***
— Пойдем, покурим? — Валя на миг бровь поднимает, тут же в довольной улыбке расплываясь. — Первая нормальная женщина в моем доме! — А что другие? — Юля, хохотнув, в его объятия погружается, чуть назад откидываясь. Целоваться так, говоря по чести, не слишком-то и удобно, но Юля все-таки изворачивается, нежно его в щеку чмокая. — Пока сам не предложу, ни-ни. Стесняются, видать… — Они просто барышни из светского общества, ты не понимаешь… — Юля, смеясь, брови хмурит, очевидно сказанное изображая. — Барышня «из общества», пойдем может все ж таки курить? Сама ж предложила! Валя пачку сигарет из кармана выуживает, собеседнице протягивая. Аккуратно, двумя пальцами подхватив сигарету, Юля к кухонному окну подходит, не слишком внимательно двор оглядывая. — Зашуганный у тебя мальчик какой-то. Так и не наладилось у вас? Конфликты? — Господи-Боже! — Валя руками картинно всплескивает, — ты меня за тирана держишь? Ну… Вот такой вот у меня племянник, что я поделать-то могу? — чуть посерьезнев, мужчина дым выдыхает, словно паузу выдерживая. — Да он и в детстве такой был. Молчаливый… Юля только плечами пожимает, в соседний дом вглядываясь. — Может… А сам ты как? Работу нашел какую-то еще? — Не-а. Все там же. Смены, конечно, гаденько ставят, но я-то вроде как не старикан еще, — Валя корчит смешную рожицу, — мне и сорокета еще нет, так что жить можно. Юля оборачивается, слегка морщась: — А как, прости, возраст с режимом связан? Вон, некоторые бабки, в пять утра и сейчас… — Забей, — Валя только отмахивается. — Дай человеку на дышащий в затылок сороковник поворчать. — А, так ты ворчишь… — усмехнувшись, она к окну поворачивается, снова двор оглядывая. — Валь, а… Ярик твой, часто ночами во дворе тусуется? — Где? А. Не знаю, честно говоря… А что не так? — Да холодновато как-то… — Пф… — Валя только руками разводит. — Его ж выбор… — плавно поднимаясь со стула, он снова к Юле подходит, со спины ее обнимая. И нежно в затылок целует, по бедру ладонью проводя. — Ва-ля… — и опять ее голос становится мягким, грудным. Чуть запрокидывая голову, она произносит почти шепотом. — Не сейчас, милый… Я устала. Чуть морщась Валя убирает руки, осторожно в щеку ее целуя. Обидно, досадно, но ладно, как говорится. — Хорошо. Спать пойдешь? — Пойду, только… — Юля снова кидает взгляд в окно. — Не хочешь его позвать, все-таки? — Захочет — придет, не маленький уже… — мягко развернув Юлю к себе лицом, мужчина снова нежно целует ее в нос, — Иди спать… «Моя дорогая», — передразнивая речь Юли, чуть ухмыляется он.***
Торчать на морозе — идея, как не крути, глупая, особенно при наличии тепленькой квартирки в прямой доступности. Яр успевает окончательно задубеть в считанные минуты, тщетно, впрочем, надеясь, что дощатые качели под задницей хоть немножко нагреются. Но что-то внутри подсказывает, что насмерть простудиться, куда лучше, чем в который раз стать невольным свидетелем страстного секса за стенкой. Сигарета все норовит выпасть из крупно дрожащих пальцев. Яр затягивается рвано, мелко, и все на часы поглядывает. Сколько этим голубкам может понадобиться? Час, как минимум, вместе со всеми прелюдиями, которые Валя, по опыту, очень любит растягивать. Или все-таки больше? Могли же они, в конце концов, заболтаться? В какой-то момент он успевает промерзнуть так, что вариант забить на все и явиться на последний акт сексуального представления, перестает казаться гиблым (хотя, зря мерз, что ли?). Можно еще и в комнату к ебущимся зайти и им малину пообломать… Но это как-то уж совсем по-уебански. Хотя, наверное, еще через полчасика и эта идея покажется удачной и, что самое страшное, оправданной. Сказал бы кто раньше, что на хлипких деревянненьких может вместе с ногами поместиться человек средних габаритов — Яр бы не поверил. Но теперь это переставало быть безумство. Яр ежится, сам в себя, как улиточка заворачивается, с сомнительной идеей, что так будет теплее. Кажется, еще немного, и совсем исчезнет Ярослав-Николаич — так крепко свернется. Надоедает ждать ему где-то через час, когда вся площадка оказывается исхоженной вдоль и поперек, а позы на качелях становятся настолько умопомрачительными, что любой гимнаст позавидует. Дрожа всем телом, Яр медленно, наверх ползет, момент встречи с кажется уже неизбежным оттягивает. Противно скрепят доисторические петли и клинит, как, впрочем, и всегда, первую из двух дверей. И стоит Яр перед ней, как самый поганый взломщик, уже и всем телом на дверь наваливается и тянет изо всех сил. Получается у него попытки с десятой. Тишина. Сонная и настолько спокойная, домашняя, что становится как-то не по себе. Все еще подрагивая, Яр кеды с себя стягивает и почти на цыпочках крадется к себе в кухню. — Привет… — а вот это сюрприз уж точно умопомрачительный. Валя на его диване расслабленно усевшись книжку читает. Он на Яра с дружеской улыбкой оборачивается, головой качнув, мол, проходи. — Не отмерз там? — бархатный уверенный голос звучит спокойно и плавно, только на самом дне слов плещется насмешка. Делая вид, что не слышал вопроса, Яр к плите подходит, газ под чайником зажигая. Но поговорить-то хочется. Сам же об этом в светлых снах мечтал. Яр тихонько губами шевелит, вроде как слова подбирая… Но что-то не клеится… Наконец выдыхает. — Тебя что, продинамили? — о как. Гордо и тупо. Способ, как испортить все в одну секунду, онлайн, без смс и регистрации, тащ-Орлов наглядно продемонстрирует. И вот кто его за язык тянул? Сидел бы себе и молча радовался. Но нет. Он быстрый взгляд на Валю кидает, реакции видимо ожидая. Но тот, в свойственной себе манере, как всегда никуда не торопится, от чего вообще на месте провалиться хочется. Он словно нехотя глаза от страницы отрывает, снисходительный взгляд на племянника поднимая. И фраза «ты такой дебил», чувствуется там и без слов. Яр под этим взглядом умереть и родиться заново успевает. И не понятно, от стыда, или от счастья, что дядюшка его своим вниманием наградил. Но Валя, видать, тоже решает претвориться, что не услышал, и еще с секунду на Яра посмотрев, откладывает в бок книгу. — Юля спать пошла, — он говорит об этом так, словно не было никаких предпосылок к этой речи. Типа само собой в голову пришло. — Ты куда, кстати, после ужина умчался? — пересаживаясь за стол, Валя снова в Ярика глазами впивается, и несмотря на расслабленное выражение Валиного лица, от этого взгляда становится страшно. — Курить, — несколько тушуясь, Яр глаза опускает, куда-то под ноги глядя. — На полтора часа? — Валя хмыкает, — Час назад ты на качелях во дворе сидел. Юля спросила, что ты там делаешь. — Не поверишь, я там курил, — слишком не уверенно и тихо огрызается, словно бы для вида. — Я-то верю… Ты это не мне объясняй… Я, так, интересуюсь. — Я заметил. Чайник разбивает неловкое молчание, громким визгом. Отвернувшись, Яр газ выключает, морщась от громкости, медленно, как бы нехотя, по кружкам кипяток разливая. Пакетики. Где-они? Может кончились? И сейчас это, кажется самый безопасный вариант — отвлечься. На хуйню вроде чая, кускового сахара и т.д. А то сказанет что-нибудь, такое же удачное, и все. Ни тебе вечера нормального, ни положительного настроения собеседника. Ведь Яр хуйню морозит не от души, а так… От обиды на самого себя, получается… — А ты чего не спишь, раз Юля… — Яр глаза прячет и руками несколько дергано жестикулируя, как бы до конца договаривает. — А я вот читаю, — ухмыляясь, Валя пододвигает одну из кружек к себе. Осознание того, что на морозе торчать было вовсе не обязательно, полностью доходит только теперь. И рассмеяться хочется от этого абсурда, — первый раз в жизни на улицу ночью съебался, чтобы не слышать… А секса тут, оказывается, и не было. Смешно… Но говоря по чести — слишком грустно, чтобы смеяться.***
Говорят, избегание — политика трусов. Но как эту светлую теорию с жизнью связать, не слишком-то ясно. Бывает ведь по-разному, правда? Яр избегает Юлю. Но чего именно он в ней боится — не понятно совершенно. И, что самое важное — не страх за этим кроется, а самая банальная злоба. Каждый день в шесть вскакивать гадко, конечно, но, судя по Юлиному режиму, чтобы с ней самой нос к носу не встретиться, квартиру покинуть надо до половины восьмого. Но оно, пожалуй, иногда и полезно. Можно спокойно весь день по городу шататься, подработку выискивая, потому что нет желания домой возвращаться. И не жалко часы на это все тратить. Все равно делать больше ничего. И пускай, что через раз оказывается, что, либо сама работа — сомнительная, либо предлагают ее очень сомнительные люди. Деньги-то нужны. Точнее, как… Может и не нужны вовсе. Валя получает достаточно, да и не тратятся они особо… И Яр, по честноку, сам не очень-то вкуривает, в какой именно момент вину перед Валей чувствовать начал, за отсутствия своей доли в их «семейном» бюджете. И пускай, что в некоторых местах после акта «подработки» на улицу без денег выкидывают, Яр все равно себя не бесполезным чувствует. Нужным. Правильным. К концу недели прятки надоедают и хочется простого человеческого — выспаться. И не смотря на всю яркость желания свалить, будильник Яр просыпает, как миленький. Бывают такие дни, когда, что называется, «не сегодня». Тогда кофе почему-то вскипает раньше, чем обычно, и приходится заваривать его заново; заканчиваются сигареты; и никаких сил нет даже выйти докурить последнюю в подъезде, что уж говорить про выход на улицу. Яр сидит и тупо в точку пялится. Тысяча уже много раз заданных самому себе вопросов, бесконечных круговых мыслей отступает, оставляя единственную: «Больно». И это не просто слово сейчас. Не врут, оказывается бабушки, когда от отчаяния или страха за сердце хватаются. Но что с таким, черт возьми, делают, никто как-то не говорит. Дышать? Яр и так дышит, а воздуха все равно недостаточно. Считать предметы? Да он уже три раза все вилки посчитал. Не отпустило. Да и вряд ли отпустит, чего уж там… Из турки на плите вяло похрипывает кофе, за окном редкостный дубак, а Яр сидит и в точку пялится. Эдакая романтическая минутка из какого-то очередного сериальчика. Но по факту онон только мерзко и гадко. — С добрым утром, птенец, — Яра легонько дергает. А вот и причина его побегов… Не успел. Хе… Птенец? Занятно. Можно потом будет про субординацию подумать, и загнаться, мол, она его ребенком считает… Хотя, к черту. Пусть зовет, как хочет. — Доброе, — Яр лениво потягиваясь, на спинку стула приваливается, дым выдыхая. Снова выпендреж, вместе с никчемными попытками доказать, что он чего-то стоит. Глупо. До раздражения. Но что еще ему делать прикажете? В собачку послушную играть, которая от пинка только пуще к хозяину льнет и барский сапог вылизывает. Хер вам. — О, какой… — Юля с ухмылкой на него смотрит, очевидно понт оценивая. Но не долго. А оно и слава богу. Потому что еще бы секунда и треснула бы ко всем чертям эта надменность. И обнажилась бы там вовсе не добрая душа, а гнилое, затраханное нечто. Женщина плиту взгляд переводит. — О, кофеечек, я присоседюсь? — Там на одну кружку, — и Яр вроде как не хамит, но нотки раздражения проскальзывают. Надо лицо держать. Надо. А то будет: «Бобик, апорт. К ноге». Гав. — Ты с молоком пьешь? — он нехотя кивает. — Вот и отлично. На две маленькие кружечки хватит. Яр губы закусывает и молчит. Чего лезть, она уже и сама все решила… Но, кажется, от разговора теперь не сбежать. Ну и пускай. И нежелание на морозе целый день торчать, видимо, сейчас перевесило окончательно. А Юля все суетится с кофе, и в легком сумраке кухни кажется почти черно-белой. Яр наблюдает, как бережно и четко одновременно, она разливает по чашкам кофе, как тут же переключается на холодильник, молоко достает. И впечатление создается, будто вовсе не Яр тут почти два года обитал. — Кстати, — Юля кидает на него беглый взгляд, — Не вежливо так откровенно намекать, — на секунду она запинается, ловко подхватывая обе чашки, ставит их на стол. — что человеку не рады. Юля усаживается напротив, тут же осторожно отхлебывая кофе. Она расслаблена и спокойна, не пытается завернуться в плечи, сидит за столом спину выпрямив, и почти что развалясь, нога на ногу. И от этого почти завидно становится. — А я и не намекаю, — он язык прикусывает, проглатывая общеизвестное: «Я прямо говорю». Не нужно оно сейчас. Не нужно. Юля лишь плечами пожимает: — Извини, — ее взгляд прилипает к Яру, и неуютно ежась под ним, он дым выдыхает, слишком крепко сигарету в пальцах сжимая. — Слушай, — женщина снова отхлебывает кофе. — Молодой человек, а не много ли ты куришь? — А тебе какая разница? — Да интересно просто… — она тихонько усмехается взгляд отводя. И хер пойми, обидно ей или нет. Яр, наверное, и извинился бы, если что. Он ведь не быдло какое-то, ему не жалко… Но почему-то не захлопывается ебальник, и поток разносортного дерьма продолжает литься. И единственным выходом остается, только первому диалог не начинать. Встряхнувшись, Юля запускает руку в широкий карман разношенных спортивок, и выудив оттуда пачку сигарет, закуривает сама. Кажется, она еще больше со стулом сливается и, в тон Яру, лениво дымок выпускает, насмешливо на мальчишку глядя. — Как жизнь вообще? Где всю неделю пропадал? — Это допрос? — Яр со злостью окурок о дно пепельницы тушит, уже с нескрываемым раздражением на собеседницу глядя. — А что? — снова затягиваясь, Юля бровь поднимает. — Знаешь, — Яр глаза щурит, криво улыбаясь, — По опыту — похоже! Юля только шире улыбается, чуть вперед подаваясь, о стол локтями опирается. Мол, тут я, рядом. Доверься. А Ярик с желанием отшатнуться борется. К чему вообще такая интимность?.. — Уверен, что этим понтоваться стоит? — женщина спрашивает это беззлобно, даже несколько сочувственно. Но в жопу это сочувствие, когда от одного взгляда душа наизнанку выворачивается. Еще раз затянувшись, Юля тонкую струйку дыма ему в лицо выдыхает. — А больше нечем, — голос предательски надламывается, и теперешняя попытка в надменность выглядит совсем уж жалко. Яр стыдливо глаза прячет. Словно бы и не замечая этой перемены, Юля свою линию продолжает. — И откуда же «опыт» такой? — вопросительный взгляд ловит. — В смысле, с допросами? Чуть на стуле качнувшись, Яр побольше воздуха набирает. Но все равно фигня какая-то получается… — Ну… Ты ж знаешь, что Валя шесть лет сидел? — но теперь совсем фигня получается. Вместо прежней самоуверенности, остается только тихий хрип. — Что сидел — знала, но что шесть лет… — Юля, чуть хмурясь, головой покачивает. — Не суть важна… За другого сидел, как бы. Ну и… И мне тогда досталось… Впутали. Юля только молча кивает, заметно серьезнея. Оно и слава богу. Особым желанием свою и Валину биографию рассказывать Яр не горит. Да, много было дерьма. А у кого нет? И пускай, что история у них выходила не самой типичной, к чему тревожить прошлое? Чуть встряхиваясь Юля снова на Яра смотрит, знакомым пронзительным взглядом. Как по живому препарирует, ей-богу. Он только сглатывает нервно и ждет, что дальше будет. — И все-таки. Чего ты от меня убегал? Невольно зубы стискивая, Яр взгляд отводит, в кафельную стенку глазами впиваясь. Да и что ему ответить на это? «Потому что ты просто очередная Валена баба»? Нет. Со всей его наглостью — нет. За окном орут коты, хлюпает развезенная снеговая каша под колесами машин, и на фоне их разговора, это становится почти эстетикой. Потому что, при всем пафосе, тут — только грязь. Яру самому от себя мерзко становится. К чему вообще весь этот диалог, если искренности в нем, только и есть, что оскалы, а остальное — никчемная картинность. Яр кожей чувствует — Юля на него сейчас смотрит, ответа, видимо, ожидая. Минуты тянутся медленно. Наконец, она не выдерживает. — Так, птенец, слушай сюда, — она выдыхает, крупным глотком отпивая кофе. — Во-первых, ничего плохого я тебе сделать не пытаюсь, уясни это, пожалуйста. А во-вторых, нам с тобой тут еще несколько месяцев под одной крышей жить, так что это, давай мирный договор заключать, — со спокойной улыбкой он руку над столом вытягивает, мизинец отгибая. А Яру заорать в голос от этого хочется. И не ясно, от осознания всей тупости ситуации, или от боли. Хотя, тут они, кажется, тесно переплетаются, прямо-таки неотделимо. Яр на Юлю не смотрит, но оно, пожалуй, и правильно — у него в глазах сейчас такие черти прыгают, что она его, еще чего доброго, за сумасшедшего сочтет, а оно здесь разве кому-то надо? Нет. Не-а. Хотя Яр, наверное, скоро сам в безумие уверует, не свое, так повсеместное. А абсурд ситуации простой, до смешного: плохого она ему сделать не хочет, вот новость! Были ведь и другие. И если подумать серьезно: а хотел ли кто-то из бесконечного потока разносортных барышень, сделать Ярослав-Николаичу больно? Вот так чтоб специально. Чтоб только за этим в их обиталище и явиться? И на свои места все мигом встает. Не хочет она ему больно сделать. Ага. Утешили. А то, что проблема в ее существовании заключается, это все равно, да? И пусть звучит это дохера пафосно, оно ведь по факту так. И нет дела уже мозгам, на несостыковки, на острые углы в рассуждении. Зря. Продолжая взгляд прятать, Яр подает руку ей подает, пальцы переплетая. Но внутри злость клокочет. И от этих противоречий его, кажется, на пополам скоро порвет. — А ты уверена, что несколько месяцев? — почти внезапно для самого себя, Яр снова скалится, почти с отвращением глаза на Юлю поднимая. Зная Валю, обещания девицу на несколько месяцев, а то еще и на всю жизнь пригреть, были столь же сомнительны, как наличие единорогов, например. Но тут, похоже, и правда ситуация другая, раз уж эта подруга и про него самого немало уведомлена и с Валей давно знакома. Но от этого, так-то, хуже только. А она в ответ только улыбается. И застрелиться тут же от этого хочется. Где, блять, столько позитива раздают? — Ну, если ремонт не затянется… — А что Валя на этот счет думает? — Ну… Мы с ним договорились, и, это, ты не кипятись так. — Ну как знаешь, — с видом победителя Яр снова на спинку стула откидывается, плечами пожимая. — Знаю, — добродушно ухмыляясь, она с вызовом на него смотрит. — Ладно, сменим пластинку, — и снова расслабленно выдыхает клуб дыма. Яра от этой расслабленности косоебит так, что не дай бог. Но опустим. Опустим. Он с завистью на сигарету в ее пальцах смотрит, изнывая от желания попросить одну. Взгляд Юли на мгновение с его взглядом сталкивается, и на простом лице расплывается улыбка. — Чего голодным волком смотришь, сигареты кончились? — Тут же отводя глаза, Яр нехотя кивает. — На, — Внезапно перед носом оказывается почти что полная пачка. — Спасибо, — аккуратно он одну достает, как-то неловко ее в пальцах сжимая. — Всю пачку бери, — Юля хлопает картонкой по столу. — За…чем? — и да, если кто про недоверие подумал, его тут масса. Яр на нее смотрит пристально, даже не скрываясь, подвох выискивает. Нет, ну где-то тут он быть должен. Яр эти штуки выучил, еще маменька таким баловалась в детстве. Вот не надо. Но Юля просто руку от пачки убирает, головой покачивая. — Ой, звереныш, подарков что ли никогда не получал? Бери, не кусается. Яр коробку осторожно пальцами подхватывает, а сам на девушку косится: — Зачем? — голос звучит уже увереннее. Хотя, к чему такие условности. Эта Юля, кажется, его насквозь видит, и без всяких сносок с пояснениями. Вздох. — Объясняю: ты куришь. Бороться с этим, значит заставлять делать тебя делать все то же самое, только тайно и с большим усердием, я тоже была подростком, поверь. Ну а как говорил Суворов, умный дядька, между прочим: «Не можешь предотвратить, возглавь», — считай, что я только что поощрила твою вредную привычку. — Допустим. Пачка. Печечка. В карман треников, как влитая ложится. Даже греет, кажется, сквозь старую синтетику. Хорошо. И пускай, что подарочек с привкусом «тайны». Действительно же — не укусит. Сидят молча. Юля курит, а Яр осмыслить пытается. Кто, зачем, а главное, что из этого всего теперь следует. Вот Юля. Красивая, уверенная в себе, и ни капли плохого нет в ней. И вот он — оборванный, мерзкий подросток. Почему мерзкий? Нет, с чистотой все в порядке, за собой следить — это с детства привычка, а прекид бомжа… Дань старости Валеным футболкам. Нет. Мерзкий по сути. По мыслям. Он даже эту ни в чем не повинную Юлю возненавидеть успел. А за что спрашивается? И оно, кончено его не касается, кто с кем спит и все прочее… Но почему-то больно. И ведь раньше было оправдание… А эти… Как мыши, ей Богу. Затихарятся у себя, и черт знает, что там происходит. Даже придраться не к чему… — А что, ты в школу не ходишь? — стройный поток мыслей, ведущий куда-то в пропасть, снова Юля разбивает. — Не-а… — А чего так? — Интернат. Программа ускоренная… Экстерном закончил. — Какой умный… — в ней нет ничего плохого. Ничего. — Бездельничаешь? А вот это ножом по больному. Яр аж в себя вжимается, дыхание задерживая. — Я… Подрабатываю, — а в голове набатом стучит: «Я не бездельник, я не бездельник!» Только вот Юле плевать, кажется, на все его душевные метания. Она кивает, пристально кончик сигареты рассматривая. И это, пожалуй, самое лучшее, что может быть сейчас. — Молодец… — Яр снова в нее взглядом впивается. Красивая. Да только что с этого? И понятно, почему Валя на нее запал, хоть типаж для него не слишком-то характерный. — Господи, да что ты так пялишься? Вале завидуешь? — и вроде вопрос — шутка, а вроде… — Чего? — Яр спотыкается о мысль. — Господи… У Вас что, одно на уме? И идея про секс она, конечно, забавная. Но нет. Не в этот раз. Яр себе это представить пытается, морщась. И что за юмор такой у «взрослых» этих. Хотя, с кем поведешься, как говорится… — Ой, какие мы правильные… — хмыкая, Юля тут же переключается. — так, ребенок, ты голодный? Правильный… Не то слово, какой правильный. Вот только все вокруг этому старательно сопротивляется. Красота. А если честно, то бесят такие шутки не просто потому что «пошло». Какая разница, Господи. Просто удобно за таким «юмором» не замечать сути. Не видеть, что ему банально, противно. «Чё, тоже хочешь, хаха?» Не хочет. А еще больше слушать это все не хочет, и осознавать. Вслед за скоростью Юлиной мысли Яр н успевает. Он как в стену врубается в идею про завтрак, и тупо перед собой пялится. — Нет… То есть да, — «что?» — в звенящей голове отдается эхом. — Тогда собирайся! — Юля размашисто хлопает дверью холодильника, к Яру лицом поворачиваясь. — Куда? — недоверчиво всматриваясь в силуэт напротив, Яр весь подбирается. — Пойдем с тобой в кафешечку, тут неподалеку. Яра аж передергивает, «кафешечку»?! Что за дебильная манера везде пихать эти уменьшительно-ласкательные? Гадость. От сладости аж зубы сводит. — Тут? Кафе? — и стыдно признаться, что познания Яра в географии окрестностей, ограничивались местами, где продают сигареты, где есть подработка, и куда соваться точно не надо. — Да. А чего ты удивляешься?.. Так, цигель-цигель. Давай скорее! — постучав указательным пальцем по циферблату наручных часов, Юля выпархивает из кухни. Понимание приходит не сразу. То есть он сейчас, не согласившись, куда-то пойдет, вслед за этой женщиной? Финиш. То ли жизни, то ли самооценки, Яр еще не определился. Нехотя поднимаясь со стула, он пробирается к кухонным ящичкам, отрывая в одном из них одежду. Хотя, пожалуй, халявная еда, это — повод. Яр морщится. И с каких пор его стало так легко подкупить? Допустим. Спешно о сдирает с себя растянутые треники. Из кармана на кафель выпадает подаренная пачка. А вот и еще один повод… И дело даже не в самом подарке. Скорее даже в том, чем руководствовался человек, отдавая весьма драгоценную для курильщика вещь мерзковатому подростку? И, быть может, зря он так на нее взъелся? Надо будет подумать об этом как следует. Но, пожалуй, не сейчас.***
Сквозь сон доносится как всегда спокойный Юлин голос: «Милый, мы ушли». На щеке остается теплый след поцелуя. Проснуться Вале удается не сразу. Вокруг тишина. Даже голосов из кухни не доносится. В голове застревает только нелепый вопрос. Кто «мы»? Неужели эти двое пошли куда-то вместе?