Последний враг

Остаток лета прошел в странном напряжении. Все были очень милы и приветливы, но Алана чувствовала на себе пристальные взгляды, и ей это очень не нравилось. Девочка все никак не могла понять, почему до сих пор ее все понимали и поддерживали, беспокоились за нее, старались сделать так, чтобы ей было лучше, чтобы не приходилось ни о чем заботиться — и все это разом закончилось. Иногда ее грызла обида, хотя она очень старалась делать вид, будто ей по-прежнему все весело и интересное. Однако даже дедушка Абракас чем дальше, тем сильнее ее разочаровывал. Занятия с леди Анабель проходили тяжело. Она заставляла детей учить очень много пустой информации о том, кто и из каких семей когда родился, когда и на ком женился, когда умер и чем прославился. Это было странно и непонятно, потому что какую пользу могут принести, скажем, знания о том, что в тысяча сто семьдесят четвертом году маг по имени Маклауд построил первый дом возле Хогвартса, положив начало деревеньке Хогсмид? Конечно, Анабель рассказала им о том, что это стало символом доверия к не так давно построенной волшебной школе, что после этого детей стали массово отдавать учиться, но, опять же, какой в этом смысл сейчас? А этикет? А долгий занудный рассказ о том, как с помощью мантии подчеркнуть свое положение в обществе, какие цвета следует носить юной леди, а какие нет? Мальчишки хихикали над ней, не скрываясь, заставляя чувствовать бешенство, а Анабель все говорила и говорила: вышивки, отвороты, веер, какой, блин, веер?! Она не собиралась сидеть на кушетках и томно обмахиваться, да даже никто из ее знакомых: ни сама Анабель Нотт, ни даже леди Малфой не делали это! Она могла представить себе с веером в руках только бабушку Вальбургу, но она была совсем уже дряхлой старушкой, и ей полагалось творить всяческую ерунду! Правда, когда дело дошло до мальчишек, Алана слушала с большим интересом, хотя и открыто подсмеивалась над Драко и Тео, потому что теперь пришел их черед мямлить и блеять, пытаясь рассказать о значении тех или иных деталей своего костюма и вспоминать лекции матерей на эту тему. Единственной отдушиной, все еще доступной Алане, оставались уроки по зельеварению, больше похожие на эксперименты безумного гения. Северус с бешеной скоростью кидал в котел ингредиенты, названий половины из которых девочка даже не могла предположить, оттуда вырывались клубы разноцветного дыма, пронзительный свист, угрюмое бульканье и даже обиженное сопение, а затем, когда пламя стихало, зельевар выливал в небольшой фиал результаты своего опыта, цветом напоминающие драгоценные камни. Что он такое варил, Алана выяснил не сумела: Северус упрямо говорил, что пока не закончит исследования, тайну открывать не станет, но наблюдать за ним было очень интересно. Как-то так получилось, что с самого начала августа с мальчишками она виделась очень редко. Разумеется, они едва ли не каждый день встречались на занятиях, но это не считалось, а вот на привычные шалости времени никак не находилось: Драко прямо сказал, что остаток лета хочет провести с матерью, а у Тео неожиданно нашлись срочные дела в их старом поместье, куда раньше они возвращались очень редко, просто для того, чтобы то не одичало. Сейчас Алана бы предложила исправить немного магию их дома, чтобы Тео вообще не приходилось уходить, но она устала от того, какими глазами все смотрели на нее, думая, что она собирается применить свою особую магию. Тем более, что феи так и не вернулись в свой дом. Даже леди Нарцисса Блэк, которая в прошлом относилась к ней по-доброму, поддерживала и давала хорошие советы, ни разу не вернулась в Малфой-мэнор со времени дня рождения Аланы, и отец очень грустил по этому поводу. Все чаще девочка заставала его за тем, что он просто сидел в своем кабинете в полном одиночестве среди скучных глупых бумаг, вертел в руках старое фото, на котором Драко усиленно пытался выбраться из своих пеленок и схватить за ухо пожилую домовушку, а леди Нарцисса мягко улыбалась, наблюдая за этим. Алане такие моменты причиняли сильную боль, и, хотя папа, стоило только ему заметить посетительницу, сразу же откладывал фото на стол, хватал девочку под руки и вел ее куда-нибудь гулять, разговаривать, играть в шахматы, читать вместе интересные книги, сама Алана позабыть свою боль никак не могла. Ее раздирало от противоречий. С ужасом она думала о том, что скоро снова придется вернуться в Хогвартс и еще несколько месяцев провести вдали от папы. Месяцев, в течение которых Люциус Малфой мог забыть о том, как сильно он любит свою названную дочь, и попытаться вернуться к старой семье, выбросив ее из жизни. День за днем ее мучило любопытство: выпросил ли Драко у отца новую метлу или же ему не удалось? Что бы ей доказало это знание, она и сама не понимала, только вот не думать не могла и спросить никак не решалась. С другой стороны, стены дома давили на нее, заставляя задыхаться. Здесь словно бы застыло время и одновременно с этим оно как будто бы стремительно летело и летело мимо нее. Алана не знала, что она хотела сильнее: уехать в Хогвартс или остаться дома, однако первое сентября ждала с нетерпением, будто бы его наступление могло решить все ее проблемы. Какие-то проблемы это действительно решило. — Привет! — Драко украдкой помахал ей рукой и тут же спрятал ладонь за спину, чтобы неподобающее поведение не увидели мать и бабушка. Алана хихикнула в кулак и тут же поймала неодобрительный взгляд деда, но лишь неопределенно пожала плечами. — Пошли? — предложила она Тео, и тот согласно кивнул и последовал за ней точно так же, как следовал почти все их детство, как следовал на первом курсе. Настроение немедленно подпрыгнуло вверх, хотелось петь и смеяться. Улыбнувшись, девочка торопливо помахала отцу и поспешила в вагон, куда уже, до последнего деловито, забрался Драко. Оказавшись втроем, два мальчика и девочка закрылись в своем купе и поехали вперед, чувствуя, что теперь-то им никто и ничто не помешает хорошенько насладиться обществом друг друга. Ошибочка вышла: как только поезд довез их обоих до конченой платформы, выяснилось, вернее, вспомнилось, что учились они на разных факультетах: Драко не успел даже пикнуть, как его под обе руки подхватили Лонгботтом и Грейнджер и уволокли в сторону кареты, запряженной странными, пугающими существами, больше похожими на лошадей, только очень-очень тощими, почти скелетами, обтянутыми темной кожей. Из морды, напоминающей драконью, торчали немаленькие, но очень аккуратные клычки. Глаза существ чуть сияли в темноте призрачным зеленоватым светом. Алана замешкалась, с интересом разглядывая диковинных лошадей, тем самым позволила Гермионе и Невиллу закончить свое грязное дело. Дверца кареты с шумом захлопнулась, и лошади поскакали в темноту, почти полностью исчезнув из вида. Плеча девочки коснулась еще одна жутковатая морда и ласково боднула ее, провела по ладони неожиданно бархатистыми и приятными на ощупь губами. — Поехали? — спросил Тео и ободряюще улыбнулся Алане. — Это фестралы, их видят те, на чьих глазах кто-то умер. В прошлый раз до замка мы добирались на лодках, поэтому ты только сейчас познакомилась с ними. Алана покачала головой и вдруг взяла Тео за руку. Тема была неприятной, и очень болезненной, но то, что Тео явно видел страшных на вид, но очень ласковых лошадей, невероятно сближала их. Алана проглотила комок, образовавшийся в горле и перетерпела странный порыв обнять своего друга как можно крепче. Вместо этого она просто приняла его помощь, забралась в карету и молча смотрела в окно, в темноту, выискивая в ней отблески давно угасшего света. *** — Мандрагора или мандрагорум… — хорошо поставленным голосом, нараспев цитировала Гермиона Грейнджер строчки из учебника. Бла-бла-бла… Ее режут для того, чтобы спастись от сильнодействующих ядов, она сама в ответ на это пытается своим криком убить каждого, кто попытается ее коснуться. Уродливое растение, слишком сильно похожее на маленького человечка, выведенное для того, чтобы не отправлять на жертвенный алтарь настоящего человека ради спасения чьей-то жизни. Мировое равновесие, как оно есть. Законы, порядок, правила. Скучно. Алана сидела, машинально заткнув уши розовыми наушниками, и смотрела на Драко, который, в свою очередь, недовольно поглядывал на Грейнджер. Студенты с опаской выдергивали растения из своих горшков, перекладывали их в другой и плотно присыпали землей. Те, кто занимался этим особенно красиво, получали дополнительные баллы для Слизерина или Гриффиндора. Система поощрений удручала: так ослу несут кусочек сахара, чтобы он сдвинулся с места. Но ведь ослу, в отличие от студентов, действительно не нужно никуда идти, кроме пастбища, его направляет желающий нажиться на осле хозяин. Интересно, есть ли хозяин у студентов Хогвартса? Девочка вытащила из своего горшка сморщенного уродливого младенца, который немедленно начал хныкать. Такая мерзость. Она посмотрела на мандрагору: ей хотелось поговорить с этим существом, узнать, что оно на самом деле хочет, но магия отказывалась выполнять это желание. Быть может, мандрагора и в самом деле ничего, кроме как закончить свои дни в котле с зельем, не хотела? Может быть, людям действительно требовались все эти сильнодействующие яды, чтобы травить друг друга и потом лечиться уродливыми растениями? *** — На столе перед каждым лежит навозный жук. Если вы вспомните связку движений волшебной палочкой, которую мы разучили в прошлом учебном году, и примените заклинание, записанное во время сегодняшней лекции, то у вас, несомненно получиться превратить жука в пуговицу. Форма, цвет, блеск, отсутствие лишних элементов — все это будет влиять на оценку за сегодняшний урок. Первый студент, завершивший превращение, получит призовые очки для своего факультета. Тео вдохновенно помахивал волшебной палочкой, собирая в карман идеальные черные пуговицы, пока Алана просто не давала своему жуку сбежать с парты. Ей было жаль беднягу, лишенного дома, привычной среды обитания и вынужденного стать учебным пособием для студента. Заклинание получалось не у всех и не с первого раза, так что полупревращенные в пуговицы, раскрашенные всеми цветами радуги и просто раздавленные жуки красовались едва ли не за каждой партой. И все это лишь для того, чтобы маги доказали себе: они способны из живого сделать неживое и оживить бездушное. Девочка призадумалась: это отец столько говорил ей о нарушении равновесия, но разве не это они проделывали раз за разом на простых уроках, даже не задумываясь об этом? В трансфигурации не было никакого смысла, она не преследовала никакую цель. Наверное, когда скульптор подчинял себе прочный камень, и тот, под властью заклятий менял свою форму, превращаясь в нечто иное, совершенное и прекрасное — да, тогда можно было сказать о том, что трансфигурация обретает смысл. Однако в таком случае маггловские умельцы творили куда более сильное колдовство, чем обряженные в мантии люди с волшебной палочкой. Превращение неживого в удивительные вещи — вот подходящее применение для трансфигурации, превращение неживого в живое — жалкие попытки почувствовать себя всемогущим, потому что пользы от такого создания, кроме как ублажать взор своего творителя, не было никакой. Превращение живого в неживое — бессмысленная потеха, злая и жестокая. Нарушающая равновесие, как его чувствовала Алана, нарушающее все, о чем ей рассказывал отец. *** — Ты сегодня слишком тихая и задумчивая, — огорченно и встревоженно сказал Тео, когда после обеда они вышли во двор и уселись на низенькие скамеечки под раскидистым деревом. — Что могло случиться в первый учебный день в Хогвартсе? Ты же так хотела сюда вернуться? В его глазах плескались такие сильные печаль и тревога, что Алана нежно коснулась его ладошки своей рукой. Что-то сломалось в ней после прошлого года, теперь девочка понимала это особенно ясно, что-то изменилось, не сразу и не слишком заметно, но разлилось по всему ее существу мощными волнами. Так незаметное в толще океана сотрясение земли обрушивает на близлежащие города огромное цунами. Но Тео всегда был вместе с ней, поддерживал и помогал, Тео был тем, кто чуть не погиб, защищая ее от страшной тени — он должен был понять то, что таилось в ее душе. — Тебе не кажется, — нерешительно начала она, — что после всего произошедшего в прошлом году, теперь мы занимаемся чем-то совсем мелким, незначительным? Мы столько всего сделали, столько пережили… Вспышка камеры ненадолго ослепила ее. Алана отшатнулась и чуть не упала, удержавшись на ногах лишь благодаря Тео. Девочка с непониманием и обидой смотрела на маленького мальчишку, держащего в руках камеру. Пока Алана стояла буквально в объятьях Тео, этот мелкий сделал еще один снимок и восторженно заверещал: — Гарри Поттер! Я так сильно рад с тобой познакомиться! Я так много читал о тебе, правда, в книжках почему-то говорили, что ты мальчик, но ты на самом деле девочка, и это еще круче! Ты просто потрясающе красивая! А я Колин, Колин Криви, и мы с тобой учимся на одном факультете! А давай мы сфотографируемся вместе? А ты дашь мне свой автограф, когда пленку проявят? Алана почувствовала, как пальцы Тео впились в ее плечи, причиняя настоящую боль. Она обернулась, чтобы посмотреть на друга, и заметила в его глазах такую ярость, что ей самой стало не по себе, пусть и не она была причиной состояния мальчика. — Меня зовут Маргарет, — тихо, но твердо сказала она Колину Криви, а затем потянула Тео за собой, на секунду обернулась и добавила, — и я запрещаю тебе себя фотографировать. — Задавака! — послышалось ей обиженное вслед, Тео дернулся, но Алана продолжала идти. Отойдя от места неприятной встречи на достаточное расстояние и все-таки задала другу вопрос, который не давал ей покоя вот уже несколько часов: — Тебе не кажется, что наша учеба в Хогвартсе — совершенно бессмысленна?