***
Банчан осознаёт, что откровенно пялится, но ничего с этим не делает и не желает — слишком приятно видеть напротив себя улыбающегося Минхо, увлечённо обсуждающего с Хёнджином картины Босха, в то время как Чанбин вышел из-за телефонного разговора по работе и пропал минут на пятнадцать. Чану лезут строчки в голову, и он одновременно и приятно окрылён, и расстроен, что те отвлекают его от созерцания любимых людей. И всё же, муза побеждает, потому делает записи в любезно предложенном Хёнджином скетчбуке, находя там наброски портрета Минхо. Теперь Банчан определённо лучше понимает Джина и его влюбчивость. Необходимость во влюбчивости. Вся эта неординарная ситуация — с их начинающимися отношениями вчетвером — уже не кажется абсурдной, ведь приносит столько удовлетворения всем участникам, пусть им совершенно точно есть, над чем поработать — проносится в голове Чана. Как минимум, самому перестать стесняться выражать притяжение к Хёнджину, боясь тем самым расстроить Минхо. Однако, начало положено. И сейчас он действительно окрылён этими чувствами, получает вдохновение от окружающих людей, а не находит его исключительно в собственном внутреннем мире, как бывает, когда речь не о песнях на заказ. Теперь же музыка его сердца обращена и к другим людям. — Ты правда не писал песни о любви? К Хёнджину, например? — удивляется подошедший пару минут назад Чанбин, до этого вопроса успевший переброситься парой фраз насчёт лирики с Чаном. — Не совсем, — задумывается и кусает кончик карандаша, получая гневный взгляд от Хвана. — Я писал о том, что чувствую любовь, но никогда не имел в виду конкретного человека, не упоминал его характер или моменты из нашей жизни. — Да, Бинни, ты гораздо больший романтик, — Хёнджин подмигивает довольному Со и показывает язык скуксившемуся Банчану, обращаясь к Минхо: — Такую балладу написал на день рождения!.. — Он же, вроде, реппер, — удивляется Ли и изучающе смотрит на Чанбина. — Я вообще очень талантливый, — улыбается Бин и строит Минхо глазки. — Но в том, чтобы быть бесячим, сам себя не перепрыгнешь, — хмыкает Ли и скрещивает на груди руки. На самом деле, Минхо хочет перестать так себя вести с Чанбином и даже остаться только вдвоём, чтобы нормально поговорить обо всём происходящем. Или не поговорить. Но присутствующие рядом словно побуждают держать марку бесящегося от него. Банчан же всё строчит в блокноте, будто специально разозлившего его Хёнджина. Подумаешь, песни о любви не посвящал, когда Хван писал его портреты… Он так погружается в раздумья, что не замечает, как Со меняется местами с Джином, и даже пугается, поднимая взгляд на сидящего сбоку и видя не одетого во всё чёрное крепкого телосложения мужчину, а шпалу во всём джинсовом. Чан переводит взгляд и смотрит на то, как Минхо шепчет на ухо Чанбину, как его губы касаются чужого уха, а рука сжимает плечо, и замечает румянец на щеках Бина. Кажется, даже Ли проще со своим прошлым, чем ему самому. Но делает себе скидку, поскольку его прошлое гораздо теснее и продолжительнее с ним связано. — Прости, — Хёнджин теребит край своей джинсовки и робко смотрит на Банчана, возвращающего ему своё внимание. — Просто я ужасно скучаю по тебе, а ты меня избегаешь, вот и захотелось обидеть в ответ… — Люблю твою честность, — Чан гладит по щеке и смотрит с той нежностью, которой Хвану так не хватает именно от него. — Только лучше просто сказать сразу, — усмехается и подаётся вперёд, накрывая чужие губы своими и медленно сминая, получая столь же неторопливый ответ. У Минхо приступ гейской паники. У Чанбина — улыбка до ушей. Первый нервно озирается и проверяет — смотрят ли на них, — переваливаясь через стол и порываясь прервать чужой поцелуй. Второй технично шлёпает по заднице Ли и усаживает возмущенного и смущённого обратно, шикая: «Не мешай любоваться». Хёнджин отстраняется и утыкается Чану лбом в плечо, пока тот гладит по голове и говорит, что тоже соскучился. И это — чистая правда, о которой знают все присутствующие за столом, потому что достаточно было просто поймать взгляд, которым Бан смотрит на Хвана, и наоборот. — А давайте-ка разделимся? — предлагает Чанбин, отчего Минхо вздрагивает, предполагая, что Со начал читать его мысли. — Поддерживаю, — отзывается Чан, переплетая пальцы с Хёнджином, смотрящим на Со с благодарностью и кивающим в качестве соглашения. — Нам явно есть, что обсудить. Минхо смотрит на часы и хочет убить всех троих за оказываемое на него пристальными взглядами давление. В итоге тяжело вздыхает, прикрывая глаза и сползая немного по креслу. Если быть честным, он почти сам решился на то, чтобы это предложить, но Чанбин его опередил, и теперь Ли банально злится. Поднимаясь и подходя к Хёнджину и Чану, Минхо оставляет поцелуй на щеке каждого, желая хорошо провести время, и недовольно бурчит на Чанбина — почему это тот до сих пор сидит. — Они такие забавные, — усмехается Хван, как только остаются вдвоём, улыбаясь Банчану и прося официанта принести счёт. — Я буквально видел внутреннюю борьбу Минхо: поддаться инстинкту противоречия или согласиться, потому что реально этого хочет. — Меня впечатляет его прогресс в общении, пусть и остаются сложности… — Хёнджин укладывает голову Чану на плечо и допивает холодный кофе через трубочку, улыбаясь, когда мужчина закидывает руку ему на талию. — Ты говорил сразу озвучивать… — О, Боже… — Банчан уже жалеет, потому что знает: несдержанный Хёнджин — это убивающий остатки его моральности Хёнджин. — И всё же, мне кажется, иногда неплохо говорить намёками, ведь, пока я старался добить тебя, чтобы согласился на эти странные отношения, — размахивает рукой, будто это всё объясняет, — ты так краснел и явно в душе умирал несколько раз… — К делу, — смущённый Банчан прикладывает палец к губам Хвана и, конечно, жалеет об этом, потому что его облизывают. — Я очень хочу повидаться с Тэмином, — улыбается Хван. — Намёк понял, — Чан расплачивается и ведёт Джина к автомобилю, прося больше ничего не озвучивать, чтобы они не попали в аварию.***
Минхо впервые остаётся с Чанбином наедине по собственному желанию вне стен офиса и за исключением ночи знакомства. Он не хочет ругаться, но не знает, как иначе с ним общаться — без издёвок и претензий. Несмотря на то, что они провели восхитительную ночь вместе, Ли так и не произнёс, что… — Как насчёт мороженого? — предлагает Чанбин, и Минхо осознаёт, что совсем потерялся в своих мыслях и не понял, как они оказались в парке. — Постой, — тормозит, уводя в сторону, к клумбе, и чувствуя, что Чанбин начинает нервничать. — А сейчас внимательно, потому что повторять не буду: Ты. Мне. Нравишься. Ультимативно. И будто бы не про любовь, а угроза от киллера. Но улыбающемуся во всю Чанбину большего и не надо. Лишь, когда замечает, что Минхо расслабляется, целует в щёку и тянет-таки к ларьку с мороженым, узнавая, что Ли любит клубничное. — Знаешь, мы уже дважды переспали, — хмыкает Минхо, — а ведь такое ощущение, что толком не знаем друг друга?.. — вроде утверждает, а вроде и спрашивает, не будучи уверенным, ведь определённо уже многое известно и о характерах, и о работе, и о некоторых предпочтениях. — Думаю, самое главное — чувства, — пожимает плечами. — Мне снесло крышу после того Хэллоуина, и думаю, до сих пор схожу по тебе с ума. Потому и издевался на совещаниях — мстил за то, что не со мной… а ещё думал, что в первую очередь я был в восторге от секса и только этого от тебя хочу. Но это не так, иначе бы не чувствовал себя счастливым, видя, как улыбаешься в коридоре офиса, думая, что никто не видит, во время таких простых прогулок по парку или, как вчера, лёжа в куче подушек, подпевая песням Linkin Park. Кстати, не думал, что ты слушаешь рок… — Ты правда счастлив? — перебивает речь, больше похожую на читку репа, и смотрит внимательно и явно в борьбе со смущением, вызванным осознанием — Со действительно проявляет к нему искреннее внимание. — Очень, — улыбается Чанбин, ощущая, как его вновь останавливают, хватая за край чёрной рубашки. — Я… — подходит ближе и, к великому удивлению Со, обвивая руками вокруг шеи. — Я тоже, — тихо на ухо, и улыбаясь, когда чужие руки оказываются на талии гораздо шустрее и без чьей-то помощи, в отличие от прошлого раза. — Вау… — Заткнись, — шипит. — Мне ещё сложно, так что… — отстраняется в поисках понимания в чужом взгляде. — Дозированно, — продолжает улыбаться Чанбин, внезапно оставляя быстрый поцелуй на чужих губах. — Именно, жулик, — усмехается Минхо, хватая Со под руку и предлагая ещё погулять и всё-таки узнать друг о друге немного больше.***
— Как ты, малыш? — Хёнджин вертит горшок с кактусом с озабоченным видом. — Этот вечно живущий в студии музыкальный маньяк тебя хоть поливает? А опрыскивает? — Он жив-здоров, клянусь своими кудряшками, — Банчан обнимает со спины и кладёт подбородок Хвану на плечо, как это делал утром Чанбин, что вызывает довольную улыбку. — Разве что, скучал по тебе. — Тэмин или ты? — хмыкает Джин, откровенно напрашиваясь на то, что ему подают на блюдечке: — Мы оба, — Банчан дышит Хёнджином, проходясь носом по шее и затылку. Хван ставит горшок обратно на подоконник и изворачивается в объятиях, смотря внимательно на Чана и ощущая дрожь и желание расплакаться. Так много времени прошло с последнего раза, когда он вот так был в объятиях дорогого сердцу человека, когда имел всё время этой жизни, чтобы рассматривать лицо напротив, целовать до опухших губ, чувствовать друг друга жизненно необходимыми, словно кислород. — Я так люблю Чанбина… Он самый лучший, потому что с самого начала знал — я никогда не смогу избавиться от чувств к тебе, — Хёнджин целует и всё-таки начинает ронять слёзы. — Они оба знали и принимали, — Банчан стирает влагу с щёк и чувствует боль в груди. — Я — самый настоящий идиот, раз думал, что… — Тише, — Хёнджин прерывает мимолётным прикосновением губ. — Я знаю, у меня то же самое. И мы… мы встретили тех, кого так не хватало… — Без них было ни единого шанса справиться с тем одиночеством… — И было очень глупо думать, что возможно оставаться приятелями, вместе обедая или выпивая в баре несколько раз в неделю, — грустно усмехается, нервно проводя кончиками пальцев по лицу. — Было невыносимо от мысли о полноценном расставании, — тяжело выдыхает Чан, прижимая к себе ближе. — Невыносимо, — тихо повторяет Хёнджин, укладывая голову мужчине на плечо и целуя в изгиб шеи. — На примерно год я буквально умер, воскрес с Чанбином, а сейчас — счастлив. И больше не хочу тебя отпускать, поскольку иначе мой мир может снова разрушиться… — Прости, что постоянно заставляю тебя ждать себя, — припоминая первые три года, которые убегал от Хвана, уже тогда такого желанного и нужного, но отвергаемого идиотскими представлениями о правильности. — Я люблю тебя, — в самые губы, приподнимая чужую голову за подбородок. — Люблю, — вздыхает с облегчением и смотрит в глаза, шепотом хором договаривая: — Тебя, Минхо, Чанбина, — с улыбкой и понимая, что ко всем чувства немного разные, но такие живительные. — Я боялся, что этими отношениями мы просто прикроем нашу с тобой необходимость быть вместе, — признаётся грустно Чан, опуская взгляд. — Но проверка чувств прошла успешно, — усмехается Хван, имея в виду чужое свидание с Минхо и Чанбином и своё собственное — с Ли. — Чёрт, — Джин начинает походить на сумасшедшего из-за широкой улыбки и безумного взгляда. — А ведь ещё около часа назад я думал, что мы не выдержим и займёмся сексом прямо в машине, поднимаясь в квартиру уже ради следующего захода. Хёнджина накрывает истерика. Одна из тех, которые Чан уже не раз наблюдал, когда Джину сложно справиться с болезненными чувствами и полноценно их выразить, стремясь спрятаться за пошлыми шутками или попытками соблазнить, лишь бы убежать от происходящего в душе хаоса. Банчан, недолго думая, хватает Хвана на руки, унося в спальню, слыша, как тот начинает задыхаться, укладывает бережно на постель и укрывает одеялом их обоих. Прижимает крепко к груди и гладит по волосам, позволяя рубашке вымокнуть в слезах Хёнджина, а подушке — в собственных. На удивление, Чану кажется, что именно так — даже лучше, чем хранить свою грусть и дальше под замком. — Я люблю тебя, — повторяет несколько раз, целуя Хвана в макушку и не требуя ответа, позволяя тому выплакать всё накопившееся и уснуть.