***
Когда они наконец-то достигли нужного острова Ньюгейт подумал о том, что он обязательно склонится со всем почтением перед детьми этой невозможной женщины. И поклонится, и руку пожмет, а потом развернется и стартанет со всей доступной ему скоростью. В порт. Где наймется на первый же корабль, который согласится его принять! Дозорные, Пираты, да кто угодно!!! Только лишь подальше от нее!!! Нет, он чувствует некую привязанность к ней, но привязанность к своим нервам в нем, пока что преобладает!!! Они пристают к пустынному пляжу и затаскивают лодку на песок, вытаскивают вещи, после чего она тащит его за собой. Они идут по песку, и он видит, как у Дэрьи расправляются плечи, как она начинает всей собой излучать свет, яркий и теплый. Невозможная женщина... Ньюгейт не успел опомниться, как они оказываются на пороге дома. Это даже не дом, это домина! Он огромный, с множеством окон, чьи оконные рамы раскрашены во все цвета, которые могла предложить лакокрасочная промышленность. Деревянная облицовка шла хаотична, словно ее клали совершенно разные люди, несмотря на работу других людей. Она тоже была цветастой, сделанная из разного дерева, смазанная разными маслами. Отдельного описания заслуживала дверь. Она была... она была такая же, как и все остальное, склеенная из разных кусков дерева. На ней, чьей-то аккуратной и точной рукой была вырезана русалка, протягивающая свои когтистые руки к гостям. Дверная ручка была сделана в форме той же когтистой руки, которую, при вхождении, видимо, предлагалось поворачивать. Ньюгейт сдержал желание протереть глаза, как на зло посмотрел наверх и увидел, что на подоконнике одного из аляпистых окон стоял череп. Причем он не просто стоял. Из него торчал пышный зеленый куст с красными цветами. Парень почувствовал, как волосы начали вставать дыбом и сдвигать бандану на затылок... Валить... Надо было валить... Но не успел Ньюгейт повиноваться панической мысли развернуться, подхватить свои вещи и свалить куда подальше, как дверь распахивается. На пороге, в майке и шортах, с чищенной сырой рыбой в зубах, стоял мальчик лет восьми, с очень знакомыми Ньюгейту золотыми глазами и черными кудрями, торчащими во все стороны. Мальчишка замер, от удивления открывая рот, полный острых зубов, рыба шлепнулась на пол. И Ньюгейт не успел даже моргнуть, как мальчишка заорал во всю мощь своих легких: - Мама вернулась!!! И у нас гости!!!- а дальше для парня все слилось в одно пятно со смуглой кожей, черными кудрями и золотыми глазами. Их действительно было тринадцать, и они были как две капли воды похожи на свою мать. Ньюгейта вовлекли в семейный водоворот, и он сам не понял, в какой момент он оказался сидящим за обеденным столом, и когда перед ним появилась тарелка жареной рыбы с овощами. А вокруг стоял гам. Они говорили одновременно, перебивая друг друга, льнули к матери, подливали ей чая, подкладывали еды, и говорили, говорили, говорили... Ньюгейт начал присматриваться к ним, отмечая про себя отличительные черты каждого отдельного члена этой странной семьи. Парней было всего четверо. Младшему было, действительно, около восьми лет, возраст старших он определить не смог. У одного из них на руках была наверное сотня фенечек самых разных оттенков красного, он был спокойным, вежливым и очень внимательным, комментируя все, что произошло за время отсутствие Селедки, другой говорил меньше всех и спал буквально на ходу, обрывая фразы на середине предложения, последний, четвертый, тоже говорил немного, но если говорил, то ворчал на остальных. Все остальные дети были девушками. Все желтоглазые и черноволосые, почти как одна смуглые. Самыми яркими были трое: у одной на правой щеке и над правой бровью были старые шрамы, у второй в волосах были цветы, а на щеках веснушки, а у третей кожа была на пару тонов темнее чем у остальных. Но все они: и сыновья, и дочери - были прекрасны и очень похожи на свою мать. На свою задорно смеющуюся, улыбающуюся мать. Дэрья хохотала, гладила свои кровиночек по головам, заглядывала в глаза, с аппетитом уплетала одной рукой рыбу с тарелки. Она была счастлива, по-настоящему счастлива. Ньюгейт чувствовал себя лишним. Он завидовал ее счастью. Он смотрел на то, как комната, полная шума и цвета, постепенно заполняется еще и ощущением радости, уюта, любви... Ньюгейт захотел так же... Чтобы и у него была такая же семья! Чтобы он мог зайти и на него с порога налетели бы его дети, чтобы они были ему рады несмотря ни на что! Чтобы он мог просто сидеть, слушать их, пить, есть и смеяться... - Ма! А что с рукой?!- самый младший, кажется Дэрья называла его Окто, потеребил левый рукав. Все дети резко замолкли, вперивая тяжелые взгляды в ни в чем не повинный рукав. - Ничего милый. Ее просто нет от локтя и ниже. - И как это случилось?- старший, его имя, вроде бы, было Ур, но Ньюгейт мог перепутать в гомоне и общей карусели, встал и навис над матерью, начиная осматривать ее конечность. Дэрья поморщилась. - Да так... Столкнулась с кое-кем... Не успела подхватить руку, когда сваливала оттуда... Все в порядке, все уже зажило. - Точно не болит?- самая темненькая из дочерей подала голос. - Будь уверена, Эзили, со мной все в порядке. И, в первую очередь, это заслуга Ньюгейта. Он выхаживал меня после потери руки.- она указала на него и парень поежился. Слишком уж некомфортно было сидеть по таким количеством глаз. Но в этих глазах не было недовольства или злобы, наоборот, там была... Благодарность? - Приятно познакомится с тобой, Ньюгейт-кун. Я Ур, старший сын нашей матери.- Мужчина с фенечками поднялся и поклонился ему. В ушах его качнулись массивные золотые сережки.- А это мои братья и сестры: Пэвети, Изоц, Темпест, Далила, Тамчи, Августа, Нутора, Тази, Сабина, Ирвинг (это, кстати, была девушка, но Ньюгейт решил не задавать лишних и бессмысленных вопросов), Эзили и Окто. Мы рады приветствовать тебя в нашем доме. - Ага! А почему ты ей помог?- какой странный вопрос. Причем произнесла его Августа, та самая девушка с цветами в волосах, нервно крутящая розу в пальцах. - Она спасла меня, когда я тонул. Я не мог не вернуть ей долг жизни. И она нуждалась в помощи, поэтому я и помог ей.- Ньюгейту показалось, что повисшее мгновением раньше напряжение начало спадать. Августа уже не крутила цветок, а просто заправила его за ухо, Изоц снова прикрыл глаза, погружаясь в сон, да и в принципе все как-то расслабились, отпуская ситуацию. - Оу, к слову, куда ты планируешь податься?- Дэрья обеспокоенно посмотрела на него. Ей было не все равно. Почему? Потому что он ее спас, или потому что она в принципе интересовалась судьбами окружающих? - На первый же корабль, на который смогу наняться.- И Ньюгейту показалось, что его ответ был не верным. Лицо Дэрьи покраснело: щеки, веки, уши и кончик носа налились краской. Она замерла, задумавшись, а потом снова посмотрела на него. - Сейчас в порту мало кораблей. Лучше подождать неделю-две, тогда их будет вдоволь. Да и на первый попавшийся лучше не идти, работорговцы они люди такие... Неприятные, мягко говоря. - И что ты мне предлагаешь?- он едва удержался от прозвища, намертво прилипшего к языку, но не гоже грубить хозяевам, за чьим столом ты сидишь. - Останься у нас, пока не будет нормального корабля. А там поглядим. Да и погода не лучшая пока что, мы чудом избежали бури.- она говорила мягко, уговаривая его остаться. - Да, оставайся. Комнат в доме навалом.- Темпест улыбнулась ему. Не смотря на шрамы мимика у нее была очень яркая, живая и не было видно, что она испытывает затруднения с мышцами правой стороны лица.- Выберешь себе одну и живи, пока корабль не найдешь. Мы не жадные, да и еды навалом. - К слову... Окто, милый, а где твой отец? Он обещал приглядеть за вами, пока меня не будет? Дети как-то странно переглянулись, стушевались, сжались и приготовились держать оборону. Они явно что-то скрывали, но что, Ньюгейту было не ясно. - Он... того... сбежал, Мам.- они виновато опустили глаза в пол. И Ньюгейт почувствовал, как где-то в душе поднимается злость на этого мужа. И как можно их бросить?! Особенно эту бедовую Селедку? Если назвался мужем, так будь готов терпеть ее закидоны и принимать их!- Мы не смогли его остановить и... он оставил кольцо на тумбочке.- Дэрья спала с лица. Она как-то резко растеряла весь свой задор, всю свою радость. Она стала сероватой, тусклой и какой-то неживой. Дети сидели как в воду опущенные. - Эй... Селедка... Наплюй ты на него!- прозвище само сорвалось с губ и Ньюгейт был даже рад, потому что это царство уныния начало стремительно исчезать.- Если свалил, то пусть катится! Раз сбежал, то пусть бежит, на нем мужчины мира не кончились! Это просто пародия на мужчину, так что ему самое месте где-то не с тобой! = Золотые слова, Малец! Мам, действительно, наплюй на него!- они загомонили на перебой, убеждая свою повеселевшую мать в том, что все хорошо и они и так нормально провели время, кидая благодарные взгляды на Ньюгейта, разрулившего ситуацию. И в душе у него поднялось тепло, словно и он сам был частью этой семьи... Это было... Очень приятно...***
На следующее же утро после того, как в Ньюгейта, в кой-то веки поспавшего на теплой, мягкой кровати с кучей подушек, чуть ли не силой впихнули утроенную порцию вкуснейшей каши, ему решили устроить экскурсию по дому и садику, который был разбит с другой стороны дома. По дому его водили четверо: Ур, Темпест, Августа и Эзили. Все остальные после завтрака разбежались кто куда. Изоц пополз в свою комнату, спать дальше, он вообще, видимо, по жизни, предпочитал сон всем остальным занятиям мира. Окто под присмотром большей части старших сестер свалил к воде, купаться и рыбачить. Тази же, недовольно осмотрев культю Дэрьи, с ворчанием ушел в мастерские, захватив с собой Пэвети и Сабину. Сама же многодетная мать была отправлена к себе перебирать бумаги. Что за бумаги могла перебирать Дэрья Ньюгейт не знал и узнавать не собирался. Не его дело. Дом внутри был таким же ярким и несуразным, как и снаружи. На полках, висящих в самых неожиданных местах, было много всякого барахла. Начиная от речных камушков причудливой формы и заканчивая изящными статуэтками, изображавших прекрасных дев. Были и книги: старые, с полу разваливающимися переплетами, новые, от которых пахло свежей типографской краской,- они стояли на полках, лежали на них, являлись подставками под нитки крупного жемчуга, подпирали какую-то хрупкую штуковину, чтобы она не кренилась... Ньюгейту показалось, что он попал в ад. Этот дом состоял из бесконечный цветастых коридоров, с полками, на которых лежала всякая фигня, с цветочными горшками в виде черепов, свисающих прямо с потолка, с яркими витражами, с гипнотическими узорами... Были на ярких стенах и рисунки. Где-то наивно детские, сделанные совсем маленькими детьми, где-то уже солидные, от пола до потолка, такого качества, что казалось, что на стену налепили гигантскую фотографию. Они все изображали совершенно разные сюжеты, но было у них одно общее - маленький череп-подпись, с растущим из правой глазницы цветком и змеей, обвивающейся вокруг. Но больше всего его внимание привлекла одна роспись, растянувшаяся во весь коридор, от поворота до поворота. На ней были изображены отрывочные моменты из чьей-то истории. Вот мужчина на лодке-месяце подплывает к причалу, где его ждет красивая кудрявая женщина. Вот их свадьба, вот рождение первых детей, потом ребенка, снова двое, и две последних беременности и их результаты на руках у все той же женщины. Вот дети растут. Это шесть девочек и мальчик все как один с кудрявыми волосами. Их лица похожи, как две капли воды и рознит их лишь цвет волос: черные у трех первых, белые у двух, одни рыжие и каштановые. Словно природа не смогла определиться, какой цвет идет этим ангелам больше. А вот... Вот отец куда-то плывет, вот мать исчезает за ним, а тут... Смерти этих детей, выросших, оформившихся, но все еще детей... Ньюгейт почувствовал, как по щеке скатывается слеза... Почему он плачет? Почему ему грустно и больно смотреть на то, как они погибают?! Почему... - Оу... Ты первый из тех, кого мама привела в наш дом, кто прослезился в этом коридоре.- Ур подошел ближе, кладя руку на плечо. - Почему их убили?- он чувствовал себя глупым ребенком, задавая такой... банальный вопрос. - Борьба за место под солнцем. Та, кто это устроила, хотела оказаться на месте их матери, ей не нужны были конкуренты и причины, чтобы ОН был с ней. - Кто ОН?- Ньюгейт поежился. По коридору скользнул сквозняк. Августа поспешила закутаться в яркую шаль с рисунком из роз. - Морской Дьявол...- Ур аккуратно огладил тот участок, где вторую дочь сбросили с отвесной скалы в воду.- Это иллюстрация из не редактированной легенды о Морском Дьяволе и его супруге. Тот ее вариант, который помнят такие долгожители, как мы. - Но... В Легенде нет и слова о Детях... Почему их убрали.- Ньюгейт попытался вглядеться, но лица изображенных детей расплывались. - Потому что... Просто так...- мужчина пожал плечами.- Это никому не нужно, да и Дьявольщина под запретом у нынешней власти. А уж мысль о том, что Дьявол может оставить потомство пугает их до трясучки...- в голове Ура, до этого немного грустном и тягучем, проступили стальные нотки и насмешка.- Но они у него были... И... - Ты опять не о том, Ур-нии.- пропела Темпест.- Пойдемте, Августа хотела показать ему сад. Да, сестрица? - Конечно. Сад прекрасен. Я сама его сажала!- глаза у Августы загорелись, на щеках, носе и веках появился яркий румянец. Она пылала энтузиазмом. Ей хотелось показать свои старания. И Ньюгейт их оценил. Сад, действительно, был великолепен! Тут и там летали бабочки, гудели пчелы, лениво перелетая от цветка к цветку. Ньюгейт стоял и не мог подобрать слов, взирая на тринадцать клумб выстроившихся полукругом, на плодовые деревья с тяжелыми сочными плодами. Все это цвето и пахло. Пахло так, что ему снова захотелось есть. Но еще больше ему хотелось лечь и остаться здесь навсегда. Просто лечь рядом с самой свежей и крайней справа клумбе, сложить руки на груди и лежать, пока его тело не затянет этот благоухающий цветочный ковер. Ньюгейт затряс головой, сбрасывая наваждение. Видимо обилие сначала цвета, а потом и запаха вызвало у него галлюцинации. Мощные такие галлюцинации, реалистичные... Уж что что, а ложится и помирать он не собирался! Бороздить моря под пиратским флагом, вот это мечта так мечта! А лечь среди цветочков и сдохнуть? Да какая же это мечта? Бред один! - Красиво... Только вот ярко и пахнет так, что с ума сводит!- Августа зарделась ярче. Цветы в ее волосах словно пришли в движение, распуская бутоны. - О, ты действительно так считаешь, Ньюгейт-кун? Просто обычно мне говорят, что это аляпистая муть, и воняет гадостно...- она словно пыталась его подловить, получить причину его ненавидеть и повод сжить со свету. - Ага. С чего мне изворачиваться? Да, пахнут так, что ум отбивает, но красиво же... А это что за цветы?- он ткнул в одну из клумб на угад. - О! Это мои любимые - розы! Я обожаю розы! Это моя самая любимая клумба, номер семь! Правда она прекрасна? - Мне не из-за чего возражать. Я не умею оценивать правильно красоту, но могу сказать, что если тебе нравится, то она прекрасна.- улыбка Августы стала ярче, чище и искренней. - Пойдем, ты, наверное, устал от Дома? Он яркий, даже у нас иногда от него болит голова! Пойдем, пойдем! Тебе стоит отдохнуть. Скоро обед, у нас будет рыба.***
На пиратский корабль, который согласился взять его на борт, Ньюгейт входит с гордо поднятой головой, нагруженный подарками по самые уши. Каждый из детей Селедки счел своим долгом подарить ему что-то на память. Теперь Ньюгейта мучил вопрос, как сохранить все это в условиях пиратской команды. Хотя... Бояться стоит разве что за жемчуг, который ему протянула Дэрья, да за деньги, которые ему вручил Ур. Старший сын был вторым после матери и отвечал за все, что касалось денег. - Полагаться на мужей матери... Сам понимаешь... Я не доверил бы им и кокоса, если бы меня спрашивали, не то что маму...- Ур говорил об этом только раз, когда учил его вязать морские узлы. Они сидели на крыльце и старший удивительно ловко вязал толстую и жесткую пеньку своими тонкими, музыкальными пальцами. Ур поднял голову, тряхнул волосами и снова уставился на свои руки.- Мое дело поддерживать ее, а не давать ей советы по поводу браков... - Тогда почему ты не делаешь так, чтобы кандидат был приличным? - Иногда мне кажется, Малец, что еще не родилось такого человека, который бы был достаточно безумен, чтобы полюбить нашу мать с той же силой, с какой любим ее мы. Они все ведутся на ее лицо, на ее тело, но не желают смотреть на то, что являет собой ее душа. Что-то я заболтался, Ньюгейт-кун... Смотри, эту петлю надо сюда... Ньюгейт оглянулся и не сдерживая себя улыбнулся стоящей на причале Дэрье, кутающей свои плечи в шаль, он поднял руку и помахал, замечая ответную улыбку и движение. Она трясет головой, рассыпая по плечам черные кудри. - Пока, Буек! Хорошего плаванья! Не потони в море! - Пока, Селедка! Не засохни на суше!- почему-то Ньюгейту казалось, что они встретятся. Обязательно встретятся...