***
Через пару дней о том, что я сбежал, знала каждая подзаборная кошка. Меня разыскивали по всему городу и в его окрестностях – не удивлюсь, если Змей дал ориентировку в полицию. Я не успел забрать свои шмотки из убежища, поэтому при мне был только пистолет и кошелек Шина. Затаившись на чердаке жилой десятиэтажки в центре, старался следовать простому правилу: под самым носом меня искать не будут.Но периодические вылазки за едой были необходимы, а поэтому оставался немалый риск. Все эти дни я лежал на пыльном бетонном полу и смотрел на балки, обгаженые голубями, которые продолжали тут обитать несмотря на моё бесстыдное вторжение в их дом. Стараюсь переосмыслить одиннадцать лет жизни, потраченных впустую ради цели, которую изгадил человек – и, как вишенка на торте – тот самый человек, к которому я обратился за помощью. И как только мог подумать что все это правда? Как мог поверить, что мелкому беспризорному пацану так легко дадут все что он попросит… Единственное, что оставалось непонятным, так это то, почему Змей просто не убрал меня, а приютил? Неужели всё это было сделано им ради… садистского удовольствия? Одиннадцать лет?! Нет, ну это просто пиздец. Не знал, что он настолько извращенный ублюдок… Перед глазами мирно проплывали сцены насилия вперемешку с диким сексом, и от этого моя душа разрывалась на части. Вернее, все, что от нее осталось. Дайте чуток поныть, в конце-концов. Сажусь, сцепив руки в замок, и глухо выдыхаю. Как бы он ни испоганил мою жизнь, я должен довести дело до конца. Цель осталась прежней, просто теперь я должен убить другого человека. Должен убить Константина Олеговича. Я понял это в тот момент, когда пуля прошила грудь отца Шина, но не хотел признавать или осознавать, потому что… Да потому что я тупой и наивный дебил. И все. Как же мне хочется, чтобы в голове было одно четко сформулированное мнение: он мудак. Тогда бы я не прятался на грязных чердаках от него и от себя, напрасно пытаясь решить, на какой стороне. Тогда бы можно было, не раздумывая, мчаться к Змею и мочить его без зазрений совести. Но он хитрый… Он все просчитал наперед, привязал меня к себе кнутом и пряником, сделал меня своей послушной шлюхой и был прав: он все еще жив, а я хочу сдохнуть. Закрываю глаза; глубокие вздохи один за другим покидают грудь и возвращают способность трезво мыслить. Очищаю разум и снова становлюсь наемным убийцей с определенной целью. Вот тут он просчитался: этому не надо было меня учить. Через пару минут осторожно спускаюсь в подъезд, спрятав лицо под капюшоном и взяв с собой только нож – пистолет Шина стал бесполезным после того, как меня пару раз засекли и чуть не обнаружили лежку. Спустившись на первый этаж, выхожу во двор. Сейчас четыре тридцать утра, и, хотя солнце уже осветило половину неба, прогоняя синюю муть облаков, пение птиц было едва слышно. Людей не было, но машины ездили в своем привычном режиме – круглосуточно, поэтому шум от трассы перекрывал все очарование последнего, возможно, в моей жизни утра. Я реалист и поэтому понимаю, что шанс убить босса невелик. Он умрет в том случае, если ворвусь к нему и без всяких вступительных слов воткну кинжал ему… в глаз, предположим, хотя хотелось бы в другое место. Но я хочу знать! Это еще одна сторона дебильной человеческой натуры: мы всегда хотим знать, и это всегда нас губит. Я постараюсь, изо всех сил постараюсь убить его сразу, но если он начнет говорить… Путь к особняку занимает довольно много времени. Зайцем перебегаю из одной маршрутки в другую, а затем пилю к особняку на своих двоих. План так себе, оружия никакого. Самоубийца – а что еще остается? После этого я просто исчезну. По периметру, как всегда, согласно сменам, ходит охрана, видеокамеры охватывают каждые сто метров забора, но у них, конечно же, есть слепые зоны. Эти зоны выучены мной наизусть, поскольку сбегал я отсюда неприличное для упоминания количество раз. Преодолеваю преграды одну за другой. Охрана лишь раз почти заметила мои сверкающие пятки, но всё же через черный ход забираюсь в дом и, сняв капюшон, спокойно иду на его этаж. Предположения оказались верны: он спит в своей комнате. Охраны, конечно же, нет. Сцеживаю презрительную усмешку в кулак и тихо пересекаю расстояние от двери до кровати, на которой смутно угадывается… чей-то силуэт? Осознание прошибает от мозга до кончиков пальцев: это ловушка. – Наконец-то вернулся, Яро… – дергаюсь, но руку с ножом заламывают за спину, сдавливая горло железной хваткой. Пытаюсь вырваться; Змей лишь крепче прижимается ко мне, шепчет прямо в ухо: – И, как всегда, с попыткой убить меня. Я начинаю привыкать к твоим неожиданным выходкам. – Пусти, – рычу, все еще пытаясь освободиться. Он сдавливает руку, заставляя выпустить нож, который с глухим ударом теряется где-то на полу. Змей хватает меня за волосы, шеей чувствую его улыбку и дыхание. – Ты мой… – чувствую, как влажный язык скользит от шеи к уху, и меня начинает бить нервная дрожь. – Отвали! – вырвавшийся крик получается сдавленным и хриплым, но Змей лишь сильнее сжимает волосы у корней, заставляя опуститься на колени. – Ты… маленький злой волчонок, загнанный в угол. – Константин обходит меня и тоже встает на колени, взяв мое лицо в свои руки. И почему-то не могу отвести взгляд. В полумраке глаза Змея таинственно мерцают, их выражение невозможно разобрать. – Скажи, что ты знаешь? – интонация то ли вопросительная, то ли утвердительная. Ага, что я знаю… А что я знаю? О чем это он? Мысли превращаются в студенистые комочки и растворяются по мере приближения его лица к моему, пока наши лбы не соприкасаются, и он не закрывает глаза. Это дает секунду, но чувствую тепло его кожи, и рука сама по себе поднимается и касается его щеки. – Я люблю тебя. Не знаю, кто произнес эту фразу: я или он? Рука бессильно падает обратно, но мужчина сидит в той же позе, согревая мои похолодевшие щеки большими ладонями. – Я не знаю только, что это за документы и почему Шин согласился на это, – наконец формулирую мысль, и тогда он отстраняется, а я мгновенно замерзаю под ледяным взглядом. – Если я скажу тебе, что это изменит? Ничего. – Если я скажу тебе, ты останешься со мной? Молчание длится вечность и еще пять секунд. Нет. – Да. Мимолетная улыбка касается его губ, и мужчина кивает. – Я расскажу тебе, – он подходит к письменному столу, где в кипе бумаг отыскивает какую-то потрепанную старую книжицу и отдает ее мне. Ничего не понимая, пролистываю пожелтевшие от времени страницы, испещренные красивым женским почерком на…французском языке? Хмурясь, поднимаю на него глаза. – Это дневник моей матери. Единственное, что удалось украсть из дома отца после того, как сбежал. Я надеялся, что благодаря записям в нём найду семью отца, каких-нибудь родственников. И в итоге прождал одиннадцать лет. Смешно, правда? Слова застревают в горле. Какого черта? – Кто… кто тогда виноват?! – Последняя фраза вырывается вслух. – Кого я тогда должен винить?! – Отшвыриваю дневник и вскакиваю на ноги, резко смахивая слезы. – Чего ты от меня хочешь, ублюдок? Почему ты так со мной поступил? Что я тебе сделал?! – он молча ловит меня в объятия и крепко сжимает – прямо как Шин. – Не прокатит, отвали! – пытаюсь вырваться, отпихиваю его, но все без толку. – Вы все уроды, я вас всех, всех ненавижу! И тебя, и Шина, и родителей, которые ввязались в эту хуйню и постарадали! И все из-за тебя, козлина! Все это из-за тебя! – Крик постепенно сходит на нет, остаются лишь мои подрагивающие плечи и его усталый взгляд в пол. – Прости меня. Вскидываю голову, не веря своим ушам, но все верно: Змей смотрит мне прямо в душу, в его глазах читаются сожаление и печаль от того, что ничего уже не исправить. Объятия расслабляются, вырываюсь. Отхожу на пару шагов, корча язвительную улыбку. – Ага, щас. Лучше скажи – какого хрена Шин так просто убил своего батю? Что ты ему пообещал? – Константин скрещивает руки на груди и тяжело вздыхает. – Мне не пришлось ему что-либо обещать. Хватило того, что рассказал ему правду. Для него это стало делом чести, потому что позор семьи можно смыть только кровью. Он захотел все исправить. Сам. Вот и все. Я выяснил все, что хотел, пазл сложился. Картинка, правда, получилась уродская, но она получилась, и это факт. И мне теперь нужно… Видимо, весь мыслительный процесс отразился на моем лице, и слово «БЕЖАТЬ» неоновыми буквами высветилось на лбу, потому что Змей в два шага преодолел разделяющее нас расстояние, подхватил меня на руки и бросил на кровать. Я сразу сообразил в чем дело и начал отчаянно брыкаться. Мужчина, не обращая на мои потуги никакого внимания, быстро надел наручники на мои запястья, попутно получив от меня пару ударов ногами, но все же справился со своей задачей. – Отвали от меня, козел! – едва ли не брызжа слюной, я извивался на кровати и пытался высвободиться. – Ты же не думал, что я поверю тому, что ты якобы останешься, когда я расскажу тебе все? – ехидная ухмылочка выбесила меня настолько, что я заорал от бессилия. – Ты убил моих родителей, тогда убей и меня, чего издеваешься?! – я активно пытался унять поднимающуюся из глубин души панику, потому что Константин начал раздеваться. – С этим все не так просто, – он расстегивал пуговичку за пуговичкой с холодящим мое нутро спокойствием. Наручники мгновенно натерли запястья и от интенсивных рывков на коже образовались нарывы, которые тут же начали щипать. – Что ты тут собрался делать, а? – задал я совершенно тупейший вопрос, глядя на безукоризненную мускулатуру, нависшую надо мной. Константин пожал плечами. – Буду уговаривать тебя остаться. Чувствую, что еще немного – и у меня начнется какой-нибудь припадок от высокой концентрации злости, страха и отчаяния. Из горла вырвался придушенный вой. – Не хочу я с тобой трахаться, урод! Иди еби кого-нибудь другого, кому ты еще не сломал жизнь, понятно?! Змей на все крики лишь покладисто кивал головой, не забывая разрезать моим же, блять, ножом толстовку и снимать джинсы. – С этим тоже будут проблемы, Яро… – он наклонился и мягко коснулся губами моих губ. – Выходи за меня, а? Вот же блять. Закрыв глаза, стараюсь выровнять дыхание и разошедшееся сердцебиение. – Ты что несешь? – Переход с крика на мертвенно-спокойный тон возымел эффект. Змей, занятый выцеловыванием на моей шее каких-то тайных знаков, поднял обеспокоенный взгляд. – Я делаю тебе предложение, от которого невозможно отказаться, – последовавший за этими словами поцелуй был убедительнее всяких слов. Его язык сначала мягко преодолел преграду моих упрямо сжатых зубов, а затем сплелся с моим так сильно, что звезды из глаз посыпались. Змей целовался размеренно, страстно, зарывшись рукой в мои растрепанные волосы, а другой обнимая шею. Он изучил все мои слабости и бил по самым уязвимым точкам. Скотина. – Ты… все еще не хочешь остаться? – тяжело дыша, спросил он, оторвавшись от губ и перейдя на грудь. Чувствую, как сосок мягко обхватили, а затем несильно потянули зубами. – Не… а-а-ахх! – стон вырвался сам собой, тело выгнулось навстречу языку, который начал активно обводить ореолу соска, а затем перешел к другому. – Ты все еще не хочешь стать моим? – Змей провел руками по выгнутой спине, заставляя ее снова опуститься на простыни. Затем он куда-то исчез, а я услышал мелодичный лязг и почувствовал, что ноги свободны. – Несмотря на все мои ошибки, на всю вину перед тобой, ты согласен? – Голос Змея переходит в бархатное мурчание, и вижу его, сидящего между моих поднятых и разведенных ног на его плечах, мило прижимающегося к одной из них щекой с виноватым видом. Сказать, что я выпал в осадок – ничего не сказать. Такую сторону Змея вижу впервые, и он воспользовался этим, начав покусывать кожу на внутренней стороне моего бедра, опускаясь все ниже, пока не дошёл до красноречиво стоящего члена. Лицо спрятать я мог только в подушку, да и то не полностью, а позвякивание наручников говорило о том, что вряд ли меня отпустят, чтобы позволить умирая от стыда, закрыть горящее лицо руками. Напротив, он наслаждался открывшимся перед ним видом, смакуя каждый момент и начиная ненавязчиво (но как в такой ситуации это может быть ненавязчивым?) растягивать мой зад. – Я не хочу… – меня отказывались выслушивать, мягкими толчками пальцев расширяя анус, закрываю глаза. – Твою мать, Костя. Ты же понимаешь, что сексом все проблемы не решить? – Я хотя бы пытаюсь их решить, – сварливо прокомментировал Змей (снизу), с которого мгновенно спала маска виноватого кота, и нажал на простату. Мои глаза закатились куда-то в мозг, который временно подал в отставку, и одновременно с этим горло издало звук, от которого месяцами буду ненавидеть себя. – Остановись, давай поговорим… – Не терял я надежды, но шепот не был услышан, или, как и все остальное – проигнорирован. Пальцы заменило что-то горячее, заставив мой зад сжаться от страха – или, скорее, от предвкушения. Змей начал медленно вводить головку, и мой взгляд затуманила белая пелена. Или красная. Я уже ни в чём особо не разбирался, просто закрыл глаза и начал выгибаться навстречу, чувствуя, как он постепенно заполняет меня. А после пары пробных движений он перестал сдерживаться, и толчки стали агрессивнее. Змей ебал меня так, как никогда до этого не ебал. Видимо, старался вдолбить в мое нутро ощущения от своего члена, чтобы я больше без него не смог. И, если говорить честно, у него получилось.***
Меня трясло. Дыхание сбилось миллиард часов назад. Я не знал, сколько уже мы этим занимаемся и сколько раз я кончил, но Змей был неутомим и особенно безжалостным. По всему телу саднили засосы, по лицу текли слезы бессилия вперемешку с потом. – Хвааа… – я выбрал неудачный момент для разговора, потому что в этот момент мы одновременно кончили, причем он приник к моим губам, проглотив окончание слова. Змей снова целовал меня в губы. Мое дыхание остановилось. – Да, – тихо выдыхаю, но он все понял и без пояснений, начав покрывать мое лицо и шею поцелуями, а затем, будто что-то вспомнив, спохватился и стал расстегивать наручники. Как только руки освободили, я обхватил его за шею и вцепился в желанные губы, повалив на кровать. В следующий момент опускаюсь рядом, и, когда Костя поворачивает ко мне лицо с недоуменно нахмуренными бровями, осторожно провожу пальцем по залегшей между ними морщинке. Перехожу на бровь, а затем, проведя по носу, останавливаю пальцы на губах, окровавленных – небольшая месть за его варварские способы уговаривать. – Я не смогу простить тебе смерть моих родителей, Змей. Никогда. – Знаю, – тихо ответил он: получаю легкий поцелуй в палец. – Но я не смогу перестать любить тебя из-за этого. И получил в ответ: – Никогда. В этот момент я, кажется, стал счастливее.