Последний враг

Тайна открылась очень быстро. Такое просто невозможно было утаить: о родителях Невилла писали во всех газетах, и он сам сиял, то и дело срывался на слезы, не мог перестать писать длиннющие письма и ежедневно выглядывать утреннюю сову в большом зале. Лонгботтом выполнил свою часть уговора, и об Алане не сказал ни слова, однако ее семье не требовалось пытать второкурсника или его родителей для того, чтобы понять: без девочки тут не обошлось. Первым в школу прибыл Люциус Малфой. Ворвался стремительный, как ветер, разнес в разные стороны и студентов, и преподавателей, и даже самого директора, разыскал свою дочь. Алана, побледневшая, поникшая и очень усталая, сидела на подоконнике в спальне для девочек, обхватив острые коленки руками, и неотрывно смотрела в окно, за которым неожиданно затянулся мутный серый дождичек. Мелкие капельки стекали по высокому узкому стеклу, собирались в шустрые ручейки, расчерчивая прозрачную, неумолимо запотевающую поверхность на причудливые фигуры, геометрические и не слишком. — Зачем ты это сделала? — спросил Малфой, подходя ближе к дочери и пользуясь тем, что в спальне, кроме нее, никого больше не было. В школе давным-давно начались уроки, кипела и бурлила жизнь, и только Алана в полном одиночестве предавалась своим мыслям. — Как ты это сделала? Почему не посоветовалась ни с кем из нас? — Ты любишь Драко? — спросила Алана, не отвечая на свой вопрос и не поворачивая головы к отцу. — Люблю, — честно ответил Люциус. Девочка вздрогнула и крепче обняла свои коленки, опустила на них подбородок. Ее спина чуть содрогалась, и было понятно, что она из последних сил пытается удержать жгучие слезы. — А леди Нарциссу? — Алана никак не унималась, причиняя боль и себе, и Люциусу. Остановиться было слишком тяжело, не после всего, что было передумано ею за прошедшее время, не после накрывшего девочку осознания, сколько судеб она переломала одним своим существованием. — И леди Нарциссу очень люблю, — спокойно подтвердил Малфой. Тогда Алане ничего не оставалось, кроме как уткнуться в ладошки, закрывая лицо, и прошептать, каждым словом отрывая от собственного сердца маленькую, но очень нужную частичку. — Тогда вам будет лучше, если я останусь жить с Сириусом Блэком и леди Вальбургой, — медленно прошептала она, теперь уже и в самом деле роняя крупные слезы. — Он несколько раз пригласил меня к себе, ведь он — мой крестный отец. Я, наверное, даже на вашем гобелене уже не отражаюсь… — Не отражаешься, — бесстрастно вымолвил Люциус. — Только не потому, что внезапно перестала быть моей дочерью, как тебе нравится или хочется считать, а потому что решила, будто можешь вот так, никого не спросив, не подготовившись и не поискав других путей, выжечь всю свою магию дотла! Разорвать все связи как со мной и с моим родом, так и со своим драгоценным крестным отцом, который даже не удосужился выяснить ничего о тебе и твоей жизни перед тем, как зазывать тебя к себе. Если хочешь знать, ни на какую площадь Гриммо он пока так и не вернулся, с леди Вальбургой находится в большом разладе и наверняка предполагал, что вы вместе отправитесь скитаться по свету. Не сомневаюсь, для него это все выглядит очень романтично и весело, только вот это ни разу не так! Ты решила, что можешь разом отказаться от меня, ладно, хорошо. Но как же дедушка Абракас? В чем он провинился перед тобой? А Драко и Тео? А леди Анабель? А Северус, в конце концов?! Алана подавленно молчала, потому что ответить ей было нечего, потому что она и в самом деле оказалась права: само ее существование отравляло жизнь стольким людям, что лучше всего ей было бы просто взять и исчезнуть. Зря, наверное, она возвращалась, не стоило этого делать. Правда, в таком случае родители Невилла так и остались до конца в своих дней в больничном палате… — Они как мои родители, — насупившись, Алана, наконец, сказала все то, что нахлынуло на нее в тот момент, когда она увидела сначала утративших все жизненные силы Лонгботтомов, сломленных, но не сдавшихся, а затем стала свидетелем того, как разум постепенно начал возвращаться к ним. Они увидели своего сына, выросшего, но, несомненно, все еще их сына, любимого и родного, и понимание во взгляде, заставило девочку дрожать и сожалеть о чем-то почти недоступном. — Они спасали Невилла, боролись за него до последнего, боролись против Волдеморта… Люциус крупно вздрогнул, услышав это имя, и Алана снова потупилась. Она пробормотала себе под нос что-то совсем уж неразборчивое, но Малфой все равно понял, что именно хотела сказать его названая дочь. — А я поддерживал его, так? — спросил он. — Ты ведь не хотел брать меня к себе, тебя заставила та магия, которая поселилась во мне. Я подумала, что если ты будешь свободным, то сможешь вернуть свою семью и снова жить так же, как раньше. Я подумала, что, оставшись с Сириусом, я всем сделаю только лучше… — Да ни о чем ты не думала, Алана, — печально и сурово вздохнул Люциус. — Тебе вдруг пришло в голову, что ты предаешь память настоящих родителей, живя в семье бывших пожирателей смерти, так? Ты вдруг решила, что если избавишь нас от своего присутствия, все наши проблемы рассеются, и мы будем плясать от радости, стремясь в наше долго и счастливо, не правда ли? Ты решила, что если не все идет так, как тебе хочется, если не все поступают так, как ты желаешь, то можно просто сбежать, а там будь, что будет? Наверное, я оказался слишком мягок тебе, а потому в твоей голове вообще смогли появиться подобные мысли. Я забираю тебя из Хогвартса, раз уж все равно в тебе не осталось ни капли магии. Собирайся, Алана, пошли домой. Девочка спрыгнула с подоконника и робко подошла к отцу. До сих пор она купалась в его любви и поддержке, а теперь никак не могла приблизиться настолько, чтобы сделать то, что так сильно хотелось: подлезть к нему под руку, спрятаться от целого мира и расплакаться, чтобы папа просто взял и погладил ее по голове. Вместо этого она подошла к своему сундуку и принялась методично складывать в него всякие разные вещи. Расчески и заколки летели на самое дно вперемешку с чистыми пергаментами и учебниками, аккуратно и не очень свернутые мантии легли ровным слоем на перьевой запас и несколько милых безделушек, смастеренных и подаренных Тео еще в те моменты, когда они еще не учились в школе. Теплые свитера и пушистые шарфы, взятые в ожидании снежной зимы, красивые резные, но невероятно холодные драгоценности от леди Анабель, пухлая стопка писем от близких людей — все это девочка отправляла в сундук почти без всяких эмоций. Лишь на миг вздрогнула, коснувшись черной обложки, подумала немного и все-таки отправила несчастный дневник Волдеморта поверх всех вещей. Захлопнула крышку и вопросительно посмотрела на отца. Люциус все это время просто разглядывал окрестности Хогвартса из окна, а потом заметил, что Алана закончила, повел волшебной палочкой, отправляя сундук в полет, и поманил девочку за собой. Они вместе прошли через Большой зал, не реагируя на приветствия и не отвечая на редкие вопросы. Хорошо, что мальчишки, в буквальном смысле сходившие с ума последние несколько дней, все же отправились сегодня на уроки и не стали сопровождать ее к выходу. Огромные входные двери раздвинулись, выпуская все еще студентку и ее опекуна на волю, а затем захлопнулись с шумом, показавшимся Алане зловещим. Морось моментально налетела на них, забираясь под теплые плащи и мантии, окутывая лицо, заставляя дрожать от холода. Стало так неуютно и противно, что девочка невольно поежилась, а затем ощутила на своей руке прикосновение теплых пальцев отца. — Идем, — мягко вздохнул он и потянул за собой к границе территории Хогвартса. Дома было тихо и как-то непривычно. Алана ждала, что поднимется привычная суета, но никто не вышел ей навстречу. Она невольно сжалась и на цыпочках прошлась по собственному дому. Никогда бы не подумала, что однажды пребывание в этом месте станет для нее таким тревожным, но именно это и происходило прямо сейчас. — Прости меня? — на пробу всхлипнула Алана, надеясь, что таким образом удастся завершить тот кошмар, который медленно расползался под ее ногами. Люциус покачал головой. — Дедушка сейчас немного рассержен, но уже к вечеру он успокоится и придет к тебе, чтобы рассказывать ваши обычные сказки, — сказал он и не удержался: потрепал Алану по макушке, легонько прижал ее голову к себе и запечатлел на встрепанных волосах легкий поцелуй. — Будет гораздо хуже, когда к нам явится леди Вальбурга Блэк, а за ней и твой любимый крестный. Впрочем, все это будет иметь значение только при условии, что ты все еще считаешь дедушку Абракаса дедушкой. — Папа! — голос Аланы звенел от боли и обиды, но тут Люциус не отступил и ответил на взгляд дочери своим, твердым и прямым. — Да? — невинно поинтересовался он, и девочка сразу же отвернулась. — Ничего, папочка. — Пойдем со мной. Люциус и Алана прошли почти через весь дом, хмурый и неприветливый. Добрались до резной винтовой лестницы и спустились в подземелья, где с недавних пор хранился огромный и разветвлённый семейный гобелен, включающий не только Малфоев в центре, но и многие, очень многие семьи далеко на окраине. Алана подошла поближе и невольно вздрогнула, когда не обнаружила себя на привычном месте. Теперь имя Люциуса Малфоя оказалось окруженным пустотой и выглядело совсем одиноким. И Драко, и леди Нарцисса располагались поодаль и связывались с Люциусом дальними-дальними родственниками, большинство из которых девочка даже знать не знала. — Я думала, как только мое имя исчезнет отсюда, все изменится, — призналась она. — Это не так. Алана, в своих ошибках виноват только я. С тобой или без тебя, я все равно совершил бы их, так или иначе. Понимаешь? Я мог принять тебя в семью, и Драко стал бы тебе настоящим братом, а Нарцисса постаралась бы окружить тебя материнской заботой, и мы могли бы жить все вместе. Но я решил по-другому, только я и никто другой. Ты не должна решать наши проблемы, мы справимся с этим сами. А теперь идем, я хочу показать тебе еще кое-то. На этот раз они перебрались на улицу и пошли в глубину парка. На улице уже начало темнеть, и Алана подумала о том, что уроки в Хогвартсе наверняка закончились. На миг ее кольнуло сожаление, что теперь она не может, как раньше, беззаботно отправиться вместе с Драко и Тео на поиски приключений, не сможет влипнуть в смешную историю, и даже василиска ей больше не удастся навестить. Разум кольнула отравленная игла: если Драко переключится на Грейнджер и будет посвящать ей все свое внимание, то Тео останется совершенно один. Алана так не хотела, чтобы ее друг страдал, но именно к тому все и шло. Она совсем раскисла и шла, не разбирая дороги, пока отец не остановил ее, осторожно подняв руку, а затем приложив палец к губам. Алану бросило сначала в жар, затем в холод, потом ее окутал плотный гнев, сменившийся обидой и полной растерянностью. Она хотела начать кричать, но смогла лишь вопросительно посмотреть на отца, который легко улыбался, чуть отворачиваясь от парочки. Взгляд его при этом был таким мечтательным, что весь пыл девочки куда-то подевался. — Почему они здесь?! — только и смогла спросить она. — Потому что это единственное место, где их не сможет увидеть леди Вальбурга, — усмехнулся папа и приложил палец к губам, — только тсс, это очень большой секрет. А теперь пошли-ка в дом, чтобы не смутить их ненароком, и вообще подглядывать нехорошо. К тому же эльфы скоро накроют нам ужин, и нужно будет как-то вынести порцию ворчания дедушки Абракаса. — И ты не злишься? — осторожно поинтересовалась девочка, сама не заметив, как взяла отца за руку. — На них? Нисколько. Понимаешь, Алана, любовь иногда меняется с одной на другую. Я по-прежнему люблю леди Нарциссу, но теперь искренне желаю ей того счастья, которого не смог дать ей я. Такое бывает редко, очень редко, но все же случается. Мы отпустили друг друга, и оба обрели успокоение в ком-то другом. Тебе не нужно переживать из-за того, что ты могла нас развести в разные стороны. А теперь пошли ужинать, думаю, профессор Снейп немного посидит вместе с нами перед тем, как снова вернуться в свои подземелья… — Хорошо… — нерешительно сказала девочка и потянулась за отцом, однако в холле вдруг остановилась и вырвалась из руки. — Ты иди вперед, а я приду на ужин чуть попозже! Она кинулась прочь от изрядно озадаченного отца, стирая набегающие слезы. Путь до подземелий пролетел в одно мгновение, и Алана вновь замерла перед гобеленом. Вытащив острый гвоздик сережки из уха, девочка с силой уколола палец и начертила под именем Люциуса Малфоя свое: Алана Малфой. «Я не предаю своих настоящих родителей и не отказываюсь от папы!» — твердо сказала она, наблюдая за тем, как кровь медленно впитывалась в старинную ткань. Быть может, позже ее накажут и серьезно, но теперь она чувствовала, как ее душа постепенно начала наполняться светом и легкостью. Все было правильно. Вот теперь да.