Серая тень

Торжественные приёмы в Белом Дворце всегда безукоризненны. Залы украшены сдержанно, в единой светлой гамме — ни всполоха цвета, ни пятнышка черноты. Мелодии вальсов перетекают одна в другую, покорные рукам музыкантов, и в такт ритму стройно кружат пары. Придворный этикет строг, а нравы знати ещё того строже: одно неверное движение, и слухи, что поползут среди облачённых в бледное жуков, навеки заклеймят несчастного безродным невежей. Зе’мэр повезло, что свою неловкость она легко могла списывать на воспитание в совершенно иной культуре — и всё же она чувствовала себя в ловушке взглядов этих спесивых аристократов, которые считали её выскочкой, занявшей своё место едва ли не по ошибке. Впрочем, того же мнения наверняка они были и о других Великих Рыцарях, ведь каждый из них получил своё звание не за происхождение, но за военные заслуги и верность Королю. И благоволение Его Величества заставляло знать делать ради них одолжение, принимая в свои круги и учтиво склоняя головы, приветствуя. Но дальше приветствий у Зе’мэр разговор не клеился. Она до сих пор терялась в витиеватых фразах высшего света, боялась сама произнести что-то невпопад и в очередной раз заслужить полный усталой снисходительности взгляд от жука втрое ниже её самой — и растеряться от этого совершенно. Рыцарю не пристало теряться ни на поле боя, ни в разгар торжества — посему Зе’мэр старалась говорить как можно меньше, принимая на себя роль молчаливого украшения королевского бала. — Выглядите задумчиво, — вдруг обратился к ней мягкий голос. — Вас что-то беспокоит, милая? Зе’мэр подняла голову — такой непривычный с некоторых пор жест — чтобы затем тут же склониться в почтительном реверансе перед Белой Леди. — Печально лишь, что вид мой ваше сердце потревожил, — смиренно ответила она, вновь обращая к Королеве взгляд. У той глаза были словно два чистых колодца, в которых отражались звёзды, какие Зе’мэр в последний раз видела в ночь, когда покидала родные края. Они мягко, с почти материнской заботой взирали на всех своих подданных, не деля их на знать и простых жуков, с одинаковым сочувствием прислушиваясь к любым прошениям. И к Зе’мэр она с первых же дней её службы в королевской страже относилась так же, как к прочим солдатам, лишь раз подивившись её росту. «Мы с вами обе дамы заметные», — сказала она тогда, чуть улыбнувшись, и для Зе’мэр, которая в те времена едва ли была в силах понять её слова, эта улыбка стала едва ли не самым ценным из королевских даров. И с той же самой улыбкой Белая Леди ответила ей, ныне Великому Рыцарю, и сейчас: — Не бойтесь сказать мне правду, — она глянула вглубь залы. На той стороне придворные и аристократы, устав от танцев, поделились на группы по пять-шесть жуков и, неспешно наслаждаясь игристыми напитками, вновь беседовали о чём-то возвышенном. — Поверьте, моя жизнь тоже не вся состояла из подобного досуга, — Королева поправила подол своего платья, который обвивал её статное тело подобно изящному кокону. — Но наше положение обязывает, милая. Постарайтесь найти здесь хоть одну мелочь, что вам по душе, и уверяю, со временем вы сами захотите возвращаться на балы ради неё, — она жестом подозвала одного из сновавших по залу официантов и, взяв с его подноса бокал, лёгким наклоном головы предложила Зе’мэр сделать то же самое. Та покорно подчинилась — не столько из-за того, что то была просьба самой Королевы, столько потому, что было в словах Белой Леди разумное зерно. Быть может, всё может начаться с бокала вина — а с ним уже время, проведённое в чуждой праздности, не покажется таким уж утомительным.

***

Тронный зал был пуст и оглушительно-тих, на контрасте с гремевшем всю прошлую ночь оркестром. Трое рыцарей, преклонив колено, молчали, ожидая, что скажет Король. — Мне стало известно, что вчера вы посмели самовольно удалиться с торжества в мою честь, — его слова разлетались по залу, отскакивая от стен, как звенящие копья. Дрийя вскинула голову, и Его Величество тут же жестом велел ей молчать. — Я знаю, что вы предупредили Белую Леди. Её соизволение ничего не меняет. Вы всё ещё совершили неподобающий поступок. Зе’мэр не решалась даже глаз поднять, чтобы встретиться взглядом с Бледным Королём. Его слова были жестоки, но он был прав. С ним всегда так: его правда жестока, но это его правда, его законы и его уставы, неизменно благодетельные для государства. Его решения, что не терпят сомнений и вольностей. И кому, как не его Великим Рыцарям, было знать это лучше других. Удивительно, какой контраст он составлял со своей Королевой. Она — любовно обвивающие лозы, он — острие гвоздя и мелкие шипы. И вместе с тем было в них то общее, что заставляло Зе’мэр уважать обоих монархов: для них все жуки были равны. Белая Леди была ко всем в равной степени чутка, Бледный Король — в равной степени требователен, когда дело доходило до исполнения его указов. Быть может, всё от того, что находились они выше всяких сословий и рангов и потому могли позволить себе не разделять их между собой. Для них весь Халлоунест был единой страной и единым народом — им подвластным народом. — Но Ваше Величество… — Изма первая нашла в себе силы подать голос. И Зе’мэр знала, что та хотела сказать. Когда они уходили с бала прошлым вечером, трон Короля уже пустовал, хотя Его Величество, конечно же, присутствовал на открытии торжества — без его королевского повеления ни одно действо в Белом Дворце не могло начаться. Но указывать ему на это было бесполезно — закон есть закон, но законы для королей не те же, что для прочих жуков. — Рыцари… — с губ Зе’мэр сорвалось прежде, чем она успела одёрнуть себя. И, раз уж начала говорить, она всё же нашла в себе силы выпрямиться. Пускай королевский гнев обрушится на неё, глупую чужестранку, а не на воинов, что верность свою подтверждали уже долгие годы. — Рыцари извечно следовать должны за господином своим. Не тому ли учили вы нас, Ваше Величество? Лик Бледного Короля остался непроницаем, но следующая фраза прозвучала уже куда спокойнее, не прошлась по напряжённо замершей Зе’мэр безжалостной пилой: — Ваша преданность похвальна, Рыцари, — он сделал акцент на последнем слове и жестом велел им подняться с колен. — Но вам стоит получше изучить нюансы придворного этикета. В следующий раз я не потерплю отступлений от него. Поклонившись, трое дев удалились из тронной залы. Они понимали: то было не милосердие, лестью заслуженное, но предупреждение. В следующий раз Король потребует от них и подчинения уставу, и преданности сторицей.