Моя ненависть горит

      Иногда мне хочется все отпустить. Забыть о том, что произошло, когда мне было шесть. Просто свободно пройтись по улице, часто запрокидывая в небо лицо и облегченно вздыхая. Не думая ни о чем важном или плохом. Или плохом и важном одновременно. Как, например, убийство моих родителей каким-то самурайским мудаком.       Изменило ли то событие мировоззрение шестилетнего ребенка, перевернуло ли оно все умозаключения, нажитые за столь короткий срок? Изменило ли оно восприятие реальности, путая и заводя во мрачные жизненные глубины мерзкого и порочного мира?       Определенно, да. Думая обо всем этом, я прихожу к выводу, что облегченно вздыхать в небо я буду только тогда, когда мои руки обагрятся кровью виновных.       – Шин?       Он стоит в своей кожаной байкерской куртке с новой татуировкой змеи вокруг шеи, весь такой хулиган и плохиш. Крутой парень. И думает, наверное, что-то вроде: «Хах, он, наверное, в шоке и задается уймой вопросов о том, как я его нашел. Но у меня-то куча связей и осведомителей, плюс якудза-папаша за спиной. Вот глупый парень, думает, что отделался от меня тогда в клубе. Лол».       Ну, или что-то в этом духе.       – Ты же сказал, что не гей-педофил? Хотя это не отменяет того, что ты можешь оказаться сталкером. И я склоняюсь к мысли, что так оно и есть. Он хохочет и мило улыбается.       – Ты такой остряк, Ярослав. Не спросишь прямо, как я тебя нашел или, может, сразу наставишь пушку? – он красноречиво покосился на мои оттопыривающиеся сзади трусы. Я почувствовал, что попал в очень плохую ситуацию. И с каждым неправильным ответом она будет ухудшаться.       – Знаешь, я почти готов последовать твоему совету, – предупреждаю, отходя и пропуская его внутрь. Он проходит, и я закрываю дверь, вытаскивая пистолет.       – Чем накормишь? – спрашивает парень, располагаясь на кухне и косясь на бутерброды.       – Угощайся, – машу на них пистолетом и вольготно располагаюсь напротив. Главное, не показать свой страх и охуевание от ситуации. Что. Что происходит? Как он узнал обо мне? Кто рассказал? Может, меня сдал Константин Олегович, решив отомстить за непокорность? Но тогда наш договор аннулируется, я ухожу из организации и первым же делом пристреливаю его. Пытаюсь пристрелить, – мысленно поправляюсь и возвращаюсь в реальность. Шин, как ни в чем не бывало, жует бутерброды и вообще, похоже, чувствует себя прекрасно.Я сижу и сосредоточенно изучаю его, просчитывая, сколько он знает, и заодно сверлю его взглядом.       – От центра долго до тебя добираться, – сообщает японец и вытирает руки о джинсы. Мысленно вздохнув, я начинаю прощупывать почву.       – Ты так и не объяснил, что тут делаешь.       – Я приехал для того, чтобы спросить, почему ты живешь в таких…неблагоприятных условиях и якшаешься с преступниками. И это все?!       – Не понимаю о чем ты, – ухожу в отказку, смотря на его реакцию. Он указывает пальцем на пистолет.       – Он, наверное, тоже не понимает.       – Меня устраивают мои условия. Что за внезапная забота о незнакомом человеке? – язвительно спрашиваю, со стуком кладя пистолет на стол.       – Ты… очень интересный человек… – Шин задумчиво уставился в пол. – Тебя весьма сложно забыть. Особенно твои... холодные глаза.       – И поэтому за мной шпионили?       – Это было очень непросто.       – Ну, хоть что-то. Воцаряется молчание, и я начинаю слышать тиканье часов.       – И что ты собираешься делать? – спрашиваю, беря в руки кружку. Он долго смотрит на меня ничего не выражающими, серыми глазами.       – Думал подружиться. Я удивленно роняю кружку. Кружка удивленно разбивается. Шин равнодушно смотрит на осколки.       – Хочу свозить тебя кое-куда, мистер школоло. Против? – теперь его очередь испытывающе сверлить меня взглядом, и по спине пробегает холодок. Я начинаю вспоминать про ледяные иглы. Нехорошо.       Потом вспоминаю, что пару часов назад, освободился от недельного заточения в фетишистском подземелье, и вообще у меня болят руки. А завтра в школку, и еще нужно помочь коллеге с убийством нескольких человек. Трудовые будни. Тогда почему бы…       – …и нет? – закончил я мысль вслух. – Конечно, если это не лесополоса, и у тебя нет в багажнике лопаты.       – Успокойся, – усмехнулся парень. – У меня нет багажника. Я удалился в свое мрачное убежище, в самой маленькой и дальней комнате, куда вмещались только кровать и стул, дабы облачиться в надлежащую одежду… кстати, во что там надлежит облачиться?       Повторяю вопрос вслух, и Шин пробурчал, что можно ехать хоть голым, ему абсолютно все равно, главное, чтобы я не брал пистолет.       Послушно кивнув надеваю наплечную кобуру под куртку, запихав в нее пистолет, предварительно проверив наличие патронов.       – Ну что ж, – возвращаюсь и смотрю на кухонные часы. – Полчетвертого утра, самое время куда-нибудь ехать. Заодно неплохо было бы узнать, как так случилось, что у тебя нет багажника.       – У меня мотоцикл, багажник есть, но лопата туда не влезет, как и труп. Даже по частям, – проинформировал азиат, возясь с дверными замками. Я терпеливо смотрел на его двигающуюся спину и отметил, что забыл, кто он такой на некоторое время. Мы вышли на улицу, и Шин удивленно покосился на софиты в разрушенной части здания.       – Даже не спрашивай, где они взяли дискобол и электричество, – пожал я плечами, разглядывая припаркованный у подъезда черный мотоцикл.       – Залазь, – кивнул парень и я послушно занял место за ним, обхватив его руками, но стараясь сильно не прижиматься, чтобы тот не почувствовал кобуру.       – А как же шлем? – спохватываюсь, когда тот уже завел мотор. Парень фыркнул:       – Ты же преступник?       – Ты тоже видно, не святоша – раздражился я, и всю дорогу, пока мы ехали по ночной полуосвещенной трассе, постепенно удаляясь от города, просто молча прижимался щекой к теплой коже куртки парня, которого я вскоре должен …       Мы ехали порядком, и я даже начал подозревать, что он реально задумал меня убить и избавиться от бренного тела.       – Так, – ору ему на ухо, перекрикивая шум ветра, который не щадил наши шевелюры и дико свистел в ушах. – Какого черта так долго?!       – Уже, – коротко кивнул он, и, действительно, вскоре мы оказались у какого-то перелеска, где он заглушил мотор.       – Что я говорил о лесополосе? – спрашиваю, слезая с мотоцикла и пытаясь пригладить встопорщенные волосы.       Он внезапно обернулся, перестав ставить подножку своему драндулету и молча посмотрел на меня. Я реально забеспокоился и машинально начал нащупывать пистолет.       – Ты…маленький балбес. Я ожидал услышать что-то вроде: «Да, я все знаю, поэтому решил убить тебя первее», или «Аста ла виста, бэйба, твой план провалился», или на худой конец «Как ты мог, я ведь почти начал доверять тебе».       Но не это. Что это вообще за хуйня?       – В смысле.       – В здравом, – сообщил парень и пошел в лес, махнув мне рукой.       Мне это махание вот вообще ничего не дало, верите или нет. Я остался стоять на месте, недоверчиво глядя на спину, постепенно исчезающую в темных кустах.       Когда его фигура окончательно исчезла, молча сажусь на мотоцикл и пытаюсь уехать, но он забрал ключи с собой. Естественно.       В нашей организации с первых дней учили водить без ключей, поэтому я привычным жестом достал из рукава нож, мастерски прокрутив его через пальцы и уже готов был приступить к надругательству, но меня остановил вопль Шина, который ошарашил меня настолько, что нож выпал из рук.       Парень несся ко мне на всех парах с таким видом… в общем, не обещающим ничего приятного.       – Ты чего это удумал?! – завопил он, стаскивая меня с мотоцикла. Я поспешно отошел на безопасное расстояние и на всякий случай приготовился к нападению. Может быть, все закончится сегодня. Прямо сейчас.       – Я не собираюсь заходить с тобой в лес, – прямо сообщил я. Он снова уставился на меня чуть раскосыми серыми глазами, и началось.       Я почувствовал это. Я стоял в полной темноте, под небом абсолютного мрака. Не было ничего.       Кроме этого.       Кроме черных, блестящих кудрей моей матери…       Сдержанной и усталой улыбки отца…       Окровавленного живота…       Нерождённого ребенка…       Все это пронеслось сквозь меня со скоростью экспресса, и я почувствовал, что начинаю задыхаться, не выдерживая запредельной скорости этого поезда, несущегося через меня. Разрывая в клочья, разнося на тысячи километров поезд не несся – летел, принося что-то за пределами боли и человеческих чувств, заставляя всё переворачиваться внутри, отвращать, изнывать, ворочаться чему-то настолько темному и засевшему глубоко где-то там…       Это были уже не ледяные иглы, что пронизывали меня раньше, не жалея и убивая. Я задыхался.       И не знал, что делать.       Но он стоял и чего-то ждал. Ответа, наверное, на какой-то из незаданных вопросов, а может и на все сразу. Мне нужно было взять себя в руки и что-то сказать, пошутить, сдвинуться с места, хотя бы, да блять что угодно сделать, только бы… Как же сложно.       – Так почему ты не хочешь идти со мной в лес? – повторил он вопрос, и я очнулся, обнаружив себя именно на том месте, на котором стоял и именно в тот момент, на котором застыл. Словно произошел откат во времени или что-то вроде того, я не совсем…да похуй.       – Я хочу показать тебе кое-что красивое, но ты, конечно, не обязан мне доверять, – он покосился на дрожащий в моих руках пистолет и приподнял брови.       Когда я успел вытащить пистолет?! Кажется, со мной не все в порядке. Глубоко вздохнув, убираю чертов пистолет обратно, думая о том, какая я истеричка, а также вспоминая о месяцах тренировок над образом холодного и равнодушного парня.       – Ладно, идем уже. Мы прошли сквозь перелесок, и я застыл на обрыве.       Это был вид на озеро. И на огни города на той стороне, которые отражались в нем яркими искрами. Небо было темным, словно черная картонная бумага, а озеро сияло.             Сияло так, что захватывало дух и верилось в волшебство. Шин сел и свесил ноги к воде, бултыхающейся где-то там внизу, а я…       – Отомри, – азиат помахал рукой, и я очнулся, словно от наваждения.       – Это… что это?       – Не думал, что тебе настолько понравится, – улыбнулся он. Или не улыбнулся? Темнота крала выражение наших лиц. Что было мне на руку, в какой-то степени.       Подхожу и сажусь рядом. Мелкие камешки и земля, скатываются, булькая и уходя на глубину к русалкам. Опасливо передвинувшись, вызываю новую лавину, и русалки, наверное, охуели от моей наглости, поклявшись отомстить… Ну что ж… Тихо ржу над своими мыслями.       – Никогда не подозревал, что здесь есть озеро.       – Ну, ты же недавно в городе – отметил он, словно невзначай. Я вскинулся и смерил его долгим презрительным взглядом.       – Все обо мне разнюхал?       – Да, – не стал отнекиваться он. – Но у меня есть на то причина. Или две, или даже несколько. Я отвернулся, начиная выдирать из земли какие-то травинки.       – Тогда в баре…я не смог тебя забыть. Понимаешь, есть в тебе что-то такое… это в твоих глазах… – он мучительно развел руками, не зная, как точнее описать и рискуя свалиться.       – Что такого может быть в моих глазах? – наигранно легкомысленно спросил я, проводя травинкой по ладони и опасаясь встречаться с ним взглядом.       – Тайна. Какая-то тайна плещется в твоих глазах, рискуя выйти из берегов, – начал разводить поэзию Шин. – Меня всегда влекли к себе тайны, а твоя тайна даже имеет цвет. Удивленно вскидываю брови.       – Да ну? И какой же? Он пожал плечами.       – Серебристый. Я внутренне сжался, снова услышав стальной лязг.       – Нет, ты ошибаешься, – говорю я, искренне улыбаясь, и, наконец, осмеливаясь взглянуть в его глаза. – У моей тайны кроваво-красный цвет.