, как сталь, и глядел ровно, словно она была ему никем. Этот взгляд больно полоснул ее по сердцу, однако, все еще держа лицо, она приступила к игре. Они играли молча с чрезвычайной сосредоточенностью и скрупулезностью, но конец был близок. — Нервничаете, герцогиня? Не стоит. Карты этого не любят, — отметил Ягер и подал ей еще одну карту, — да и Вам теперь нельзя… Анна взглянула на него и, сглотнув, закусила губу. — Готовы? — спросил он равнодушно. Она кивнула и открыла карты: тройка, семерка, туз. Ягер последовал за ней и усмехнулся. — Все Ваше, герцогиня. А я, верно, опять ни с чем… Оставив деньги, он вышел изо стола и скрылся в коридорах поместья.***
Кристиан, как знала Анна, отправился к бару с увеселительной компанией и, вероятно, общество супруги не желал. Но она лишь облегчилась его невниманием. Выигранные деньги не принесли ей ни капли удовлетворения, и она вовсе не думала об этом, а только об очевидном расстройстве Ягера. Матильда, заметив увлеченность Кристиана в новой компании, поскорее отправила Анну спать, сославшись на ее дневную утомленность. Фрау Катцель, которой все и так было ясно с самого начала, невольно округлила глаза от ненавязчивой наглости Матильды, но ничего не сказала. Анна и без того все понимала, однако лишь обрадовалась уединению оставшегося вечера. Горничная помогла ей раздеться, заплести косу и вскоре была отпущена Анной. Она не могла заснуть, даже не ложилась вовсе, меряя шагами спальню и думала о нем. Ее сердце сражалась со страхом быть узнанной и трепетом, что так цвел в ее сердце при одном лишь воспоминании. Вскоре, когда терпеть стало невозможно, и силы внезапно появились, она осторожно выскользнула из своей спальни и пошла к нему.***
— …я же просил, Тилике, не звонить сюда. — прошипел Ягер в трубку, — Ты с ума сошел. Что?.. — он на секунду осекся, внимательно слушая, и его губы растянулись в мрачной ухмылке, — Да, ты все правильно сделал. У этой ведьмы не должно остаться шансов. Берлин видел, как пала империя Ягеров, теперь увидит, как падет ее… — тут же его тон сменился на его привычный штандартенфюреровский, — Продолжай натравливать всех, кто может до нее дотянуться. Я хочу видеть, как «Янтарные волны» пойдут с молотка… Из цели не выпускать. И услышав удовлетворительный ответ, Ягер положил трубку. — Пришел и твой час, Фредерика, — задумчиво проговорил он в пустоту, — падение империи. И в эту секунду послышался слабый стук в дверь, который Ягер сразу узнал. Это была Анна, он мог поклясться, и сердце его замерло. В нем билось два страстных желания: увидеть ее и прогнать. Ягер не хотел открывать, заранее зная, что обожжется и останется с ранами в одиночестве, которое должно было стать привычным, но стало лишь ненавистным. — Уходи, Анна, — прошептал он, когда подошел к двери, — уходи… — Не уйду, — послышалось с той стороны, — открой, Клаус. — Уходи, — требовательнее повторил Ягер и невольно кашлянул. — Нет… Открой. Здесь холодно в коридоре, а я в домашнем платье… Ягер открыл, и Анна тотчас вошла в комнату. Они молчали, и он ощутил внезапную жажду. Не глядя на нее, он подошел к столу, где стоял графин коньяка и налил в бокал. Ягер знал, что она пристально наблюдает за ним, оттого его движения стали неловкими и дерганными, словно волновался. О, а Ягер не желал хоть одним своим вздохом выдавать волнения… Выпитый коньяк застрял комом в горле, и он несколько раз прокашлялся. И вдруг, то есть совсем для него внезапно, что он даже испугался, но опять же не выказал этого, Анна прижалась к его спине и обхватила торс руками. Она прижалась робко, словно боясь, что он оттолкнет, но Ягер, почувствовав это в ее движении, лишь усмехнулся. Да неужто я тебя оттолкну, подумалось ему. Анна прижалась щекой к его плечу, изредка целуя его через ткань рубашки, и ласково терлась носом. Она напоминала кошку, ищущую ласку хозяина, и все теснее прижималась к нему. — Почему? — тихо спросил Ягер, вздохнув, — Почему ты меня так мучаешь?.. Она помолчала с мгновение и вновь поцеловала его плечо. — Прости, Клаус, я… я не должна была так говорить. Я злюсь… очень злюсь на себя, что теперь не Ягер. Я должна была принадлежать вашей семье и думала, что так будет всегда… Прости меня. Ягер повернулся к ней и ей пришлось убрать руки. Он глядел на нее непонимающе, пытаясь отыскать хоть долю прежнего герцогского притворства, однако Анна смотрела на него открыто, невинно, отчего он совсем осовел. Ее детский взгляд обескуражил его. — За что ты извиняешься? — удивленно спросил Ягер, но взгляд его по-прежнему был хмурым, — За правду? Ты права, Анна. У меня действительно нет прав что-либо хотеть от тебя. Я не был тебе хорошим мужем и, как выяснилось, не буду хорошим любовником… — Клаус… — Нет. Ты во всем права. У меня была возможность сделать тебя счастливой, ведь я же знал, как ты желаешь ребенка, а я… Но я рад, что хоть с ним ты будешь счастлива. Анна молча глядела на него, нахмурившись, и невольно отступила на шаг. — Не понимаю… Ребенок? Да, но… я не беременна. И как же я буду счастлива без тебя? — Но сегодня на обеде… Однако Анна лишь усмехнулась, не дав ему продолжить: — Это Матильда. Она грезит о моей беременности и любое мое недомогание принимает именно за это. Сегодня был доктор, пока вы гуляли на конной прогулке, и все опроверг. А недомогание мое было… — она невольно закусила губу и вздохнула, — я переживала из-за нашей ссоры. У меня совсем не было аппетита, а Матильда, разумеется, подумала о беременности… Глупость. Ягер внимательно выслушал и опустил задумчивый взгляд. Он пребывал в замешательстве, которое все отчетливее отражалось на его лице. Анна подошла к нему вплотную и прикоснулась к его раненой щеке. — А почему бы тебе и не иметь от него ребенка?.. — угрюмо спросил он и вновь потупил взгляд. Анна желала что-то сказать, но мысль ее испарилась. Она с сожалением смотрела на него и знала, о чем он думал. В груди что-то больно стянуло, и Анна шумно выдохнула. — Я… я не хочу. — прошептала она одними губами, боясь взглянуть ему в глаза. — Как же так вышло? Ты его жена. И Кристиан хочет ребенка, это очевидно. Хотя бы год назад, когда ты не думала встретить меня… и тогда не хотела? Анна, чье выражение совсем омрачилось, лишь покачала головой и, осмелившись, поглядела на него. — Я столько раз думала об этом… Столько раз и не могла себя заставить. А я ведь всю эту жизни себя заставляла… Ты, верно, думаешь, что я не смею жаловаться на титул, но я стану! Ничего мне нельзя, вдруг кто что-то дурное подумает?.. Или кто-то вспомнит, что я из Пскова. Нельзя. Всегда это «нельзя». Им всем наследник нужен, а мне претит! Претит, что я должна родить! Я ничуть не удивлюсь, что к ребенку меня бы не подпустили после родов… А я назло не беременею, потому что не хочу! Не хочу от него… Не хочу, чтобы у моего ребенка был титул, и он стал одним из них. — Но для чего ты тянула? Хотя бы год назад, — бодро и вполне резонно спросил Ягер, впившись в нее взглядом, — откуда бы ты могла знать, что я появлюсь или ощутишь ты так ясно этот свой протест? Ты ведь убеждала себя, что теперь герцогиня и на этом кончено. Ведь думала же ты так, я знаю. А ребенком бы всех удовлетворила… И сама бы нашла занятие и обо мне бы не вспоминала. Так отчего же ты не хотела? То, что ты теперь сказала, это лишь твои нынешние заключения, а тогда? — Сейчас штандартенфюрер и скажется… — прошипела Анна, не удержавшись, — все ты чувствуешь… и меня чувствуешь, как никто. Правды хочешь? Как угодно, скажу. Отчего же теперь таиться? Я… — ее лицо вдруг из воинственно свирепого стало беспомощным, и она всхлипнула, — Мария оказалась права, Клаус. Я действительно идиотка, которая до сих оплакивает Феликса и стенает по тебе. Я сама не понимаю, почему бы мне не зажить с Кристианом полноценной семьей и исполнить свой долг. А я все та русская переводчица из S III, которая заглядывается на штандартенфюрера… Все жду чуда и даже тогда, год назад, когда надежды не было ни малейшей, я ждала… а вдруг ты появишься и заберешь меня. Заберешь меня от них. Это было так глупо… Анна залилась слезами, как маленькая девочка, и у Ягера перехватило дыхание от боли. Он разом прижал ее к себе, заключив в крепкие объятия, и поцеловал в макушку. Анна что-то обиженно пискнула ему в грудь и обняла в ответ. Ягер улыбнулся, сам не понимая отчего, но в груди вновь разлилось нечто теплое, что заполнило всю пустоту. Его сердце вмиг разожглось от такой мягкой теплой искорки, и Ягер, как и прежде, страстно зацеловал ее лицо. Оно еще не высохло от недавних слез, и на губах он различал соленые оттенки, однако вскоре услышал ее глухой и довольный смех. На нежность ему не хватило терпения, и Ягер вмиг прикоснулся к ее губам горячим поцелуем. Анна с готовностью и удовольствием ответила, обхватив его шею, и что-то сладко промурлыкала. Вскоре Ягер отстранился, тяжело дыша и облизывая губы, наблюдая за растерянной Анной. — Любовь моя… — счастливо прошептал он, прикоснувшись к ее лбу своим. Анна тихо хихикнула и улыбнулась. Выровняв дыхание, она на мгновение отпрянула и разглядела на постели собранную сумку с вещами. Удивившись, она перевела взгляд на Ягера. — Что это? — кивнула она в сторону кровати, — Ты уезжаешь? Ягер проследил за ее взглядом и тяжело кивнул. — Ты… оставишь меня здесь? Одну? С ними? — Это ненадолго. Я скоро вернусь, обещаю… — Прошу, Клаус, не делай этого, — взмолилась она и вновь прильнула к нему, — я здесь совсем одна… Не бросай меня. — Я не бросаю, милая, не бросаю. Все скоро закончится, и мы уедем… далеко, где никто не сможет нас найти. Но нужно все сделать аккуратно. Ты ведь сама радела за безопасность. — Да… — протянула она безжизненно, — радела… Но я не смогу теперь без тебя. Как мне это вынести?.. Ягер взял ее замерзшие ладони и зацеловал. Анна выглядела такой потерянной и уязвимой, что у него возникла лишь одна мысль — вновь зацеловать и сбежать вместе с ней прямо сейчас. Однако здравомыслие и страх за нее взяли верх, и он опять заговорил: — Дай мне несколько дней. И тогда мы больше не расстанемся, обещаю… Всего несколько дней. — Сколько? — обиженно спросила она и утерла выкатившуюся слезинку. — Не знаю, любовь моя, немного. Я все разрешу и заберу тебя, — он вдруг усмехнулся, — они сами тебя отдадут. Поверь мне… Анна взглянула на него скептично и непонимающе, однако все же прильнула к его груди и вновь всхлипнула. — Я верю, Клаус, — беспомощно проскулила она, зарывшись носом в его рубашку, — только не оставляй меня, пожалуйста… Ягер вновь сжал ее в тесных объятиях и, приподняв ее личико, жадно поцеловал. Другого заверения ей было не нужно.***
Ягер уехал, и Анна с тяжестью в сердце осталась в своем кругу. Без него ей стало чрезвычайно тоскливо, отчего играть герцогиню ей становилось все тяжелее. Лишь в очередной разлуке, Анна понимала, как счастлива с ним, хотя бы эти несколько мгновений, что они проводили вместе. Думая об этом, глаза ее невольно наполнялись слезами, и она вновь еле сдерживала порыв. Ей хотелось прижаться к нему и ощутить родной запах его тела, однако оставалось только довольствоваться воспоминаниями. Анна томилась каждый день, но изображала радость, если того требовали ее герцогские обязательства. Она ненавидела и презирала свой титул и совсем уж не сомневалась. Все здешнее общество ей опротивело с их вечными обсуждениями и сплетнями, а ничем другим они, конечно, не занимались. Однако утром третьего дня после отъезда Ягера, Анна заметила странную в Кристиане перемену, которая впоследствии передалась и Матильде. Анна задумалась, но расспрашивать не стала. Вечером после ужина он впервые отказался от ската и подозвал Анну к себе. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросила она, видя, как супруг нервно расхаживает по их спальне, — Что с тобой? Она сидела на своем стульчике у трельяжа и внимательно наблюдала за задумчивым супругом. — Ты слышала о Фредерике? — Кристиан вдруг остановился, не отрывая взгляда от Анны. — Нет. А что с ней? — Неуплата налогов. Звонил герр Кунц, ее поверенный, и доложил, что ее положение теперь хуже, чем прогнозировалось. Я и не предполагал, что так случится, ведь… нам должен был помочь герр Франке! — нетерпеливо добавил он и вновь заходил по комнате. — Нам? О чем ты говоришь? — О, Анна, неужто ты не понимаешь?! Если потянуть за нитку — потянется клубок. Доберутся до меня и до моего отца. А там и до Шарлоттенбурга… — поняв, что сказал лишнего, Кристиан слабо улыбнулся и отвернулся. Она, нахмурившись, поднялась и подошла к нему. — Причем здесь Шарлоттенбург? И почему он касается Фредерики? Я, графиня Фюрстенберг, прямая наследница. — Да, но… — Тебе что-то пообещала Фредерика? — догадалась Анна, яростно взглянув на него, — Что?! — Анна, прошу тебя… — Что она пообещала? — строго спросила она голосом фрау Ягер. Кристиан побледнел и вздохнул. Он надеялся утаить от Анны правду, однако ее жесткий непоколебимый взгляд прямо-таки обжег его, и Кристиан все же сдался. — Фредерика предложила нашей семье весь Шарлоттенбург взамен на наследника. — заметив ее изумление, он поспешно добавил, — Но, дорогая, все не так, как может показаться на первый взгляд: это был бы наш ребенок, мы жили бы в Шарлоттенбурге и… — …и твой отец вновь стал одним из самых влиятельных людей в Германии, — закончила она, — а что же до ребенка? Фредерика забрала бы его? — Разумеется, нет! Ты — мать и кто посмеет забрать у тебя ребенка?.. Какая дикость… Нет. Но у тебя были бы другие заботы, а мой отец и Фредерика облегчили бы тебе в управлении Шарлоттенбургом… Анна не удержала нервный смешок и отпрянула на другой конец комнаты. О, она бы пожелала стать хоть на минуту такой наивной дурой, как Кристиан, однако в его словах уловила суть — деньги Феликса. От продажи всего имущества Ягеров вместе с фармацевтическим заводом и всеми виноградниками у Анны имелась огромная сумма, которую она разделила по завещанию — ее половина состояния. На эти деньги она подняла свой бедный Кройцберг в память об умершей Гертрауд и другие города, пострадавшие от планов англо-американской кампании. Той половины денег, что причитались ей, Анне хватило на благотворительность, но другую — она не трогала. Это были деньги Ягера, которые она хранила и до которых желала добраться Фредерика. Она искренне не понимала бережливость Анны и всегда ее в этом укоряла. В ее-то понимании на этих деньгах ее драгоценный Шарлоттенбург расцвел бы, — и она вновь стала бы важной помпезной особой — но Анна выделяла скромный пансион на его содержании и разойтись Фредерике было негде и не на чем. Георг Брауншвейг, герцог, прославленный в Германии до войны, грезил о возвращении былого величия, и Анна об этом знала, однако не предполагала, что жадность до власти объединит его и Фредерику в коалицию по ее мягкому устранению. Но как бы она ни отрицала, Анна оставалась внучкой своей бабушки и дочерью своей матери, коварной и хладнокровной Марии, которая, в конце концов, проиграла. И они проиграют, подумала Анна и вспомнила Феликса. — Дорогая? — позвал Кристиан, и она обернулась, — Ты не злишься? — Разумеется, нет, — широко улыбнулась Анна своей безупречной герцогской улыбкой. Кристиан облегченно выдохнул и, подойдя к ней, поцеловал. — Я так беспокоюсь… — говорил он, — за Фредерику, ведь она твоя бабушка. Ты должна ей помочь. Уверен, тех денег хватит, чтобы спасти ее… всех нас. Анна вымученно кивнула и скрипнула зубами. До чего ей теперь все казалось театральной постановкой.***
На следующий день Анну приготовляли к тяжелому дню и настраивали на поддержку Фредерики. Матильда и фрау Катцель говорили об особой важности дела и настаивали на скором ее отбытии. В половине десятого прибыла машина, и проводить Анну вышла вся женская делегация. Обеспокоенная Матильда напоминала ей об ее благонамеренности и выглядела назойливо, фрау Катцель говорила о долге, а Кристиан не говорил ничего, лишь кивал в знак согласия произнесенным словам. Анна с чрезвычайным вниманием выслушала, желая собственной смерти, и, наконец, села в машину. Машина тронулась, и они отъехали. Анна не видела водителя и предполагала, что это их Карл, а потому не обратила на него внимание. Она думала только о Фредерике и будущей ей выволочке. Анна совсем не любила скандалы, но Фредерика почти принуждала ее к ним подобной наглостью. Я убью эту старую каргу, подумалось ей, и она не заметила, как мягкое укачивание машины совсем успокоило. Сон, не посетивший ее в эту ночь, окутал Анну теперь, и она сладко задремала, не замечая дороги и времени… …Однако проснулась она резко и взглянула в окно. Они все еще ехали и, судя по ее ощущениям, уже долго. — А когда приедем? — сонно спросила Анна, подавив ленивый зевок, — Ведь до Шарлоттенбурга недалеко… — Может, до Шарлоттенбурга недалеко, а до Верхнего Рейна еще несколько часов, — отозвался знакомый голос, и она вмиг поняла, кому он принадлежал. Анна прильнула к водительской спинке сиденья, и Ягер, повернувшись, улыбнулся: — Доброе утро, милая. Скучала? — Что?.. — запнулась она, изумившись, — Что ты здесь делаешь? — Странный вопрос. Я увожу тебя из Германии и из семьи Брауншвейг, — последнее он проговорил с особенным удовольствием. — Но… как? Меня должен был забрать Карл и отвезти в Шарлоттенбург к Фредерике. — Карл любезно передал свои обязанности мне, особенно после вчерашнего кабака. А видеть эту ведьму тебе ни к чему. Зачем тебе расстраиваться?.. — То есть… хочешь сказать, что ты просто увез меня? Но меня же будут искать и наверняка найдут. — Кого искать? Герцогиню Брауншвейг или графиню Фюрстенберг? О да, их возможно, однако я не понимаю, какое ты к ним имеешь отношение? Анна Ярцева, русская по происхождению. Она удивленно взглянула на него и откинулась на заднее сиденье, однако Ягер все же заметил в зеркале заднего вида ее облегченную улыбку.