Она мозгоправ, я шут. Извините, обычно мы с табличками ходим. доктор Кэл Лайтман Часто вопрос не в том, лжет ли кто-то, вопрос в том, почему. доктор Джиллиан Фостер (Dr. Gillian Foster) Когда-то «сегодня» тоже называлось «завтра». доктор Кэл Лайтман
Карлос ненавидел много чего в жизни. И мало что любил. Ещё меньше что ценил. Он ненавидел шепотки за своей спиной в академии, презирал отца, из-за которого он стоял не совсем на вершине, а был далеко внизу. И всегда — всегда! — мечтал смерти матери, медленно сходившей с ума. Аманда. Английская леди, порода глубоко проникла в её синюю кровь. Будь её воля, она бы передушила собственного сына в зародыши, лишь бы остаться единственной любовью своего мужа. Его отца. — Ты поедешь скоро в Академию, милый, — сухо и тихо говорила она, аккуратно вытирая блестящие жиром губы платочком. У мадам Аманды были рыжие тусклые волосы и болотистые глаза. Академия для мафии. Колледж для незнающих. Гражданских. Отец невзрачно читал газету, едва слышно стучал пальцем с кольцом главы по столу. Хмурился. Но на него — сына — не смотрел. — Сын. Кажется, впервые за ужин прозвучал мужской взрослый голос. Карлос вздрогнул. Его тёмные глаза будто впивались в чужую шею, подобно змее. Матео невозмутимо сложил газету, оставив одну страницу на виду. Небольшая чёрно-белая фотография с девушкой и каким-то пожилым стариком. И текст: «Художник Фрид передал всё своё состояние…» Карлос чуть сморщил лоб. Медленно вспоминал. — Семейство Фрид, верно? Те самые, у которых «Три потока»? Матео Банди кивнул. У него был массивный подбородок и синие глаза. Взгляд его теплел лишь при его Леди. При Аманде. Дорогая госпожа Аманда же вновь летала в своих мечтах. Воспоминаниях и иллюзиях, где всё хорошо. Она больная женщина. И Карлосу противно, что именно она родила его. Аманда Банди улыбалась; хорошо, когда отец с сыном так прекрасно общаются, откровенничают! — Верно. И стучит по столу три раза. — Девчонку мало выпускали из дома. Над ней была полная опека старших, абсолютный пригляд. Теперь, когда старик Фрид отправился гостить в Аду, ты должен будешь заинтересовать внучку. — Зачем? — Она не наследница. Даст прекрасное потомство, может, кому-то из детей передадутся особые навыки их разума. Сам знаешь. — И как же я, по твоему, её заинтересую? Она богата. Влиятельна. И родословной её не зацепить. Готов поспорить, что «принцессу» не заинтересует разорившаяся «знать». Кажется, последнее он выдавил ядовито-обидчивым тоном, и тут же замолк. Матео невыразительным взглядом смерил подростка. Глупец, как есть глупец. Но всё равно — полезный ресурс. Главное найти верный рычаг, а там уж как карты лягут… Матео внимательно проследит за тем, что бы «карты» легли как надо. Аманда безмятежно улыбнулась в никуда. — Как банально: называть «принцессу» — «принцессой», поверь, уж этим и своими соплями ты её точно не привлечёшь. Девчонка не богата, богата её родня; не влиятельна, влиятельна её семья. Не спорь иначе ты никогда не завершишь свой спор, который изначально был не в твою сторону. А сейчас замолкни и прекращай ныть; внимай мне и моему расчёту: она девушка, у которой не было свободы, а значит она будет опьянена своими действиями и окружению, пока находится в академии; нужен тонкий просчёт, каждая твоя ошибка — наша пропасть. Мы должны подняться с колен на своё место, вернуться под солнце, тебе ясно? И девчонка — наш шанс. У них воспитание такое. Верное, коленопреклонённое. Тебе ясно? Если докажешь свою верность, она докажет тебе свою. Девчонки её возраста любят ушами, они слепы. Но не смей забываться, ты не с гражданской играешь. И не смей ходить налево. Никакого намёка! Твоя верность идеальна. Ты — монах. Вбей себе это в голову. А она — твоё личное Божество. Тебе ясно? Карлос недолго молчал. У него вообще много что на языке вертелось, но он боялся сурового нрава своего отца. Боялся его силы и кнута. — И до каких пор это должно будет продолжаться? Она же ведь… Банди-младших едва взглянул на распечатанное фото. — …такая невзрачная. Простая. — Не суди по фото. И девчонка уж явно лучше твоих гражданских стерв. Закончил? Вопросы? — Да. Нет. И пусть на языке вертелось много всего, Карлос Банди, как обычно, смолчал, спрятав крутой нрав под видом шёлковой покладистости. Аманда безмятежно улыбалась в никуда. Словно смотрела на что-то, чего нет. Сумасшедшая женщина. — Не смей драконить льва, сынок. И была такова.***
Ильда не хотела, что бы это было привычкой, но оно ею стало: замужняя дама достаточно знала собственного мужа, чтобы понимать как быстро разгорятся его уязвлённые эмоции, как вспыхнет слабое пламя. И как достаточно скоро он издаст наказ для верных людей его семьи не выпускать её из дома. А потому действовала на опережение: схватила Ирину и помчалась к автомобилю. Из вещей лишь дамская сумочка и карточки, которыми она давно не пользовалась во благо себя. Лишь муж-муж-муж. Её жизнь крутилась вокруг мужа. И — как казалось раньше — его жизнь должна была крутиться вокруг её. Это было бы правильно. Так Ильда воспринимала любовь — абсолютное слияние между двумя людьми. Безоговорочное доверие и поддержка. Со временем в первом она стала сомневаться. Второго и третьего даже не встречала; они словно находились в другом мире — книжном, романтическом, где Ильде запрещён вход. Поддержку она встречает от своей названной скрытой сестры. Не от мужа. Какая-то странная тоска рвёт грудь и Ильда на мгновение, вопреки слепящему солнцу, смотрит вверх. И натыкается на чужой взгляд в ответ. А, так вот что щекотало тело, нервировало, произносится на мгновение в голове. (Почему она жива? Почему она, Карлос? Чем она лучше меня? Почемупочемупочему?) Незваная гостья выглядит каким-то сверхъестественным божеством, что спустилась на землю к грешным людям: свет переливается золотом на блондинистых волосах; её синие глаза, которые она видит даже с этого расстояния, смотрели чуть надменно и любопытно, как не злой ребёнок в своей непоседливости и незнании; синие платье очерчивало мягкие изгибы тела и подчёркивали хрупкость, аккуратность; прелестная Дина была словно фея, принцесса, как внеземная Королева, как… что-то мистическое, мифическое, великолепно-прекрасное. Чужие надоедливые слова звенят в голове вновь: «Ильда, в отличие от Дины, ты была такой сухой и неинтересной женщиной.» «Но, кажется я переоценил твои умственные способности.» Наверное, эти слова его будут звучать у неё в голове целую вечность, но… Никаких «но». Ильда прикрыла глаза. (Узнать среду обитания. Вникнуть. Проникнуть. Стать ядом и заполнить чужие лёгкие. Самые лучшие кинжалы — те, что в спину. Те, что от «друга».) Спустя мгновение машина стремительно тронулась, уносясь от странных обитателей одного дома. — Куда нам дальше, госпожа? — К Рейнеке. Женские руки крепко сжали руль автомобиля.______________________________________
Рейнеке была хитрой тварью женского пола. В мире у ограниченного круга у неё была репутация Чёрной Вдовы, паука, чьи сети легко и ловко опутывали мужчин, заставляя их падать к её ногам. Нельзя сказать, сколько ей лет было: вечно юная красавица была молода лицом, а серые глаза и вовсе не давали ни малейшего намёка. Они у неё словно дымкой подвергнуты. Как занавес. Ильда-тогда-Фрид смотрела и говорила: «Ты, подруга, словно через смерть прошла. Ты-то прошла, но так и не отпустила. Почему?..» И никогда не знала, как близка была к правде. Рейнеке была жёсткой матриарх, которая руководила всей своей семьёй цепкой рукой: у неё никогда не было врагов, которые бы явно дали о себе знать; а тех, кто давал знать неявно, оказались быстро перетравлены. «Ядовитый Паук» Рейнеке действовала быстро и безжалостно, а окружающим доставалась лишь несчастная, проплаканная улыбка. — Спустя время и годы, Ильда, — раскинула руки Рейнеке, стоило бывшей Фрид оказаться на выставке искусств. Ещё с раннего детства, по памяти и влиянию отца для неё не было закрытых мест в этой области; по линии дедушки всех тянуло к искусству, и их мнение в этом сказочном мире далеко не маленькое — скорее наоборот. Так что пройдя на очередную выставку по билетам, когда билета у неё отродясь не было, оказалось слишком легко. — Торжественно рада видеть тебя вновь, моя любовь, — и обняла женственную даму в ответ. Ирина затерялась среди картин и людей. Несомненно наблюдая за своей госпожой, но держась на расстоянии. Ильда едва могла прочувствовать на себе её не схожий с другими людьми взгляд. Как приятно… оказаться снова в обществе. Ильда могла понять, почему Рейнеке влекло к ней: она была грозным созданием. Кэмерон вполне могла себе представить, как легко можно полюбить такую женщину. Она никогда не могла понять, почему некоторые мужчины выбирают послушных, покорных женщин, когда есть сильные, вызывающие, умные. Рейнеке Кэмерон ненавидела мужчин. Но, наверное, ещё больше она ненавидела Карлоса, который просто забрал, вырвал драгоценный хрусталь у неё из рук; Рейнеке могла бы позаботиться о ней намного лучше; этот человек прерывал их общения, а за последние два года оно едва ли не угасло! Ильда своими хладными пальцами невесомо подхватила тонкую нежную ручку Рейнеке, незаметно поведя по залу. Картины-картины-картины. Банди останавливалась у каждой, продолжая разговор и впечатляясь. — Мне казалось, что ты навечно похоронена. В последнюю нашу встречу ты благоухала благополучием. Ильда? — Людям вечно кажется, драгоценная лисица. Жизнь имеет свойство заворачивать куда-то в сторону, а люди оказываются больше демонами, чем сам Дьявол. — Замужняя женщина пожала плечами. Ткань легко соскользнула, и Рейнеке не пропустила ни одного изъяна на коже. — Впрочем, я слышала о том, что тебя следует поздравить? — Свои поздравления ты могла бы преподнести около полутора года назад, сладкая. До меня дошли некие слухи о незваных гостьях, не расскажешь? — Слухи существуют для разнообразия, а может я и расскажу, но далеко не здесь и не сейчас. Как твой небольшой «секрет»? Не пугается тебя по ночам? И беззлобно хихикнула, чего не делала слишком давно. Ильда на мгновение замерла, словно чужое оцепенение перекинулась на неё; малахиты блеснули в свете от ламп, а после задумчиво потускнели. В ней билась чужая энергия, чужая воля, чужая жизнь. Она поняла это в тот же самый миг так ярко и так… просто. Просто, насколько можно сосчитать дважды два. Ильда по своему уму никогда бы не стала так импульсивно поступать; в ней не билась эта энергичная жажда жизни, твердящая «Или сейчас — или никогда», говорящая «Живём одним днём!» Конечно, она давно мечтала порой так сделать, даже не всегда отдавая себе отчёт в этих мечтаниях, но — никогда бы не сделала. По своей эмоциональной холодности. А тут взяла — и сделала. Забавно. Ильда не позволила себе в приличном обществе вновь захихикать, но вполне смело улыбнулась. И в глазах её на мгновение вспыхнули чужие янтарные искры. — Пугается, но да прочему — куда ему деваться? У него и выхода-то нет. А ты могла бы и прийти на праздник. — Карлос не выпустил. — Карлос? Карлос Банди? Просто уточнение, не требующее подтверждения. Они вдвоём и так знали, про какого Карлоса идёт речь. И их разговор — совсем не то, про что идёт первое впечатление. — Да. Я словно очнулась, но это не важно. — Всё, что касается тебя для меня — важно. До меня дошли слухи… — Слухи много до кого доходят. Никого это к добру не привело. — Кроме третьего курса. — Про тот самый кружок? — Да-да, ты тогда так очаровательно покраснела, когда нас едва не поймали. — Тот шкаф был просто дьявольски неудобен, я клянусь! Мадонна, что происходит с годами, куда они так вечно бегут… — А может не они бегут, может, это ты просто остановилась. — Не лишено смысла. — Смысл всегда есть. Главное — его найти. Ильда остановилась напротив одной из картин, а её глаза, ехидно щурясь, оглядели показанную маслами борьбу света с тенью. Волны на заднем плане, яростно небо, где мелькают вспышки огня-молнии. Она могла бы воспроизвести звук грома, если бы захотела. Малахитовые глаза растерянно потонули в чужой картине, прекрасной и далёкой. — Я люблю падение, — говорит вдруг Ильда, и Рейнеке послушно встаёт рядом, вслушивается, прикрывает глаза. Оказывается в чужом мире Ильды. — Падать легко. — Тяжелее взбираться вновь. Если тебе нужна будет помощь… — И оказаться должной тебе? Уволь меня. А после разворачивается и уходит, с таким знакомым жестом махая ей на прощание. Рейнеке не обидчиво пожимает плечами и вновь смотрит на картину, возле которой они остановились. Подзывает слугу одним лишь жестом. — Госпожа Кэмерон? — На английский манер тянет паж. Кэмерон улыбается. Полноценной улыбкой, а не уголками губ. — Я хочу купить эту картину!