♪ JONY & Леонид Агутин
Где-то, между небом и морем, абсолютно раздето
Где кончается горе — начинается лето
Это просто красиво, эта песня не спета
Между синим и синим мир зеленого цвета
ВЕЧЕР ПОСЛЕ ЭКЗАМЕНА Казалось, что этот день не закончится никогда. Слишком много событий: прощальный подарок от ребят, экзамен, разговор с Леной и лишившая их возможности соображать страсть, ее уход, Гуцул, Света, отчетность. К вечеру голова настолько тяжелая, будто под череп залили цемент. Виктор шел в сторону ставшего уже родным дома. Всего десять минут от школьного крыльца и вот он, подъезд Кулеминой. Только сейчас ему нужно сделать на девятнадцать шагов больше — мозг сам ведет отсчет. Светлана Михайловна живет в следующем подъезде. Если днем было просто тепло и солнечно, то после обеда на улице началась настоящая парилка, как в бане. К концу рабочего дня из-за духоты кожа покрывается противной липкой испариной. Небо затягивается свинцово-серыми тучами, пряча закатное солнце. И ни дуновения ветра, ни одного движения воздуха. Дышать тяжело. Ничего, после дождя и грозы всегда дышится легче. И судя по всему, ждать осталось недолго — тучи будто давят с высока на землю всем весом. Июнь вот-вот вступит в свои права.***
Еще никто и никогда не ждал лета так сильно, как двое людей, наделавших миллион ошибок. И жаждущих все исправить. Нуждающихся в еще одном шансе больше, чем кто-либо.***
Час назад вечернее солнце мягко подсвечивало новенькие бокалы, которые Светлана достала специально для такого случая. В центре стола легкие закуски: она не знает предпочтений будущего мужа, поэтому перестраховывается. Может, даже слишком перестраховывается. В глубине души скребут те самые кошки — Светлана Михайловна чувствует, что ничего хорошего от разговора ждать не нужно. Но настойчиво отмахивается от ощущения, предпочитая трусливо прятаться в фантазиях и мечтах. Почему мечтах? Почему фантазиях? Вполне себе в реальности. Происходящие события были очень даже реальны. И почему трусливо? Она всего лишь не думает о плохом. Еще чувства подсказывают — готовить ужин не стоит, но Света же игнорирует их, проведя пол вечера на кухне. Она почему-то уверена: Степнов не очень хорош в готовке и вкусная еда в кои-то веки его порадует. Ну, Света надеется, что вкусная. И еще раз: она же не знает предпочтений. А раньше казалось, что она выучила его «от» и «до. Порыв ветра врывается в комнату, развивая шифоновые шторы и мысли в голове. Ткань почти достает до стола, грозя раскидать салфетки по всей кухне, а мысли и вовсе исчезают. Светочка быстро подходит к окну, закрывает его. Весь вечер был тихий и спокойный же. Можно все так и оставить? А то еще грозы не хватало. Хотя, от такой погоды в комнате приятная полутьма. Совсем легкая, но все же. Звонок в дверь — нужно радоваться? Фальшивая улыбка озаряет лицо. На деле внутри все сжимается от страха. Она что, боится своего жениха?***
Степнов здоровается. Они проходят на кухню молча, потому что Света не знает, о чем можно говорить, а о чем не стоит. Но она опять отмахивается от настырных мыслей. Он садится за стол, упирается локтями в столешницу. Она подходит к холодильнику, достает вино. Он пьет алкоголь? Первое, что нарушает звенящее молчание — его извинение. Рука с бокалом непроизвольно дергается, чуть не разливая напиток по всему столу. — Свет, не надо. Просто присядь. Света оставляет хрусталь в покое и садится на соседний стул.***
Он говорит и говорит. Сбивчиво. Пропуская любые личные подробности и моменты, которые навсегда останутся только между ним и Леной. Вообще старается как можно меньше упоминать ее имя в речи, используя обезличенное «девушка». Старается объяснить так, чтоб Света винила в произошедшем только его. Не прикасается ни к ужину, ни к бокалу.***
Светлана слышит его. Но слова складываются в другую историю. В ее голове произошедшее приобретает совершенно не тот подтекст, которые ей пытаются донести. У нее сердце стучит быстрее не от обиды, а от злости. От непонимания. От несправедливости. Она же так старалась. С осени боролась. Любыми средствами. Как же так? — Значит… права была Борзова? — сама не замечает, как комкает салфетку. Крутит ни в чем неповинную бумагу, почти разрывая. — В чем? — Что вы с ученицей… Ох, ну, конечно. Куда ж без сплетен. — Свет, все, что ты слышала — полный бред. Почти все это выдумки, — Виктор старается не закатывать глаза, вспоминая самый первый инцидент с Людмилой Федоровной — еще в прошлом году. А всего-то стоило помочь Лене донести тяжеленный пакет с рукописью. Но Света подскакивает со стула, смотрит на него сверху вниз и произносит фразу — фразу, от которой у него волной мороз по спине пробегает. — Да какие выдумки! Я сама осенью слышала, как вы разговаривали! Знаю, что вы вместе ужинали! Вы разве не … не жили вместе?! Чего?! Что за хрень? Она не просто верила в сплетни? — Так это ты? Я все думал, с чего вы взяли… — медленно в голове что-то переворачивается. Она их и придумала? Картинка невинной, мягкой, такой доброй Светланы Михайловны искажается. — Да я! Да! Ты что, даже не будешь отрицать? — в руках уже не салфетка, а кусочки рваной бумаги. Она рассыпает их по столу. Бумажки разлетаются, как снежинки. Несколько летит на пол. — Свет, ты сама придумала этот бред. И веришь в него. Ты ведь… я думал, что в прошлом году ты просто ошиблась. Случайно сболтнула лишнее. А ты не случайно, да? Ты хоть представляешь, сколько дерьма вылилось на ее голову? — пока удается говорить спокойно. Ведь девушка напротив только что узнала, что ее очередная свадьба сорвалась. — Поверить не могу! Ты ее защищаешь? Эта малолетка тебе на шею вешалась? Думаешь, я не видела, как она вечно в спортзал бегала? Как чуть что, так сразу к тебе! А ты и рад! — Хватит. Замолчи, — он мог слушать что угодно о себе. Иногда с большим трудом, конечно. Но не о Лене. Не трогай ее! Спокойно. Вдох. Выдох. Она просто так выплескивает обиду. Глаза закрываются, он всеми силами старается не вспылить. — Ты представить себе не можешь, через что она прошла, — говорит, не открывая глаз. — О, да что ты говоришь! Через что она там могла пройти! Пакеты тяжелые не донесла? Какая жалость! Ух, бля! Глаза распахиваются. Он смотрит на девушку, которую — бляя-вот-дурак — собирался взять в жены: Света стоит у разделочного стола, сложив руки на груди. — Она дралась. На ринге. Без правил. Представляешь, что это такое? Думаешь, пошла туда от нечего делать? Сотрясение, куча синяков и ссадин, ушибы, — от мелькнувшего перед глазами воспоминая передергивает, — если бы я не успел… — все могло закончиться очень, очень хреново. Но Виктор не договаривает. Света молчит. Смотрит. Моргает. Что, не ожидала? Да, девчонки тоже могут вот так влипать. Прикинь. — Она осталась одна, ясно? И единственное, в чем я был виноват в тот момент — в том, что не уследил. Не заметил раньше. И никто из всего преподавательского состава не смог заметить. — Ну, я же не знала. Со стороны казалось… Да пофиг уже. В этот момент нет никакого чувства вины — все, что Степнов говорит, правда. Он только сейчас думает о том, что никто, сука, никто не смог бы помочь ей в тот момент, кроме него. Никакие сплетни и педсоветы его бы не остановили. — Чего ты вообще добивалась? О чем думала? Хотела, чтоб меня уволили с выговором? Или чтоб девчонка в 17 лет осталась дома одна, не способная даже поесть самостоятельно? Кому из нас ты пыталась сделать хуже? — Вить! Я не хотела устраивать неприятности тебе! Я просто… подумала, что ей же … возраст согласия уже есть… тебе ничего бы не было… а ее стоило поучить… ЧТО??? Фу, блять! О чем они вообще говорят?! — Я, ну боролась… Только что стало мерзко. Противно. Будто на голову вылилось ведро жидкой грязи — хочется принять душ. Этот разговор можно считать завершенным. — Я дурак. Еще хотел все по-хорошему закончить, — он встает и направляется в сторону выхода. — Подожди! Ну стой! — Светлана догонят его в коридоре. — По-моему, мы все обсудили. И даже больше, — единственное желание сейчас — уйти из этой квартиры и больше никогда не возвращаться. И помыться — нужен душ, как можно скорее. — Вить, можем хотя бы на выпускной вместе прийти? Можем после выпускного… ну…официально… Она что, серьезно? — Зачем? — Как зачем? Все же спрашивать будут… обсуждать… Ох ты ж! Вот это лицемерие! Не нравится, когда тебя за спиной обсуждают? Ему столько всего хотелось бы ответить на ее фразу и просьбу. Но он выбирает самый безобидный вариант. — Знаешь, если не сможешь простить, я пойму. Потому что ее прощение стало ненужным. Неважным. Света не прощается. Или он так быстро вылетает, что не слышит ее ответа.***
Захлопнувшаяся дверь. Ступеньки-ступеньки-ступеньки. Еще одна дверь на улицу. Выход. Тормозит на крыльце, прислоняясь спиной к стене. Охуеть. Камень с души упал — дышится легче. Сердце стучит толи от пробежки по лестнице, толи от этого чувства. Он-то думал, что после признания ошибки, после того как выложит Свете правду, чувство вины сожрет его с потрохами. Думал, что больше не сможет смотреть в зеркало. А на деле — как будто тонул до этого. Захлебывался и не мог дышать. Сейчас же кто-то выдернул его из океана. Вдохнул в легкие кислород. От пьянящего чувства свободы слегка голова кружится, на губах расцветает глупая улыбка. Такая легкость. Умопомрачительная свобода. От всех внутренних стен и предрассудков. От ненужных людей и преследовавших весь долбанный год страхов-мыслей-сомнений. А всего-то надо было — просто поговорить. Ветер путается в волосах — порывы такие сильные, что первые капли дождя попадают под крышу подъезда. Прохладно, чисто. Хочется дышать через рот. И кто запретит? Будто это не московский загазованный воздух — будто он в горах. Разряженный озон. Свежесть летней зелени, омытой дождем. Виктор выходит из-под крыши и направляется в сторону дома. Дождь усиливается с каждой секундой, но это чертовски приятно. Вода смывает липкие остатки разговора, очищает. Сво-бо-да — это ее запах. Вкус. Осязание. Круче, чем любые Гран-при.***
В этот вечер Светлана Михайловна не просто плачет. Она рыдает навзрыд. И вовсе не из-за сорвавшейся свадьбы. Просто она впервые в жизни увидела то, что видела только на страницах романов. Дело ведь не в цвете волос или глаз. Не в очертании фигуры. Не в голосе. Вообще не в обертке. Ей не нужен был принц все это время. Оказывается, она искала того, кто будет ее защищать также, как Витенька защищал Кулемину. Кого-то, у кого в глазах будет плескаться тоже чувство, что и в его, когда он произносил имя Лены. Кого-то, кто тоже будет любить ее не потому, что она приготовит ужин, принесет обед на работу, подарит безделушку, будет внимательно ловить каждое слово, а просто так. Просто, потому что она вот такая — неидеальная.***
Остаток дня и весь вечер Лена провела дома, погруженная в свои мысли. Сначала старалась не думать о том, что они сделали — как Степнов и советовал. Но разве можно было не думать? Лена сама от себя такого не ожидала — и такое даже вслух не расскажешь никому. Ее бы устроило просто побыть в компании друзей, но Лерка почти все свободное время поводит с Комаровым — подруга простила Стасу даже отношения с Наденькой. Гуцул предлагал отметить окончание экзаменов просмотром какого-нибудь фильма, но в последний момент все сорвалось — его вызвали в кафе, подменить напарника. Даже дед свалил к Василию Даниловичу. Сопротивляться воспоминаниям в тихой квартире бесполезно. Тем более, что тут все комнаты связаны с ним. С ними. Лена заваривает чай и идет с кружкой к себе. Разбирает старые тетрадки и учебники — что-то надо отдать в библиотеку, а что-то выкинуть. Подумать только, раньше все казалось очень сложным, запутанным. Казалось, что она застряла в школе надолго. Было не понятно, как правильно себя вести. Убирает весь стол и комод. Натыкается на старую баскетбольную форму. Красная майка, на спине большими буквами «Кулемина» и номер 7. А через два дня уже выпускной. Документы для академии готовы. Будто что-то новое начинается. Очень важное. Не просто конец школы. Складывает майку и кладет в шкаф — с ней она точно не готова расстаться. Ранетки, набирающая обороты популярность, студенчество, настоящее взросление и картинки возможного … они вместе. Почему бы не помечтать? Падает на диван, закрывает глаза. Ночной клуб. Он прилетел к ним на концерт в каком-то далеком городе — они соскучились друг по другу из-за тура. У девчонок 15-минутный перерыв. Она заходит за кулисы, куда он залетает на пару секунд раньше. Какая-нибудь заброшенная гримерка… А может… Он работает в своем клубе до ночи. Наверняка упрямо совмещая роли тренера, управляющего, владельца из-за страха кому-то довериться полностью. Или из-за привычки все держать под контролем. Лена приходит уже поздно вечером, когда тренировки заканчиваются. Тихо. Просто помогает с каким-нибудь неважным занятием. Что-то сложить-убрать-найти-написать. Или… Они у него дома. Не в странной полупустой квартире — а по-настоящему дома. Где-то еще, где она так и не побывала. Все залито утренним солнцем. Они на кухне. Чем-то вкусно пахнет. Смех. Шутки. Торопиться некуда. На ней мужская футболка, он в одних шортах — они о чем-то спорят, пока он не придумывает, как закончить шутливую перепалку. Это… это утро после ее выпускного. Глаза открываются. Раздраженно-глубокий выдох. Дремать под звук весенне-летней грозы сладко и легко. Не удивительно, что ей привиделись такие картинки. Ну, ты, дурочка. Намечталась? Ты же его уже простила. И знаешь, что? Он вообще-то тоже должен был бы тебя простить. И, судя по всему, простил. Лена и не заметила, что все это время находилась в полусне и не слышала звука от пришедшей смс-ки. «Привет! Ты была права. Мы поговорили. Никакой свадьбы. Все наконец-то закончилось. P.S. Заберешь свой билет?» Да, к вечеру Степнов присылает смс, на которое она не отвечает — билет до Питера она забрать не может. Хотя очень хочет. Лена звонит маме.***
Это был самый долгий разговор с мамой по телефону за последний три года — и говорила, в основном, Лена. Вообще, Лена позвонила только для того, чтобы уточнить, есть ли возможность у родителей немного поменять даты отпуска? И можно ли менять вообще авиабилеты? Не только в другую страну, но и просто по России. И все как-то само сложилось. Слово-слово-слово — вышел целый рассказ. Наверное, родителям влетит в копеечку ее душеизлияние. Но разве мама стала бы ее перебивать или просить побыстрее заканчивать? Мама все выслушивает. Судя по голосу, улыбается и … типа, плачет? Или что-то вроде всхлипа ей послышалось из-за не очень хорошей связи? — Леночка, я и не заметила… нас не было рядом, а ты так выросла уже. — Мам, ну что ты. Все хорошо же, — и Лена не врет. Все правда хорошо, — спасибо, мамуль! Во-первых, прямо сейчас, после разговора, она будто со стороны на них посмотрела. И правда простила. Его и себя. Не просто, потому что «хочу простить», а искренне. Чувство затапливает сердце медленно. Это не похоже на внезапное открытие, скорее ощущение плавно наступающего осознания. Во-вторых, да, родители не могут перенести отпуск. Но билеты до Питера еще можно поменять. Просто подвинуть поездку на неделю. И она сможет все успеть. Уже поздний вечер. Пока она болтала с мамой, дед вернулся. Заглядывал к ней в комнату, шумел на кухне посудой. Может, теперь даже спать лег. Лена открывает окно, впуская в комнату свежий ночной воздух. Прохлада быстро убаюкивает, и она ныряет под одеяло, так и не отвечая на его сообщение. Но это не главное. Она обязательно напишет — а он не засыпает просьбами ответить быстрее. Главное — она чувствует. Свобода. От всех и от всего. Отличное начало уже нового дня. ЗА ДЕНЬ ДО ВЫПУСКНОГО У Лерки в комнате настоящий девчачий рай — все завалено платьями, юбками, топиками, босоножками и туфлями. Две шкатулки с украшениями. Огромная косметичка. А, еще белье. Новикова — фанатка класса с десятого таких вещей. В раздевалках часто девчонки за спиной ее обсуждали и завидовали. Даже Зеленова. Что-то Лера покупала здесь, в Москве. Что-то привезла из Лондона. Даже не смотря на обычный заработок ее отца, Лера умела находить вещи, вызывавшие в других девчонках бурю эмоций. За последние два года подруга собрала столько шмоток, что Лена задается вопросом — куда в них ходить? В Москве вообще полгода холодно. Но, отчасти, поэтому они, наверное, и сошлись. Лена никогда не обсуждала Леру, не завидовала, не интересовалась, кто ее очередной ухажёр. А Лера не осуждала Лену за историю с учителем, хотя и подкалывала в стиле Гуцула, приходила поболеть на все соревнования несмотря на врожденную нелюбовь к спорту, в некоторых вопросах помогала, как старшая сестра. И еще они ведь обе взрослели без матерей. Обе заботились об оставшихся рядом родственниках — Лера об отце, Лена — о дедушке. Обе рано выросли — в чем-то Лена была старше, в чем-то Лера. И если Кулемина была спокойной, уравновешенной, то Лерка — непоседливой занозой в заднице. Они здорово дополняли друг друга. И со временем ненавязчивое общение переросло в настоящую девчачью искреннюю дружбу — когда Лера и Наташа стали старше, они будто разошлись по разным дорогам. А Ленка к этому времени как раз поняла, что дружить можно не только с ребятами. И сейчас Лене требовалась небольшая помощь. А Новикова могла в очередной раз получить удовольствие от похода по магазинам. — Белое. Никакого мини, но с вырезом как у рубашки — можно более-менее глубоким. Примерно до колена. Сверху что-то похожее на классическую мужскую рубашку. Талия и от талии юбка. Может быть пояс… может ряд маленьких пуговиц… — голос с легкой хрипотцой перебивает высокий, звонкий абсолютно девчачий вскрик. — Я знаю-занааю! Только вот есть ли оно еще в наличии — вопрос. Чего ты так долго тянула? — Да как-то не думала. Не до платья было. — Ну ты даешь. Выпускной — а ей не до платья. Отлично. Лера поможет — они сразу пойдут в нужный магазин. Нахаживать норму шагов по ТЦ не придется. И есть еще один вопрос, только он сложнее. Лена не может пересилить себя и озвучить вслух те слова, которые крутятся на языке. — Лер…а у вас со Стасом все серьезно же, да? Лерка крутится перед зеркалом, выбирая обувь к своему платью. Она-то заранее купила нужное. Лена валяется на кровати подруги, среди множества цветных тряпок. В любимых черных джинсах и футболке. После вчерашней грозы на улице прохладно. — Замуж за него не собираюсь и детей не планирую, но ты же не про свадьбу? — Ну что ты переспрашиваешь? Ты же все поняла, — Лена рассматривает черную сатиновую майку от пижамы. Ткань на ощупь очень приятная, мягкая, струящаяся, как шелк. — Да. Серьезно. А что? Проще было подготовиться к экзамену по математике. — Да так, просто. — Не-ет, не просто. Заинтриговала же. Ты сама не начала бы такую тему, если б это не было так важно. Да я даже не представляю, до какой степни это важно! — Лера смотрит на свое отражение, недовольно цокая. Меняет туфли на босоножки. Да блин. Ну, с кем еще можно об этом поговорить? Не с Гуцулом же. И не с мамой. Можно с Витей, но его позиция ей не подходит. — Как ты НЕ планируешь детей? Лера резко выпрямляется, оставляя один босоножек не застёгнутым. Поворачивается в ее сторону и хитро так улыбается. — Лен, а ты из теоретических соображение интересуешь или из практических? Лена прикусывает губу. Лера же не знает всего. Да никто не знает всего полностью. Наверное, Гуцул о многом догадывается. Наверное, дед что-то подозревает. Наверное, девчонки-Ранетки понимают. Наверное, вся школа думает, что знает. Но всей правды не знает никто. И не узнает. — Да так, просто. На всякий случай. — Твой «всякий случай» случайно не в выпускную ночь планируется? И я так понимаю Витенька не женится? Вы помирились? Что вообще происходит? Количество вопросов прост мозговыносящее. Блин, только не смейся — но сдержать усмешку сложно. Ле-е-ра, если б ты знала, что все уже было. — Лер, ты не обижайся, но я не скажу. Пока просто рано, — Лера вскидывает одну бровь — Лер, может быть попозже. Но не сейчас. — Я умру от любопытства раньше, чем ты расколешься. Но, короче. Ща, — Лерка подходит к своему столу и что-то ищет в верхнем ящике. Достает бумажку и подходит к Лене. — Держи. Спроси лучше у нее, — это визитка гинеколога?! — Лер, я не… — Иди. Послушай, Лен, — Лера садится рядом на кровать, — я … ну, знаешь, мне с подросткового возраста не с кем было советоваться. А в школе врач — грымза. И я как-то боялась к ней ходить. У нас там даже у стен уши есть. Это тетечка классная. Она поможет и подскажет со всеми вопросами лучше, чем я. — Окей, — Лена забирает визитку и читает текст, — спасибо. Больше спасибо. Щеки розовеют совсем слегка. — Лен? — М? — А тебе под платье ничего не надо выбрать? — Ничего, спасибо. — На голое тело?! — Лер! — Ладно-ладно! — Лера улыбается. Встает и возвращается к зеркалу, — Ты все-таки подумай. Под белое платье главное яркое не надевай. Я там цвета шампанского тааакой комплект видела… Смех Новиковой заполняет всю комнату — в нее летит розовый лифчик.***
К вечеру в комнате висит новое платье. Стоят новые белые кроссовки. Лере не удалось уговорить ее на шпильки. Потому что нет ничего лучше новеньких, кристально-белых кроссовок. На высокой подошве, огромных. Не подходящих для занятий спортом, но просто идеальных. Лена давно на них засматривалась. И опять Гуцул сливается — в этот раз ему поменяли смены в кафе. Может, он переживает из-за того, что запер ее со Степновым в спортзале? Они нормально не разговаривали как раз после того случая. Но есть одно «но»: Гуцул. Переживает?! Лена не дает ему шанса отвертеться — заявляет, что она поедет в кафе. И Игорь палится — он не на работе. Он соглашается прийти под вечер. Говорит, что по телефону не хочет обсуждать. Во что друг мог вляпаться? Еще ей хочется ответить на смс — ведь она тянет резину уже почти сутки. Но еще больше ей хочется сказать ему все лично — и ведь остались часы. Вечер, ночь. Утро. День. И выпускной вечер, где они увидятся.***
Вечером Игорь приезжает к ней в гости. Видно, что он здорово взвинчен. — Гуцул, признавайся, что не так, — они проходят в Ленкину комнату. — А? — друг так глубоко в своим мыслях, что не улавливает вопрос. Садится на диван. — Говорю, колись, что случилось? Ходишь загруженный, все встречи динамишь. Даже Стас тебя не может выловить. Чего прячешься? — Лена присаживается рядом. — Лен, я даже не знаю, как начать, — Игорь без подвешенного языка — не Игорь. Игорек, ну во что ты влез? — Начни с начала, — Лена подбадривает. Говорит спокойно. Может, ее внешнее спокойствие передастся ему? — Ну… , — Игорь сцепляет пальцы в замок, — ты ведь знаешь, что я с Полиной встречался? — Еще бы. Игорь смотрит на свои руки, не поднимая взгляд. — Так вот. Она беременна. А я — отец ребенка. Е-е-ебать. На пару секунд в голове нет мыслей, кроме матов. Ух. — А-а, она сама тебе об этом сказала? — может Полина его так вернуть пытается? — В том-то и дело, что нет. Она это от меня скрывала, я случайно узнал. А она, ну знаешь, послала меня лесом. У Лены все еще заторможен мыслительный процесс. Будто лидокаин вкололи в мозг. — Почему? Гуцул смотрит на нее, как на дуру. — Наверное потому, что вел себя, как еблан. — Охренеть, если честно. Но теперь понятно, почему она последнее время такая… другая, — Полина беременна. Беременна-беременна-беременна. Слово набатом стучит в голове. Беременна. Ребенок. — Бедная Зеленова. И тут Гуцула будто прорывает. — Лен… Леночка, я очень запутался. Я не знаю, что мне делать. Как подойти к ней? Что сказать? Я пробовал, она послала… и все так поменялось. Мы ж хотели учиться, тусить… а ребенок… ответственность — и я не против. Не хочу, чтоб он без меня… а как с ней поговорить… и она мне нравится, но я так накосячил… знаешь, что ей сказал… а у нее мой ребенок… Лена моргает пару раз — она только что будто оказалась внутри чужой головы. Внутри мыслей — но не Игоря. А кое-кого другого. — Гуцул, ты что, правда еблан? Что делать… запутался… к ней бежать надо, понял? — он ее не слышит. Смотрит на свои руки. — Гуцул! — Лена останавливает поток глупых сомнений, — Ты же такой везнучик. Полинка тебя любит. Правда же любит. Даже решилась ребенка оставить. Не думала, что она такая смелая. А ты сидишь тут, рассуждаешь, как хочешь к ней подойти, но… блин! Как же бесите иногда своими рассуждениями, не представляешь. — БесиТЕ? — Игорь отрывается от изучения своих рук, смотрит теперь уже на Лену, — Кулемина, любишь его? Вечер откровений. — Да, типа того. Знаешь, старалась себя обмануть. Несколько раз. Да и он тоже. И ничего не получилось. А сейчас вообще не понимаю, зачем мы это делали. Он мне очень нужен, — наверное, слишком лично звучит. Без него не могу. — Ну… Завидую даже — парень впервые за вечер улыбается, — столько песен можно было б написать, если б я чувствовал что-то похоже. Вдохновение там, все дела. Был бы хит. — Гуцуул! Они оба смеются. — Что, Ленка, будешь по мне скучать? — он обнимает Лену за плечи. — А ты собираешься пропасть? — Ну, мало ли. — Ну, окей. Немножко. Совсем чуть-чуть. — Лен, я ее с выпускного завтра уведу. После официальной части сразу. Только что придумал сюрприз. Так что, завтра уже не увидимся. Лена искренне надеется, что Гуцул не провалится во взрослую жизнь, как в черную дыру. Надеется, что дружба не затеряется в круговороте новой жизни. И вообще, стремно, когда ты с человеком не прощаешься, а он с тобой зачем-то прощается. Прости, Вить. За это тоже. — Обещай, что если помощь нужна будет или поддержка, ты свистнешь? — Окей. Ты тоже.***
Гуцул уходит. Лена облегченно выдыхает, понимая, что не зря записалась на утро к Леркиному врачу. И мысленно желает удачи Игорю и Полине. ВЫПУСКНОЙ — Дорогие мои выпускники! Пусть для меня вы навсегда останетесь маленькими первоклашками, едва переступившими порог нашей школы, это не так. Актовый зал полон — бывшие школьники и их родители, учителя, чьи-то друзья. Здесь так жарко. Море лент с надписью «Выпускник». Платья-платья-платья. Костюмы. Пиджаки. Приятно-щекочущее волнение во всем теле и перешептывания — только что было шумно. Но с началом выступления Савченко все замолчали. — Сегодня для вас открылась дверь в новую жизнь. Каждому из вас предстоит пережить очередной этап взросления, преодолеть новые препятствия на своем пути. Каждого из вас ждет своя дорога. Неповторимая и единственная верная для вас. Николай Павлович прерывается на пару секунд. Убирает микрофон от лица, опуская голову. Плечи поднимаются вверх и опускаются — он глубоко вдохнул и выдохнул. — Расставаться со школой всегда немного печально. Тут у вас появились первые лучшие друзья, первая настоящая любовь. Здесь вы узнали вкус первых побед и поражений. С ума сойти! Это все. Это же совсем-совсем все. — Я хочу пожелать вам успехов в любых ваших начинаниях. Вы только не забывайте свою школу и своих дорогих учителей. Но помните: это не конец. Это — ваше самое лучшее начало! Зал взрывается аплодисментами и улюлюканьем. Начинается вручение аттестатов. Когда Лену взывают на сцену, она поднимается и непроизвольно глазами ищет черные волосы. Он же высокий — даже если сидит в кресле, выделяется из толпы. Но пока Лена не видит знакомого лица. Со сцены хороший обзор — и в конце зала одна Светлана Михайловна.***
Официальная часть, состоящая из прогулки, фотосессии, концерта и вручения дипломов заканчивается в семь вечера. Фуршет ждет всех на улице — здесь же импровизированная сцена. Инструменты уже выставлены. И здесь Степнов. Помогал, видимо, организовать площадку для вечеринки под открытым небом. Давай, Кулемина. Решайся.***
Лена видит, как он идет в ее сторону. Но ее саму утаскивают девчонки — у Прокопьевой новость. Она продала свои стихи. Ладно, вечер еще не закончен.***
К восьми часам все уже слегка выпившие — выпускникам наливают только шампанское. Учителя и родители пьют еще что-то, но Лена уверена, особо изобретательные одноклассники типа Семенова наверняка таскают выпивку со «взрослого» стола. Музыка из колонок замолкает. Все просят Ранеток. Девчонки выходят на сцену. Лена натыкается на взгляд голубых глаз сразу же. Привет. Сердце отбивает такой привычный в его присутствии ритм. Ей нравится, когда он так смотрит.***
Они играют самые популярные песни. Колонки настроены на максимальную громкость. Все веселятся. И тут кто-то просит медляк. Лена улыбается.***
♪ Простой звонок — набор сложных чисел, Хочу сказать — но губы немеют. Как жаль, что мы от чего-то зависим, Но звёзды так любить не умеют ♪***
Лена пробирается сквозь танцующую толпу парочек — к нему. От сцены до столика, у которого он стоял, целых несколько метров. Лерка уже начинает петь под приветственные выкрики и аплодисменты, кто-то медленно кружится в обнимочку по маленькому кругу, рядом хлопает открывшееся шампанское, кто-то смеется — Лене кажется, что она не дойдет до него даже за ночь. Разошлись по сторонам два безумных взгляда, Две потухшие мечты, им ничего не надо. Шаг-шаг-шаг. Хочется быстрее сказать кое-что важное. Она так близко, но музыка слишком громкая. Буря тихо унесла два уставших неба, Всё так быстро прошло. — Вит… Виктор Михайлович! — Лена подходит настолько близко, на сколько позволяют рамки приличия. Хотя хочется встать на носки и сказать ему на ухо, чтоб он точно услышал. Он поворачивается и будто тоже сомневается, стоит ли наклониться ближе. И я думаю, было или не было? Было или не было? — Я понимаю, почему вы сделали предложение. И… — она не ожидала, что голос начнет пропадать, а по телу пробежится легкая дрожь, — … для меня это ничего не изменило. Черные брови взлетают, губы слегка приоткрываются. Он, видимо, не ожидал таких слов. Не ждал ее понимания. — Я хочу, чтобы вы знали. Я люблю тебя. И всегда буду любить.***
Он правда не ожидал таких слов. Понимает. И это ничего не меняет. Любит. Думал, она скажет, что не прощает, либо просто «Давай поговорим», либо — он очень надеялся именно на такой вариант — что простила. Но от сказанных слов всего на миг отключился мозг. А еще от ее вида в этот вечер. Такой Лену он не видел никогда. Даже представить себе не мог, насколько она может быть красивая. — Вы что, так и будете молчать? Даже не скажите ничего? — отвлекись, блин. Скажу. Конечно, скажу. Но музыка так громко играет, Леркин голос из колонок почти заглушает Лену. Забей. — Может, отойдем подальше? — он наклоняется к ней и произносит на ухо. — Не боитесь, что кто-то обратит внимание? — Нет. А ты? — Мне все равно. — Отлично, идем.***
Может быть, кто-то заметил, что сначала сквозь толпу пробиралась Кулемина. Выходила с территории вечеринки — шла в сторону главного входа, к воротам. А почти следом за ней шел бывший преподаватель. Но на самом деле в этот вечер никому не было до них дела. Наконец-то.***
Жаль, что звезд в Москве не видно. Но июньская ночь такая светлая, что и за городом вряд ли небо усыпано огоньками. Закат уже прошел. Сейчас на улице так хорошо — вот они, первые летние ночи. Они стоят друг напротив друга. Так и не вышли за территорию школы. Витя еще раз повторяет слова из смс. — Мы… поговорили. Это было в некоторой степени познавательно. — И что вы узнали? — Что ты часто бываешь права. -Значит, я автоматически становлюсь победителем во всех будущих спорах? , — Лена улыбается. — Ну, нет. Не перегибай, — он усмехается в ответ. — Я часто перегибаю. — Я заметил. Думаю, нужна еще парочка тренировок, чтоб научиться работать с твоими и моими перегибами. Звучит прекрасно. — Тренировки значит, — ну, не может Лена не вкладывать во фразы подтекст. — Да. И компромиссы. Как тебе? — М-м-м. Еще одно: никаких больше правильно-неправильно. Он смеется. — Не обещаю, но попробую. Договорились? Еще не совсем. — Тааак… а что будем делать теперь? , — шаг вперед, к нему. Чувствует, как легко ладони ложатся на талию. — А что ты хочешь? Хочешь вернуться? Кто-то давно собирался потанцевать. — Нет, назад не хочу. Может уйдем? — Разве не хочешь встретить рассвет с друзьями? — Это все предложения? — Можем, — в голубых глазах загорается огонек, — хочешь поехать кое-куда? — Куда? — Увидишь. Пусть будет сюрприз. — С одним условием. Поцелуй меня, — она обнимает его за шею. Не в ее квартире, не у него. Не за закрытыми дверями тренерской. Без оглядки на кого-то. Сейчас — у школы. Не за калиткой, а здесь. Вообще, он хотел сделать это, как только увидел ее — еще пару часов назад. — Ты уверена? — там, где они стоят, слишком хорошо слышны звуки музыки и голосов. И ребята бегают за школу то покурить, то поцеловаться, то просто поболтать. Подушечка большого пальца легко касается уголка ее приоткрывшихся губ. Да, да уверена. Ну, может не совсем, но когда он легко притягивает ее к себе, все мысли тут же растворяются в горячем дыхании. В губах, накрывающих ее губы. В пальцах, легко касающихся, посылающих волны согревающего тепла — теперь греет внутри. И сразу же спокойно. И никаких сомнений. Лена даже не понимает, как они умудряются целоваться сквозь улыбки. Но получается неловко-волнующе. И когда через пару минут они отстраняются друг от друга одновременно, не прекращая улыбаться, и она спрашивает первой: — Как ощущения, Виктор Михайлович? — Полной свободы, — его чувства полностью совпадают с ее.***
Они выходят за ворота школы. В такси Лена отправляет Лере смс с предупреждением о том, что она не будет встречать рассвет со всеми — не нужно ее ждать. Но она обязательно встретит это утро так, как хочет.***
Только что они поднимались по ступенькам и все было нормально. Она рассматривала подъезд, совершенно не похожий на те, что бывают в новостройках. Это дом старого фонда, но удивительно красиво отреставрированный. Здесь всего семь этажей — им на четвертый. Еще Лена примерно понимает, что они совсем недалеко от станции «Курская», но адрес она не запоминала. Пока что. Здесь, судя по тому, что он рассказал в такси, деду когда-то дали квартиру. И сначала ей правда было интересно посмотреть, где Степнов вырос. Но около входной двери у нее в голове что-то щёлкнуло, и Лена развернула его к себе быстрее, чем он повернул ключ. Быстрее, чем сообразила, что делает. Зачем? Ты ведь уже обжигалась о свои порывы. Но просто последний раз оставил слишком горькое послевкусие. И ей нужно было избавится от того ощущения. Нужно было объяснить, что она больше не собирается уходить. Если он, конечно, не собирается тащить кого-нибудь под венец чуть что. Теперь Степнов упирается спиной во входную дверь, жарко отвечая на ее поцелуй. Всего на секунду он, видимо, забывает, что они так и не зашли в квартиру. Пальцы скользят в вырез платья, заставляя сердце просто вылетать навстречу прикосновению, а кожу пылать в месте, где чувствуются лёгкие поглаживания. — Черт, Лен… — прямо в губы. Быстро рука перемещается с груди на талию. Разворачивает их — теперь Лена прижата к двери. Одной рукой держит ее, другой — поворачивает ключ. Они оба спотыкаются на пороге — Лена вообще заходит спиной, не обращая внимания на обстановку. Ей пока что все равно. Она точно знает, где они. А детали можно рассмотреть утром. Слышит, как ключи звенят, падая на пол, как щелкает замок в двери. Но еще громче в ушах стучит — это пульс ускоряется от поцелуев. — Нужна, — прикусывает и тут же снова целует, — экскурсия? Ага. Конечно. Именно так стоит предлагать осмотреться. — Потом, — он же сам расстегивает верхние пуговицы на платье. Ряд по всему платью — до подола. — Ты это специально надела? — они врезаются в какую-то стену, но он успевает подставить ладонь под ее голову. Лена могла бы сейчас влететь в эту стену — все равно бы не почувствовала ничего, кроме съедающего изнутри желания быть вместе. Поэтому она не отвечает — целует скулу, скользит по линии челюсти. И запрокидывает голову назад, как только чувствует губы на шее — его поцелуи здесь — одни из самых любимых. Губы горят. Воздух кажется холоднее, чем они. — Давай… — в этот раз все-таки останутся следы, но господи-боже, кто бы был против — … дойдем хотя бы… Он даже сказать нормально не может. Какая же ты … Сладко. Вкусно до безумия. Целовал бы вечно. И никакого больше ощущения потери. Головокружительно-пьянящая свобода. И чувство, что ты нашел сокровище. Которое навсегда останется только твоим. — Куда? — Лена только прогибается в спине, выдыхая ему в волосы. Девичьи руки — самые любимые в мире — расстегивают пиджак. В спальню — прямо и налево. В этой квартире спальня — самая далекая комната. А она так отвечает, что … хочу тебя. Стояк уже каменный. А зачем сдерживаться сейчас? Снова возвращается к губам и целует. Почти лениво касается, будто пробуя первый раз, какая она на вкус. Потрясающе — Лена и шампанское. Коктейль, от которого он опьянел еще у школы. Костяшками пальцев медленно гладит кожу в вырезе платья — оно расстегнуто до самой талии. Когда чувствует ее теплый выдох, ладонь полностью ложится на грудь сжимая. Одновременно углубляя поцелуй, переплетая языки. Хотелось давно попробовать, но ей может не понравится. Легко, быстро скользит кончиком языка по внутренней стороне нижней губы. Глубже. По небу. Отрываясь на секунду, чтобы проверить — но ее глаза закрыты. Открываются через секунду. — Что-то не так? — она что, перебрала с шампанским? Легкая улыбка касается его губ. — Тебе нравится? Так, видимо перебрала. Лена не совсем понимает, о чем он. Что нравится? У него дома? Секс в прихожей? Поцел… а-а. Интересно, она угадала? — Не разобралась еще. Перепроверь… Давай еще раз. Какие, к черту, поцелуи? Это что-то большее. Зарождающееся в самой глубине. Ну, все. Все-все-все. От движения языка, от скользящих по плечам теплых пальцев, раздевающих — она хочет его. Платье спущено до талии и Лена тянется к воротнику пиджака, пока он явно чувствует себя хозяином у нее во рту. Дергает ткань с плеч, и он помогает — отрывается от ее рта. Кидает пиджак к их ногам. Взгляд приковывается к ее телу. Замечая. Пальцы ложатся на грудь, оглаживая. Наблюдает, на прикосновения к каким местам она реагирует острее. Чувственнее. На ней светлое белье, совсем тонкое, невесомое, из полупрозрачной мягкой ткани — его будто и нет вовсе. Сначала он думал, что эта девушка в футболке на голое тело — лучшее, что было в его жизни. Потом — когда увидел Лену в своей рубашке, а еще позже — ее грудь в лифчике. Сейчас он даже боится зарекаться — Лена точно придумает еще что-нибудь. Что-нибудь, отчего у него вместо снов будет порно с ней в голове. Оторваться от ее кожи невозможно. Наклоняется, целуя грудь через ткань. Обхватывает губами затвердевший сосок, дотрагивается языком — она резко прогибается и тишину нарушает нежный стон. Черт. Может сойдет и прихожая? Ему требуется несколько минут и еще пара таких ее стонов, чтоб заставить себя остановиться хоть на секунду. Быстро расстегивает манжету на рукаве рубашки. Лена случайно открывает глаза, пока он не дотрагивается до нее и … вот она дурочка. Как можно было зажмуриваться все это время? Лишать себя шанса увидеть, как он раздевается. Это, оказывается, невероятно красиво. Гипнотизирующе. Лена могла бы смотреть на это всю ночь. Он замечает ее реакцию. Улыбается. Так вот, что может тебя притормозить? И быстро меняет их местами — теперь она оказалась на его месте. А Степнов прижимается спиной к стене. Отпускает ее, и разводит руки в стороны. Хитро щурится. — Ни в чем себе не отказывай, — ему не требуется слышать ее вопросы. Он их видит. Читает по лицу. Это что, свобода действий? Никаких «Стой»? Не сейчас? Позже? — Именно. Полная свобода, — протягивает руку с застегнутой манжетой ладонью вверх. Сердце пропускает удар. Вот он — этот тембр. От которого, блин, бедра сжимаются. Спасибо платью — этого не видно. С одной стороны, очень хочется быстро расстегнуть рубашку, брюки и заставить довести начатое до конца прямо тут. И Лена уверена, у нее бы получилось. С другой, если это вызов, то ей нравится игра, пусть и правила пока не ясны до конца. — И никаких границ? — Никаких. Никаких правил. Все приемы — разрешены. Нет ни правильного, ни неправильного. Есть только то, что им нравится. Лена расстегивает вторую манжету под пристальным взглядом. Пальцы плохо слушаются. Ладно, хорошо. Наверное, он думает, что у нее опять крыша поедет через несколько минут — но в этот раз это ждет его самого. Кладет руки на плечи. Обводит мышцы, медленно спускаясь к предплечьям. Он запрокидывает голову назад, упираясь затылком в стену. Прикрывает глаза. Дышит глубоко и размерено. На губах легкая улыбка. Дает возможность — ее руки возвращаются к плечам, гладят. Изучают. Нравится, когда он не застегивает рубашки до конца, оставляя небольшой вырез у начала ключиц. Первая пуговица. Вторая. Хочется дотронуться до мужского тела — это же все ее. Он весь — ее. Расстегивает до середины. Распахивая полы на сколько это возможно. Вот так ей нравится не торопиться. Это интересно. И подстегивает еще больше. А ему, кажется, нравится, когда она оглаживая кожу над ребрами, слегка надавливает ногтями — дыхание учащается. И у нее тоже — когда остается несколько нижних пуговиц, Лена быстро вытаскивает рубашку из брюк и справляется за несколько секунд. Тут же слышит, как он тихо усмехается. Поднимает взгляд, сталкивается с его глазами — он больше не упирается затылком в стену — он снова наблюдает за ней, теперь уже без улыбки. Ждет? Нет, Вить, не так просто. Руки снова ложатся на живот — под пальцами прорисовываются кубики пресса и боковые мышцы. Она легко обводит их подушечками — один раз он сбивается с ритма и судорожно выдыхает через рот. Но Лена не дает шанса восстановить дыхание — ее пальцы приближаются к ремню, замирая. Дальше тоже можно? — Не, — он громко сглатывает, — останавливайся. И снова — никаких «Нет. Стой. Не надо». Ну, он же сам не хотел торопиться? Лена подходит ближе, оставляя между телами пару сантиметров. Поднимается на носочки. Прямо сейчас в глаза сильно бросается, что вообще-то он на голову выше. Идеальная разница. Близко-близко — почти дотрагиваясь до губ — скользящее движение вниз — прижимается к горлу, чуть приоткрытыми губами, опуская пальцы обеих рук на пряжку ремня. Мягко касается кожи над веной, пробуя начать поцелуй также осторожно, как он. Дорожкой влажных поцелуев опускается ниже, обводя кадык, к ключицам. Выдергивает край ремня из петель, расстегивает пряжку. Целуя уже место, где бьется сердце — с такой скоростью и силой, что Лена понимает: его показательное терпении и контроль — не больше, чем способ раззадорить ее еще сильнее. И получается же — когда пуговица на брюках поддается с трудом, Лена чуть не посылает на хрен всю эту игру. Ее останавливает смешок. Ничего в этом сложного. Просто успокой уже свои пальцы. Блин, он расстегнул половину таких же пуговиц на платье, а она даже не заметила. Лена решает заткнуть его и отвлечь — возвращается к губам. И от того, как быстро он отвечает, как в поцелуе выплескивает все то, что не делает сейчас руками, сразу же втягивая ее язык к себе в рот, она на мгновение чувствует победу. Он почти сдался! Это чувство вдохновляет и помогает. Пуговица на брюках поддается, она расстегивает молнию и сразу же оттягивает резинку белья. То, что они творят в поцелуе, так точно отражающем истинные желания, сильно контрастирует с тем, что она делает рукой. Специально. Сжимает член не сильно. Просто обхватывает пальцами, почти не надавливая. Медленно двигает рукой вниз. Вверх. Проводит большим пальцем по головке, чувствуя капли теплой влаги и… — Господи… — он первый разрывает этот сумасшедший поцелуй. Опять откидывается назад, упираясь затылком в стену, закусывая губу. У него же руки в кулаки сжимаются, одна чуть дергается в ее сторону. Но он тут же прижимает их к стене, — …Кулемина… Он уже сто лет не обращался к ней по фамилии. Наверное, такое может возбуждать только их. Сдавайся, Степнов. Это, оказывается, не так сложно, как казалось. Ему вообще, наверное, было легко двинуть ее крышу — поэтому Лену всегда так накрывало в моменты близости. Дай только несколько месяцев. Ты будешь чувствовать тоже самое. Лена целует впадинку у горла, не останавливая движения руки. Спускается губами чуть ниже, сжимая пальцы. Чувствуя, как бедра подаются ей навстречу. Как он дышит — также, когда занимается с ней настоящим сексом. Рвано. Шумно выдыхая. Хватая воздух короткими глотками. Чувство странного счастья — ей нравится вести. Нравится контролировать. Ты — мой. Когда его рука вскидывается еще раз, щеки уже алеют, а бедра двигаются ей навстречу с каждым движением — Лена останавливается. Разжимает пальцы и убирает руку. Она собиралась с силой, чтобы сделать это. Раньше она почти не видела этого мужчину — только урывками, в моменты близости. Но часто он заставлял ее забыться раньше, чем они могли бы познакомиться. А теперь Лена видит его — наконец-то. Румянец, нижняя губа хранит след от зубов, впивающихся в нее секунды назад, зрачки расширены, глаза блестят, жилка на шее выдает скорость пульса — удивительно, как он все еще может себя сдерживать? Лена подносит пальцы к губам. На выдохе вбирает в рот подушечки среднего и безымянного, заставляя его задержать дыхание. Следить за ней. От взгляда внутренности завязываются в тугой узел. Тело будто слабеет. На само деле она почти не чувствует ничего такого — никакого вкуса. Но у него жевалки на скулах дергаются. Когда язык быстро проходится по ладони, он сглатывает. Лена возвращает руку на член, в этот раз сразу скользя быстрее. И он будто оживает — ударяется головой о стену, низкий стон и рука дергается вверх — пальцами сам путается в своих волосах. Стоит ей еще ускорить движения, как — вот, блин! Тормозит ее своей рукой. — В спальню, — голос такой охрипший, срывающийся, что вот реально колени подкашиваются, — сейчас же. — Так правила все-таки есть? — Нет. Просто хочу наконец-то… — он будто сам себя затыкает. Но ей не нужно, чтоб он подбирал слова. Лена сама может озвучить его мысль. Когда они наедине, не нет нужны выбирать выражения. — Скажи уже, — она снова кладет руку на член через белье. — Хочу трахнуть тебя нормально. Оргазм без секса она не испытывала — но чувство, захватившее все внутри от его слов, было очень похоже на полет.***
Ему нужно, чтоб они сейчас же оказались в кровати. Тут просто не получится так, как хочется. Мозг требует раздеть ее. Член требует задрать подол и начать прямо здесь. Сердцем хочется так, как давно представлял — усадить ее сверху. Наверное, пока побеждает мозг — он быстро расстегивает еще пару пуговиц — до бедер. И полностью стягивает выпускное платье. — Передумал? — Лена усмехается, снимая с него рубашку. Перешагивает через белую и голубую ткань, упавшую к ее ногам. — Если ты окажешься там в платье, уже не снимешь. Жалко, красивое. Потому что это последние минуты, когда он готов быть рядом с ней, а не внутри. — Так куда ид…? — Ко мне — легко подхватывает ее под ягодицы. Лена быстро хватается за плечи, обнимая талию ногами. Как же с ней хорошо — легко, удобно, просто. В какие-то моменты они будто стали понимать друг друга без слов. Она так прижимается — смотрит на него и мило улыбается. Как котенок. — Что? — Да так. Вить… — запускает пальцы в его уже растрепанную прическу, — никакой классики. Мы даже почти разделись в коридоре. Он тоже улыбается. Дергает дверь за ручку одной рукой, второй придерживает ее. — Да ладно. Ты все еще почти девственница. — Нет! — Да. И вместо того, чтобы опустить ее на кровать, разворачивается спиной к матрасу. Падает на спину и смеется. Потому что. Теперь он лежит — а она сидит сверху. И что ей делать? Как дальше…? Он же еще в брюках и… Лена замирает всего на миг — из-за мыслей. — Смотри, я прав. Ты реагируешь, как девственница. Как первый раз. Вместо ответа она снова наклоняется к его губам и целует.***
Этой ночью даже в Москве светло. От лампы уличного фонаря свет мягко рассеивается по спальне, слабый ветер колышет низ длинной шторы — в таких домах окна огромные, высокие, но не очень широкие, из-за чего подоконники ниже, шире и короче обычного. Или там выход на маленький открытый балкончик — сейчас это абсолютно неинтересно. В комнате будто белая ночь. Лена не видела белые ночи и в этом году не успеет. Но уверена, что обязательно увидит. Увидела же его в таком состоянии, в котором раньше и представить не могла. Не понятно, сколько времени уже прошло с того момента… с момента, когда он сдался первый. Капли пота на спине и висках. Испарина покрывает тела. Тишину нарушают только влажные звуки поцелуев, разгоряченных тел и сбитого, неровного дыхания. Ей нравится — нравится-нравится-очень нравится — как он двигается внутри. Эйфория от сочетания: она все еще сидит сверху, может делать, что хочет. Он полулежит-полусидит, облокотившись о спинку кровати и подушки, слегка согнув ноги в коленях. И это иллюзия полного контроля. Он все еще ведет — просто очень ненавязчиво. Ей потребовалось время, чтобы понять это. Только вот сколько? Ладони путешествуют по телу, путаются в светлых волосах, скользят по груди, животу, спине, бедрам. Пояснице и ягодицам — в эти моменты он впивается пальцами в кожу. Заставляя ее двигаться так, как требуют его руки. Когда сильнее прижимает ее к себе внутри все сжимается. Короткий всхлип. Потому что. Чувствует его. Тело нашло нужный ритм давно и теперь Лена уверена, она вообще с него не слезет. Невозможно привыкнуть к тому, насколько сильно приятно заниматься любовью. Влажные поцелуи на шее, на плече, ключицах, груди. Она же может только дышать и двигаться. Обнимать его. Прогибаться в пояснице, когда горячие ладони надавливают сильнее. Двигаться быстрее, когда он сам ее подталкивает. Как получается, что она снова, даже в такой позе, не может ничего сделать? И когда он сползает полностью на кровать, меняя угол проникновения, кладет руки на тазовые косточки, направляя ее, Лена почти смирилась, что … вот … совсем скоро. — … я… — губы пересохли от дыхания через рот, — … боже… Зачем-то ее рука прижимается ко рту — пальцы сами скользят по губам. Тело знает лучше, что ему нужно. И он тормозит. Спасибо, Вселенная. Лене нужно немного — совсем чуть-чуть. Несколько секунд. Только после пары вдохов-выдохов открывает глаза. Сидеть сверху на мужчине, чувствуя его внутри, натыкаться на такой его взгляд — как бы она ему не доверяла, эти ощущения заставляют смутиться. Но он поднимается на локтях. Выше, на руках. Садится, придерживая ее. — Можешь дотянуться до ящика? В тумбочке? — заправляет за ухо влажную прядь. От ее прически не осталось и следа. А еще, наверное, тушь и тени размазались. Она, наверное, похожа на девку с трассы. От мысли щеки гореть начинают. — Лен? Блин… — Я … — она осматривается, моргает. Блин, как можно говорить связно сейчас? Вот именно когда они…ну… господи, она же чувствует жар. Влагу. Капли даже на коже, на внутренней поверхности бедер. Прикроватная небольшая тумбочка, точно. Она не достанет. Надо будет встать. — Зач… — он медленно гладит бедра, будто даже не замечая. Но она то все чувствует, — зачем? — Тебе всего восемнадцать. Давай не будем рисковать? О, точно. Она ведь не сказала. Можно просто озвучить правду вслух и продолжить. Но. Ох уж это «но». Она улыбается. Дотрагивается до его нижней губы, легко, немного оттягивая. Тут же чувствуя поцелуи на пальцах. Язык обводит…. Так, не сбивайся с мысли. — Рассла-абься. Тебе тоже понравится, — она говорит и легко пригибается в пояснице, скользя так, что он тихо стонет. Ее пальцы все еще у его губ, но от отпускает подушечки. Смотрит на нее, быстро проводя языком по губам. — Лен, мне нравится с тобой в любом случае. — Спорим, я могу сделать все еще лучше? , — сейчас она повторит его движение. Наверняка целоваться так приятнее и вкуснее. Только… Точно, конечно. Скажи уже, и делай, что хочешь. — Вить. Я на таблетках. Он не слишком хорошо разбирается в этой истории, поэтому уточняет на всякий случай. Лена — одна из самых ответственных девушек, которых он знал. Но и крышу у нее сносило сильнее всех. — Давно? Тогда, в школе, ты уже? — Нет. С сегодняшнего дня. Хотя, скорее уже со вчерашнего. — А разве уже… — Вить, я была у врача. Поверь мне. Что такого хорошего он сделал в жизни, что получил ее? Или это награда за какой-то поступок в прошлой жизни? Ее слова, поступок, просьба… Надо же. Все это время казалось, что это он ломал стены внутри ее. А на деле… сколько стен разрушила она? И после того разговора — когда дал ей возможность опомниться… Степнов сдался. Всего пара ее фраз — и прямо сейчас его глаза закрыты. Прямо сейчас его голова запрокинута назад, затылок упирается в подушку, губы слегка влажные от поцелуев и от того, что, у него, кажется, есть привычка прикусывать нижнюю губу в такие моменты. Из горла вырываются низкие выдохи-стоны — теперь ее любимые звуки. Пальцы впиваются в бедра, он сам вскидывается навстречу, отчего она в очередной раз не может сдержаться. Всхлип. Это… просто… В какие-то моменты они так прекрасно чувствуют друг друга: его резкое движение бедер вверх — она подхватывает и спина сама прогибается в пояснице, давая возможность чувствовать еще глубже. И, когда ей кажется, что вот-вот он должен закончить, когда кадык дергается, когда он резко хватает ее за запястья, сжимая — всего на миг Лена уверена, сейчас его накроет с головой. И миг. Она на кровати. От резкого падения на матрас на секунду в глазах звезды. Наивная. Но от того, что он делает, Лена тут же забывает обо всем. Такой расклад ей нравится даже больше. Хотя «нравится больше» — совсем не то. Потому что, если дело касается этой плоскости их отношений, ей все нравится. Вообще все. Он укладывает ее на спину удобнее и скользит ладонями по ногам. От икр к коленям. В этот раз не давая ни свести ноги, ни закинуть на него. Сидит между ее бедер. Иногда все еще немного неловко — в этот момент она не просто обнаженная. Пальцы сжимают простынь со всей силы. Это степень доверия возможна только с ним. Быстро подтягивает ближе к себе. Лена громко вскрикивает, когда он резко подается вперед. Меняя размеренный, нежный, такой проникновенный до этого темп на что-то сумашедше-сильное. Быстрое. Близкое и понятное для них двоих. Есть огромное количество причин, по которым она согласна иногда сдаваться сама. И это явно одна из них. — Черт… ты… — даже он не всегда может говорить в эти моменты. — М-м-м? — Лена даже не хочет пробовать в этот раз. Ее уносит. Почти не здесь. Чувствует, как его тело оказывается ближе, над ней. Хватает ее за запястье, отпуская ноги. В этот раз точно, Лена знает, что он близко. Это понятно по движениям. По дыханию. — …точно?.. Да, точно. Она не совсем сумасшедшая, чтоб так рисковать. Это же не до такой степени игра. Только говорить не получается. Вместо ответа она подается навстречу. И он чувствует. Понимает её. Боже, Кулемина, ну еще секунду. Не отключайся. Не закрывай глаза хоть раз. Лена старается уловить каждую деталь. Он слегка откидывает голову назад, кожа натягивается, подчеркивая угол нижней челюсти. Глаза закрыты. Мышцы на руках и животе напрягаются, отчетливо прорисовывая рельеф. Быстро облизывает губы и — о, да, она знала, — закусывает нижнюю. Кадык дергается. — Твою мать… — низкий, мягкий голос нарушает тишину. Он сбивается с ритма, с силой сжимая ее руки. И это самое прекрасное, что она видела и чувствовала. Падает вперед, на нее. Быстро и жарко дышит в шею. Жарче только между ног. И надо же… в этот раз ее подталкивает за черту совсем невинное касание губ в шею и, кажется, тихое «люблю». Когда оргазм накрывает, руки сжимаются в кулаки — он все еще крепко ее держит. Ступни поднимаются на носки — тело пронзает короткая, но настолько мощная вспышка, что она, наверное, теряет связь с реальностью. Перед глазами — выражение его лица секундами раньше. Их немного трясет, дыхание не восстановлено, мышцы ослабли, будто после нагрузки, а кожа покрыта по́том. — И все-таки, это очень похоже на спорт, — речь, как после пробежки, — может быть, командный. Витя смеется, захлебываясь кислородом, опаляя ее кожу над ключицей.***
Они почти засыпают. Точнее, он. Лена старается бороться со сном. Перебирает черные пряди, гладит лоб, от чего он иногда мило поворачивает голову в сторону ее пальцев. Почти медитация. — Если нужна ванна… — может, и нужна. Но так не хочется выбираться из кровати. Да и сил нет. — Я найду. — Мм. Там ванна, бутафория… — он зевает, — только душ… НОВЫЙ ДЕНЬ Совершенно не понятно, который час. Скоро ли рассвет? Летом солнце встает очень рано. Они лежат на кровати. Лена на боку — смотрит в сторону толи окна, толи балкончика. Чувствует глубокое, теплое дыхание лопатками. Руку на бедре. Ей не спится. Но это не больная бессонница. Всего лишь хочется не пропустить рассвет. Хотя глаза закрываются от свежего воздуха. В комнате было бы прохладно — Лена привыкла спать под одеялом до самой жары. А тут только легкий пододеяльник. Но от мужского тела так близко ей совершенно не холодно. Греет так, как не одно одеяло не согреет. В этой спальне уютнее. Комната светлая, потолок кажется немного выше, чем у нее дома. Здесь вообще все другое, если уж честно. Она не была в старых домах и представляла себе их по-другому. В этой квартире будто был свой дух. История. Это понятно даже по одной комнате. Она решает пройтись до ванны и умыться. Аккуратно убирает его руку и вылезает. Стараясь не шуметь. У нее не плохо получалось не шуметь класса с девятого — дед чутко спал. Коридор. Везде стены одинаковые — она из любопытства дотрагивается до одной. Гладкие. В ванне и правда стоит ванна — отдельно. У маленького окна? Она не подключена … ни к чему. Даже воду не набрать. Лена засыплет его вопросами уже сегодня. Подходит к раковине и зеркалу. Капец! Срочно умыться. В душ залезать лень. Поэтому она просто смывает остатки косметики и идет в коридор. Накидывает рубашку. В коридоре светло. Рассвет.***
Рука натыкается на пустоту. Ее нет. Резко поднимается. Ты что, ушла? Сердце пропускает удар. Крутит головой. — Лена? — громче, чем планировал. Но от мысли о ее уходе неприятно кольнуло под ребрами. — Я здесь, — голос ближе, чем казалось. Он моргает. Видит женскую фигуру — силуэт за шторой. Что она там делает? Быстро поднимается с кровати, по пути открывает ящик комода и на ходу натягивает домашние шорты. Отодвигает штору. Она стоит на балконе. Здесь еще пол не отремонтирован, а она вышла босиком. Подходит со спины. Обнимает. — Что ты делаешь? На улице зябко. Воздух еще не прогрелся как следует. — Я же выпускница, — она прижимается, откидывает голову на плечо. Поворачивается назад, — хотела встретить рассвет. — Не лучшее место, — балкон выходит во двор, — тут закатная сторона. Она разворачивается к нему полностью. — Не хочу выходить из квартиры, так что сойдет. Экскурсия все-таки нужна была. Судя по свету, у них пара минут. Подхватывает ее под коленями, поднимая, почти как на соревнованиях. Только выше. Удобнее. И теперь она может держаться за его шею так, как ей хочется. — А ты что делаешь? — Лена смеется. — Так быстрее.***
Оказывается, кухня выходит на улицу Москвы. И в кухне еще один балкон. Тоже небольшой, незастекленный. Улица знакомая. О, она вспомнила адрес. Москва шумит. Дорога с проносящимися мимо машинами. Кто-то уже спешит на работу. Кто-то только возвращается с ночных гуляний. Прямо под окном толпа выпускников, шумно напевающих — Лена краснеет и делает шаг в назад, в квартиру — Любовь-надежду. И самое главное: чистое, розово-голубое рассветное небо. — Вить. — М? — Почему ванна ненастоящая? Теперь смеется он. — Так и знал! — Что знал? — Что ты начнешь с ванны. — Вообще-то… — Расскажу за завтраком.***
Лена точно знает, что за завтраком он расскажет не только про ванну. Их ждет много разговоров, вопросов, споров. Секса. Компромиссов. Примирений. Целое лето впереди. А потом осень. Зима. Весна. И снова лето. Конец? Нет. Начало.