Твоя обыкновенность - моя особенность

— Господин Чон готов принять вас. — Обращается гувернантка к Хосоку, словно не замечая рядом второго мальчишку, что стоит, переплетая с ним пальцы.       Хо смотрит на женщину, поджимая губы. Он хорошо помнит, как открыл ей свою душу, и как та впустила туда всех, кто мимо проходил. Наверное, даже из стен дома вынесла, с каждым обсудила, какой ребёнок семьи Чон жутко неправильный.       Они так и заходят в кабинет, не разнимая рук, дрожащие от страха и отчаяния, пытающиеся достойно принять удар судьбы. Юнги лишь сжимает ладонь крепче, когда Хосок произносит первые слова. — Отец, это Юнги. Я его... — Хоби переводит взгляд на блондина, — люблю.       Мин видит, как лицо Чона-старшего моментально искажается гримасой гнева. Взбухшая венка у виска, складка между бровей, поджатые губы. Он что-то кричит так, что даже брызжет слюна, но Юнги находится словно в вакууме. Когда у него всё-таки получается оттуда вынырнуть, из его сердца без разбора вырывается только одна фраза. — Я люблю вашего сына, господин Чон.       На что отец останавливается, смотрит в сторону блондина с отвращением, а после начинает смеяться так бесстыдно, так грубо и ядовито, что Мину хочется ударить его по лицу. Хочется закричать, чтобы он заткнулся, что он ничего вообще не понимает в этой жизни, что у них с Хосоком самая настоящая, которую не пробить пулями, которую не искоренить километрами, временем и враньём.       Как же Юнги ненавидит крик. Как же ему хочется вернуться в реальность и слышать всё, что сейчас сквозь слёзы говорит его парень, слышать, какими словами-помоями поливает их сейчас отец. Но в голове стоит только противный писк. Однако Мин всё же держится, стоя рядом с любимым Чон Хоби. — Ты серьёзно думаешь, что если я уеду, то перестану быть геем?! — Крик Хосока разобрать сложно, его голос то и дело пропадает, потому что горло больно сдавливает спазмом, и оно отказывается воспроизводить звуки. — Я, в отличие от тебя, думаю! Никакой ты не гей. Этот мерзкий мальчишка внушил тебе эти больные мысли. А ты просто дурень, раз не смог отфильтровать этот бред. Как ты можешь быть ненормальным? Я нормальный, твоя мать нормальная! Это исключено, это НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО. — Пап, пап, ты сам себя слышишь? Я ждал взаимности от Юнги не один год, я боялся её получить из-за тебя. И ненормальный здесь только один!.. — Замолчи! Не смей! — Отец резко хватает сына за плечо, отрывая от Юнги. Он сжимает пальцы с такой силой, что изо рта Хоби вырывается звук, похожий на скулёж. — Прекратите делать ему больно! — Юнги позже и не вспомнит, как это произошло, но сейчас он кидается на Чона-старшего, стуча кулаками по его спине. — А-а-а-а, молодец, защитничек! — Победно улыбается старший Чон, — Я засужу тебя, ты сядешь! Вот видишь, сынок, тебе даже не придется никуда уезжать. Этот идиот перешёл черту, я же не трогал его. — Он показательно поднимает руки. Вот и всё.       Никто не заметил, как в дверях появилась госпожа Чон. Она прикрывает рот ладонью, глядя на заплаканного сына и, кажется, окончательно сошедшего с ума мужа. — Джихун, остановись. — Женщина подходит к сыну и обнимает его со спины. — Сохи, уйди. Ты не захочешь узнать то, что узнал я. — Чон-старший стреляет взглядом в сторону Юнги и снова презрительно морщится. — Нет ничего такого, чего я бы не хотела знать о собственном сыне. — Мам… — Хосок-а, мальчик мой. Я знаю. — Она прижимается к сыну, глубоко вдыхая его запах. — Не могли бы вы с… — Мин Юнги, очень рад познакомиться с вами, госпожа Чон. — Юнги почти шепчет, кланяясь матери Хосока. — Я тоже рада встретить тебя, милый. Не могли бы вы, пожалуйста, дать нам немного времени наедине с господином Чоном. — Сохи кротко улыбается, и мальчики выходят за дверь, оставляя тех одних.       Парни на ватных ногах спускаются в гостиную, наблюдая, как домохозяйка старательно делает вид, будто не подслушивала. Хосок молча наливает стакан воды и подходит к Юнги, который сидит на диване. Они оба не в силах сейчас говорить. Дрожащие руки чудом не разливают из стакана прозрачную жидкость, когда Юнги ставит его на журнальный столик. — Джихун, оставь его в покое. Не ломай ему жизнь. — Он наследник. — И он всё ещё твой сын. — Он не может поступать с нами так. Не может! — А ты можешь?.. — Чон Сохи стоит у окна, наблюдая за падающей от ветра листвой. — Я была влюблена в тебя без памяти, мечтала о нашем будущем. Но совсем не таком, Хун-а, не таком. — Что ты такое говоришь? Если бы у меня был ещё один наследник, я бы, может, и смог ему простить… — Простить что? — Женщина резко оборачивается и в упор глядит на мужа. — Что у него есть силы и мужество выбрать любовь, в отличие от меня? Знаешь, почему он у нас единственный ребёнок? Потому что я ужасная мать! Я работала, работала и только и делала, что строила бизнес, чтобы ты был доволен. Она говорит твёрдо, но тихо и размеренно, показывая, что спокойна. Ощущая это, Джихун тоже постепенно остывает и не злится уже с прежней силой. — Сохи, я же хотел... — Ты хотел империю, хотел успеха. И я тоже думала, что хочу. А потом поняла, что просто хотела быть хорошей женой для тебя. — Сохи... — Сначала я хотела быть той, что хранит семейный очаг, воспитывает детей и накрывает на стол ужин. Но для тебя «хорошая жена» значила совсем иное — и я стала делать всё, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. — Я думал, что ты понимаешь, что это всё ради будущего. — Чон-старший подходит ближе и берёт ладонь жены в свои руки. — Какого будущего? — Женщина не обращает внимания на слёзы, катящиеся по её щекам. — Я несчастна, Джихун. Твой сын несчастен. А ты? Ты сам-то счастлив? — Я думал, все так живут, и... — Если ты не позволишь Хосоку жить его собственной жизнью, я подам на развод. Мне не страшно быть опозоренной, а тебе? — Женщина отнимает руку, на её лице появляется ломкая, полная боли улыбка. — Я не могу... — Джихун проводит ладонями по лицу, словно умывая себя ледяной водой, и садится за стол. — Но, Сохи, ты... Ты шантажируешь меня? — Так же, как и ты шантажируешь Хосока. Давай к делу. Я бы хотела, чтобы наш разговор был лаконичным, и мы решили всё прямо сейчас, не хочу оставлять нашего ребёнка в подвешенном состоянии. Тебе нужно определиться, хочешь ли ты брак сына с Ли Сун ради больших денег, или всё же предпочтёшь сохранить свой собственный ради ещё бóльших денег? — Ты же сама пожалеешь о том, что пошла на поводу у сына, когда в прессе рядом с нашей фамилией будет огромными буквами приписано «ГЕЙ». — Мужчина с последней надеждой смотрит на жену, пытаясь найти хоть какое-то понимание в её глазах. — Уж поверь, я переживу. И ты переживёшь. А вот ненависть родного ребёнка, его боль и обиду я пережить не смогу. Поэтому сейчас мы спустимся к мальчикам и дадим им своё согласие на отношения. Не я, Джихун, а мы. Решайся.       Никогда ещё Чон Сохи не была так решительно настроена, никогда не смотрела в глаза мужа так уверено и твёрдо. Джихун прикрывает глаза, выдыхая. Он знает, что его жена совсем не глупа и тем более не наивна. Он доверяет её мнению. Да, сейчас ему крайне сложно признать свою неправоту. Слишком долго он настраивал себя против «глупостей» сына, слишком привык к мысли о том, что будущее Хосока он устроил наилучшим образом. Может быть, жена видит то, что он сам видеть не может?.. И Джихун опускает голову, пасуя перед решимостью супруги, хотя и не перестаёт прокручивать в голове сложившуюся ситуацию, пытаясь найти в ней плюсы не только для семьи, но и для бизнеса.       Перед тем, как выйти из кабинета, Сохи подходит к мужу, поправляя его воротник. Она целует его в щёку и обещает, что они со всем справятся вместе. Она всё ещё любит его. Она ещё верит, что не всё потеряно. Соглашается ли отец семейства от осознания потери близких или же от страха потерять деньги, мы не узнаем. Пусть каждый останется при своём мнении на этот счёт. Главное, они стоят перед Юнги и Хосоком и дают драгоценное согласие. — Юнги, Юнги! — Слёзы текут ручьём, как в тот день, на лавочке дедушки Пака, Хосок пытается достучаться до парня, который неверяще смотрит в одну точку.       Но ответа он не получает. Мин Юнги, который думал, что потеряет своё счастье навсегда, молча отпускает руку Хосока, чтобы встать перед его родителями на колени в самом глубоком поклоне. Он упирается лбом в холодный паркет, омывая его своими слезами.       Хосок, глядя на это, застывает. Осознаёт, как много он значит для Юнги, как много они значат друг для друга. И опускается на колени рядом, кладя свою ладонь рядом с ладонью Мина.       Госпожа Чон выразительно смотрит на мужа, показывая ему лишь взглядом, что он должен сделать. Уже через мгновение Юнги чувствует, как его плеча касается ладонь Чона-старшего, что присел на корточки, а рядом опускается Сохи, помогая подняться своему сыну.

***

      Намджун находит Джина на том самом грёбаном колесе обозрения. Он издалека узнаёт розовое, такое модное, но совершенно не тёплое пальто и огромный вязаный шарф, что совсем к нему не подходит, когда тот заходит в одну из прозрачных кабинок.       Надо же, они оба пришли на это место в одно время. Это точно, должно быть, шанс свыше. — Да пропустите же, я оплачу после проезда, ну честно! Вот, возьмите мой кошелёк, хоть все деньги себе заберите, пустите, пожалуйста! — Парень фактически умоляет контролёра. — Молодой человек, без билета не пущу. — Монотонно произносит женщина, даже не стараясь войти в положение. — Это вопрос жизни и смерти!.. — Пытается убедить он, но видит, что нужная ему кабинка уже поднялась слишком высоко. — Джин!! Сокджин, Ким Сокджин! — Кричит он, и тот его, кажется, слышит. Но увы, прозрачный кубик уже чересчур далеко от земли. — ТЫ МНЕ НРАВИШЬСЯ, КИМ СОКДЖИН! ОЧЕНЬ НРАВИШЬСЯ! — Кричит Намджун, срывая горло. Контролёр косится на школьника, который по наитию старается забраться на ограждение, чтобы его было слышно лучше. — ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ НРАВИШЬСЯ! — Ты такой дурачина... — Упираясь в стекло лбом, шепчет Сокджин, понимая, что младший его точно не услышит. Он смотрит сверху, как тот нелепо размахивает руками, когда его пытаются стащить с ограждения. — Я НЕ ОТДАМ ТЕБЯ КЬЮНГ-СУН, СЛЫШИШЬ?! Да отстаньте же вы, — отцепляя от себя смотрителей парка, бубнит Джун. — Он должен меня услышать, понимаете?..       Но работники и охрана ничего понимать не хотят, поэтому все оставшиеся минуты Намджун сидит на брошенном на асфальт рюкзаке, ожидая, пока колесо совершит оборот и выпустит Сокджина из стеклянной тюрьмы. — Меня чуть не выгнали из парка! — Гордится собой Джун, когда к нему подходит старшеклассник. — Да, я видел, Ромео. — Джин прикусывает нижнюю губу, стараясь скрыть улыбку. — Но ты слышал, слышал меня? — Джун вскакивает на ноги, отпинывая рюкзак в сторону, и снова опускается, уже на одно колено. — Ким Сокджин, моя Джульетта, я прошу тебя стать моим парнем. Обещаю не отдавать тебя ни одной Кьюнг-Сун в мире. Я всё тебе объясню, всё расскажу, только дай своё согласие. — Он достаёт из кармана два брелока: один в форме Луны, а второй — звезды. Конечно, Джин поймёт, что это Юнги подсказал однокласснику, но вслух ничего не скажет. — Вот, это ты, моя Луна, самое значимое в ночном небе, как и в моей жизни. А я — маленькая скромная звёздочка. Позволь мне сиять рядом с тобой, хён. В небе, на сцене и в жизни. — Не нужно ничего объяснять. Мне Юнги рассказал всё. От начала и до конца. Как там Хосок сказал... «Придётся ползать в ногах и вымаливать прощение, но не у Джина, а у Юнги». Не помню точно, но что-то похожее. Ты сделал даже больше. Поверить не могу, что действительно, искупив свою вину перед Юнги, ты смог добиться меня. — Парень берёт из рук Джуна брелок и вешает его на свой телефон. — Поднимайся, ну же... Не смущай людей. — Мне всё равно на людей. — Ким всё же исполняет просьбу, поднимается и отряхивает колено. — Это же... Это же значит «да»? — Кивает он на маленькую луну, что переливается на розовой раскладушке.       Джин придвигается ближе к Намджуну, кладёт замёрзшие руки на его красные от смущения щёки и притягивает к себе в очень мягком, но ощутимом поцелуе. — Вот это значит «да». — Отстранившись, произносит он. — Твой бальзам, Джини. Он всё-таки вишнёвый. — У Намджуна улыбка такая дурацкая, что Джин не может сдержаться, смеётся искренне, потому что вот теперь он совершенно точно счастлив.

***

      Зал взрывается аплодисментами, пока начинающие актёры благодарят зрителей. Намджун и Джин рука об руку на сцене ищут глазами самых близких. Родителей Джуна, бабушку Ким и одноклассников, что притащили неприлично большой для их скромного дебюта букет. — Мам, пап! Это Сокджин! — Брюнет забирает тяжёлые цветы из рук своей Джульетты. — Я хочу вас познакомить... — Здравствуйте, я Ким Сокджин, ученик старшей школы и друг вашего сына. — Представляется тот с широкой улыбкой. — Здравствуй, Ким Сокджин, мы очень рады познакомиться с тобой. Если честно, я полагала, что ты тот самый Ким Сокджин, который его парень. — Хитро подмигивает, глядя на своего сына, госпожа Ким.       Джин, сохраняя улыбку на лице, поворачивается к Намджуну, показывая взглядом, что тому не жить за отсутствие предупреждения. — Что же ты не сказал, хороший мой, что твои родители уже знают? — Да я как-то не подумал... — Джун чешет затылок, пока где-то на заднем фоне голосом Юнги раздаётся «я вот вообще не удивлён», а следом тихое Хосоково «Тш, не подслушивай!» — В общем-то, вы правы. Я тот самый Ким Сокджин, который парень вашего сына. — Исправляется старшеклассник. — Сам ещё не привык, поэтому... — Ничего-ничего. Ты привыкнешь. Намджуни-я очень хороший мальчик. Ты ему очень нравишься, и, я уверена, он сможет хорошо о тебе позаботиться. — Женщина приобнимает Джина. — Но если он тебя обидит, ты всегда можешь пожаловаться мне, — по-доброму посмеиваясь, добавляет она чуть тише. — Но я старше, и это я должен позаботиться о Намджуне. Он вот, знаете, совсем не умеет готовить, часто теряет свои вещи, и забота о нём становится моей самой приятной обыденностью... — Я вообще-то ещё здесь! — Машет брюнет рукой, стараясь обратить на себя внимание. — Вы только познакомились, не рано ли ещё жаловаться на меня, Сокджин-и? — Нервно хихикает он. — Ну всё, мам, пап, спасибо, что пришли. Нам ещё декорации разбирать, отмечать с ребятами премьеру, мы пойдём. — Джун утаскивает своего парня подальше от родителей, не забывая отправить им воздушный поцелуй на прощание. — Ужас! Ты что же, не сказал Джину, что твои родители уже знают о нём? — Юнги закатывает глаза и в недоумении мотает головой. — Да чего такого страшного-то? Главное, всё обошлось без скандалов. — Поддерживает своего друга Хосок, плюхаясь на диванчик в гримёрке. — Ты вообще помолчал бы! Ты скрывал от меня, что МОЯ МАТЬ всё знает. — Цыкает блондин, и Чон ластится к нему ручным зверьком, чтобы ненароком не попасть под раздачу. — Ладно уже. Что же, у нас всех, вроде как, налаживается всё. Не верится даже. — Переодевшись в привычный кашемировый свитер и светлые брюки, Сокджин выходит из-за ширмы, поправляя взъерошенные волосы. — Да-а, и Сун наконец-то перестала огрызаться. Похоже, этот парень из вашего театрального и правда в неё втрескался. — Юнги садится на колени к Хосоку, и тот мгновенно заливается краской. — А-а, Чонгук? Да, он милашка! Не испортила бы она его, ручонки цепкие у этой заразы. — Намджун тоже расправляется со своим сценическим образом и выходит в привычной чёрной майке и широких потёртых джинсах. — Не испортит. Ты бы видел, как всё заискрилось, когда они встретились. Это правда похоже на сценарий дорамы, ты знаешь? — Обращается Джин к Юнги. — Не-а, меня лишили всех подробностей, как обычно. — Юнги с притворным недовольством смотрит на смутившегося Хо, напоминая, как тот, как раз в момент обсуждения этой темы, совершенно случайно нажал кнопку сброса вызова на телефоне Юнги, потому что ему слишком захотелось целоваться. — В общем, так как Джун отказался нас знакомить, она решила пробраться тайком на репетицию и поймать меня там. И я не знаю, кой чёрт дёрнул её попытаться сделать это через окно, но... В общем, она зацепилась юбкой и порвала её. — Хосок аккуратно щиплет Юнги за бок, услышав его злобный смех. — Так вот, — продолжает Сокджин, — пока она искала, чем прикрыться, наткнулась на нас с малышом Гуки. И там всё: искра, буря, безумие. Думаю, именно так ощущается встреча с человеком, что предначертан тебе судьбой. — С лёгкой грустью вздыхает он. — Не грусти, хён. Когда Наму увидел тебя, у него все органы отказали. Пришёл ко мне, и кроме как «я влюбился» вообще ничего не мог внятно донести. Юнги-я, у меня нога затекла. — Хосок, оставив поцелуй между лопатками блондина, чуть приподнимает его, намекая, чтобы тот встал. — Хорошо-хорошо... — Мин поднимается с одного колена и пересаживается на другое. — Эта ещё не затекла? — Язвит он, и у Хосока не остаётся ни единой мысли, чтобы отказать этому человеку в чём-либо. — Я такой слабый перед тобой, Мин Юнги. — Почти шёпотом куда-то в шею, — не стыдно пользоваться этим так открыто, м? — Я, может, просто проверяю, настолько ты выносливый... — Шепеляво на ухо, отчего у Хоби мурашки. — Если выдержишь, может мы сегодня попробуем кое-что взрослое... — Так, Намджун, сумку взял? Телефон? Ветровку? — Звонкий голос Джина прерывает парней. — Да, милый, всё взял. — Намджун хлопает по карманам, проверяя их на наличие смартфона. — Ну конечно, а это тогда что?! — Телефон словно с помощью магии оказывается на подоконнике, откуда его и берёт старший. — Хорошо, что это больше не мои заботы, — смеётся Хосок и поднимается с диванчика, придерживая Юнги за бёдра. — Ну что, погнали? Загородный дом в нашем распоряжении на все три дня, устроим разнос? — Чон, стоя позади, берёт руки Мина в свои, имитируя танцевальные движения. Сначала лицо Юнги не выражает никаких эмоций. Но, услышав звонкий смех своего парня, он невольно сам расплывается в улыбке. Чон Хосок — его личная портативная батарейка. Его витамин.       И вот хрен кому он позволит отобрать у него этого человека. Даже не сомневайтесь, эта история — с несомненно хорошим финалом, в котором эти четверо обязательно будут счастливы и бесконечно влюблены.