♪ TSOY — Позови меня с собой (Cover)
Позови меня с собой Я приду сквозь злые ночи Я отправлюсь за тобой Что бы путь мне ни пророчил Я приду туда, где ты Где разбитые мечты Обретают снова силу высоты
Школа почти пустая. Экзамены на сегодня закончились. Учеников нет. Учителей тоже. Двери в спортзал заперты. Тихо. Только шум последних майских жуков, случайно залетевших в коридоры — мальчишки не так давно пугали ими одноклассниц. Посапывающий дядя Петя на первом этаже. Открытые окна в учительской и запах отцветающей под ними сирени на втором. Тетя Лида, домывающая последний кабинет перед летом на третьем. Разве кто-то мог предположить, что за закрытыми дверями спортзала происходит самое неправильно-правильное, что только возможно в стенах средней школы?***
— Я хочу… — она не договаривает, но так нежно дотрагивается до него. Легко ласкает одной рукой, комкает край футболки другой. Зарывается носом в ткань, прижимаясь к груди. Шумно сопит. Леночка, пожалуйста — не надо. Не надо — прощаться. Но Лена прощается с ним. Прямо сейчас. Их разговор, все, что было после — это прощание. И ее просьба — тоже прощание. Не прощение, к которому она так и не пришла, а чертово проклятое прощание. От мыслей о возможном настоящем, последнем расставании в животе на смену возбуждению зарождается страх и горькое, ледяное чувство потери. Такой глупой-глупой потери. Она еще в его объятиях, а кажется, что уже ушла. Девушка, сидящая сейчас на его столе, прижимающаяся к груди, обнимающая за талию так крепко, за прошедший год стала самым близким человеком, который у него был. Как они могли в итоге получить такой финал? Что сделали не так? Где что-то сломалось окончательно? — Я знаю… — знаю, что ты делаешь. Что именно хочешь и почему. Готов сделать что угодно, только бы все исправить. Обнимает ее за плечи, целуя в макушку. Ну, можно начать с правды. Вдох. Выдох. — Я не сплю, — блин, когда-нибудь он научится говорить то, что думает на самом деле, — не спал ни с кем, не предохраняясь. И не храню презервативы здесь. Лена только чуть сильнее прижимает бедра к его ногам. Прекращает ласку и обнимет двумя руками за шею. — Угу, — все еще уткнувшись в его футболку, — еще один принцип? Да. Нет. Это же правильно. Это же, блин, прописные истины. Как и не влюбляться в ученицу. — Ты уверена? — он и сам не верит. Но вопрос не слетел с языка. Это осознанное решение. Лена отвечает не сразу. Когда говорит, наконец-то поднимает голову. Смотрит прямо на него. — Да. Точнее, — если она сомневается, зачем все это? — я да. Уверена. Но если это опять… — Лена редко сбивалась с мыслей, и сейчас он не понимает, что она хочет сказать. — Лен, скажи, как есть. — Не хочу больше заставлять переступать через себя. А, вот оно что. Как тут можно выразить чувства словами? Как объяснить, что сердце сжимается? Колет в груди? Что она не заставляет — он сделает это сам. Просто, потому что рядом — именно она. Поцелуй — лучшее объяснение. Обхватывает ладонями ее лицо. Наклоняется и целует так нежно и легко, как никого еще не целовал. Мягко касается ее губ, втягивая и тут же отпуская нижнюю. Такие красивые. Особенно когда улыбается. Кончиками больших пальцев касается уголков, поглаживая. Лена отвечает на поцелуй непривычно-неуверенно. Наверное, не понимает, толи это его согласие, толи мягкое «нет». Сейчас — пару секунд. Ты просто… прошла целая весна, а понять, на что похожи поцелуи с ней, ее вкус и запах, так и не получалось. До этого момента. На любовь, Вить. На что еще? Одно дело — признаваться на словах. И совсем другое — чувствовать сейчас. После всех озвученных признаний, ссор, попыток сбежать друг от друга. Целует-целует-целует ее и ловит себя на мысли, что тоже неосознанно старается запомнить этот вкус. Вдруг, правда конец? Только один вопрос. Только поэтому отрывается от нее. — У тебя есть во что переодеться? — В раздевалке, в первом шкафчике. Но как ты… — понимание мелькает во взгляде, — а-а, у вас же ключи не только от тренерской? Эта улыбка, хитрый прищур, интонация, подчеркнуто-деловитое «у вас» — и сердце стучит быстрее. Помнишь? Не улыбнуться в ответ не получается. Как и в первые дни знакомства. — Весь комплект. — Видишь? Иногда даже ложь полезна, — Лена снова тянется за поцелуем, зная, что сейчас это абсолютное «да».***
Это не примирительный секс. Это прощальный секс. Разницу сложно понять, потому что первого между ними так и не случилось. Лена не может заставить себя чувствовать — невозможно заставить себя прощать, любить или не любить. За прошедший год она усвоила урок. Это голову можно контролировать. Не чувства. Но Лена отчетливо ощущает отличие между тем, что было раньше, и тем, что происходит сейчас. С момента их первого поцелуя казалось, что ей нравится, когда он теряет контроль, нравятся поцелуи сильнее, прикусывания, невозможность дышать, нравится, когда все на грани. Когда быстро, сильно. Быстрее, выше, сильнее? Ты что, сравнила сейчас секс со спортом? Кажется, сравнивала. До момента, когда он опустился перед ней на колени. Потому что в те минуты больше не нужно было делать вообще ничего — только снова довериться — а в результате все равно она оказалась у финиша. Да, это больше не было спортом. Соревнованием. То, чем они занимались, называлось другим словом. Любовью. Неужели самые сладкие поцелуи им достались только перед расставанием? Но целоваться долго так легко они все равно не могут — его язык снова у нее во рту, пальцы гладят шею. Путаются в волосах. Лена сама запрокидывает голову — хочется запомнить, как может быть жарко. Обжигающе-приятно — стоит только наклонить голову назад, как язык дотрагивается до ее языка. Кончиком обводит вокруг. Скользит. И исчезает. Ох, боже… Почему ты не делал так раньше? И сколько еще всего можно делать? Не думай об этом. Не сейчас. Возбуждение, отступившее после первого оргазма, снова разгорается. Похожее на медленно сжимающуюся спиральную пружину. Очень хочется либо сжать бедра, либо почувствовать его. Но он стоит между ее ног — бедра только вжимаются в него. Мышцы сводит. Губы начинают гореть. На ней остался один лифчик. На коже от теплых ладоней шлейф мурашек, вызывающих дрожь. Спускающихся вслед за прикосновениями к плечам. К груди. Кажется, он произносит что-то сквозь поцелуй про ее грудь и лифчик, но разобрать не получается. Гладит талию, спину — заставляя выгибаться навстречу. Поясницу, спускаясь на ягодицы. Сжимая. Вырывая тяжелый выдох в поцелуй. Он отрывается на секунду для вдоха и тут же возвращается к ее губам. В тишине комнаты звуки поцелуев отдаются от полок и стен. Лена тянет край футболки вверх — он не против. Только разрывает поцелуй, чтоб помочь стянуть ее через голову. Вот оно — спорт нравится им двоим. — Прости меня, — хватает ее под коленями, подтягивает слишком близко к краю, так, что Лена цепляется за его плечи. Сердце чуть не пропускает удар — не от извинения, а от того, что придется ответить. Быстрый вдох. — Не сейчас. Просто прости, когда сможешь, — все еще держит ее за коленки, разводя ноги чуть шире, подходя на шаг ближе. Спасибо. Лена выдыхает. Он дергает за шнурок на резинке. — Тебе же нравится? — голос ниже. Тише. Что? Вот такой Степнов? Очень. Пусть и оказался таким сложным. — Закидывать на меня ноги. Я об этом, — прижимает бедра к своей талии. Лена скрещивает икры за его спиной. Очень, просто безумно нравится. Давай, как во сне — немного спускает пояс штанов. Одной рукой крепко держит ее. Другой направляет член. Одно быстрое движение вперед — обоюдный стон. … Секунда замерла вместе с ними. … Его шумный, тяжелый выдох. Звук глотка по пересохшему горлу. — Как… — ее немного трясет. — Горячо? — и его. — Да, — почему-то говорить получается только охрипшим шепотом. Плавное движение бедер назад — ее тихий-тихий стон — вперед, на нее — и в невесомость уносит двоих. Одновременно. Эти движения… ритм… Лена и не думала, что***
Ее стон отдается вибрацией во рту. В глотке. Ее тело сводит — и никогда еще он не чувствовал ничего подобного. Жар, влага, пульсация. Без преград. Пара толчков в нее — такую. И… Твою мать! Внутри будто кто-то пощечину отвесил. Быстро выйти из нее. Хотя тело требует совсем другого завершения. Отпускает на миг, и Лена сама почти падает на стол, одной рукой скидывая все бумаги. Упираясь пятками в поясницу сильнее — заставляя его чуть ли не упасть на нее. В последний момент вскидывает руку и опирается ладонью в столешницу. Боже-боже-боже. Хватает несколько движений собственной руки. Сводит. Трясет. Выталкивает из тела. Оргазм накрывает с головой. Так вот, куда ты вечно улетала.***
Оглушающе тихо. И до поехавших мозгов хочется еще и еще — только ее. Ощущение опасное. Это та самая вседозволенность накатывает. Господи, они не выйдут из спальни после выпускного. Запрутся на несколько дней точно. Тянется за ее майкой, пока Лена лежит на столе, не открывая глаз. Все еще дышит через рот, но уже не так рвано. Ловит ее руку — пальцами она дотрагивается до своего живота. Вытирает сначала ладонь, целуя каждую подушечку, затем живот. Ей, кажется, нужно прийти в себя. Разрушать ее состояние неги не хочется, поэтому он все еще говорит шепотом. — Сейчас принесу вещи.***
На улице, в отличие от школы, шумно. Смех веселящихся подростков, играющая где-то музыка и уже почти летнее солнце. Почти минуты до каникул. Предвкушение сладких летних ночей и жарких дней.***
Полчаса назад Гуцул выходил из школы в отличном настроении. Экзамены почти сданы: впереди ждало самое безбашенное лето и такое же безбашенное студенчество. А если еще и идея воплотится в реальности так, как он задумал, Ленка перестанет хандрить. Достала — все последние дни вроде и улыбается, и гулять соглашается, а посреди разговора будто пропадает куда-то. Все таки, повезло ей с другом. Да и ему с ней. Был бы еще Маркин здесь — они бы отожгли на выпускном. Кулемина, как оказалась, умеет развлекаться. Интересно, а когда Степнов был моложе, он тоже отжигал по полной? Вот это из них парочка может получиться. Пока Игорь шел к Белуте навстречу, мысли разбредались в разные стороны. Было бы любопытно понаблюдать за Ленкой и Степновым вне школы. Хотя Кулемина в роли девушки — то еще наказание. Да и Полина. И все они вообще постоянно чего-то хотят. А Игорь хочет не сильно заморачиваться: поступить в универ на бюджет, получать стипендию, тусить и сочинять музыку. Интересно. Он не подумал сейчас что-то типа «играть в баскет». Наверное, все-таки Гнесинка. — Здорово! Че звонил, у тебя случилось что-то? — Игорь сегодня готов бескорыстно помогать всем. Наверное, апокалипсис близко. Но Белута как-то странно начинает разговор. — Да-а, по-моему, это у тебя случилось. — Ты что-то путаешь. У меня вообще все зашибись, — улыбка не сходит с лица. — Слушай, ты с Полиной встречался? У вас все серьезно было? Гуцул может и не идеал, не пример для подражания, но даже он не опустится до того, чтоб обсуждать бывшую в таком ключе. — Так. Я не люблю на эти темы трепаться. Ты что хотел? — Ниче. Потерпишь. Было или нет? , — Степка какой-то слишком серьезный для выпускника, перед которым вот-вот откроются все двери. — Ну было. А тебе-то что? — Да мне ничего. А вот Полина беременна. А еще я в курсе, что тот, от кого она залетела, ее бросил. А она его любит. О-ху-е-ть. Апокалипсис ближе, чем казался. Картинки будущей жизни резко размываются. Кажется, Кулеминой не придется исполнять свои угрозы. Полина смогла отправить его в такой нокаут, какой Лене и не снилось. Игорь понимает, что ему пора вернуться в школу и открыть спортзал. Надеться, что он не найдет там ни одного трупа. И сам не станет трупом. Но после такой новости — мало ли, что там надо. Прямо сейчас он просто хочет пройтись. За лишних 10 минут невозможно же совершить убийство? Да, ситуация такая, что не до шуток, но юмор всегда выручал. Ну, Полин! Что делать? На дворе почти лето. Тепло и солнечно. Хочется гулять днями и ночами. И Игорь понимает, что погода, новость и его мысли заставили его задержаться дольше, чем на 10 минут. Гуцул бежит в сторону школы.***
Витя принес сумку с вещами и обувь в тренерскую. Лена попросила оставить ее на пару минут. Можно подумать, он там чего-то не видел. Достает из сумки футболку, надевает. Странное сочетание: телу невероятно хорошо. Будто она закутана в самое мягкое, пушистое и теплое одеяло, из которого никто по собственному желанию не захотел бы вылезать. Будто только что она встала не с твердого деревянного стола, а с удобной кровати. Да, вот где сейчас хотелось бы быть. Не вставать, а валяться до вечера. А в душе — настоящий хаос. Теперь, когда туман в голове рассеялся, Лена понимает, что они натворили. Залезает в джинсы, обувается. Что ты сделала? Если раньше ты затащила в кровать бывшего учителя, то сейчас переспала с почти женатым мужчиной. Как поступил он по отношению к невесте… Пусть и все это сюрреализм. Вся это история со свадьбой — неудачно разыгранная сцена, явно не способная завершиться в стиле «и жили они долго и счастливо». Какие же они ужасные люди. Несмотря на то, что они любят друг друга. Это не оправдание. Стук в дверь. — Лен, можно зайти? — Да, — она все равно сейчас уйдет. Дверь открывается. Степнов заходит, но Лена не может смотреть в его сторону. Быстро, молча запихивает в сумку майку и спортивные штаны. Он останавливается у входа и наблюдает за ней. — Все хорошо? Нет. Нет, не хорошо. «Что мы сделали, Вить?» Всегда молнии на сумках, куртках и где они там еще есть, должны заедать в моменты, когда надо свалить побыстрее? Лена дергает бегунок сильнее, грозя вообще вырвать его. Он подходит ближе. Берет ее за руки, останавливая бессмысленную борьбу с молнией. — Что… что-то было не так? — Лена смотрит в пол. Не так?! Ну, не считая самого секса, кое-что было. — Нет. Все было прекрасно, — она осмеливается поднять взгляд, рискуя снова утонуть в голубой радужке, — Идеально, понимаешь? — Лена не замечает, как с силой сжимает его пальцы. Хочется, чтоб он ее обнял. Но лучше не надо. — Вить, это же… Что мы сделали? — Лена снова смотрит вниз. Пол, их кроссовки, переплетённые пальцы. Только бы не в глаза. Он резко притягивает ее к себе и обнимает. Лена надеялась, что это поможет успокоить ураган в душе, но помогает слабо. — Это не твоя проблема. Не надо пытаться разобраться с чужим дерьмом. Пожалуйста, не думай об этом. Степнов же считает, что Светочка захочет сама расстаться. Как у него внутри мозг и эмоции не поубивали друг друга? Как могут в одном человеке так удивительно сочетаться абсолютно правильные, благородно-приторные суждения и взгляды на жизнь и просто бомбически взрывной, иногда почти конченный характер? Лена позволяет им последнюю секунду объятий. Отходит в сторону и берет полуоткрытую сумку. Перед тем, как уйти, она произносит вслух то, что ему, скорее всего, и так известно. Просто по привычке Степнов успешно убегает от правды. — Ты понимаешь, что Светлана Михайловна не сделает этот шаг первая? Даже если все так, как ты говоришь. Она не бросит тебя сама, — так и хочется добавить что-то вроде «она — не я», но это лишнее, — Тебе придется с ней поговорить.***
Двери в спортзал открыты. Как это? Они выбили замок что ли? Гуцул залетает в спортзал и осматривается. Виктор Михайлович сидит за экзаменационным столом, задумчиво глядя на билеты. Крутит по столешнице какой-то из них и даже не слышит его. Видимо, идея была дурацкая. Вид Степнова совсем удручающий. Хотя ему, сто процентов, ситуация Игоря и не снилась. — Кхм, — Игорь прокашливается, — Виктор Михайлович? А Ленка где? Учитель вздрагивает и поворачивается в его сторону. — Привет, — ого, голос у Степнова совсем охрипший. Видимо и правда орали друг на друга. И рассорились в конец, — ушла минут 10 назад. Придурок ты, Гуцул. Хотел как лучше, а вышло, как всегда. Тут сейчас никого, кроме учителя. Но Гуцул никогда не относился к Виктору Михайловичу так же, как к обычным учителям. И тут спокойно. Можно почувствовать, что не одному тебе дерьмово в такой солнечный день. — Понятно, — кидает сумку на пол, — Виктор Михайлович, можно я у вас тут посижу немного? Степнов только машет рукой в знак согласия.***
Парень выглядит, наверное, так же херово, как и он сам. Это странно, с учетом того, что еще час назад Гуцул светился от радости. Ну, хоть кто-то отвлечет его от круговорота мыслей, от которых голова начинает раскалываться. — Ты чего такой грустный? Экзамены прошли почти, поступишь скоро. Рекомендация или характеристика нужна? Игорь сидит на лавочке, упираясь затылком в шведскую стенку. — Не, я, кажется, вообще на очку не пойду. Да и поступать буду в музыкальный. Он же так хотел на бюджет и на стипендию. Странно. На заочке нет стипендий, вроде бы. — Случилось что-то? — А у вас? Ну, не на столько они сблизились. — Это точно не твое дело. Гуцул поворачивается в его сторону. — Знаете, я вот не пойму… она вроде влюблена по уши. Вы давно сохните по ней. Школа закончилась, так вы еще и увольняетесь. Что не так-то? Гуцул когда-нибудь нарвется на неприятности из-за своего длинного языка. Степнов уже готов сказать пару ласковых, когда еще раз смотрит на бывшего ученика: кажется, парень тоже сидит тут, потому что ему… некуда больше пойти? Не с кем посоветоваться, чтобы там у него не приключилось? Никого не напоминает, Вить? Ладно, выдыхай. — Иногда… сложно поступать правильно. Да и не всегда сразу понятно, что на самом деле правильно, а что нет, — ух, ну и завернул. По-кулемински просто. Писатель бы гордился, — а иногда просто можно облажаться, как последний дурак. Вот так Гуцулу понятнее. Он усмехается. — О, последнее знакомо. И что вы теперь сделаете? То, что давно пора было. Поговорю со Светланой Михайловной. Хотя от одной мысли в голове картинка девичьих слез и обиды, жалость к ней, угрызения совести и отвращение к самому себе. — Поступлю правильно, что еще? Знаешь, есть такое слово, как ответственность. Игорь кивает. Снова откидывается на перекладину стенки. И минут через пять отвечает. — Вы правы. Подхватывает сумку и идет к выходу. — Спасибо, Виктор Михайлович. Степнов не знает, за что Гуцул его благодарит, но надеется, что Игорь не повторит ошибок в духе «правильно» — «неправильно». Хотя… интересно, есть хоть один человек, который никогда не путался в этих дурацких понятиях?***
Светлане Михайловне кажется, что она попала в сказку. У нее вот-вот состоится свадьба — настоящая, ее поздравляют все коллеги и подружки. Ее жених — прекрасный принц — голубоглазый мужчина с широкими плечами и густыми, черными волосами. С правильными чертами лица. С красивым низким голосом. Пусть и не очень разговорчивый, не разделяющий ее интересов. Она-то может разделять его. Может, например, посмотреть с ним …ну, что он там любит смотреть? Матчи по футболу? А еще он — самый благородный мужчина, который ей встречался. Он согласился не съезжаться до свадьбы, согласился сохранить в тайне их зарождающиеся отношения. Хотя последнее все равно бесполезно. Разве в школе можно хоть что-то оставить в тайне? Да и ей самой не очень-то хотелось скрывать такую новость. И Витенька совсем скоро перестанет быть частью их коллектива — это прекрасная возможность заставить его забыть обо всем, что у него тут было. Света ведь догадывается, что, а точнее, кто именно стал причиной его поступка — его решения быстро жениться. И в какой-то степени Света даже благодарна этой девчонке, чтобы она там не сделала, каким бы способом не подтолкнула Витю в такому важному шагу. Ведь сам Витенька явно не мог сделать что-то дурное. Светлан Михайловна купила два билета в театр на самый поздний сеанс из всех, которые только были. Приглушенный свет, она в красивом платье, постановка «Вишневый сад» — он должен будет проникнуться такой романтической атмосферой. Она прибегает в спортзал после обеда. Мягкое послеобеденное солнце заливает огромное помещение через высокие окна, красиво отражаясь от цветного пола. Здесь, оказывается, тоже может быть в какой-то степени романтично. Виктор выглядит так грустно, выкладывая какое-то слово из билетов. Сидит, слегка сгорбившись, запустив пальцы в волосы. Почти Печорин. Нет, Ленский. Нет, Онегин. Болконский. Улыбка расцветает на губах от сравнений — ей достался самый красивый герой. — Витенька, добрый день! — А, привет, — он отрывается от билетов и быстро смешивает их. Хотелось бы верить, что он выкладывал ее имя, но сердце неприятно кольнуло. Это же пустяк. — Витенька, я тут нам билеты в театр взяла на вечер. Не хочешь сходить? — Свет, извини, но я не могу. — А почему? Ты обижаешься, что я с Мирославом тогда сходила? Или ревнуешь? — мысль согревает приятным теплом. — Нет-нет, что ты. Какие обиды? — он тяжело вздыхает, — Да и ревность… нашли Отелло, — горько усмехается. — А что тогда? Расскажешь? Конечно, она догадывается обо всем. Но спрашивает только для того, чтобы продумать, какой ход выбрать дальше. Ей нужно придумать, чем его завлечь, как вывести на разговор. Но Степнов не идет на поводу. — Когда-нибудь расскажу. — Когда? — Ну… лет через 10-15. Тихим летним вечером мы сядем где-нибудь на даче под яблоней. Нальем себе чай из самовара. И я обязательно расскажу.***
Ему кажется, что он рисует словами удручающе-скучную картину их будущего. Не вкусную. Неужели ей хочется такого будущего? — Ох, так долго… но я подожду. Тебе придется с ней поговорить. Да, Лен. Понимаю. Я лишь пытался все исправить безболезненно. Хоть кому-то не причинять столько же боли, сколько нанес тебе. Последняя попытка. — Разве это долго? Мы же собираемся прожить счастливую долгую жизнь. А 10 лет, это так, пустяк. — Да-да… обещаю, что подожду, — почему? Он же видит разочарование на лице, грусть, такую же, как у него самого. Почему она на все соглашается? Почему не посылает его куда подальше? Почему она не Лена? Не это ли ты в ней ищешь? О боже. Он и не думал, что бессознательно искал в другой женщине черты Кулеминой. Какой же ты дурак. — Свет… давай сегодня после работы встретимся? Нам нужно поговорить. — А может сначала в театр, а потом поговорим? Черт. Это же даст ей ложную надежу. Почему все его слова она воспринимает сквозь какую-то розовую любовную призму? — Свет, прости, я просто не успею. Нужно с бумагами разобраться именно сегодня… я случайно со стола все скинул, они перепутались. — Ну, хорошо… тогда просто до вечера? — До вечера.***
Он должен сделать это. И пусть это будет самый дерьмовый финал, только он даст шанс на долгожданное настоящее начало их отношений.