Сокровище

Март, 1894. Камешек отскочил от мостовой два раза и укатился прямо в лужу, что осталась после утреннего дождя — хотя, наверное, дождь был и дневным, да и вообще вечным. Туманный Альбион не зря носил свой гордый статус на протяжении нескольких веков — дожди там действительно не прекращались, а клубящийся промышленный дым из фабричных труб превращал небо в чернильные кляксы. Джисон проводил взглядом одинокий камень в луже, что сам же и пнул от себя, а затем посмотрел на небо — ничего нового он там не увидел. Серое небо, под которым располагался серый город с серой мостовой и серыми зданиями, в которых работали люди с серой совестью. В их ряды входил и сам Джисон, который замер в ожидании, прислонившись спиной к уличному фонарю. Безрадостно, на первый взгляд. Лондон девятнадцатого века был поистине колыбелью человеческой радости. В Германии светлейшие умы человечества написали «Оду к радости» — в Лондоне же кто-то написал ругательство на заборе. Может, сам Джисон это и написал. Из здания за спиной Джисона можно было уловить звуки фортепиано — кто-то беспощадно мучал бедный инструмент, которому явно было плохо, как и всем находящимся в помещении. Если бы Джисон хотел послушать прекрасную музыку, то он бы отправился в место поприличнее, но сейчас ему нужно было поговорить именно с той дамой, чей отпрыск сейчас терзал несчастный инструмент. Спустя некоторое время в свете фонаря, под которым стоял Джисон, появилась статная женщина в бархатном платье. Ее волосы темно-каштанового цвета были собраны в изящную прическу, а тонкие ладони в ажурных перчатках придерживали тяжелую юбку — впрочем, это не спасло ее от попадания в элитную лондонскую лужу. — Добрый вечер, Хан Джисон, — она подошла к нему и аккуратно сложила руки на своем платье. — Простите, что заставила вас ждать сегодня. — Ничего страшного, — Джисон поклонился, приветствуя женщину, но они оба знали, что этот жест не содержал в себе и толики искреннего уважения. — Я насладился игрой вашего ученика сполна, пока ждал вас. — Полно вам, юноша только постигает для себя невероятный музыкальный мир. — О, да, в этом городе умение играть на фортепиано требуется горожанам в первую очередь. — Ну, кому-то нужно играть на фортепиано, не всем же лица бить — это больше по вашей части. — И именно за этим вы ко мне и обращаетесь, а не для того, чтоб я вам сыграл мазурку Шопена. — Давайте все же пройдем в дом. — Женщина посмотрела на небо, которое за время их разговора почернело еще больше. — Что толку беседовать на сырой улице. На которой, между прочим, могут быть чужие уши, и вы это знаете. — Как вам удобно, — Джисон поклонился вновь. — Леди Елизавета. Елизавета вовсе не являлась леди по своему статусу, но зато являлась обладательницей состояния достаточного, чтоб ее можно было так называть — хотя бы просто в издевку. О ее происхождении, прошлом, да и вообще о ней самой мало что было известно даже Джисону, который, вообще-то, на нее работал: иммигрантка из Российской Империи, которая по слухам бежала по политическим причинам, а по внешнему виду и вовсе казалась землячкой Джисона. Однако, на английском говорила она бегло, а все попытки заговорить с ней на родном языке Джисона были полностью проигнорированы. Откуда у этой леди было состояние, которое позволяло держать ей несколько пекарен в Уайтчепеле и Сити, никто тем более не понимал. А какого черта эти пекарни были французскими: круассаны, багеты, эклеры; не понимал конкретно Джисон. О том, что на досуге эта женщина давала еще и уроки фортепиано отпрыскам из богатеньких семей, и говорить не было смысла — и так уже в Елизавете было достаточно экстраординарных и несовместимых вещей. — А вы угостите меня багетом с чаем, Леди Елизавета? — ехидно спросил Джисон, когда заходил в ее владения. — Вряд ли кто-то из моей банды меня так сможет угостить. — Эклеры, Джисон, эклеры, — Елизавета не обращала внимания на то, как лебезит Джисон перед ней. — Эклеры подают к чаю, а не багеты. — Какая разница, я все равно ни того, ни другого у себя дома не поем. Джисон никогда не забывал прибрать к рукам у владелицы пекарен корзину выпечки со свежим хлебом и вкусными сладостями, потому что и того и другого у уличных банд было в недостатке. Даже несмотря на то, что его банда Грачей пользовалась авторитетом в Уайтчепеле, отчего грязной работенки за вознаграждение у них было предостаточно, Джисон все равно не тратился на шикарные яства. А вот купить новые модные подтяжки — это другое дело. Он, конечно, обычно портил их в драке на следующий же день, но зато драка была стильной — на уровне Красавчика, главного в банде Чипсайдских работяг, который вечно щеголял по всему Лондону в самых красивых тряпках. Весомая статья дохода Джисона, который он мог тратить на такие же тряпки и острые ножи, приходила как раз от Елизаветы — кто бы сомневался, что эта дама темнила. Что-то особое было в ее пекарнях, раз она просила время от времени отводить от них внимание полиции, других банд и уж тем более Скотленд-ярда. Грачи возили лицом об мостовую любого, кто мог препятствовать работе эклерного конвейера, отчего головорезы поумнее обходили пекарни стороной, зная, что у них есть своеобразная защита — за которую Елизавета платила весьма щедро. — Я позвала тебя сегодня для того, чтоб попросить об одной услуге, — хозяйка дома пригласила Джисона за стол в изысканной гостиной с роскошным убранством. — Несмотря на то, что я доверяю твоим людям, я хочу быть уверена, что в нужный день все пройдет так, как нам будет нужно. — Внимательно слушаю, — Джисон не обратил внимания на то, что Елизавета изменила форму обращения сразу же, как вошла в дом. Эклеров ему хотелось больше, чем капризничать. — Кому бить лица, где бить лица? Вы только скажите. — Скотленд-Ярду. И полиции. И, возможно, простым гражданским, — женщина хитро улыбнулась, — под чьей личиной могут скрываться очень непростые люди. — Что сделали вам обычные работяги Лондона? — Джисон потянулся к колоде карт, что лежала на столе и всем своим видом манила к себе для того, чтоб рассмотреть ее и перебрать. — Им не понравился ваш пан Шоколад? Или где-то подали несвежий хлеб? — Шоколатин, Джисон, это называется шоколатин, — женщина вздохнула, слегка улыбаясь. — Иногда на улицах Лондона в костюмах работяг могут встретиться те, чья работа состоит в доносах и краже чужой информации. — А, ну шпионы, так бы сразу и сказали, — Джисон кивнул, перебирая пальцами своей миниатюрной ладони странные карты, что не были похожи на игральные. — Хлебные шпионы хотят украсть у вас рецепт пана Шоколада? Елизавета, как и ожидалось, проигнорировала этот вопрос, скрывшись на кухне — через некоторое время она вернулась с подносом, на котором в нежном и искусно выполненном сервизе был дымящийся чай и пара эклеров. От женщины не скрылось, как от вида сладостей заблестели глаза мальчишки, что в данный момент сидел в ее гостиной. — Дело в том, что мне нужно будет провести пару важных встреч в одной из моих пекарен, в этот день она будет закрыта для посещения, — поставив поднос на стол, Елизавета присела за него сама. — Ваша задача будет состоять в том, чтоб около нее не было лишних людей, которые могут узнать то, что им не следует. Лишние полицейские в районе мне тоже не нужны будут — и уж тем более ищейки из Скотленда. Поэтому я хочу, чтоб твоя банда набедокурила достаточно, чтоб отвлечь все внимание в этом районе — но в то же время мне нужны люди, которые будут вести наблюдение за зданием пекарни. Крыс нынче полно в Лондоне. — Ага, я вас понял, — ответил Джисон, чьи щеки увеличились в два раза, пока он поглощал заветную сладкую выпечку. — Устроим взбучку Чипсайдским работягам, а заодно и с Негодяями обсудим дела петушиные, которых будет столько, что полиции будет точно не до дел хлебных. За дополнительную плату можем склад одного толстосума поджечь за то, что он сиротам недоплачивает за честную работу. Там и ищейки сбегутся. — Делайте все, что посчитаете нужным, главное, отвлеките от меня внимание, — Елизавета не стала даже и притрагиваться к своей чашке, вместо этого собирая разбросанные Джисоном карты. — Ты знаешь, я не обижу, когда разговор пойдет об оплате. В ответ Джисон только лишь кивнул, отправляя в рот последний кусочек эклера. Иметь дело с Грачами всегда было легко и просто. Елизавете оставалось лишь прислать весточку с датой, временем и адресом нужной пекарни — все остальное сделает Джисон и его банда. — А молодой человек не желает узнать свое будущее? — Хозяйка дома аккуратно складывала карты обратно в стопку. — Я заметила, что ты интересовался моей колодой, которую и раскидал по всему столу. — Да думал, что игральная, вот только в дурака с ней не сыграешь. — Конечно не сыграешь, это же карты Таро. — И на кой черт они нужны, эти ваши заморские карты непонятные? Карты нужны, чтоб в них на деньги и на щелбаны играть. — Они могут показать тебе будущее — если, конечно, владелец колоды достаточно эрудирован и просвещен, чтоб прочесть знаки судьбы, что показывают карты. — Снова эти модные штучки, — Джисон отодвинул от себя чашку с сытым и довольным видом. — Ладно, допустим, я хочу узнать свое будущее. Эти ваши шоколады и карамельки покажут, когда я разбогатею? Ну или когда надеру зад Красавчику? — Сейчас и посмотрим, — Елизавета усмехнулась от ребячества юноши, которое контрастировало с его влиянием и силой духа, и начала мешать карты в руке. Положив перед Джисоном три карты с непонятными надписями и узорами, она посмотрела на них, а затем протянула слегка удивленное «о» про себя. — Надо же, ты и правда разбогатеешь. Карты говорят, что ты найдешь сокровище. — Быть не может. Где и когда? И сколько? — Но оно будет не совсем тем, что обычно люди вкладывают в привычный смысл слова «сокровище». — Ничего не понял. Это что, не деньги? — Скорее всего нет. Более того, карты говорят, что тебе придется очень постараться, чтоб суметь удержать и сохранить у себя это сокровище. Если у тебя это получится, то и будет с него прок, ну а если нет — то все пройдет, как утренний туман. — Мы в Лондоне живем, — подметил Джисон, кивая головой. — Туман здесь не проходит, так что у меня все получится. Я сделаю все, что в моих силах. — Уж постарайся, — и Елизавета улыбнулась странной улыбкой, которую Джисон не заметил за рассматриванием необычных карт.

***

Банда Грачей носила такое название не зря — если бы смысл был только в пернатых, пусть и смышленых, то в банду бы никто не пошел. Как грачи слетаются со всего света, так и в банде были скитальцы и бродяги со всех уголков земного шара, даже уж совсем далеких, за целую тысячу морей. Конечно, коренных англичан с их филигранным английским без акцента в Грачах было достаточно, но и другие говоры в этой банде тоже можно было услышать, вплоть до того, в котором вечно добавляют «оу» во все возможные и невозможные слоги. Джисон попал к Грачам случайно — только прибыв в Лондон сразу после своего восемнадцатилетия, бежав из Чосона, он работал на одного богатого господина до тех пор, пока этот богатый господин не перешел дорогу другому господину побогаче. После этого бывшему работодателю Джисона пришлось переплывать Темзу лицом вниз. Мальчишка не мог сказать, что расстроился сильно: дядька был скверного характера, брюзжащий, работать заставлял много, платил мало, отчего вся прислуга недоедала и как-то не спешила радоваться прелестям городской жизни. После того инцидента Джисон понял, что из себя представляет Лондон и как в нем нужно играть, чтоб выжить — и поэтому во время побега из поместья господина прихватил с собой трость с острым наконечником и поношенный, но все еще сносного качества цилиндр, обитый бархатом. Драться Джисон умел еще с малых лет, что провел в странствии по сиротским домам, поэтому трость забрал, чтоб чувствовать себя защищенным на улицах Лондона, а цилиндр — чтоб чувствовать себя модным и красивым. Впрочем, по словам некоторых девиц, он и так личиком вышел. Но цилиндр все же прихватил. Джисон мог так и работать газетчиком, если бы не побил однажды одного задиру, что издевался над каким-то несчастным пройдохой, что не мог дать ему отпор — после этого, конечно, ему пришлось удирать от полиции, но зато потом к нему подошел незнакомый франт с синим поясом, что наблюдал за всей этой мизансценой, и предложил присоединиться к ним, чтоб бить лица негодяям уже не в одиночестве, а в дружной компании. Джисон, конечно же, согласился. Появление Джисона в Грачах не было прозаичным или героическим — как и его становление лидером уличной банды. Его предшественника отправили в традиционное лондонское свободное плавание по Темзе, и Грачи уже были готовы разлететься в разные стороны вновь — но Джисон, кем двигали страх снова всех потерять и отсутствие инстинкта самосохранения, выдал немыслимо (по меркам лондонских трущоб, разумеется) героическую и вдохновляющую речь, которая смогла удержать банду, что поставила его на роль главы. «У кого цилиндр, тот и рулит» — пожал тогда плечами Бин, жуя… что-то жуя, как и всегда. Так что в двадцать три года у Джисона была трость, модная шляпа и своя уличная банда. Он считал это неплохим достоянием. Особенно шляпу. «Что за тупая шляпа!» — первое, что выдал ему лидер Чипсайдских работяг, враждующей с ними банды. «На какой смердящей свалке ты ее откопал?» Ладно, цилиндр Джисона нравился не всем. Можно было бы закрыть глаза на этот выпад, потому что чувство прекрасного развито далеко не у всех — но у Красавчика это чувство точно было развито, потому что он и был тем самым «прекрасным». Когда Джисон впервые с ним столкнулся в очередной уличной стычке, то сначала даже не поверил, что этот высокий стройный юноша с шелковистыми пшеничными волосами до плеч и большими голубыми глазами — лидер целой банды головорезов и любителей помахать руками направо и налево. Он в целом сомневался, что этот невероятной красоты парень умеет драться, потому что юноши такие, как он, обычно блистали на афишах театров, где собирался весь высший свет. Сомнения развеялись в тот момент, когда Красавчик дал ему по башке со всей дури, добавив, чтоб Джисон больше не попадался ему на глаза. Вместо точки в своем предложении юноша ещё и пнул цилиндр Джисона, что слетел с головы от удара. Что-то было не так с этой проклятой шляпой. Но Джисон, конечно же, вновь попадался в ней на глаза Красавчику снова и снова. Так и проходила его молодость: обсудить дела банды, помозолить глаза Красавчику и его правой руке, что вечно ходил с кислой рожей, найти работенку. Кому-то богатому нужно выбить у другого богатого долги, кому-то сопроводить важный и ценный груз через несколько районов, кому-то отметелить мужа-изменщика, проституткам вернуть то, что не заплатили им ушлые клиенты. Защитить слабых и тех, кто не может выдерживать гнет великого капитализма. А в конце дня крикнуть «эй, хорек!» на спорной территории, чтоб лишний раз досадить Красавчику. В общем, работы было много — как и постоянных клиентов у Грачей, в чей список входила и Елизавета. Сегодняшний день как раз начинался с великого сотворения — с сотворения пацанского плана пацанской работы для повелительницы эклеров и панов Шоколадов. — Работы много, но она вся простая, — Джисон объяснял суть задания, сидя на столе в «гнезде» Грачей. — Придется измазаться в этом дерьме по локоть, но зато получим за это достойное вознаграждение. И булочек. — Допустим, с мелким дебоширством справимся, допустим, на слежку отправим Феликса и его парней, — Кристофер, один из близких Джисону парней, размышлял, расхаживая перед ним взад-вперед. — Но как устроить инцидент, чтоб на него слетелись даже ищейки? Кристофер и Феликс появились в банде примерно в то же время, что и Джисон. Только-только прибывшие в Лондон из очень далеких краев, которые на карте Джисон даже найти не мог, они пытались обустроиться и обрести способы для существования в этом безжалостном городе. Эти двое словно были созданы друг для друга во всех смыслах, включая те, что подразумевали собой нарушение общественного порядка: Кристофер был крепким, разговорчивым молодым человеком, который мог и отвлекающую беседу завязать, и знатных тумаков надавать. Феликс был младше и ниже его, стройным и очень ловким, что помогало ему пробираться туда, куда путь изначально был закрыт. Впрочем, в экстраординарных ситуациях Феликс и сам выходил на сцену: благодаря своему ангельскому личику он мог с таким же успехом убалтывать и отвлекать внимание на себя. В Грачах эти двое пристроились прекрасно: Кристофер был ответственным и работящим, отчего вся банда могла на него положиться, и Джисон в том числе, а Феликс отобрал несколько таких же проворных грачей и сделал себе настоящую шпионско-воровскую шайку. — Можно что-то поджечь, — Джисон пожал плечами. — Особенно если это что-то построено на силой отобранной земле, например. — Неплохо, учитывая то, что поджогами у нас обычно балуются Негодяи с Рыжим, так что на них могут упасть подозрения. Но опасно, огонь может унести чьи-то невинные жизни. — Тоже верно. Но чем еще отвлечь все внимание, чтоб даже крыса не побежала в сторону пекарни? — Пустить слухи, что заявился последователь Джека Потрошителя, который прямо сейчас в Уайтчепеле?... — Никто не поверит, потому что нет убийства. А до этого мы еще не дошли — и никогда не дойдем. — Устроить массовую драку с бандой Красавчика и Негодяями? Внимание нескольких районов сразу нам обеспечено. — Кто пойдет смотреть на петушиные бои, если они происходят просто так? Джисон вздохнул, вспоминая, когда он в последний раз видел лидеров двух враждующих банд. Рыжий — невысокий и задиристый юноша с ярко-рыжими волосами казался миролюбивым мальчиком ровно до тех пор, пока не открывал рот. Странно, что именно он был лидером Негодяев из Вестминстера, а не его подручный, которому и рот раскрывать не нужно было для того, чтоб показать, кто на этой улице хозяин. Высокий, красноволосый и смотрел на всех, как на помои с Темзы. Видимо, он под цвет своих волос выбрал отличительный цвет банды, в котором вся уличная шпана старалась носить какие-то элементы одежды — красный. Синий был у Грачей, а желтый… желтый, цвет солнца, свежей выпечки и подсолнухов, был у Чипсайдских работяг и Красавчика. Когда Джисону становилось как-то по-особому грустно и одиноко (все-таки в размахивании кулаками не было особой радости), он забирался на какую-нибудь крышу повыше, клал голову на свои ободранные коленки и думал о двух вещах: о том, что желтый очень идет Красавчику, и о том, что желтый — это все же не золото. Золота Джисон отродясь не видел. — Господа, извольте спросить, а вы жрать-то собираетесь? — Рассуждения о поджогах и бандах прервал черноволосый юноша, что показался в дверном проеме. — Я понимаю, что господ воротит от всех этих харчей, но, клянусь Королевой, из вчерашних бегающих курочек я приготовил версальские лакомства. Кристофер рассмеялся так, что появились морщинки в уголках глаз, а Джисон обернулся на голос так резко, что чуть не упал со стола на свою и без того ноющую задницу. Источником шума был Бинни — крепкий парень, который на первый взгляд казался тем еще костоломом, но на деле он был душой компании, а вдобавок и прекрасно готовил, даже в «штаб-квартире» Грачей, где сам же и сколотил имитацию кухни и обеденной. Что удивительно — мало кто думал, что такое получится в заброшенном и немного недостроенном здании вокзала, что оккупировали себе Грачи для общих собраний, передышек, да и в целом — в качестве второго, а для кого-то и первого дома. Бинни не соврал — курица, которую вместо денег сгрузили Грачам за помощь одному фермеру, у него вышла и правда отменной. Конец дня, в который они так и не придумали, как закончить прекрасный план для Елизаветы, Джисон проводил в Сити, бесцельно шатаясь и наблюдая за городом, который дышал всеми своими черными и грязными легкими. В районе Сити, конечно, все было чисто и торжественно красиво — на то оно и Сити. Полицейские порой косились на Джисона из-за его внешнего вида: потрепанный сюртук из грубой ткани, потрепанные штаны в полоску (модные, вообще-то), но зато бархатный жилет с вензелями и чистая рубашка. На шее был платок — цвета синего, как небо и васильки, которые можно было встретить на окраинах города. Рядом с подсолнухами. Мальчишка старался не привлекать к себе внимания — потому что было не за что. Он просто разгуливал по городу, пусть и по самому королевскому району, но все равно имел на это право. Правда, полицейским знать о том, что у Джисона в голове не светские мысли, а планы поджога склада, было вовсе необязательно. Из своих мыслей он вынырнул только тогда, когда свернул на какую-то темную улочку — и там увидел, как два бугая пытались отобрать кошелек у какого-то очень интеллигентного, но очень беззащитного типа. Придется поработать снова. — Эй, вы, два осла, — Джисон взял свою трость поудобнее, потому что пройти мимо такого не позволял его джентльменский кодекс. — Я недавно навещал одну знакомую проститутку, и, кажется, видел там и ваших матерей. — Малой, тебе жить надоело?! — А Джисон уже это все не слушал, уворачиваясь от удара в лицо и целясь в челюсть ублюдку, что был ближе к нему. Ублюдка второго он старался не упускать из виду — не хватало, чтоб ему влетело со спины, и не дай бог, чтоб что-то колото-режущее в бок. В общем, Джисон проживал свой обычный вечер. К счастью, у этих придурков с собой были всего лишь тумаки, поэтому максимум, который грозил Джисону — это удушение, либо классическое пробитие головы об мостовую. Но такие подарки судьбы он пока что не спешил получать, поэтому юлил между двумя неповоротливыми бугаями как мог, вывешивая им заодно знатных тумаков. Знатно получив в ответ по челюсти и по носу, Джисон отвлекся на пронзительно громкий звук, что разрезал вечернюю тишину, словно нож масло. Полицейский свисток. «Да чтоб вас» — Джисон отошел подальше от своих соперников, сплевывая кровью на мостовую и держась за бок. Кулаком туда тоже прилетело, и не раз. «Чтоб вас черти с собой унесли». Интеллигентный виновник торжества умом в итоге не отличился и вопил так истошно, что призвал к месту драки полицейских, что явно не будут разбираться, кто прав, а кто просто сыграл в Робина Гуда. Крики Джисон не слышал, потому что в висках отбивали наковальни, отчего и не слинял с места вовремя — полицейские были близко и уже в зоне видимости. Бегал Джисон так же хорошо, как и дрался. Подхватив свой бессменный цилиндр и трость, он рванул что есть мочи в ту сторону, куда глаза глядели — вниз, по прямой улице. Джисон не очень хорошо помнил этот район, ситуацию усугубляли вечерние сумерки и не очень хорошо работающие уличные фонари, зато он очень хорошо помнил, что происходит с теми, кого за драки забирает полиция. Об этом также напоминала пара полицейских, что гналась за ним, пусть и на достаточном расстоянии — Джисон все же не смог удрать после драки бесследно. Ну, хотя бы кошелек и собственное достоинство бедолаги остались в порядке. Силы Джисона были на исходе — а вечно скучающие в Сити полицейские, казалось, только и искали повод для вечерней пробежки вдоль красивых зданий. Нужно было избавляться от следа, и Джисон молил богов, чтоб ему подвернулся благой шанс это сделать: забор, через который можно было перемахнуть, ветхое здание, где можно было запутать следы, да хоть гора коровьего навоза — он бы и туда сейчас залез. Но что сейчас в Сити и было отвратительным — так это его текущее положение (и состояние). Впереди была развилка, отчего Джисон молился, что он сейчас повернет и найдет для себя божественное спасение, он был готов действительно на все. Стражи порядка находились на достаточном расстоянии, поэтому сразу после поворота у Джисона будет время, чтоб куда-нибудь свернуть с дороги. Сразу за поворотом, как и ожидалось, не было даже коровьего помета — только приоткрытая дверь здания, у которой курил человек. Джисон думал недолго, потому что боль в боку и груди только усиливалась, а ноги уже не держали — в итоге он влетел в человека, затолкал его обратно в помещение, ввалился внутрь сам и захлопнул дверь. — Пятнадцать минут, и я уйду, — Джисон начал тараторить, зажмурившись, прислонившись ко входной двери и подняв вверх ладони, чтоб показать, что он безоружен. — За мной погоня, пятнадцать минут, и я уйду отсюда. Ноги перестали держать — поэтому он медленно сполз по двери на пол, покрытый каким-то ковром. В помещении его ждала тишина, не было ни возмущений, ни визгов, ни криков, отчего Джисон мог хотя бы отдышаться. Но открывать глаза было все еще страшно. Но необходимо — хотя бы из любопытства. Медленно открыв глаза, он увидел перед собой юношу, что сидел перед ним на корточках с какой-то особой грацией. — Что с тобой случилось? — а голос был спокойным и размеренным, словно к этому человеку в дом никто побитый не вломился. — Я…Я просто, — Джисон попытался ответить и все объяснить, но грудную клетку свело спазмом, и он, схватившись за нее, начал хрипеть и падать на бок, головой к незнакомцу. Во рту был металлический вкус крови, что ощущалась уже и на губах, и на подбородке. Но самый большой шок за вечер Джисон испытал в тот миг, когда почувствовал на лице аккуратное прикосновение мягкой ткани — незнакомец вытер ему кровь с лица своим шелковым платком. — Мне жаль… — судорожный вдох, — что все так вышло, и я вам испортил вечер. Прохрипев что-то относительно внятное, Джисон все же поднял глаза, чтоб посмотреть на своего спасителя. Это был молодой юноша, казалось, что его ровесник, с азиатской внешностью и безумно красивыми темными глазами, что сразу притягивали к себе взгляд и смотрели спокойно, но со смесью удивления с беспокойством. У него были необычные для его расы светлые волосы, что в свете ламп казались и вовсе… золотистыми. — Ты можешь встать? — незнакомец приподнялся, протягивая ему руку, будучи готовым и подхватить Джисона, если нужно будет. — Да, вполне… Опираясь на руку незнакомца в красивом темно-фиолетовом шелке, Джисон аккуратно поднялся на ноги, тяжело выдохнул, переводя дыхание и смотря в одну точку, чтоб собраться с мыслями и хоть немного прийти в себя. Незнакомец тем временем мягко толкнул его в сторону, чтоб направить в нужное место и усадить на мягкий стул в прихожей, что располагался чуть поодаль вломившегося в дом мальчишки. Джисон выдохнул снова, прислушиваясь и закрывая глаза — вокруг царила блаженная тишина, отчего он уже готов был начать молиться за человека перед ним. С улицы не слышалось ни криков, ни свистков полиции, что, дай бог, пробежала мимо, а в доме можно было услышать лишь тихое тиканье часов — незнакомый юноша сохранял такую нужную сейчас Джисону тишину, что, казалось, даже не дышал. — Так что с тобой случилось? — Подрался… с хулиганами, которые пытались ограбить бедолагу в переулке, а тот позвал полицию. Пришлось удирать, ничего хорошего меня бы не ждало. Джисон откинулся на спинку стула, что казался ему самым удобным местом на свете, и открыл глаза, чтоб наконец-то осмотреться нормально — и рассмотреть своего спасителя. Он искренне ожидал, что и в первом попавшемся доме его отколошматят за такое вторжение, но юноша перед ним этих ожиданий не оправдал. Незнакомец в шелковой фиолетовой рубашке с шейным бантом стоял напротив него спокойно, с гордой осанкой и аккуратно сложив руки в карманы брюк — окровавленный платок уже покоился на столике рядом с Джисоном. — Как мне к тебе обращаться, рыцарь? — Меня зовут Хан Джисон, — он не смог удержать смешок от того, как незнакомец его назвал. Рыцарь в рваных штанах, что завалился на порог в ночи. — Можете просто Джисон. — Очень приятно, — юноша слегка поклонился, сложив руки за спиной, а Джисон смог расслышать в его речи едва уловимый, но такой знакомый акцент. — Вэй Бао к вашим услугам. Джисон слегка вытянул ноги перед собой, что безумно гудели после такой... насыщенной вечерней прогулки по Сити. Штаны, и без того потрепанные, выглядели после драки еще хуже, потому что во время этого джентльменского действа он успел отбить себе колени об мостовую. Секунды по ощущениям растянулись в целые часы, во время которых он то и дело приговаривал про себя «еще пять секунд и пора вставать, еще секунду и пора уходить». Не хотелось досаждать господину, который и так проявлял чудеса эмпатии и сострадания своим молчанием и спокойствием. За дверью было тихо, не было слышно ни констеблей, ни суматохи, ни громких воплей — лишь стук копыт и скрип экипажей где-то вдалеке. Если опустить тот факт, что Джисон в тот момент находился в абсолютно незнакомом доме с незнакомым хозяином, то этот вечер можно было бы принять за самый обычный, коих у него были сотни. — Еще минута, и я вас покину, — дыхание Джисона постепенно восстанавливалась, но тянущая тупая боль по всему телу даже и не думала уходить, — как и обещал. — Не нужно быть врачом, чтоб оценить твое состояние, далекое от идеального. Сегодня здесь кроме меня больше никого нет, так что ты можешь перевести дух подольше, — Вэй Бао склонил голову набок, рассматривая сидящего перед ним Джисона. — Если только отдашь мне свою трость и вывернешь все карманы наизнанку перед тем, как пройти в дом. Прости, никакого холодного оружия. — Насовсем отдать? — и глаза Джисона комично округлились от искреннего удивления, отчего Вэй Бао тихо и бархатно засмеялся. — Я не принимаю столь дорогие подарки от незнакомых людей, так что твоя трость, которая явно используется не в качестве модного аксессуара, полежит под замком в прихожей. — Но мы знаем имена друг друга, так что не слишком-то и незнакомы. — Знания — вещь относительная… Но я бы все равно хотел узнать подробности сегодняшнего ночного инцидента, поэтому позволь мне пригласить тебя на чашечку чая в гостиную. Сняв сюртук в помещении, как и подобает воспитанному гражданину, Джисон послушно вывернул все карманы, засовывая свой цилиндр в рукав — чтоб не потерять (и Вэй усмехнулся от такой детской привычки). Карманы сюртука оказались пусты, как и все остальные, поэтому господин спокойно пропустил Джисона в дом. Внутреннее убранство немного отличалось от того, что он раньше видел в дорогих домах — пространство было обставлено не вычурно, выдержано, с преобладанием бежевых и красных цветов. По правде сказать, это мало подходило на дом жилой — это могло быть чьим-то гостевым домом или временным пристанищем. Помещение казалось каким-то… необжитым. В приглушенном свете и среди явного аромата мяты Джисон подумал, что все равно хотел бы именно такое, теплое и комфортное «гнездо» для Грачей, а не какой-то сарай. В гостиной он заметил изящный сервиз из фарфора, а на стене небольшой декоративный свиток бежевого цвета, висящий в развернутом состоянии — на нем были изображен сюжет с какими-то элегантными птицами и незнакомыми Джисону иероглифами. Он прищурился — это не было похоже на хангыль старика Седжона. А жаль. — Я могу задать вопрос? — Джисон сидя на мягком кресле в гостиной, пытаясь не потерять из виду господина Вэй, который передвигался по дому мягко и почти бесшумно, словно кот. — Это же не… жилой дом, верно? — Верно, — Вэй Бао присел напротив него, чуть отодвигая чайный столик, что стоял между юношами. — Это гостевой дом пекинских дипломатов. Я — один из них. И пока что живу здесь в гордом одиночестве. — О, — Джисон удивился очередной раз за день. Дипломатов среди его знакомых, да еще и такого происхождения, у него еще не было. — О-о-о-о… Клянусь, я не знал об этом, когда бежал куда глаза глядят, лишь бы от полицейских оторваться. Вы, получается, родом из Китая?.. Господин Вэй молча кивнул, разливая чай по изящным чашечкам — они были даже тоньше, чем у Елизаветы. — А я родом из Чосона. Мы почти земляки. — Я заметил… Все-таки Лондон — удивительное место. Мы живем в эпоху, когда этот город крыс и туманов является столицей всего мира, куда стекаются бродяги со всего света. — Ваша правда, в моей банде можно кого угодно найти. Есть даже парни из Австралии! — Так и думал, что ты выходец из уличных банд — только такие горожане могут удирать от полиции в столь поздний час. Джисон потянулся за чашкой снова, чтоб сделать глоток и неосознанно скрыться за ней — обычно в высшем обществе презирали таких, как он. Случались, конечно, исключения — но на то они и исключения, чтоб быть редкими. Презирали за то, что обреченные на бесславную смерть выживали и пытались бросить вызов сильным мира сего. Однако, господин Вэй отреагировал на это абсолютно спокойно, сидя напротив него с тонкой длинной трубкой в руке и закинув ногу на ногу. Джисон невольно засмотрелся на то, как мелькнула искорка в руках Вэй Бао — он аккуратно зажег трубку, закурил, и после этого мужчину начал обволакивать необычно густой дым, что красиво расплывался по комнате и устремлялся облаками вверх к потолку. Дипломат в целом держался с Джисоном на равных: не смотрел на него сверху вниз (хотя даже был на дюйм выше) и не общался с ноткой презрения. Вэй Бао видел в нем лишь обычного собеседника, который был интересен ему — пусть и с необычным видом деятельности. Господин Вэй Бао относился к нему спокойно даже несмотря на их происхождение и национальность. — Хорошо, а теперь рассказывай, — Вэй Бао выдохнул клуб дыма, а Джисону показалось, что мятой запахло сильнее — возможно, он даже видел букетик этого растения на подоконнике, — как так вышло, что ты оказался на моем пороге. Ну и… про свою уличную деятельность тоже можешь рассказать. Джисон поставил на столик чашку, откашлялся, выпрямился поудобнее на кресле, а затем начал свой рассказ. Начал с того, как он прогуливался и наткнулся на хулиганов, что бесчинствовали — а он не смог пройти мимо, потому что так поступают только слабаки. Затем поверхностно рассказал про Грачей и предложил господину Вэй свою помощь в будущем — услуга за услугу, Джисон все-таки джентльмен. Тот в ответ улыбался, смотрел в упор на Джисона, практически не моргая, перебирал тонкими пальцами свою трубку и кивал — принимал предложение мальчишки, сидящего перед ним и грызущего безе из вазочки. С каждой минутой, проведенной в компании Вэй Бао, Джисону становилось все спокойнее и теплее на душе — казалось, что его аура мягко и постепенно обволакивает самого Джисона густыми облаками. Господин Вэй казался тем человеком, которому хотелось рассказывать о своих насущных делах больше, словно Джисон был опьянен и не отдавал себе отчёт, поэтому он продолжал свою историю: про стычки банд, про прибывших со всего света иммигрантов в Грачах, даже про Красавчика из Чипсайдских работяг, что был его земляком, но почему-то не хотел с ним ладить. Джисон говорил, смотря в его темные бездонные глаза так пристально, словно зачарованный. Сам Вэй Бао слушал все внимательно и с неподдельным интересом, лишь иногда задавая вопросы. Его спокойный голос завораживал — казалось, что даже боль от ударов в драке и быстрого бега постепенно утихала под его размеренный тон и сладкий запах пряной ванили, что постепенно становился все отчетливее. Джисон уже мог его где-то слышать раньше — но не помнил, где. О себе мужчина рассказал немного: дипломат из Китая, работал с бумагами, да ездил на встречи, отчего из Сити практически не выбирался, поэтому и Лондон толком не видел — не говоря уже о бандах. Впрочем, что-то про них все же слышал, потому что истории с Уайтчепела доходили и до Сити в том числе. Возможно, это и было причиной того, что Джисону позволили остаться — банальное человеческое любопытство. От неожиданно громкого звука Джисон дернулся, чуть не выронив чашку и всматриваясь в чуть затуманенное помещение, а господин Вэй даже бровью не повел — большие домашние часы пробили полночь. — Мне, наверное, пора, — Джисон растерянно заправил за ухо темную прядь, понимая, что он просидел у нового знакомого несколько часов. — Не передать словами, как я благодарен за ваше проявленное милосердие. — Полно тебе, — Вэй отмахнулся, аккуратно опуская свою трубку на столик. — Обычная человечность, о которой забыли в этой индустриальной клоаке капитализма. Мне была приятна беседа с тобой, Джисон. В прихожей трость вернулась к своему владельцу, а Джисон накинул свой сюртук снова, отряхивая его от уличной пыли и приглаживая помятый подол. Дыхание перехватило на миг в тот момент, когда господин Вэй взял его за ворот сюртука, развернул к себе и начал поправлять топорщащийся воротник рубашки и шейный платок, что тоже сбился во время драки. Его тонкие пальцы скользили по одежде, разглаживая неровности ткани и смахивая пылинки, пока Джисон молчал и завороженно смотрел на мужчину перед ним. Господин Вэй Бао был сказочно красив в приглушенном свете прихожей: утонченные аристократические черты лица, холеная кожа, светло-русые волосы, что казались очень мягкими на вид, и большие темные глаза, обрамленные длинными ресницами, что смотрели сосредоточенно, пока Вэй приводил юношу в порядок. Это было что-то… настоящее? Может, они были ровесниками, а может, господин Вэй был старше Джисона всего на пару лет — но это не волновало бродягу. Не волновало — в отличие от неосязаемой, неуловимой ауры этого мужчины со взглядом, что пронзал насквозь. Все его движения, манеры, тонкие сладкие ароматы, странный акцент, вся его грация и темно-фиолетовая рубашка с жемчужными пуговицами неосознанно притягивали, словно какая-то тайна — что ждала своей разгадки. — Ты уверен, что сможешь добраться целым и невредимым до… до места, где живешь? — Вэй остановил свои ладони на плечах Джисона и посмотрел ему в глаза. — За окном поздний час, наружу лезут всякие черти. — Я сам похож на черта, — Джисон не мог отвести взгляд, понимая, что это, вообще-то, не очень культурно. — Со мной все будет в порядке, не переживайте. — Хорошо, — ладонь мужчины ловко скользнула под сюртук, к нагрудному кармашку жилета, от чего у Джисона начали краснеть уши, а Вэй Бао всего лишь сложил туда еще один шелковый платочек. — Тогда до новых встреч. Будь осторожен, Хан Джисон. Ночь приняла Джисона в свои объятия холодным мартовским ветром и непроглядной тьмой, которую едва могли развеять уличные фонари, разливавшие на темные улочки желтый свет. Юноша поежился — было прохладно, сыро и промозгло. Неудивительно для Великобритании, но достаточно грустно для жизни. Ветер тихо и мерзко завывал между кирпичных стен, принося с Темзы смрадный туман, где-то вдалеке противно скрипели ставни ворот и дверей, что уже давно заржавели, а далекий гул фабрик, доходивший даже до Сити, лишь дополнял мрачный оркестр. Джисон шел дворами, избегая главных улиц, прислушиваясь к окружающим звукам: скрип колес редких экипажей, ржание лошадей, возгласы и громкие разговоры заплутавших бродяг и лай собак — из всего этого складывался окружающий фон, от которого по спине пробегали мурашки. К этому можно было привыкнуть — и Джисон давно привык, но все же сжал в руке трость покрепче. Непривычное чувство начинало разливаться в груди по пути домой, в маленькую комнатку, что он снимал. Беспокойство? Тревога? Страх? Нет, Джисон не боялся — но его инстинкты и чувства начинали медленно, но верно и глухо бить в колокол. По стенам зданий пробегали чьи-то тени, прячась от света фонарей — Джисон не оборачивался в их сторону, не обращая на них внимания и пытаясь поймать тени в своем собственном разуме. В сегодняшнем вечере все было не так. Все пошло не так, как должно было быть. От той изящной гостиной в бежево-красных тонах шел манящий обратно уют. От господина Вэй Бао шло тепло — к которому хотелось вернуться, и Джисон не сразу это понял. Не сразу понял, что первым человеком, который за долгое время позаботился о нем хотя бы немного, стал случайный незнакомец, которого ему подкинула жизнь. Мысли набегали одна на другую, словно волны на берег Темзы — Джисон ведь действительно уже многие годы жил в холоде улиц, неся на себе непосильную для двадцатитрехлетнего юноши ношу, заботясь о целой банде таких же, как он. Пусть даже эта забота и была достаточно своеобразной — никакой ласки и чего-то лишнего. Убитое детство являлось к нему вновь, но уже призраком — и вот его убить не удавалось. Улица не давала шансов на то, чтоб желать для себя ласки и заботы, но… Вдали раздался выстрел — Джисон дернулся всем телом, до хруста в костях сжимая трость. Обычно к огнестрельному оружию чаще всего прибегали Негодяи, потому что в их рядах был мастер по обращению с порохом. Видимо, этой ночью кому-то не повезло перейти ему дорогу. …но этого все равно не хватало так сильно. Господин Вэй Бао смог дать ему хотя бы крупицу чего-то теплого и светлого, и это так сильно начало сбивать Джисона с мыслей — казалось, что даже боль в теле постепенно начала возвращаться. Он совсем забыл о ней, когда был там, в гостиной — словно сейчас начал отступать болевой шок. Что-то тянуло обратно к Вэй Бао, но инстинкты вздрагивали так, словно чуяли какую-то опасность. Но Джисон никогда не сдавался перед лицом опасности. Уайтчепел встречал лающими собаками и тихими звуками музыки, что разливались по улочкам — где-то все еще работал публичный дом. Внезапно возникнувшая тревога постепенно исчезала, хотя бы из-за того, что теперь знакомыми были не просто очертания улиц, а буквально каждый угол. В родных улицах Уайтчепела было намного спокойнее, даже несмотря на то, что весь Лондон был уже таким. Глубоко в душе Джисон был даже рад тому, что был близок к дому, даже если им являлась небольшая съемная комнатушка — под конец этого долгого и экстраординарного вечера на него накатила неприятная усталость. — Что за побитые собаки здесь бродят? — Джисон мог бы даже испугаться в такой ситуации от неожиданной реплики откуда-то сбоку, но этот голос он знал слишком хорошо. — Не пора ли им под забором зализывать свои раны? — Давай оставим все распри на следующий день. Сам же видишь, что я побитая собака, а добивать лежачего как-то не по законам улиц, — взгляд сам устремился в сторону, туда, где виднелась высокая фигура. — Хёнджин. Джисон был одним из тех немногих людей в Лондоне, если не в целой Великобритании, кто знал настоящее имя Красавчика из Чипсайдских работяг. Хван Хёнджин. Выходец из Чосона, которого жизнь также занесла в далекие и холодные края — и вынудила также выживать. — Что с тобой? — Хёнджин слегка смягчился, услышав свое имя, и окинул взглядом Джисона, оценивая его состояние. — Выглядишь так отвратно, что даже подходить к тебе не хотелось. — Так зачем подошел? — Потому что захотел удостовериться, что ты не сдохнешь через метр — без мелкого и вечно визжащего грызуна мне будет скучно. — Со мной все в порядке, как видишь. Просто уличная драка в Сити. — Неплохо проводишь день. А я думал, что ты и твои шавки как-то связаны с выстрелами. — Хёнджин кивнул головой в сторону обитания Джисона, предлагая вместе с ним продолжить путь, а не стоять посреди улочки. — Ты же слышал их? — Слышал, нас это не касается, слишком много работы, чтоб нарываться на такие случаи. Какие шансы, что там замешаны Негодяи? — Огромные! Их чертов пиротехник жаждет славы Гая Фокса, клянусь, однажды весь Лондон взлетит на воздух из-за него. — Любопытно, что довело до выстрела… А там не замешаны твои, случаем? — Нет, все, как ты сказал. Да и кто будет бегать и устраивать уличные бои в такой час. Мои работяги смогут надрать задницы твоим пташкам и днем. С Хёнджином, Красавчиком, у Джисона не заладилось с самого начала. Да и каким образом это могло произойти, когда они узнали друг о друге уже будучи в двух враждующих группировках? Красавчик был главарем банды еще тогда, когда Джисон только освоился в Грачах, ну а когда и вовсе их возглавил — то Хёнджин только порадовался тому, что у него теперь еще больше причин, чтоб задирать нового главаря Грачей. И с причинами, и без. Джисон считал, что негативно настроенный к нему Красавчик — это взаимно, но все равно видел в этом заносчивом юноше что-то особое. Помимо того, что они были одной национальности, в Хёнджине виделось что-то такое, слегка родное и совсем забытое. На солнце его волосы выглядели совсем уж светлыми, а с цветом его банды — желтым; Хёнджин и вовсе вызывал ассоциацию с подсолнухами. Которых было целое море на другом конце света. — А как ты оказался здесь в такой час? — Воздухом дышал, тебя мои дела волновать не должны. Несмотря на то, что Хёнджин решил пройти с Джисоном какой-то отрезок пути до жилья последнего, он не был настроен на душевный разговор. Джисон же вспоминал, с какой обидой рассказывал о Красавчике господину Вэй Бао. И ведь правда, почему все так? — Все, мне нужно в другую сторону, так что проваливай. Шуруй отсюда быстрее, и так на тебя уйму времени потратил. — Стой, — Джисон внезапно для себя ухватил Хёнджина за рукав, отчего тот дернулся. — Я хочу задать тебе один вопрос. — Никакого толку от тебя, баламошка. Валяй. — Почему ты считаешь меня своим врагом? — Ты что, об мостовую головой ударился со всей дури, или об фонарь тебя приложили? Что должны думать друг о друге главари банд, что хотят перерезать друг друга?! — Ты не кидаешься так на Рыжего, например. — И что? Может, у меня с этими выродками из Негодяев меньше счетов, чем с твоими. Может, ты раздражаешь меня одним только своим жалким существованием, ты не думал об этом? Джисон молчал, упрямо цепляясь за рукав Хёнджина. Тот недовольно дернул рукой, но это ему не помогло освободиться от хватки. — Почему? — Я не обязан объясняться перед тобой. Отпусти меня, глупый щенок. Хёнджин дернул рукой снова — но это не помогло опять. Джисон же напротив, отпустил рукав и в то же мгновение ухватился за локоть Хёнджина еще крепче, смотря на него в упор. — Я не отпущу, пока ты не ответишь! — Да что с тобой сегодня не так? Ты же и без того дурной, а сейчас и вовсе слетел со всех катушек! — Неужели тебе так сложно просто ответить на этот вопрос: почему ты меня так ненавидишь?! Джисон сжал руку юноши так сильно, что ему наверняка было больно — и на лице Хёнджина действительно промелькнула боль. Но вряд ли она была от того, что небольшая ладонь сильно держалась за его руку. Глухо прорычав и с силой стряхнув с себя чужую ладошку, Хёнджин грубо схватил Джисона за грудки и притянул к себе, чтоб заглянуть ему прямо в глаза. — Я всей своей душой ненавижу тебя. Ты напоминаешь мне то, что приносит мне боль, что преследует меня в кошмарах. Напоминаешь то, что я всю жизнь пытаюсь забыть. И я ненавижу тебя за то, что несмотря на все это, я никогда не смогу убить тебя. И никому не позволю это сделать. В глазах Хёнджина Джисон впервые увидел столько боли и отчаяния — и этого хватило, чтоб больно стало ему самому. Юноша смог выдержать зрительный контакт лишь несколько мгновений, потому что Джисон смотрел на него без капли ненависти, а затем оттолкнул от себя, словно уличную шавку. Джисон едва удержался на ногах, не решаясь сказать хоть слово, а Хёнджин молча ушел, не решаясь даже посмотреть на него снова. Добравшись до своей маленькой комнаты, Джисон обессилено рухнул на кровать. В груди собирался такой огромный комок эмоций, которого у него не было уже долгие годы — и он не знал, что с ними делать. Жить с людьми, понимать их, было гораздо сложнее, чем просто драться с ними. Сердце разрывало от противоречивых эмоций: с одной стороны он нашел для себя что-то новое, от чего было так хорошо. С другой: только что мог потерять что-то важное. Дышать было все еще тяжело, и не только из-за физических повреждений. В итоге Джисон быстро уснул с редкими слезинками на своих по-детски пухлых щеках. Ночью ему снились подсолнухи и сладкая ваниль.