***
14 февраля 2003 года. Лондон, Челси-Кенсингтон, особняк вблизи Чейн Уок. Марш тореадора — бессмертный хит Жоржа Бизе — навязчиво звучал где-то над головой. Даниэла пыталась спрятаться от него под двумя толстыми подушками, но тщетно: проклятая музыка просачивалась сквозь все преграды и не желала униматься. В конце концов она сообразила, что это звонит телефон. Отвечать не хотелось и не имело никакого смысла. Сестра с мужем были дома и в любой момент могли зайти к ней, если бы им что-то понадобилась. Няня с маленькой Дианой ушла на прогулку, но Даниэла не давала ей никаких поручений, значит, и звонить было незачем. Вечером ждали мистера Ди, однако по телефону мистер Ди мог бы связаться только с Деборой. Всех прочих звонильщиков, будь то менеджер салона красоты, знакомая с курсов для беременных, навязчивый поклонник из окружения сэра Персеваля, или сам премьер-министр Великобритании, оставалось только мысленно послать к черту… или пожелать им провалиться сквозь землю. Единственный человек, о ком она думала беспрестанно, утром, днем, вечером и даже во сне, единственный, чей голос хотела бы услышать, больше не позвонит ей никогда. Не позвонит, потому что умер… и не просто умер, а был зверски убит. Из-за нее. Все, что от него осталось, было спешно сожжено в крематории, спрятано в красивую урну и без всякого шума похоронено по соседству, на кладбище Кенсал-Грин (мистер Ди сумел это устроить, заметив, что покойный мистер О’Лири имеет право на уважение семьи, хотя и не успел стать ее полноправным членом…). Даниэла смиренно поблагодарила padrone за благородный жест, но за полтора месяца ни разу не посетила могилу Стрелка. Это тоже не имело смысла. Город мертвых выпивал все соки, гасил остатки света в душе. Дэн умер — вот и все, что можно было понять, стоя перед серым камнем с золотым крестом. Католическая вера давала ей надежду на встречу с его живой душой, пусть даже и в Чистилище, а безмолвный прах под могильными плитами ничего не значил… «Лучшая гробница для мертвых — это сердца живых», сказал один французский поэт (5), и Даниэла была полностью с ним согласна. Она носила Стрелка в своем сердце, так было теплее, носила столь же бережно, как их будущего ребенка в своем животе. Это давало ей силы открывать глаза по утрам, вставать с постели и делать хоть что-то осмысленное и полезное. Телефон продолжал надрываться в исступленном прославлении отваги тореадора. Даниэле казалось, что еще чуть-чуть — и коррида начнется прямо у нее в спальне… Музыкальное безобразие все-таки надо было прекратить. Выпростав руку из-под одеяла, она вслепую нащупала гладкий металлический корпус и сперва хотела просто сбросить звонок, но сообразила, что тот, кто настойчиво добивается внимания, не оставит ее в покое. Полностью же отключать аппарат запрещало строгое общесемейное правило. Вместо имени абонента или хотя бы цифр на экране высветилось: «Номер скрыт». — Ну вот еще новости!.. — пробормотала Даниэла, нажала нужную кнопку и довольно нелюбезно сказала: — Слушаю… — Миссис Бонецци, прошу прощения, что разбудил. — Ничего страшного, я не спала! — она мгновенно узнала голос Тигра, личного телохранителя мистера Ди, ангела смерти для врагов padrone — и доброго ангела для его семьи. — Что случилось? — Вы помните, какой сегодня день? — Нет… если честно — не помню… кажется, пятница. — А число? — Вроде четырнадцатое… подождите… ах да… День святого Валентина. И… что? — Я хочу пригласить вас на прогулку в центр. Глаза у нее налились слезами, горло сдавило; с огромным трудом справившись с подступившими рыданиями, она еле-еле выговорила: — Вы… с ума сошли?.. Или издеваетесь надо мной? — Нет, мэм, я в здравом уме… и никогда не позволил бы себе издеваться над женщиной, носящей траур. — Тогда к чему это приглашение? Вы ведь знаете, что я не выхожу из дома без крайней необходимости. — Знаю, мэм, и все же настаиваю, чтобы вы приняли приглашение и пошли со мной. Сейчас половина десятого… значит, я заеду за вами через час. Прошу вас быть полностью готовой. — Да, мистер Тайгер… — Даниэла мрачно усмехнулась. — Я поняла: это приказ. — Если вам так легче примириться с необходимостью на время покинуть ваши покои — считайте, что приказ. До встречи. Связь оборвалась. Делать было нечего: Даниэла встала с кровати и принялась приводить себя в порядок. Она могла бы не слушаться Тигра, с формальной точки зрения он был ей «никем», а приказы, исходившие от него, чаще всего означали, что такова воля мистера Ди. Но… Тигр обладал и собственной волей, способной легко подчинять других людей, и мало кто в принципе отваживался с ним спорить. Даниэла не раз имела возможность в этом убедиться. Она помнила, как он едва не пристрелил Дэна при первой встрече в «Трискелионе», думая, что тот — насильник… Как ни странно, это сблизило ее с Тигром, потому что он оказался невольно посвящен в интимную тайну, которую еще и сумел сохранить. Была и другая причина проявлять разумное послушание: чувство благодарности за спасенную жизнь. В конце девяносто девятого года не кто иной, как Тигр, отыскал ее в Косово, в захолустном городишке, целиком занятом боевиками ОАК (6) и превращенном в бандитский анклав, набитый под завязку наркотиками, оружием и торговцами «мясом» — рабами, рабынями и человеческими органами. Именно он помог ей бежать из нелегальной клиники, безопасно покинуть территорию растерзанной балканской страны и вернуться в Италию. Увы, перенесенные бедствия не всегда способны заговорить судьбу, судьба же имеет странное чувство юмора и порой вертит людей на жуткой карусели. Два года спустя Тигру пришлось спасать Даниэлу снова, когда она, работая в миссии «Врачей без границ» все в том же Косове, совершила дурацкую ошибку — и попала в руки Якупи и его банды албанских отморозков. Стрелок почти ничего не знал о «косовских приключениях» своей Куколки. Она не то чтобы нарочно скрывала эту кровавую и грязную историю, но и не стремилась рассказывать о том, что сама хотела забыть. Ей больше нравилось слушать его рассказы о лихом прошлом солдата удачи, похожие на приключенческий фильм… и если даже Дэнни в чем-то привирал или недоговаривал, Даниэла не была в претензии. Истории Стрелка всегда заканчивались одним и тем же: страстными поцелуями и не менее страстными признаниями, что вся его предыдущая жизнь была просто пыльной дорогой, тернистым и долгим путём навстречу ей. Он говорил это и на последнем свидании, за день до роковой встречи с убийцами Якупи, заманившими его к аркам Воксхолла с помощью фальшивого сообщения. На том самом свидании, когда Дэнни что-то почувствовал и спросил, не беременна ли она… «Я должна была сказать ему. Должна была сказать сразу. Тогда, наверное, он не отпустил бы меня домой, заставил остаться с ним… и на следующий день не поехал бы в Миллбанк на ложное свидание…» Сожаления и запоздалые укоры совести были бесполезны, но воспоминания вызывали слезы. Даниэла вытирала их, но ресницы и щеки снова становились мокрыми, и она никак не могла нанести тушь. В конце концов решила обойтись без всякого макияжа и прикрыла глаза темными очками. Она понятия не имела, что за фантазии возникли у Тигра на ее счет, зачем он затевает странную прогулку по городу, утопающему в красных розах, шоколаде, воздушных шарах, плюшевых мишках и нарисованных сердцах в честь Валентинова дня. В любом случае променад по центру не мог быть свиданием, и если Тигру не понравится наряд или внешний вид спутницы, ему придется с этим смириться.***
— Куда мы поедем? — спросила она, когда Тигр встретил ее у дверей особняка. Его лицо с резкими чертами было спокойным, но чуть более угрюмым, чем обычно. Он не посчитал нужным дать определенный ответ, ограничился коротким: — Скоро узнаете, мэм, — открыл перед ней дверцу своего «Ягуара» и пригласил садиться. Даниэла повиновалась, благоразумно дождалась, пока непрошеный кавалер вырулит с Чейн Уок на набережную Челси, и повторила свой вопрос: — Мистер Тайгер, куда вы меня везете? — На праздничный обед, мэм. В одно милое местечко, соответствующее поводу. — Поводу?.. Какому поводу?.. — Терпение, дорогая миссис Бонецци, как сказал бы мистер Ди. Уверен, что вы оцените по достоинству и повод, и приготовленный для вас подарок. Сердце у Даниэлы похолодело, ладони стали влажными, и она отчаянно вцепилась в обивку сиденья, чтобы унять дрожь в пальцах. От пугающих намеков Тигра следовало бы отвлечься, глядя в окно, но разукрашенные витрины, с обилием красного и розового, цветочные гирлянды и бесконечный поток влюбленных парочек, захлестнувший улицы сладкопряничным карнавалом, были отдельным кошмаром. Она легко могла вообразить, что не едет в автомобиле, а плывет на ладье Харона через преддверия загробного царства. Праздничный Лондон напоминал нижние области смерти, где люди продолжают предаваться земным увеселениям, не понимая, что все земное закончилось навсегда… и пышный праздник вот-вот обратится в тлен, груды пыли и черепков, исчезнет, как лепреконское золото. Тигр продолжал вести машину по набережной Челси; они двигались со средней скоростью, даже медленно, и ничто не указывало на то, что поездка завершится в районе Вестминстера или Гайд-парка, где-нибудь на Пикадилли или на Бонд-стрит, или вблизи Ковент-Гарден, на углу Рассел-сквер и Гилфорд-стрит, где располагался любимый ресторанчик мистера Ди — «Гэлвин Бар энд Гриль». Интуиция подсказывала Даниэле, куда на самом деле направляется мистер Тайгер, и где решил заказать «праздничный обед», и едва впереди замаячили серые арки и красно-желтые пролеты Воксхоллского моста, догадка превратилась в уверенность. Следом нахлынула паника… и тошнота. Даниэла нащупала в сумочке мятные леденцы с имбирем, засунула спасительную горошину под язык и взмолилась: — Мистер Тайгер, пожалуйста, только не туда!.. — Почему же? На Миллбэнк, недалеко от пирса, превосходный итальянский ресторан… не очень презентабельный с виду, но с отличной кухней. Такой лазаньи мне не подавали даже в Риме. — Да, да, лазанья у них вкусная… и кофе тоже… и вид из окна просто замечательный, но я не хочу… не хочу в этот ресторан!.. Тем более сегодня… — Ни к чему так волноваться, мэм. Я все предусмотрел. — Что вы предусмотрели?! — Там не будет посторонних, миссис Бонецци. Весь зал ресторана выкуплен только для нас с вами, и никто не сможет помешать. — Я ценю вашу деликатность, мистер Тайгер, — Даниэла не сочла нужным скрыть горькую иронию. — Я только не могу понять, зачем вы делаете вид, как будто не понимаете меня… и не знаете, что в этом ресторане я встречалась с Дэном!.. И что именно сюда он приехал, когда… — Конечно, я знаю об этом, мэм, — на лице Тигра не дрогнул ни один мускул, в холодном взгляде не мелькнуло ни тени сомнения: — Я вообще знаю гораздо больше, чем вы можете предположить. — В таком случае — зачем вы затеяли это… представление?.. Если у вас есть новая информация… если вы хотите сообщить мне нечто важное… хотя и не могу представить — что… мы могли поговорить дома, за чашечкой кофе. Тигр возвел глаза к небу, словно хотел сказать извечное: «Ох уж эти женщины!» — но ответил терпеливо и без всякой насмешки: — Миссис Бонецци… Я прошу вас мне довериться, как уже делали в прошлом. Помнится, я ни разу вас не подвел, и обещаю, что вы и сейчас останетесь довольны. Даниэла смирилась. Способность подчиняться обстоятельствам, когда ничего не зависело от ее воли, она считала счастливой чертой своего характера. Жизнь не скупилась на подтверждения, что гибкость намного полезней твердолобости, и выручает там, где сопротивление может повредить — или погубить… Сохранять присутствие духа было непросто, особенно когда Тигр припарковал машину у входа в ресторан с названием «Тайное общество Миллбанк». Написанное по-итальянски — «Società segreta Millbank» — оно всегда казалось Даниэле дурацким, но сегодня выглядело зловещим… Напоминая себе, что ее ведут на обед, а не на казнь, и за стеклянной дверью, задернутой соломенными шторками, дожидаются добродушные официанты, а не палачи, она преодолела внутреннюю дрожь и переступила порог. Зал ресторана был небольшим, от силы на тридцать столиков, но казался громадным из-за зеркальной задней стены и панорамных окон с видом на Темзу, фешенебельный жилой комплекс прямо по курсу и Воскхолльский мост справа… В ясные дни все это смотрелось очень красиво, особенно на закате, когда алый и золотой свет разливался по бело-зеленым стенам домов и красно-оранжевым аркам моста. В дождливую же погоду или темными вечерами на окна опускались шторы, в зале включались лампы — и ресторанчик словно бы превращался в кают-компанию корабля, плывущего куда-то по медлительным водам Темзы… Раньше Даниэле нравилось грезить, что этот ресторан-корабль увозит ее с Дэном все ближе и ближе к лазурному небу, сиреневым берегам и яркому солнцу родной Италии, теперь же она словно поднялась на борт «Летучего голландца». — Синьор… синьора… бенвенуто… Добро пожаловать! — официант, встретивший их и проводивший к лучшему столику, был хорошо знаком Даниэле — его звали Марио. Вокруг гостей он обычно летал мухой, старался исполнить любые капризы и не скупился ни на советы, ни на комплименты. Она всегда оставляла Марио щедрые чаевые, когда приходила с сестрой, а Дэнни, наоборот, в свой первый визит сюда посчитал его чересчур любезным — и чуть не затеял драку… — Чао, Марио! — Даниэла улыбнулась ему, как всегда, но официант предпочел сделать вид, что не узнает ее, и вообще он тут новенький… Без всякого ясновидения было понятно, что Марио смертельно боится Тигра, и вообще предпочел бы оказаться за тридевять земель от ресторана, по крайней мере, на сегодняшний день. — Прошу вас, миссис Бонецци… — Тигр любезно отодвинул для Даниэлы стул. Она села, и пока ее спутник (одетый, вопреки обыкновению, не в джинсы со свитером и не в полувоенную форму, а в очень приличный костюм-тройку, да еще и с галстуком) занимал место напротив, с удивлением рассматривала роскошную сервировку. Алая с золотом жаккардовая скатерть, расшитая лилиями, больше подошла бы не для обеденного стола, а в качестве «одежды для алтаря» (7). Вместо обычных чайных свечей в стеклянных колбах, призванных создавать романтическую обстановку, справа и слева возвышались тяжелые бронзовые подсвечники, и толстые витые свечи в них тоже напоминали предметы для богослужения… Посуда и все столовые приборы оказались серебряными, в серебро были оправлены и бокалы из богемского хрусталя. Цветочная композиция, размещенная в плоской вазе, состояла из белых лилий и очень странных темно-розовых пионов со сладким запахом. Посреди всего этого великолепия — невиданного и неслыханного для скромного итальянского ресторанчика в далеко не самом шикарном районе Лондона — возвышалась объемистая подарочная коробка в форме сердца, из глянцевого красного картона, перевязанная крест-накрест бордовой бархатной лентой… — Что все это значит, Бастиано? — строго спросила Даниэла, впервые назвав Тигра не его официальным прозвищем (точнее, позывным, как поправлял ее Дэн) — а настоящим именем, известным лишь узкому кругу людей из клана мистера Ди. Она не хотела рассердить или озадачить его, но все больше и больше ощущала себя персонажем леденящих кровь рассказов Эдгара По. Удивительней всего было, что это ощущение ей нравилось… впервые после смерти Дэна в сердце прокралось нечто непохожее на тоскливое отчаяние и апатию. — Это твой подарок на Валентинов день, Даниэлита, — он тоже отбросил лицемерные условности, вместе с раздражающим англицизмом «миссис Бонецци», и назвал ее домашним именем. — От тебя?.. — От меня и от padrone. Он меценат сегодняшнего мероприятия. — И… мне можно открыть? — она начала догадываться, но боялась поверить самой себе. — Да. Только постарайся не кричать слишком громко. Руки Даниэлы, уже начавшие развязывать ленту на коробке, на мгновение замерли в воздухе… глаза встретились с немигающими глазами Тигра, и пересохшие губы твердо произнесли: — Обещаю не кричать. — Ну так не медли, открывай. Даниэла подняла крышку и заглянула в картонное чрево коробки, обтянутое надушенным атласом. Внутри лежало человеческое сердце… не гипсовый муляж, ни сентиментальная имитация из марципана и леденцов, а самое натуральное сердце. Забальзамированное по всем правилам науки и обработанное прозрачной глазурью, оно было превращено не просто в анатомический препарат, а в жутковатый арт-объект. Доктор Фредерик Рюйш (8) мог бы по праву гордиться своим последователем из двадцать первого века… Сердце было обвито шелковой траурной лентой с надписью: «Mea culpa, mea maxima culpa. (9) Замир Якупи». Даниэла сдержала обещание, хотя один Бог на небесах знал, чего ей это стоило. Крик трепетал в горле и рвался наружу, и если бы она выпустила его лететь, куда хочет, в нем звучал бы не ужас, а восторг. Клич первобытной дикарки, узревшей охотничий трофей… Цивилизованность сейчас была просто рафинированной ложью, не стоившей ломаного гроша по сравнению с катарсическим взрывом от осознания, что Дэн отомщён. Тигр молчал, позволяя Даниэле до дна испить обжигающую чашу, познать на опыте острую и горькую сладость утолённой мести. Он смотрел на нее с восхищением — потому что она показала себя достойным членом семьи Чёрного Декса. Не пришлось ничего объяснять, утешать, вытирать слёзы. Даниэла лучше всех знала, что Замир Якупи, один из самых жестоких албанских гангстеров, убийца, наркоторговец и работорговец, поставивший на поток поставку в Европу похищенных женщин и… человеческих органов, неоднократно заслужил казнь. Издевательства, которые пришлось претерпеть ей самой от этого негодяя, и страшная смерть Дэна О’Лири были всего лишь каплями в потоках крови и слез, пролитых им — или из-за него. — «На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия»… Иногда кара Господня медлит… но тем тяжелее падает она на голову преступника… — прошептала Даниэла и недрогнувшими руками закрыла коробку, что стала нелепым саркофагом для останков Якупи: — И… что нам теперь делать с этим, Тигр?.. — Тебе решать. — Тогда… нужно просто сжечь поскорее… и высыпать в Темзу!.. Не знаю, где остальные его… фрагменты, но черное сердце этой мрази пусть обратится в пыль… и покоится на дне грязной реки, среди мусора и осклизлых водорослей! Там ему самое место… — она с отвращением оттолкнула импровизированный гроб и встала, давая понять, никакого обеда теперь уж точно не будет — сполна хватило и аперитива. Тигр кивнул: — Хорошо. Все будет сделано в точности так, как ты сказала… но при одном условии. — При каком?.. — Ты и Дебора завтра же покинете Лондон и отправитесь в Рим. Разумеется, Марко поедет с вами. — А Диана? — И Диана, конечно же, — усмехнулся Тигр. — Разве padrone доверит свою дочь кому-нибудь, кроме Бонецци?.. Примечания: 1) Прообраз современных мессенджеров, один из самых популярных в первую декаду 2000-х. Бесплатная кроссплатформенная система мгновенного обмена сообщениями, для мобильных и иных платформ с поддержкой голосовой и видеосвязи. Позволяет пересылать текстовые сообщения, изображения, видео и аудио через Интернет. 2) Жёлтая карточка в футболе — это предупреждение за грубые нарушения правил. Слово «предупреждение» значит, что следующее потянет за собой удаление с поля. Все итальянские мужчины — футбольные болельщики от рождения. 3) Брикстон — район в южной части Лондона. Входит в состав административного района (боро) Ламбет и расположен в 6 км юго-восточнее Чаринг-Кроссa. Несмотря на близость к центру, считается одним из самых опасных. 4) Блеф — не просто прием в карточной игре. Это особая манипуляция, цель которой заключается в том, чтобы ввести другого человека (чаще всего оппонента) в заблуждение, создав у него ложное впечатление, выгодное для себя. 5) Жан Кокто 6) ОАК — Освободительная армия Косово, или Армия освобождения Косово — албанская военизированная организация, боровшаяся за отторжение от Сербии и моноэтничность Косова. До Косовской войны 1998–1999 года официально считалась террористической организацией. После бомбардировок Югославии была легализована как Корпус защиты Косова; её члены вошли в состав местной администрации, что, однако, не изменило сущности группировки. По данным западных исследователей, ОАК финансировались албанской диаспорой из США и стран Европы, в том числе средствами от торговли наркотиками. Была причастна и неоднократно обвинялась в незаконной торговле человеческими органами (в том числе и Карлой дель Понти, бывшим прокурором Гаагского трибунала). 7) «Одежда для алтаря» — у католиков так обозначается роскошное тканое покрытие для алтаря с чашей для Причастия. 8) Доктор Фредерик Рюйш (1638-1731) — голландский врач и анатом, создавший собственный метод бальзамирования и сохранения останков. Для придания препаратам эстетики Рюйш украшал их кружевами и подписывал философскими цитатами о жизни и смерти. Создатель коллекции препаратов Кунсткамеры в Санкт-Петербурге. 9) Mea culpa (с лат. «моя вина»), mea maxima culpa («моя величайшая вина») формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков.