Amorousness

      Банчан старается не отвлекаться от дороги, но всё равно косит взгляд на голосящего песню Big Bang Минхо, невольно задумываясь, насколько это нормально — вот так резко поменяться? Или, возможно, с такими людьми именно так и происходит: копят всё тихонько в себе, а потом внезапно принимают решение и вот — на следующее утро перед вами новый человек.       Разумеется, Минхо всё так же первым делом после выхода из дома пошёл кормить бездомных кошек во дворе, а после уже побежал к машине. Существуют вещи, которые, Чан уверен, не изменятся. Кроме того, Ли достаточно часто бывает весёлым, однако только с ним и, желательно, без упоминания Чанбина и Хёнджина. Да и совсем нелюдимым не назвать — любит ходить на вечеринки, правда, обычно только танцует всю ночь. Впрочем, это уже не очень вяжется с образом одомашненного айтишника.       Безусловно — Минхо умеет удивлять.       И всё же, Ли, которого знает около полугода — утверждающего, что не может с кем-либо жить и даже оставаться более, чем на две ночи в чужой квартире, и тот, что сейчас радостно едет на свидание с человеком, к которому испытывал крайней степени раздражение, — это будто две разные личности. Что уж говорить о том, что свидание с Чанбином априори наводит на мысли о принятии отношений вчетвером. Или хотя бы попытке…       — Перестань ты так тяжело вздыхать, — капризно тянет слова Минхо, привычно закатывая глаза.       — Я переживаю, — пожимает плечами, сворачивая на парковку.       — Знаю, — смотрит проницательно. — Но это сбивает мою уверенность, потому будь добр просто верить в меня и мои поступки, — собирается выйти, однако Банчан тянет на себя и целует нежно в губы.       — Хорошо, но ты помни, что я рядом и мне требуется немного времени на перестройку, — улыбается и замечает, что Минхо что-то явно для себя осознаёт и смягчается.       — Договорились, — отвечает кротко на поцелуй и сразу после выходит из машины.       Чан знает грустный анекдот про человека, воспитанного кошками, и пусть он не вспомнит его дословно, суть в том, что «потянувшись к такому человеку получишь царапины и отторжение, а отвернувшись — к тебе потянутся». У Минхо ситуация хуже: он воспитан матерью-алкоголичкой и двумя старшими братьями, ненавидевшими и избивавшими его, а после — детским домом.       И он чувствует — Минхо хочет свой дом, в который сможет впустить лишь тех, кого назовёт семьёй. Это явно не тот процесс, который может полностью произойти за одну лишь ночь на диване в студии Хёнджина и за единственное свидание в планетарии, потому и боится, что в спешке Ли может разочароваться и так и не обрести своё место рядом с нужными людьми.       Чанбин похож на человека, которого оторвали от пробежки в парке: спортивные брюки, толстовка и кепка — и всё чёрное. Минхо, будучи в явно великоватых ему светлых джинсах Чана, измазанной красками белой футболке Хёнджина и своём не вяжущемся по стилю бордовом пиджаке смотрит то на одного своего спутника, то на другого и хмыкает:       — Да уж. Я из нас единственный модник, — и с гордо поднятой головой уходит к кассам, оставляя в недоумении сопровождение в чёрном.       — Это лучший цвет! Самый стильный! — возмущается Чанбин, подлетая к Минхо и успевая приложить за него карту к терминалу оплаты.       — Как скажешь, — пожимает плечами с дурацкой улыбочкой и ударяет по козырьку кепки.       — Что с ним такое? — Чанбин обеими руками цепляется в предплечье Чана, что, впрочем, не мешает им вместе отправится ко входу в основной зал экспозиции.       — Хёнджин с ним приключился, — вздыхает старший, получая в ответ понятливое «Ооох» и кивок, что для Банчана означает — Со ещё не в курсе, как прошло свидание.       — Что же, надо догнать нашего модника, — Чанбин побуждает ускорить шаг и почувствовать себя секьюрити для важной особы. — Хёнджин оставил сообщение, что ушёл в работу и выключает телефон, — внезапно вбрасывает информацию, а дальше переводит тему:       — Мне вчера не спалось, так что несколько вариантов текста написал, но не уверен в некоторых моментах. У тебя есть время завтра вечером? Я бы зашёл после работы…       — Я понимаю — Минхо. Но ты-то почему переживаешь? — Чан резко их останавливает, замечая, что Ли застыл у автомата с напитками, думая над выбором, а подобное обычно надолго, так что у них двоих есть время.       — Вот как раз-таки из-за него, — тычет пальцем в сторону виновника встречи. — Он меня терпеть не может, а тут внезапно зовёт встретиться… И я будто — третий лишний?       — Начнём с того, что сейчас больше похоже, что на свидании только мы с тобой, — многозначительно смотрит на своё предплечье и ещё окольцовывающие его руки Чанбина. — А то, что он так далеко от нас убежал — явный признак волнения. Плюсом, ты и сам в глубине души знаешь, что он на самом деле к тебе чувствует, — вздыхает тяжело и тянет в сторону Минхо, будто стоя заснувшего.       — Знаете, — обращается Ли, замечая спутников рядом с собой, но не отрывая гипнотизирующего взгляда от ряда с напитками, — на словах я гораздо решительнее, чем на деле, — Чан выбирает за него американо и гладит по плечу, Чанбин же за него достаёт из автомата баночку с кофе и открывает, подавая Ли.       — Слушай, мы с тобой на трезвую голову не очень хорошо ладим… — произносит Со, вынуждая Минхо поднять на себя обеспокоенный взгляд, и кивает в сторону входа. — Может, пробежимся, и ты покажешь, что такого важного здесь забыли, а потом — в бар?       Неожиданно Минхо всовывает Чану банку с кофе и обнимает Чанбина вокруг шеи, прикрывая глаза. Со же теряется и держит руки навесу, пока Бан не бьёт по ним, чтобы обнял в ответ, а после и вовсе — стал гладить по спине.       — Да, за это определённо стоит выпить, — сперва приподняв, словно делая тост, банку с кофе, после Чан делает глоток.       Сейчас всё в поведении Минхо для него определённо выглядит логичнее, нежели было ранее, в машине.

***

      — Солнышко моё, — теребя пьяного Банчана за щёку, Чанбин улыбается и счастливо ёрзает на стуле, пока Минхо краснеет, уже сожалея о рассказе про придуманную с Джином Вселенную лишь для них четверых.       «Видимо, такими метафорами можно общаться только с Хёнджином», — и расстраивается, что младшего с ними нет. Вот уж кто бы теорию отстоял.       — А что это другое наше солнышко притихло? — хмурится Со, похлопывая Минхо по бедру и сжимая слегка.       Наверное не стоило соглашаться на маленький круглый столик, где хочешь не хочешь, а всё равно будешь соприкасаться коленями друг с другом. Впрочем, проблема даже не в размере стола, а в том, что Минхо просто очень нравятся прикосновения к его бёдрам, даже через плотную ткань джинсов. Особенно — прикосновения людей, которым нравятся его бёдра. А в ту единственную ночь вместе Чанбин как раз очень ярко доказал, насколько они ему, в прямом смысле, по вкусу.       — Ты обиделся? — Чан придвигает стул ближе и, обнимая вокруг талии, кладёт голову Ли на плечо.       — Нет, просто устал и опьянел, — поглаживает по рукам и зарывается носом в волосы на макушке.       Чанбин, недолго думая, что, впрочем, естественно для его личной (не для профессиональной конечно) жизни, придвигается с другого бока и тоже обнимает. Только делает это одной рукой, второй в это же время разливая соджу по стаканам.       — За Вселенную с четырьмя солнцами! — громко и уверенно, обращая на них удивлённые взгляды солидно выглядящих мужчин за соседним столом.       Чан и Минхо поддерживают и выпивают до дна.       А вот Чанбину не дают покоя бёдра Ли.       — Перестань, пожалуйста, — Минхо проводит ладонью по подбородку Со и приподнимает, вынуждая посмотреть в глаза. — Я легко возбуждаюсь, — прикусывает язык, ведь на трезвую голову ни за что бы не признался в подобном, и убирает чужую руку со своего бедра.       — Жестокий, — расстраивается Чанбин, наливая ещё по одной и перехватывая ладонь на своей щеке, чтобы сплести с Ли пальцы. В его голове формируются тосты вроде «За то, чтобы Ли Минхо сдался нашей любви» или «За секс вчетвером», «За возбуждающие бёдра»… — Лучше я не буду говорить, за что пью, — многозначительно посмотрев вниз, салютует и выпивает залпом.       Банчан, зная, насколько высока для Минхо должна быть доза алкоголя, чтобы развязать язык и привести наутро к тонне возмущений, понимает, что та уже достигнута, из-за чего шепчет тому на ухо: «Если ты хочешь, мы можем поехать ко мне или к Чанбину?»       — А разве это не будет изменой Хёнджину? — спрашивает серьёзно и совершенно не стесняется продолжать разговор громче, несмотря на то, что Чан именно ради него выбрал шёпот.       Со закашливается и просит принести ещё бутылочку соджу и кимчи на закуску. Хёнджин довольно жадный до впечатлений, потому ему наверняка хотелось бы поучаствовать, но всё-таки… он же не был против их с Банчаном близости.       — Если бы он не выключил телефон, можно было бы спросить, — вздыхает Чан, проверяя, когда Хван был в сети в последний раз, и не удивляясь тому, что — вчера. — Есть у меня одна мысль, тоже не особо здравая, конечно…       — Заснять на видео? — в этот раз наступает очередь Минхо подавиться из-за вопроса Чанбина.       — Нет, — отрицательно мотает головой Чан, — оставить вас вдвоём. Сами подумайте, — моментально подрывается пояснить, во избежание нападок с стороны обоих. — Из нас четверых именно у вас натянутые отношения. И, возможно, близость вдвоём поможет стереть ощущения от прежнего опыта…       — Я не согласен, — отвечают хором, сразу переглядываясь и пьяненько улыбаясь друг другу, удивляя такой приятной синхронностью.       — Ты будешь рядом со мной, — ультимативно тыча Банчану в грудь пальцем, — когда этот очаровательный придурок трахнет мои бёдра, — Минхо поднимается, но сразу садится, и оба мужчины уже не уверены, что тот продержится до дома в сознании.       — Звучит заманчиво, но ты для начала проспись, — Чанбин гладит по голове Ли и укладывает ту себе на плечо, пока Чан отменяет последний заказ, расплачивается и вызывает трезвого водителя. — А приятно знать, что я — очаровательный, пусть и придурок, — усмехается и поднимает поначалу сопротивляющегося ради приличия, но быстро сдающегося, Минхо, относя, словно принцессу, в салон автомобиля.

***

      Просыпается Минхо тяжело — благодаря и непротрезвевшей голове, и чужому увесистому бедру, закинутому ему на ноги. По ощущениям он решает, что то принадлежит Чанбину.       В голове же начинают смутно всплывать воспоминания: о том, как добирались до квартиры Со; как его горячо целовали в коридоре, помогая избавиться от одежды; как…       — Вот чёрт, — раздражённо переворачивается на спину, ощущая, что за ним тянется и обнимает поперёк талии рука Чана.       — Антипохмелинчику? — тихо и ласково на ушко, но в голове так гудит, будто Банчан кричит.       — Воды, — хрипит, прокашливаясь и чувствуя, как отстраняется Чанбин, а после оба приподнимают его, садясь рядом, и дают бутылку сразу с пластинкой обезболивающего.       Лишь после этого Ли потирает и приоткрывает глаза, заторможено рассматривая растрёпанных и сонных мужчин. Чан вздыхает и вновь заваливается на кровать, а Минхо вспоминает, что ночью назвал это ложе в два с половиной метра шириной «траходромом», и смущается, пытаясь понять — чего же ему хочется.       — А какой сегодня день недели? — внезапно спохватывается и вертит взволнованно головой по сторонам, жалея сразу о необдуманном поступке и слыша подавляемый одеялом смех Чана.       — Понедельник, солнышко, — улыбается Чанбин, поглаживая по плечу и в итоге окольцовывая, не давая Минхо вскочить и убежать на работу. — Мы с тобой, начиная с сегодня, на больничном, — и заваливает обратно на кровать.       — Но… работа, — жалобно и не видя никакой поддержки во взглядах рядом находящихся.       — Я предлагаю умыться, — потягивается Чанбин. — У меня есть запасные зубные щётки.       — Всё, чтобы поскорее начать целоваться? — ухмыляется Чан и подмигивает, побуждая Минхо забраться под одеяло и попросить всё-таки средство от похмелья и немного времени наедине с собой.       Минхо хочет позабыть о поцелуях хотя бы на сутки, потому что губы припухли и болят от продолжительных терзаний и укусов, от им самим съеденного верхнего слоя, когда очень хотелось сдержать стоны. И, безусловно, он рад, что парни не слушали его во всём, потому что двойное проникновение, о котором он почти слёзно умолял, явно было бы чересчур травмирующим во всех смыслах.       Зато Чанбин активно и с чувством доказал свою страсть к бёдрам Минхо, о чём свидетельствуют многочисленные метки, которые Ли рассматривает, сбрасывая одеяло и вспоминая, как Со исполнял приказ трахнуть его бёдра на глазах Чана. Чана, который, пережав член у основания, не давал Минхо кончить и мучил ласками его грудь и шею.       Минхо бы ни за что не подумал, что тот Банчан, с которым он встречается несколько месяцев, и тот, что провёл ночь с ним и Чанбином — это один и тот же человек. Просто потому, что сложно представить, что этот ласковый, внимательный и думающий в первую очередь о достижении крайней степени удовольствия партнёром, будет сдерживать любимого человека и позволять прийти к оргазму только от их с Со совместного минета.       Ли выпивает оставленные на тумбочке лекарства и находит футболку Хёнджина, которую надевает и радуется, что та прикрывает ягодицы. Проходит тихо в коридор огромной квартиры Бина, теряясь, где какая комната, поскольку за поцелуями явно пропустил экскурсию, и решает идти на звук льющейся воды.       Благодаря произошедшему, фантазия Минхо рисует образы Чанбина и Чана вместе под душем, ласкающих друг друга под каплями воды, отчаянно целующихся… Реальность же открывает вид на одетых в домашние вещи Со, умывшихся и будто бы не знающих похмелья мужчин, обсуждающих выставленную у огромного зеркала коллекцию парфюма.       — Не понимаю — разочарован я или рад, — бурчит себе под нос, проходя к обратившим на него внимание и смущающе-внимательно рассматривающим Чану и Бину. — А для меня что-нибудь найдётся? — дует губы, дергая за край чёрной футболки на Банчане и укладывая тому подбородок на плечо.       — Всё приготовлено, — подмигивает Со, указывая на стопку чёрных вещей на тумбе у входа в душевую кабину. — Если нужно потереть спинку — обращайся.       — Да, он в этом мастер, — улыбается довольный Чан, а у Минхо вновь ни одной приличной мысли в голове.       Ли смотрит своим фирменным «свалите, если жизнь дорога» взглядом и уходит в душ, стараясь смыть состояние подростка в пубертате: столь быстро возбуждаться, ещё и лишь из-за бурной фантазии — кажется уже перебором. Во всех красках воспроизводя, как ночью он стонал от ощущения чужого члена, скользящего в лубриканте и естественной смазке между его крепко сжатых бёдер, как головка чанбинова члена приятно надавливала на мошонку, как в тот же момент Чан издевался сверхстимуляцией сосков. А главное — с каким обожанием на него смотрели и дарили смесь острых и нежных ощущений.       — Наверное, к лучшему, что мы были без Хёнджина — иначе бы я умер от переизбытка эмоций, — вздыхает тяжело, выключая воду и немного опасаясь ближайшего будущего.       Того, в котором они перейдут границу все вчетвером.

***

      Банчан готовит лучший рамён в их жизни.       Чанбин мутит самые вкусные антипохмельные коктейли на основе джина.       Минхо же подрабатывает ди-джеем, умудряясь находить песни, которые будут им всем по вкусу и упорядочивать в идеальный плейлист.       «Наверное, именно это и называется счастьем», — думает Ли, оглядывая их странное «убежище» на время несуществующей болезни, состоящее из палатки для кемпинга посреди гостиной, закиданной десятком подушек, когда к ним пробирается сонный Хёнджин с ворчливым «мне нужны мои вдохновители, иначе не могу творить» и засыпает у него на плече.