Ищущий

      Наступил понедельник, а вместе с ним и жестокое обращение. Тела проверяли в коридорах, в основном София и несколько других девушек, но даже некоторые из самых больших подлиз среди парней участвовали в этом, если было достаточно свидетелей из числа популярных девушек и не слишком много в противном случае. Я думаю, они все еще боялись попасть в беду из-за того, что были парнями, бьющими девушку. Клей на моем сиденье — классика от Мэдисон, глупая и детская шалость. Я просто вырвала две страницы из своей тетради и положила их поверх клея. Если и было что-то, что убийство и быть убитым ночь за ночью делало для меня, так это давало мне представление о том, насколько в подавляющем большинстве мелкими были эти маленькие действия. Удары Софии не причиняли такой боли теперь, когда я познала боль от вырванного горла и расколотых костей. Они все еще оставляли синяки и выбивали воздух из моих легких, но они не остановили и даже не замедлили меня.       Раньше я тащилась через школу, потому что была разбитой. Теперь, лучше понимая, насколько все могло быть хуже, и не в эфемерном смысле — я вижу, как другим людям больно, — а на самом деле испытав такие трудности, я шла просто потому, что слишком устала, чтобы делать что-то еще. Я спала, но это было не совсем спокойно. О, мое тело получило столько сна, сколько ему было нужно. Когда я посмотрела на себя в зеркало, я выглядела здоровее, чем за последний год. Но эмоционально и ментально я была истощена до уровня, который мог соперничать с непосредственными последствиями смерти моей матери. Я отвечала на вопросы, когда меня вызывали, не заботясь о том, чтобы повышать голос выше ровного монотонного тона.       — Ох, Тейлор! — Приторно-сладкий голос прервал мой переход из одного класса в другой. Эмма была там, демонстрируя мультяшный уровень дружбы и фамильярности, в окружении нескольких своих прихлебателей. Кажется, брюнетку звали Джулия. Я не могла вспомнить коренастую блондинку, которая выглядела так, будто у нее будет хорошая карьера в ночных клубах в жизни позже.       — Как у тебя дела? — Эмма продолжила. — Мы все так беспокоились о тебе с тех пор, как ты попала в больницу. Учитывая, как ты выбралась из того шкафчика, я думала, что ты окажешься в психушке. Если ты чувствуешь себя нехорошо, немного не в себе, это нормально — проверить себя. Я уверена, что твой отец также сможет смириться и с твоей потерей.       Если бы она только, блядь, знала. У меня было много вещей, которые я, возможно, хотела бы ей сказать. Я хотела передать только то, от чего я страдала, заставить ее понять ужасы, свидетелем которых я была, участником которых я стала. Если бы я могла взять ее за голову, прижать к стене и провести языком по шву между ее глазом и глазницей, я бы показала самые темные уголки своего сознания прямо в ее мысли. Вместо этого мой ответ прозвучал в виде резкого, визгливого лающего смеха, глаза распахнулись так широко, что я испугалась, что они выскочат у меня из глазниц. Прежде чем что-либо еще могло произойти, я протиснулась через промежуток между, возможно, Джулией и Блонди. Странно, но они не остановили меня и не последовали за мной.       Еще множество взглядов и праздных комментариев по ходу дня. Я была наркоманкой, я была шлюхой, я оказывала миссис Нотт сексуальные услуги в обмен на привилегированное отношение. Последнее меня немного разозлило, грузная пожилая женщина была здесь единственной учительницей, которая была в какой-то степени порядочной. Тем не менее, я была слишком измотана, чтобы что-то с этим делать, даже если бы знала, что делать. Я понятия не имела, как ориентироваться в подобной социальной ситуации. Все, чему я научилась, — это сражаться, и я не была должным образом экипирована для смертельной схватки в залах Уинслоу. Кроме того, это были просто глупые дети, а не звероподобные чудовища: они не заслуживали того, чтобы их жизни оборвались ради моего эго.       Оказавшись дома, я слонялась без дела, пока не пришел папа, и мы поужинали за просмотром телевизора. Рядом с ним я была еще менее разговорчива, чем обычно. Это было достаточно плохо, когда я просто скрывала свои издевательства и предательство Эммы. Я боялась, что это откровение снова сломает его, и он никогда больше не соберется с силами. Единственное, что хуже отсутствующего родителя, — это пропавший без вести, и без него я была бы бездомной и подвергалась бы хищничеству системы приемных семей Броктон-Бей. Приемная семья породила много злодеев, и, учитывая состояние Залива, я подозревала, что это было хуже нормы.       Теперь я также скрывала от него, что его дочь либо сошла с ума, либо путешествовала в мир кошмаров, когда спала. Если он ничего не мог поделать с издевательствами и надругательствами, то он был еще более бессилен справиться с угрозой, на которую он не мог даже физически повлиять, с чем-то, куда он даже не мог путешествовать. Мы обменялись пустыми любезностями за разогретым в микроволновке мясным рулетом. Я почувствовала себя такой же одинокой, как и перед дверью И́озефки, когда услышала, как ее шаги эхом отдаляются от меня.       (ПЕРЕРЫВ)       В ту ночь я не хотела спать. Я определенно не хотела ехать в Ярнам. Но вскоре мои шаги замедлились, и мои конечности стали слишком тяжелыми. Я не могла заставить себя бодрствовать: это было физически больно. И в отличие от Ярнама, мне было все равно, что произойдет, если я умру здесь. Поэтому я неохотно забралась в постель. Когда моя голова коснулась подушки, мир померк.       Мои глаза открылись от нежного аромата цветов. Я все еще не поняла, почему они пахнут лунным светом, но это был единственный вывод, который я могла сделать. Я встала с того места, где я отдыхала на скамейке, и огляделась. Кабина была открыта. Если бы здесь был кто-то еще… Меня охватил страх. У меня не было хороших отношений с незнакомцами в Ярнаме. Я схватила свой пистолет, и направилась к хижине.       Первое, что я заметила, было то, насколько она была крошечно. Тесный интерьер, едва хватало места для перемещения, с несколькими столами и чем-то похожим на два верстака. И по всему полу, громоздясь на высоту, которая соперничала с моими 5 футов 9 дюймов, были стопки книг. Предоставьте мне замечать книги раньше, чем обыватель. Отвернувшись от меня, в кресле сидел мужчина. Верх его шляпы торчал над высокой, богато украшенной спинкой инвалидного кресла.       Человек в инвалидной коляске! Я подошла ближе, стараясь ступать бесшумно. Я хотела быть на расстоянии удара, прежде чем столкнуться с этим ублюдком, допросить его о том, почему он сделал это со мной. Мое пальто зацепилось за одну из стопок книг, которые рассыпались по полу. Мужчина двигался медленно, почти лениво, ничего не боясь. Когда он повернулся, я поняла, что это был не Человек в инвалидной коляске. У человека в инвалидной коляске было лицо шире, чем у высокого, с дикой клочковатой бородой и пухлыми щеками-яблоками. Его губы легко растянулись в широкую, похожую на лягушачью улыбку, рот был набит слишком большим количеством кривых желтых зубов, которые боролись друг с другом за место. Его кожа кишела вшами, а одежда, включая повязки на глазах, была грязной и засаленной.       Человек, сидевший передо мной, излучал ауру печали, бездну настолько глубокую, что при одном взгляде на него мои собственные страдания казались почти эгоистичными. Он был землистого, почти серого цвета, с вялыми волосами, собранными под жалким цилиндром. Его рот был узким и располагался у основания длинной челюсти, образуя угрюмую линию, которая наводила на мысль, что он не знал, что такое улыбка. Его глаза были глубокими и одухотворенными, и смотреть в них было больно.       — Ах, — произнес он, и его голос был мягким, почти успокаивающим, несмотря на боль, скрывающуюся за его словами. — Ты, должно быть, новый охотник. Добро пожаловать в «Сон охотника». На данный момент это будет твоим домом. — Он открыл рот, чтобы говорить дальше, но мои слова не позволили ему это сделать.       — Все это не имеет смысла! — Я прервала его. — Я прихожу сюда, когда сплю, и теперь ты говоришь мне, что это сон? Тогда что, черт возьми, такое остальная часть Ярнама?! Где, черт возьми, Ярнам? Что происходит? Что это за охота? И что ТЫ об этом знаешь?! — Мое дыхание вырывалось неровными вздохами, и в какой-то момент я ткнула пистолетом ему в лицо.       Мужчина посмотрел на меня своими печальными, усталыми глазами. Я отступила назад, чувствуя себя виноватой за то, что стала такой агрессивной. Его одежда была самодельной, но в хорошем состоянии, сшита вручную, и многие прорехи были зашиты обратно. В какой-то момент у него отсутствовала правая нога, вероятно, ниже колена, так как в подставке для ног инвалидного кресла находился колышек. — Я Герман, — сказал он наконец. — Я… твой друг, охотник. Похоже, вы сейчас в прекрасном тумане, юная леди. Я советую вам не слишком задумываться об этом. Просто выйди и убей несколько зверей. Это для вашего же блага, вы знаете: это то, что делают охотники! Ты привыкнешь к этому.       — Нет. — Мой голос был твердым. — И́озефка, Гилберт, они не знали, что здесь происходит. В Ярнаме. Черт, какая разница. Ты знаешь больше. И я хочу получить ответы! — Я угрожающе взмахнула пилой. Герман лишь мельком взглянул на оружие, прежде чем снова перевести взгляд на меня. — Почему я прихожу сюда? Почему я прихожу сюда, когда сплю? Как… — Мой голос дрогнул. — Как я могу выбраться из этого кошмара?       Его взгляд смягчился, и на краткий миг я могла бы поклясться, что увидела навернувшиеся слезы. Они исчезли, и его взгляд снова стал таким же мягким и пустым, как и раньше, переход был таким быстрым, что я усомнилась, видела ли я вообще что-нибудь. — Отойди в сторону, девочка, и следуй за мной. Он покатился вперед, и мне пришлось убраться с дороги, иначе меня переедут. Его кресло покачнулось на каменных ступенях, но Герман сохранил идеальное равновесие, даже наклонив голову, чтобы шляпа надежно сидела на голове. Он съехал на траву перед купальней для птиц. Старик глубоко вздохнул. — Приятно чувствовать свежий воздух в легких для такого разговора, как этот. По крайней мере, при заданном значении свежести. — Он посмотрел на меня снизу вверх. Герман, должно быть, был высоким: ему не приходилось смотреть слишком высоко вверх, несмотря на то, что он сидел. — Я сомневаюсь, что смогу рассказать вам почти столько, сколько вы думаете, но я объясню то немногое, на что способен.       Я взяла себя в руки. Не стоит злиться на того, кто предлагает помощь, даже если я хочу больше, чем он может дать. Я спросила об охоте. Герман рассказал о звериной напасти, о том, как однажды она чуть не убила город-государство Ярнам, а Церковь выдала охотникам лицензию на борьбу с инфекцией. Он говорил о чуме пепельной крови и о том, как излечившиеся часто превращались в зверей.       Что касается Сна охотника, он был более уклончив. Это был своего рода якорь, позволяющий исключительным охотникам пережить смерть и учиться на своих ошибках. Когда я спросила, не было ли это каким-то эффектом предварительного осознания, он почесал в затылке. Дитя, ты не видишь будущего, ты живешь настоящим. У тебя просто есть шанс попробовать еще раз. — Итак, это было путешествие во времени. —Какое значение имеет время во сне?       Я могла бы сказать, что я ничего не добилась с этой линией допроса. Все его ответы были такими расплывчатыми и эзотерическими, но я не могла сказать, что что-то было ложью. Наконец я спросила, что он имел в виду, говоря, что это мой дом на данный момент. Я не хотела жить где-либо в том аду, которым был Ярнам, или рядом с ним.       — Когда-то это было пристанищем для охотников, — ответил он, заставив меня задуматься, почему это «когда-то» было таковым, — мастерская, где охотники использовали кровь для улучшения своего оружия и плоти. Пока ты не найдешь выход из этого сна, можешь отдохнуть здесь. У нас не так много инструментов, как раньше, но вы можете использовать все, что найдете или принесете с собой. Даже куклу, если тебе это понравится. — Моим первым побуждением было обидеться, но впервые я увидела это выражение на его губах. Один уголок его рта изогнулся в подобии кривой ухмылки, которую можно увидеть у человека, который только что отпустил внутреннюю шутку, которую он считает забавной.       Я решила заглотить наживку. — Для чего бы я могу использовать куклу? Искусство? У меня точно нет средств, чтобы написать портрет.       — О, я не сомневаюсь, что вы могли бы найти способ вернуть сюда надлежащее оборудование. Но что касается вашего вопроса, не могли бы вы…? Хм, как интересно. — Герман снова оглядел меня с ног до головы. — Прости старика за отсутствие приличий, девочка. Все это время я не спрашивал твоего имени.       — меня зовут Тейлор. Тейлор Эберт. — Я поднялась обратно по ступенькам в хижину. — Пошли. —Герман последовал за мной, ошеломленный. Я вытащила свиток пергамента из одной из стопок у стены. — У тебя есть ручка? — Это положило начало небольшому поиску.       — Меня уже давно никто не посылал с каким-нибудь поручением, — прокомментировал Герман. —Это почти освежает.       Наконец мы нашли ручку, настоящую железно-желчную авторучку, и я поручила Герману нарисовать карту Ярнама так, как он ее знал. Я действительно не хотела бродить по этой адской дыре потерянной и сбитой с толку больше, чем я уже была.       — Почему ты не могла просто выслушать меня и пойти убивать монстров? — старик добродушно проворчал: — Вот в чем проблема молодежи: никакого уважения к старшим. По крайней мере, так говорил мой отец.       Его почерк был безупречен, а маленькие наброски достопримечательностей, которые он делал, были из тех, что можно увидеть в собрании работ старых мастеров. Возможно, я бы все-таки подумала о том, чтобы обзавестись красками, только не для себя. —Слушай, Герман, могу я взять одну-две книги из твоих рук? У меня есть друг, который был бы очень признателен за какой-нибудь новый материал для чтения.       (ПЕРЕРЫВ)       Я снова постучала в окно Гилберта. — Привет, Гилберт. Я надеюсь, ты не дремлешь. Я принесла тебе книгу, если ты можешь ее взять.       Тихий смех перешел в надрывный кашель. — От моего единственного друга, который все еще может навещать меня? Как я могу отказаться? В моей двери за углом есть почтовый ящик. Пропусти книги через него: у меня есть небольшая система, настроенная для захвата вещей на всякий случай, хотя это первый раз, когда я ею воспользуюсь.       Я просунула книгу в щель и услышала, как она приземлилась с мягким стуком, затем другие звуки дерева, скользящего по дереву. Я вернулась к окну как раз вовремя, чтобы услышать еще один смех.       — «Как подцепить Прекрасных дев»? Тейлор, я не уверен, что… — Его прервал затянувшийся кашель. — …Не уверен, является ли это обвинением в моей личной харизме или вотумом доверия к тому, что я исправлюсь. В любом случае, хотя мои легкие тебя не благодарят, мне нужен был этот смех.       (ПЕРЕРЫВ)       Как описал Герман, там был массивный мост, который вел прямо в Кафедральный собор. Обычно двери были закрыты и открывались только по приказу, но был хороший шанс, что двери будут автоматическими или даже оставлены открытыми из-за того, насколько разъяренными были охотники. Каждый раз, когда у меня появлялся шанс, когда враги были мертвы, я разворачивала карту и изучала ее, чтобы понять, куда, черт возьми, идти дальше. Это было что угодно, только не прямой выстрел, многие двери были заперты, а лифты не функционировали. Честно говоря, я была удивлена, что лифты вообще существуют. Мое путешествие привело меня мимо еще большего количества этих больших людей-троллей, еще большего количества деформированных волков, множества безумных охотников и даже причудливых ворон, которые извивались на земле и издавали самые ужасные звуки, когда они хлопали крыльями в воздухе. На самом деле они не летали, просто трепетали и завывали над всем, что попадалось им под руку. Это было одновременно страшно и неловко, когда один из них чуть не убил меня, оставив огромные царапины на моем лице и руках.       В перерывах между смертями Герман научил меня собирать дополнительные флаконы с кровью у поверженных врагов. Понятно, что я с недоверием относилась к использованию крови деформированных монстров, но он пообещал мне (точно так же, как И́озефка), что в процессе лечения кровь попадет в мою, а не изменяет меня. Поскольку оставалось либо пролить кровь, либо столкнуться с гарантированной смертью — и, по словам Германа, такое отсутствие прогресса привело бы к тому, что я была бы заперта здесь навсегда, у меня действительно был только один вариант.       Последний отрезок пути к мосту был за гранью жестокости. Двое из этих волков, тролль, вороны и несколько охотников — все собрались на мосту. Как будто они намеренно преграждали мне путь. Я прыгнула, перекатилась, увернулась от когтей и зубов, почувствовала, как они вонзаются в мою плоть. Я нанесла ответный удар пилой и пистолетом, прорубаясь сквозь них и покрывая себя их кровью, чтобы исцелиться. Я была одержимой женщиной. Я могла видеть массивные стены, огромные двойные двери. Ворота моста были прямо там, а мои ответы были на другой стороне.       Воздух разорвал крик, звук, с которым женщину разрывают на части. Он доносился с другой стороны дверей. Отлично, еще больше охотников на ублюдков, с которыми нужно сражаться.       Затем он перепрыгнул через стену.       Он одним прыжком перепрыгнул через трехэтажную стену, используя только свои когти, чтобы помочь ему перелезть. Оно было массивным, серым и лохматым, гуманоидным только в том смысле, что имело две ноги и стояло вертикально. По крайней мере, десяти футов в высоту, возможно, больше, учитывая, что он сидел на корточках. Его правая рука выглядела более человеческой, покрытой лишь коротким слоем меха, в то время как левая царапала землю и щетинилась длинными пучками волос, как и все остальное его тело. Голова была длиннее, чем полагается собачьему черепу, и могла похвастаться массивными рогами. Оно закричало.       Звук разрываемой на части женщины, этот звук вырвался из глотки монстра! Я действительно отшатнулась назад, одновременно от страха и беспокойства. Это прозвучало с такой болью, с таким испугом. Был ли это монстр, которого мне нужно было убить? Неужели… неужели ему нужна была помощь? Он увидел меня и прыгнул вперед, ударив кулаками по кирпичу там, где я только что была.       Тогда ладно.       Я нырнула между его ног, распиливая подколенные сухожилия. Я держалась в его слепых зонах, сзади и справа, когда могла, подальше от этой гигантской левой руки. Оно раскачивалось и вращалось, двигаясь гораздо больше как человек, чем мне нравилось. Это царапало, конечно, но действия были похожи на то, что сделал бы человек, если бы он (она?) обнаружил, что у него есть коготь. Слишком часто он бил кулаком, или опускал кулак вниз, или хватал меня. Он схватил меня за лодыжку и швырнул через край моста, сложив пополам. Я почувствовала, как хрустнули мои ребра и позвоночник, и если бы не специальный пузырек с кровью И́озефки, я думаю, что умерла бы там. Я восстановила оставшиеся раны, врезавшись в существо, пока оно кричало и визжало.       Наконец он схватился за голову, потянув за рога, испустив последний крик. Упав на колени, монстр повалился вперед и замер. Затем он растворился, превратившись в туман. Что-то блеснуло там, где только что было существо, и я вытащила из кирпичной кладки странный острый крестовидный амулет на цепочке.       Я подошла к дверям и толкнула их. Они не сдвинулись с места. Я била по ним, вонзала в них пилу, простреливала двери. Я закричала, чтобы кто-нибудь на другой стороне услышал меня, хотя это не принесло бы никакой пользы. Я была так близко, люди, которые действительно могли дать мне ответы, были просто по другую сторону этих металлических дверей! Я взмахивала глефой снова и снова, отскакивая от укрепленного барьера. Я ударила кулаками по дереву и металлу.       — Нет! Нет! Они прямо там! На другой стороне! Мне нужно убираться отсюда! Я не могу здесь оставаться! — Я вытерла глаза, когда слезы потекли на маску, которую я носила, чтобы защитить себя от случайного меха и другого мусора. — Пожалуйста! Кто угодно! Мне все равно! Приди и попробуй съесть меня! Просто открой эти двери! — Я прислонилась к неподатливым дверям, моя цель была всего в нескольких футах от меня, но я не могла ее достичь.       Следующий крик, сотрясший ночь, был моим собственным.