***
Дэрья с трудом открывает глаза и поворачивает голову в сторону, пытаясь понять, где она. Со лба на кровать падает мокрая тряпка и кожу неприятно холодит. Она морщится и пытается подняться, но падает от прострелившей левую руку боли. - "Точно... Рука... Ее же..."- она переводит взгляд на то, что раньше было ее полноценной конечностью и хмыкает от неожиданности. Рука перевязана удивительно качественно и уже не кровит - регенерация сработала как надо, в чем она убеждается, когда разматывает бинты. Вместо открытой раны остался только свежий, немного заживший уродливый шрам. Дэрья горько вздохнула и откинулась назад, смотря в потолок. Надо было дождаться того, кого она вытащила, попрощаться, узнать, где можно взять еды и поспешить домой. Дом... Дэрья скрипуче рассмеялась, тут же срываясь на каркающий кашель. Видимо сорвало горло и то отказывалось сотрудничать с идиоткой хозяйкой. Скрипнула дверь и она повернула голову, осматривая вошедшего. Пацан, с мрачным выражением лица, тащащий тяжелый таз с водой. Глаза у него были такие же как у нее, яркие и золотые. И жутко недовольные. - Ну и чо ты поднялась, Дура?- Он поставил таз и силой уложил ее обратно, недовольно цыкая, осматривая ее руку. Дэрья улыбнулась. Пацан был похож на Ура своим поведением. Такой же ворчливо-заботливый... Глаза защипала, Дэрья не видела сына целых три месяца и очень скучала. Не только по Уру, но и по остальным своим сокровищам.- Надо же, срослось! Отлично, значит есть шанс, что не придется тебя хоронить! - Наглый пацан...- прокаркала Дэрья.- Как тебя звать, Буек? - С чего буек?!- возмутился парень, скаля зубы. Удивительно, что они были все. - С того, что бултыхаешься на поверхности воды... Так как звать? - Ньюгейт.- пацан взял тряпку и смочил ее в тазу. После он просто сдернул одеяло и протер ей шею и ключицы, почти доходя тряпкой до ткани обмотки, поддерживающей грудь.- Эдвард Ньюгейт. А тебя, Селедка? - Эй! Не наглей, пацан! С чего селедка? Дэрья я!- вскинулась женщина, из-за чего тут же получила тряпкой по лбу. На мгновение она пожалела, что не ест детей... Наглый засранец! - С того, что на береге бултыхалась так же, когда мы на берегу оказались. Ты когда в обморок упала - я подумал, что ты сдохла, а ты вот, живая... - Не дождешься... Я еще не такое пережила. - Не знаю. что ты там пережила, а сейчас, лучше лежи и помалкивай. Жрать в доме нет, я схожу поищу, а ты лежи тихо. Лучше спи.- он встал, прикрыл ее одеялом и хмыкнул.- Дохлая Сирена. - Наглый Сопляк.- Дэрья усмехнулась и прикрыла глаза. Этот пацан ей понравился. Интересно, что из него вырастет... Забрать, что ли с собой?***
Пацан, Ньюгейт, начинал нравится Дэрье все больше и больше, особенно, когда перед ее носом оказывалась миска ароматной похлебки. Особенно веселило ее выражение раздражения на полноватом мальчишеском лице и та настойчивость, с которой он пихал ложку с похлебкой ей в рот. Словно она сама есть не могла. Все-таки она потеряла половину левой, а не правой-ведущей руки. На попытку пояснить, что есть она может и сама, Дэрья получила только ворчание и очередное обзывательство. Ложку он ей так и не дал, продолжая с упорством выхаживать ее своими силами. Наглый, упертый сопляк! Ньюгейта бесила эта самоуверенная старая дура, которая пыталась делать что-то сама, не смотря на явные проблемы с дыхалкой и дрожащие как у алкоголика руки. Она надсадно, каркающе кашляла, захлебываясь воздухом, сгибаясь в три погибели. Ее черные волосы засалились, покрылись коркой соли, лоб постоянно был покрыт испариной, а глаза были мутными и покрасневшими, словно она, действительно, была дохлой рыбой, валяющейся на берегу. Того и глядишь завоняет! По имени он ее почти что и не звал, обходясь прозвищами. С одной стороны, он мог бы не сопротивляться, позволить ей по геройствовать и выпереть ее из его дома как можно быстрее, наплевав на последствия, а с другой, убьется же, идиотка! Куда она поплывет, если в уборную он ее на руках носит? Нет, ходить Селедка могла, вот только ее штормило и она грозилась вписаться в ближайший угол... И вот это гроза всего живого, что рискует плавать в море? И от этого голоса должен туманится разум? Да она скрипела, как несмазанная телега, а когда не скрипела, то каркала и кашляла! Потакать чужому самоубийству Ньюгейт не собирался, особенно, если такую тупость выкидывала та, кому он был должен свою жизнь! Да и к тому же, куда эта дурында поплывет?! Ньюгейт помешал рыбную похлебку, скептически принюхался, решил, что и так сойдет, налил в тарелку и понес сирене. Та, каким-то чудом, умудрилась встать и доковылять на подгибающихся ногах до окна, залезть на подоконник голой жопой и прикрыв все самое ценное одеялом, которое Ньюгейт относил к категории символических вещей, сидела и качала ногами, что-то насвистывая. - Ты что, сожрала кого-то, довольная аж губы трескаются.- проворчал парень, подходя к ней поближе.- Отморозишь жопу - лечить не буду, не обессудь. Не умею в ваши женские штучки. - Не отморожу. В ледяной воде плавала - не отморозила и тут не отморожу, не так уж и прохладно...- она показала ему язык и устроилась поудобнее, освобождая ему немного места.- Садись, на двоих места хватит, Сопляк. - Как знаешь, Старуха.- фыркнул он, примащиваясь рядом и тут же протягивая ей ложку похлебки. Она вытянула длинную смуглую шею, наклоняясь чуть вперед, принимаясь за еду. Было что-то медитативное в том, чтобы кормить эту дурищу, протягивая ей еще горячую похлебку. Она забавно морщилась, дула на ложку, причмокивала от удовольствия и облизывала темно-бордовые губы языком. По-первости она так широко открывала пасть, что Ньюгейт отчетливо видел острые верхние клыки. Потом она приноровилась есть аккуратнее, но ложку ей он все еще не доверял. - Вкусно.- она облизнулась.- Давно такого не ела. - Не умеешь готовить, Сельдь, или солидарность с собратьями не позволяет? - Младший не любит рыбную похлебку. Жаренную рыбу ест, а вареную ни в какую. Он даже сырую ест с большим аппетитом.- она вдохнула, переводя немигающий взгляд на море. - У тебя есть дети?!- он наклоняет голову на бок, не переставая протягивать ей ложку за ложкой. - Ага. Тринадцать, если быть точной.- он давится воздухом и едва не проливает похлебку. Она успевает обхватить тарелку целой рукой, сберегая свой обед. - Нихера себе! Нахера столько? Ты когда рожать успевала? Ты, конечно, старуха, но не настолько!- она рассмеялась, запрокидывая голову. - О, не-ет! Я намного старше, чем ты можешь помыслить, Малец...- она закашлялась, морщась от резкой боли в горле.- Между моими детьми, зачастую, огромные промежутки... Как они там?- она резко сменила настрой, впадая в уныние. - Явно лучше чем ты. Если их тринадцать, то хоть один-то с мозгами найдется. Так что не переживай понапрасну, а-то пустишь мои труды по ветру. - Оу, волнуешься за меня?- поддразнила она его, сверкнув глазами. - И не надейся! Я слишком ценю своей труд, чтобы тратить его попусту! Так что слезай с подоконника и марш в кровать, Дура! Только пневмонии и лихорадки тут не хватало!- он зачерпнул последнюю ложку, сожрал ее сам и спрыгнул с подоконника. Дэрья посмотрела на него, вздернув черные брови, когда он сдернул ее за талию, закутал покрепче и понес, перекинув через плечо, пыхтя от натуги. - Надорвешься ты, Буек, меня таскать... - Не дождешься, Селедка! Молчи в тряпочку! Тебе пора дрыхнуть, или ты решила остаться в этой хибаре навсегда? Я с радостью прикопаю тебя под этим самым окном!- она снова расхохоталась. Ньюгейт улыбнулся, тут же стирая проявление эмоций с лица. Некогда ему цацкаться с этой... Дэрьей... Ему надо придумать, как свалить отсюда наконец. Хотя... Может он и придумал.***
Спустя неделю ухода Дэрья уже полностью, без учета руки, выздоровела. Голос у нее, оказался красивый и мелодичный, грудной, ласкающий слух, текучий, словно мед. Ньюгейт, чувствуя свою причастность, ходил полностью довольный собой. Дэрья смеялась в его выражения лица и помогала по хозяйству, где ей позволялось. Она готовила, ловко управляясь одной рукой, отмахиваясь от вопросов. У нее тринадцать детей, если понадобится, она ногами поесть приготовит. Ньюгейт только качал головой и таскал вещи в украденную лодку. В этот раз, он, Черт побери, не потонет. Сирены, как говорят, прекрасные навигаторы и метеорологи, так что при помощи Селедки, шанс уплыть с этого острова увеличивается. Осталось только узнать, куда им надо плыть. - Эй, Сельдь! Хочешь добраться до своих детишек?- Ньюгейт, запихивающий в сумку последнее, что было ему дорого в этой хибаре, окликнул ее через плечо. - Естественно да? А что, отсюда ходят корабли? - Конечно нет! Это же Сфинкс! У меня есть предложение на миллион белли! Ты помогаешь мне уплыть с этого острова и мы рулим в сторону твоего дома! - А что мне мешает уплыть своим ходом, а, Сопляк?- она изгибает бровь, помешивая похлебку. - Разве ты можешь бросить ребенка в беде?- поддел ее Ньюгейт. - Это ты-то ребенок?!- у нее аж кудри встали дыбом. Черные-черные, темнее ночи, пахнущие солью, йодом и рыбой. - Ну да, мне так-то четырнадцать, Старуха! Она застыла, ложка выпала из пальцев. Ньюгейт поспешил бросить сумки и снять кастрюлю с огня. На ее лицо читался такой спектр эмоций, что парень не смог сдержать смех. Она была такой забавной, эта старая Сирена. - Четырнадцать?! Да ты же старше моего младшего сына всего на шесть лет! И я перед тобой так... Ничего себе... - Так что? Поплывешь со мной на лодке, или сама, в холодной воде?- он выгнул бровь и посмотрел на надувшуюся женщину. - Наглый Сопляк... Поплыву... Вещи собрал? - Естественно, Селедка! Сейчас пожрем, окончательно обчистим мои тайники и свалим отсюда! Я сыт этой дырой по горло! Сдам тебя на руки твоим детям и свалю во взрослую жизнь! Так сказать сдам с рук мертвый груз. - Ах ты Малолетний Говнюк! А ну стой! Я тебе и одной рукой накостыляю будь здоров!- она шутливо замахнулась, не проявляя ни капли агрессии, а после вообще зашлась прекрасным, заразительным смехом. Ньюгейт улыбнулся. Ему будет жалко с ней прощаться, но он никогда не скажет ей это в лицо.