Varianta

      Через год в их доме оперилась птица.       Среди ночи Валто подкрался к кровати Себа, отодвинул одеяло и аккуратно коснулся плеча. Брат протёр глаза. Он сразу заметил неладное: очертания Валто стали более шершавыми, искривлёнными. Тот кинул в Себа рубашкой и приставил к губам палец. От этого движения брату лишь сильнее захотелось кричать, ведь рука Валто выглядела совсем неправильно. Но он крепко закусил губу, накинул на плечи рубашку, и оба на цыпочках прокрались на улицу, в душевую. Там, усевшись по разные стороны от слива, Валто начал говорить: почувствовал себя странно ещё вечером, когда нёс домой воду. Руки охватила дрожь, кое-где появились точечные кровавые подтёки. Он понёс ведра дальше, но ладони согнулись против его воли, вся вода разлилась. Судорога перетекала на туловище, сводила бедра и шею. Потом прошло, смыл кровь, набрал воду заново и без труда донёс. Но вот проснулся среди ночи от дикой боли, и запхал себе в рот кусок одеяла, чтоб не кричать, а потом не выдержал, подскочил — на кухню, на улицу, упал за дверью, лежал на земле, перья прорастали, тянули его футболку, и он еле-еле снял её тем, что осталось от его рук.       — Дедушка говорил, что мне придётся жить одному, там. — Он кивнул головой в сторону. — Раньше там были другие птицы. Но ведь сейчас пустые гнезда.       — Ты боишься остаться один? Я пойду с тобой.       — Я не боюсь. Просто знаю, что это меня ждёт, но пока не готов. Тебе там делать будет нечего.       Себ с интересом подобрал выпавшее на пол перо. Покрутил в руке, резко приподнял его, наблюдал, как вздымается пух на очине.       — Это ты теперь и летать сможешь?       — Нет. Меня ведь тогда оторвет от atera. Не я первый такой. Не страшно. Буду терпеть.       Себа пугал тон брата: тот говорил слишком быстро и много для себя. Словно из него вырывались не только перья, а и что-то личное, что тот усердно пытался спрятать за обилием слов. Он смотрел на брата. Каштановые волосы, витками падающие на короткие плечи, карие глаза, очерченные скулы. Тьма прятала едва заметные различия между ними, рожденными с разницей в пару минут. И оттого Себу было странно: блуждал со своей копией каждый день и ничему не удивлялся, но никогда не видел её в настолько измученном, страшном виде. Мальчик не знал, как реагировать.       — Хочешь, я приведу Брума?       — Сначала стоит избавиться от оперения. Я не знаю, куда его деть. Но нужно выдрать. Я потому тебя и позвал.       — И нам… вот это всё…       — Я не хочу, чтоб дедушка узнал сразу. Давай подождём немного. Я настроюсь на переезд.       Себ согласно кивнул. Он подполз к брату, штаны на коленках пропитались водой. Неловко схватился за перо и потянул на себя.       — Сильнее надо. Некоторые сами умеют скидывать. Я, похоже, не могу. Или ещё не научился.       — И откуда ты такой умный?       — В последнее время внимательнее слушал деда. Марина говорила, что со мной такое может случиться, помнишь? Они оба многое угадывают.       Себ сделал несколько рывков, одной рукой вжавшись в ногу брата, и перо поддалось. Глаза Валто съежились от боли. Брат печально отвернулся от его лица: дело нужно было закончить, и закончить до пробуждения остальных. Он вырывал перья одно за другим, и складывал их стопкой возле слива. От легких утренних порывов ветра сквозь дверную щель те разлетались по душевой. Оба мальчика старались не думать, куда им это добро потом девать, ещё и незаметно. Становились различимы стены, доски на полу, ведро в углу приобретало синий цвет. Себ шустро переложил разбросанные перья туда. Краем глаза посмотрел на брата: оперения едва стало меньше. Из дома тихо прозвенел будильник.       — Диана сейчас придёт сюда купаться, а потом нам всем в школу. — Себ пожал плечами. — Давай скажем, как есть.       — Я не хочу к пустым гнездам. Не так рано…       На дне ведра, придерживаемое тонким слоем воды, плыло облако из перьев. Себ погрузил в него ладонь. И прикоснулся мокрой рукой к запекшейся крови, каплям гноя на запястье брата, бережно вытер их. Они смотрели друг на друга и печально улыбались, когда обоих накрыл свет, на землю что-то упало, и прозвучал крик.       Диана вбежала в дом и свалилась на табуретку. В её голове стремительно пронеслись разные мысли: братья убили птицу, разорвали подушку, но нет — перья торчали именно из кожи, местами окутанные кровью. Она давно решила, что цветы, рвущиеся из тела её матери, были выражением детского воображения, подпитанного впечатлениями от её рассказов о снах. Но теперь брат переживал нечто похожее, ещё и в такой страшной, болезненной форме. Диана бегло просунула руки под майку, нащупывая, не лезет ли ничего из её кожи. Её покрывал ужас: вдруг вскоре и она станет такой? Вдруг всё, что ей останется — жить здесь, с ними, никуда не выбираясь и так же, каждый день, выдёргивать перья с кровью? А то и с мясом… Она сжала лицо руками и зарыдала от слабости. Стены дома давили на неё, едва не душили, и запах сырости — он ей надоел.       Аланер с Мариной перепугано выбежали из комнаты. Оба допрашивали Диану, в чём дело, но та лишь мотала головой — словно братья мысленно попросили её не выдавать тайну. Но девушка просто не хотела произносить вслух увиденное, тем самым оно будто приобретало вес и ложилось на плечи. Вскоре мальчики пришли сами. Себастьян придерживал Валто рукой, а в другой нёс мокрую окровавленную рубашку — отмыл брата перед возвращением. Из шеи, груди и рук у того все ещё выглядывали перья.       Марина, словно зачарованная, подошла к Валто. Сначала посмотрела на свою ладонь, а потом провела ею по плечу брата. Она открыла рот, тряслась от удивления, и в голове проносился ураган вопросов, которые девочка не была готова оформить в слова. Аланер накрыл их тенью, взял из рук Себа рубашку и вытер её краем хлынувший из носа Валто подтек крови.       — Когда мне отправляться к гнёздам? — Запинаясь, спросил мальчик.       — Хочешь ты уже?       — Не хочу, но знаю, что надо.       — Сказал тебе кто такое? Ещё юн. Живы будь остальные vistgale, приняли бы, воспитание закончили. Нет их, потому справляться будем, как получается.       Аланер сел на табуретку рядом с Дианой и постучал пальцами по коленкам в ритм стука часов. Задумчиво нахмурился, выдохнул и произнёс:       — В другом дело. Уйти захочешь сам ты скоро или нет. Случалось так всегда.       Валто пронзительно посмотрел на Аланера. Тот едва себя сдержал, чтоб не наклонить голову. Vistgale отличались физической силой, но гораздо реже другие sonmase упоминали об их моральных особенностях. То ли боялись признавать поражение, то ли стыдились. Что взглядом, что словами vistgale будто клали горы на плечи других. И сами казались далекими: как бы близко ни сидели, а дотянуться словно было невозможно. Даже Диана, которая порой бросала в стену тюбики от красок и кричала, как ненавидит всё семейство, ощущалась ближе. Спустя время даже Себ, как бы не любил брата, прочувствует это невидимое расстояние.       Весь оставшийся день Валто делал привычные дела: бродил окрестностями, выискивал диких животных, играл с Брумом, читал учебник. Постепенно слетало оставшееся оперение. И каждый раз, как мальчик замечал падающее на землю перо, в горле неприятно першило. За ужином он долго отковыривал шкурку с картошки, отвлекался на её изгибы, вмятины, запах, мягкое, крошащееся покрытие. Брум спрятался под столом и задевал его затёкшие ноги виляющим хвостом. Валто хотел попросить дедушку сводить его к гнёздам, но боялся, что тот подумает, будто он уже хочет остаться там навсегда. У него сводило желудок, и казалось, что снова режутся перья. Потому он из раза в раз выпускал картошку из рук и ощупывал спину, живот, но там всё оставалось гладким. Может, это случилось в первый и последний раз? Но Валто чувствовал, как напряжена его atera, как бьётся в стопы, передаёт нечто незримое и необъяснимое всему телу. Как мнутся мышцы, подстраиваясь под будущие порывы перьев. Мальчик ощущал себя физически больше, но в душе был маленьким и потерянным.       Марина весь день следовала за ним хвостом. Подбирала падающие перья и раскладывала их в карманы, а когда те забились — в широкие рукава. Она не отрывала взгляда от движений брата, дотошно рассматривала крошечные дырочки на его коже, едва не вжималась в них глазами. И всё расспрашивала, расспрашивала… К вечеру Валто был измученный от её преследования. Он отвлёк Марину на выдуманного «необычного жука в траве», увильнул в душевую. Заметил там разбросанные с ночи мокрые, слипшиеся перья и до боли сжал зубы. Он вылил на голову холодную воду, не снимая одежды — решил, что сейчас ему нужно именно так. И когда вышел на улицу, под ледяной ветер, насилу сдерживал дрожь. Он долго стоял, вглядываясь в серо-голубое небо, рисуя в воображении на его полотне летящих ввысь птиц. Гордых, с очерченными мышцами и крыльями… размах — длиной с море. А потом, будто бы ударившись о стеклянный потолок, они резко, словно град ракет, ударялись о землю. Он не знал, что на самом деле бывает при отрыве от atera, но взгляд дедушки при вопросах об этом говорил сам за себя: или смерть, или что-то страшнее смерти, или что-то, ориентированное лишь на уши взрослых. Валто не тянуло в небо, но ведь превращения не могли происходить просто так. Видимо, не зря дедушка всегда отделял vistgale от остальных sonmase: в них было что-то исключительное. Его мысли подтвердил и сам дедушка, когда укладывал детей спать.       — Constantae в этом мире живут, понять его пытаются variantae, а vistgale… Vistgale к необъяснимому тянулись. Не держит их мир этот, да другой не принимает. Словно где-то застряли, выбраться не могут. Самое лояльное объяснение процитировал вам. Иные бывали в масштабах исторических.       — Иные — плохие, то есть? — Марина раскачивалась туда-назад, никак не желая кутаться в одеяло.       — Бывало разное. Не о том вам думать нужно.       — Я хочу сходить посмотреть на гнёзда. — Бегло, пока не потерял храбрость, пробормотал Валто.       — Ты всё-таки нас оставляешь? — Себ тревожно сжал губы.       — Мне нужно понимать, что это такое.       — Где Айгер жил побывать можем. Боюсь, разочаруешься ты.       — Если я — vistgal, и сам потянусь к гнездам, то почему разочаруюсь?       — Оставлю это загадкой до завтра. — Дедушка улыбнулся и задул свечу.       Гнездо Айгера было спрятано за спиной крутого холма и смотрело на гладь моря. Валто и Аланер буквально съехали к нему, а, приземлившись, их накрыли вспышки песка. Волны тянулись к берегу, вспучивались пеной и возвращались обратно, в необъятную голубую широту. Валто обошёл жилище со всех сторон: глиняные стены, отсыревшая деревянная дверь, падающая с петель, лавочка с изящно вырезанными перилами, похожими на взмах волны. Рядом, облокотившись одна на другую, лежали лодки. Валто провёл рукой по каждой, и ему показалось, словно касался не дерева, а шёлка. Видимо, их смазывали маслом, так уж хорошо сохранились. Бери — да плыви на ближайшие острова и континенты. Он вопросительно посмотрел на деда:       — Зачем sonmase лодки, если при отплытии мы отделяемся от atera?       — В лодках этих плыли те, кто законы страшно нарушал. Присыпались те, клались в лодку, плыли себе, отделялись от atera… Айгер лодки мастерил эти. Невыносимо было смотреть на него, лишь работу свою знал. Лицо суровое, каменное почти что. Подмастерье к нему прислали — мальчика оперившегося. Ласкового да нежного. Под стать ему вырос. Мало знали о них. К Vistgale редко ходили, и редко ходили в поселение те, но Айгер и Карвер пугали особенно. Взгляды их… Снова лишнее говорю. Взгляд у тебя тоже птичий, но далеко, далеко не страшный такой.       Валто грустно вдохнул горячий воздух. Он осторожно приоткрыл крошащиеся двери. Порог был застелен горами песка. В доме всё было простым, но словно под ладонью апокалипсиса: остатки постельного, которым брезговала даже моль, отсыревшие, искривлённые кровати, трухлявый пол. И среди этого помятого, печального беспорядка тут и там выделялась филигранная резьба, стойко высились фигуры из дерева: то дивные звери, прыгающие через закрученные узоры, то люди, в работе да отдыхе.       — А где же гнезда?       — И есть гнездо это. Дом их. Потому и думал я, что разочаруешься ты.       — Но почему тогда именно они — гнезда? А другие дома нет. Лишь потому, что в них живут vistgale? Совсем ничего особенного?       — Задумывался ли, почему рождён был человеком, а оперился потом?       — Я думал, что это так у всех…       — И прав был. Sonmase все при рождении — люди. Что угодно потом — птица, рыба, кошка, прочие изменения тел — неописуемые, нечеловеческие. Но в утробах, младенцами и немного детьми — людей отражение. И внутри остаёмся всегда ими. А человеку что нужно? Над головой — крыша, ужин, и хорошо, если тот вкусный, потом же — на мягком сон. Историю всю sonmase от людей отличиться пытаются. Но многое разделяем с ними. Да простит Соннатель меня. — И тяжёлым взглядом посмотрел на свои ладони, будто богиня находилась именно там.       — Но почему тогда vistgale жили отдельно?       — Лишь сами вы знаете это. Никогда я птицей не был. В поиске того самого другого мира может дело быть… Мира, где летать вы сможете. И потому к самым краям acherrenat отправлялись, к морю. Некуда ведь искать дальше. Но раз летать на вашем сердце вырезано — небо нужно, неудобств не причиняющее. Даже если нет неба такого.       — Ты говорил, что к vistgale относились иначе. Может, с этим тоже связано?       — Не признавал я этого никогда. Но судить не мне, сделали отшельниками вас остальные sonmase или сами вы. Много что отстаивал по молодости. Я сыном старосты был, прощалось всё. Сейчас же умер отец, вот и смелость растерялась вся, хоть и бояться некого отныне.       Аланер с Валто переглянулись. Внук не привык к разговорчивости дедушки, а дедушка — к любознательности внука. Оба про себя решили: не хотят, чтоб это исчезало. Но смутно чувствовали, что их отношения, тихие и невзрачные, уже очертились и въелись, и это не пересилит любая откровенность.       Валто отодвинул то, что осталось от шторы и всмотрелся. Слева были деревья, их тень, укутавшая булыжники, справа — неизменное море. Он открыл рот, чтоб предложить дедушке пойти домой, но заметил странное копошение за окном. Зажмурился, открыл глаза, но белое пятно среди деревьев никуда не исчезло. Оно неестественно подрагивало, а когда Валто чуть подвинул голову — различил на его основе тонкие пальцы.       Мальчик медленно отошёл, обернулся. Аланер углубился в шкаф, доставал оттуда одежду, скучно рассматривал и кидал на пол. Валто на цыпочках обошёл его, а оказавшись босыми ногами на песке — торопливо завернул за дом. Под косами ивы, упираясь о ребристый булыжник, стоял парень. Смотрел вниз, но словно бы сквозь землю. Длинные светлые волосы вливались водопадами в его светлую, обнажённую кожу. Руки синие, вздутые, в мозолях — ему будто и не принадлежали.       — Здравствуйте. — Валто боязно поднял плечи.       Парень так и продолжил смотреть вниз. «Или глух, или притворяется» решил мальчик, но ощущал в том что-то особое, словно тот находился не здесь. Парень поднялся, сделал пару шагов к дереву — и упал на колени. Напрягала и нагота незнакомца, и немота, и резкие, чуждые людям движения. Словно тот был куклой в руках незримого бога. Незнакомец погрузил руки в почву и начал копать, не жалея своей белой кожи. Комья грязи так и летели на него, словно парень пытался сам себя зарыть. Валто медленно подошёл, неловко подвел руку к лунке и вопросительно взглянул на пришельца. Тот наверняка должен был заметить его ладонь, но и глазом не повёл. Валто тоже загрёб земли и бережно высыпал её рядом. Он уже не ждал никакой реакции и просто решил помочь парню. Но в этот момент незнакомец поднялся, комья грязи с его рук полетели в лицо Валто, и ушёл в сторону… Мальчик не мог понять, куда. Пришелец не испарился, он явно куда-то свернул, Валто ни на секунду не отрывал от него взгляда. Но всё равно не осознал, куда пропал парень. Он оббежал весь пляж, обошёл ивы, вернулся к гнезду, но там его ждал лишь задумчивый Аланер.       — Карвера искал? Видел я, как проходил он здесь.       — Где он? И кто?       — Айгера подмастерье. Рассказывал тебе… Не стоит за умершими ходить. Порой те наведываются к нам. Бабушка ваша, Люсилья, ко мне пару раз приходила. У входа посидит, в окно посмотрит, да уйдёт дорогой своей.       — Она тоже молчала?       — Редко что-то говорят умершие.       Валто ощутил себя заледеневшим. Он вернулся к иве, рассматривал длинные следы ног Карвера на песке, вглядывался в начатую лунку. Пусть парень и ушёл, но, кажется, переложил своё дело на мальчика. Но вдруг дедушка не одобрит? Вдруг в почве зарыто что-то, что ему видеть не стоит? Аланер подошёл к нему, и Валто прикрыл подкоп ногами. А потом быстро, боязно проговорил:       — Я хочу здесь переночевать. Посмотреть на море ночью. Может, я снова встречусь с Карвером? — Валто запоздало подумал, что последнего говорить не стоило, и опустил голову.       — Нет птиц живых, так не удивительно, что к мёртвым потянуло. Станем для тебя скоро скучными. — Аланер неторопливо обвёл взглядом мальчика и дом. — Но юн ещё, чтоб одному оставаться надолго. Одну ночь даю. Вернусь утром да заберу тебя. Мудрый ты, творить глупостей не будешь. В воду не заходи.       — Я знаю. Просто посмотрю, подумаю, и всё. Покорми Брума, пожалуйста.       Аланер кивнул, похлопал его по плечу, взвешивая своё решение, и отхлынул — так же незаметно, как Карвер. Валто часто уходил дальше от дома, чтоб побыть одному, но в те моменты он всегда находился в движении: огибал поля и леса, рассматривал картины своего небольшого мира, словно стекляшки в калейдоскопе. Сейчас у него и в мыслях не было разведать территорию: находиться хотелось в одном месте, осмотреть каждую песчинку, насладиться ритмичным отбитием волн от берега, вновь и вновь погладить бархатные лодки, совсем не тронутые временем. Он не хотел возвращаться к лунке — боялся, что ничего там не найдёт. Но и берег вскоре ему надоел, да и приближался вечер, а в темноте вряд ли что-то накопает. Потому снял чёрную футболку, кинул на песок и стремглав побежал к дереву, и начал копать, копать, копать. Его руки краснели не только от работы — вдоль ладоней появились кровавые подтеки. Из ран вот-вот готовились выпорхнуть перья. Он едва обратил внимание. Спустя время его костяшки упёрлись в уплотнение. Камень, новая земля, может, само Acherennat? Валто рыл по краям, словно снимал с находки упаковку. Уже темнело, и лишь руками он нащупал, что на предмете есть узорчатые выпуклости и вмятины. Он извлек шкатулку. Ухватив её цепкими, кровоточащими пальцами, Валто запоздало ощутил боль. Мальчик побежал к лунному свету. Бережно, словно маленького зверя, положил шкатулку в песок и опустил руки в морскую воду. Раны начали печь и он, стиснув зубы, выковырял из них комки грязи. Попытался выдернуть и перья, но те пока ещё цепко вжимались в мышцы. Впрочем, ему было уже не до этого. Шкатулка. Её стенки отсырели, потому он с лёгкостью отодрал одну из них. Вывалил на свою футболку содержимое. Перо — чуть темнее его собственных. Две игрушечные птицы, пришитые друг к другу по животам. А ещё, тщательно упакованное в плотный тубус, там лежало письмо. Края пожелтели, буквы поплыли, но текст наверняка можно было разобрать. Можно было, если бы Валто знал язык soncora. Он хмыкнул с досады, ведь ничего не хотел говорить деду. И тот наверняка извратит весь смысл текста… Валто прижал лист к груди, словно надеялся понять текст так. А потом — к земле, и сверху — свою ладонь. Почему, если Acherrenat настолько могущественна и полна, не может передать ему по atera перевод? Мальчик мысленно позвал Карвера. Ему думалось, что они наверняка могли найти общий язык, не смотря на молчаливость умерших. Может, со временем они бы научились общаться и молча? Валто ведь и сам большую часть времени молчит. Он примостился на прохладном песке. Его пятки щекотали волны. Сквозь приближающийся сон он вспомнил, что должен спрятать находки от дедушки. Вернулся в потемневший дом, положил двух птиц в ворох одежды на полу, а перо — в стакан с плесенью. Долго думал, где оставить шкатулку, и утром так и не вспомнил, где всё-таки нашёл ей место. Не смотря ни на что, Валто улыбался. Письмо он оставил себе. Осторожно свернул, сложил в тубус, кинул в карман шорт. Лег на песок и уснул под брызгами волн.       Утром вернулся дедушка. Валто почувствовал его приближение сквозь сон. Едва открыв глаза, подскочил и струсил песок. Осмотрелся вокруг — не оставил ли ничего из шкатулки. Нащупал в кармане письмо и слабо улыбнулся. Он никогда не улыбался так часто. А ведь всё это не оказалось сном… Но и язык soncora за ночь мальчик не научился понимать.       Они возвращались домой. Аланер спрашивал о мыслях, впечатлениях Валто, но тот только пожимал плечами и бросал короткие фразы, не обдумывая. Небо было мрачным, словно вспомнило об осени. Постепенно унылый настрой упал и на деревья, поле, траву под ногами… Смущенно желтела, клонилась к земле, готовилась принять на себя дождь. На руку Валто прыгнул кузнечик, и едва тот его ощутил — ускакал обратно. У мальчика мелькнула в голове идея, и он нежно провёл пальцем по письму в кармане. Словно услышав его мысль, на порог вышла Марина. Она присела на табуретку, покачнула тонкими, босыми ногами и потянула вверх уставшие после сна руки. И так, не опуская, начала восторженно размахивать ими, когда увидела вдалеке маленькие силуэты родных.       Во время обеда Валто не мог отвести взгляда от сестры. Вдохновлённая, радостная, задавала им вопросы, да не дожидаясь ответов задавала новые. Ложка каши в её тарелке так и осталась нетронутой. Брум, закинув лохматые лапы на стол, вместе с хозяином наблюдал за девочкой: всё ждал, когда еду отдадут ему.       А потом Валто отвёл Марину в душевую. Это место с детства было негласным местом тайных встреч между братьями и сестрами. И там он рассказал ей все. Глаза Марины всегда были выпучены, но в тот момент казалось, что они выпадут из глазниц. Она взяла тубус дрожащими рукали и открыла рот, но брат подставил к нему палец.       — Тихо. Дедушке ни слова. Прячь хорошо.       — Нельзя так, никак нельзя. Дедушка знать всё должен. — Марина по-взрослому покачала головой, словно услышала неимоверную глупость.       — Это будет наш маленький секрет. Как сестры и брата. Устроишь ему сюрприз: сама переведёшь весь текст, и потом зачитаешь. Он будет гордиться тобой. Только сначала дашь прочитать перевод мне. Я всё-таки нашёл эту записку.       Марина заботливо перебирала листок, принюхивалась к краям, водила пальцем по буквам и нетерпеливо вздыхала. Валто вновь словил себя на улыбке: ведь, кажется, впервые в жизни кто-то из семьи его понял.       — Столько неизведанного здесь! Интересное что-то обязательно будет!       — А можешь хотя бы одно предложение сейчас перевести?       Марина перевернула листок, попыталась вчитаться, но вдруг опустила брови.       — Многих слов не понимаю я. И, кажется, ошибок много. Долго работать буду.       — Хотя бы одно предложение. Пожалуйста…       Она перевернула лист, коснулась пальцем случайного предложения, сощурилась и прошептала:       — Лодки отбывали пустыми.