***
На следующий день меня разбудил колокольчик, как позже выяснил, оповещающий о начале завтрака. Спускаюсь вниз, быстро умывшись в ванной комнате Доминика, выложенной розовым мрамором. – На тебе вчерашняя одежда? – вместо приветствия салютует вилкой Доминик. Андрэ, даже не повернув головы, продолжает смотреть в пустой бокал и мнёт в пальцах салфетку. Змея нигде не видно. Оглядываю свою футболку и джинсы, не понимая, что не так. – Я не взял с собой ничего, – сообщаю, садясь на услужливо отодвинутый дворецким стул и чувствуя себя немного неловко. – О, на этот случай у меня есть пара вещей, которые тебе подойдут. Снова эта хитрая улыбка. Что происходит? Начинаю хрустеть багетом, намазанным маслом и джемом. Горничная приносит кувшин, от которого идет пар, и наливает мне в кружку темную и восхитительно пахнущую жидкость. – Что это? – недоверчиво принюхиваюсь, и Доминик, положив подбородок на сложенные в замок руки, говорит только: – Попробуй. В этом доме так давно не было детей, что рецепт почти забыли, но, как видишь, я исправил эту оплошность. В кружке оказывается горячий шоколад. Он такой вкусный, что даже забываю о том, что меня назвали ребенком. – Тино не приходил к тебе? – как бы между прочим спросил старший братец, и я едва не поперхнулся. – О чём это вы? – О том, не приходил ли к тебе этот…бастард! – рычит Андрэ, наконец, оторвавшись от растерзанной салфетки. – Ты что, придурок? – Нет, босс не заходил ко мне, – коротко отвечаю, вставая из-за стола. – Прошу меня извинить, спасибо за завтрак. – Рик, не обижайся на этого imbécile – встаёт следом Доминик, и Андрэ кривится. – Имбецила? – заинтересованно останавливаюсь. – Дурака. – У нас это слово имеет немного другое значение, – пожимаю плечами. – Пойдём со мной, – зовёт меня Доминик, и мы уходим из столовой, оставляя неуравновешенного Андрэ скрипеть зубами от злости. Поднимаемся на третий этаж, и я замечаю его заброшенность. Нет, пыли и паутины нет, просто витает какой-то дух, словно тут не хотят находиться и всячески избегают этого. Доминик проходит в конец коридора и распахивает двери предпоследней комнаты. В ней стоит полумрак задернутых портьер. Вся мебель закрыта полотнищами, а в золотистых дорожках света, падающих на ковры, видна пыль. – Что это за место? Старший брат Константина Олеговича, не отвечая, подходит к резному шкафу с золотистой отделкой и распахивает дверцы. На вешалках висят какие-то вещи, в полутьме разглядеть лучше мне не удалось. – Так… это не подойдет… это тоже… да где же… – бормочет Доминик под нос и, наконец, выныривает, бросая мне пару вешалок. – Вот, можешь переодеться. Рассматриваю черную рубашку и брюки из дорогого и приятного на ощупь материала - явно какие-то брендовые шмотки. – Это старые вещи Тино, он в них ещё в школу ходил. Легче мне что-то не становится. Надевать старые вещи босса? – Я... не могу этого сделать, – сглатываю, представляя, что он со мной сделает, если увидит меня в них. – Почему? Они всё равно ему не нужны. А ты можешь принять душ с дороги и переодеться, – добродушно говорит Доминик и распахивает портьеры. На мгновение слепну, а затем беру вешалки. – Хорошо. Спасибо. Душ действительно не помешает.***
Через полчаса стою возле зеркала и пристально разглядываю свою фигуру в зеркало. Рубашка и брюки сели так, будто сшиты на меня, но, по-моему, я стал выглядеть как-то… вызывающе. – Так… я же не похож на него? – бормочу, ероша волосы. – Ну… я бы сказал, что ты его сын, – откровенно вываливает правду Доминик, развалившийся в кресле рядом. – Что за ужасы вы тут говорите?! – оборачиваюсь и начинаю расстёгивать рубашку. – Нет, не снимай, – пытается остановить меня мужчина и протягивает руки…В этой компрометирующий момент дверь открывает Константин Олегович. – Так, Тино, всё не так, как выглядит, – сразу же встаёт Доминик, зная своего брата, как пять пальцев. – Я не покушаюсь на честь твоего… на Рика. У меня есть жена и двое детей, которые будут рады увидеть меня живым и здоровым, слышишь? Змей смотрит на него глазами, побелевшими от ярости, сжимая дверную ручку так, что кажется, слышу хруст. Нужно что-то сделать, а то тут недалеко и до братоубийства. – Босс… Он переводит взгляд, и злоба в глазах мгновенно тухнет, уступая место чему-то другому, чего я не могу понять. Так, что за… – Что это на тебе? – едва слышно спрашивает, отпуская многострадальную ручку и направляясь ко мне. Доминик, воспользовавшись ситуацией, мгновенно сматывается, подмигнув на прощанье. Вот же! Раздраконил его и смылся, а мне укрощать?! Ну и ну, видимо, у них вся семейка такая - у каждого свои приколы. – Босс… Его рука ложится и оглаживает мое плечо в чёрной ткани. – Кто дал тебе эту одежду? – Д…Доминик. Босс берёт мое лицо в ладони и пристально вглядывается. Не знаю, куда деваться, потому что отвести взгляд крайне затруднительно. – Яро… – блять, его лицо слишком близко! Пытаюсь вырваться, но все попытки тщетны - он силён, как бык, хрен сдвинешь. – Стойте… – умоляю, вцепившись в его руки и, уже не скрывая, пытаюсь вырваться, но толку - ноль. – Ты такой красивый… – шепчет он почти в губы, и в моём животе образуется какая-то тяжесть, а может быть - черная дыра, которая начинает засасывать все мои внутренности и тянуть вниз, видимо, чтобы я провалился сквозь пол. Он целует меня, и я перестаю вырываться. Его губы так нежно и бережно - даже боязливо - накрывают мои, что я просто в ахуе. И по-другому это никак не назовешь. Он не пытается проникнуть языком в мой рот, он просто целует. И начинает покрывать поцелуями все мое лицо, застывая губами на лбу и пропуская сквозь пальцы мои взъерошенные волосы. Целует так, будто я что-то настолько дорогое, что разобьюсь от того, что он усилит напор. Словно какую-то святыню. Перед глазами всё начинает плыть, а ноги подкашиваются. Он подхватывает меня и усаживает на кресло, утыкается мне лицом в колени и шепчет «Прости» столько раз что я сбиваюсь со счета. Уже не пытаюсь анализировать все, что он делает. Просто сижу и жду, когда же ощущение, что внутри все находится в свободном полете утихнет, и я смогу трезво мыслить. – Константин О… – он резко встает и хватается за виски так, словно его голова сейчас взорвётся. – Прости, Ярослав. И уходит. Я сижу в кресле еще полчаса, но так и не нахожу себя в этой комнате.