Welcome to hell
КРУГ ПЯТЫЙ, 6:25 утра. Быстрый вдох через нос. Резкий выдох сквозь стиснутые зубы. В студенчестве пробежки по парку были любимым способом отключить мозг и сбросить напряжение, раздражение, злость — любые негативные эмоции. Обычно хватало получаса в быстром темпе и несколько упражнений на брусьях после. В какой момент, интересно, проверенный метод дал сбой? Кислород обжигает легкие при каждом вдохе, соленые капли пота скатываются по вискам, скулам и шее за воротник ветровки, мышцы горят от напряжения, в ушах шумит. Ощущение, будто он задыхается, но упрямство не позволяет снизить темп. «Зря рассталась с Гуцулом». «А вы мне вообще кто?» «Мы переспали». Зубы стиснуты так, что противный скрип отдается в ушах, губы сжаты в тонкую полоску. Дышит сквозь боль в груди. Сердце еще километр назад было готово остановиться, но сейчас сдалось — открылось то самое второе дыхание. Глупый наивный орган. Виктор не собирался замедляться ни на минуту — не собирался давать передышку этому куску мяса. «Вы же со мной танцевать поэтому не хотите, потому что вы учитель, да? Только поэтому?» «Вы — лицемер. То от меня убегаете, то на Гуцула кидаетесь. Вам не надоело?» «Вить, ну что ты в самом деле, как ребенок? Поговори с ней». Быстрее. Ты можешь еще быстрее. Беги. Дыши и беги. Сегодня суббота, всего один урок утром. А до начала рабочего дня еще два часа, значит, можно вымотать себя на этой пробежке до такой степени, что после не останется ни одной мысли в голове. Но от самого себя не убежишь — с какой бы скоростью ты не бежал. Да твою же мать! Последняя мысль — самая неприятная. Резко тормозит. Наклоняется, упираясь ладонями в колени, пытаясь не сбивать дыхание окончательно. Хочется выблевать внутренности — может, вместе с ними выйдет это чувство. Это — та самая черта характера, из-за которой, вероятно, когда-то мать бросила отца. Та самая, которая напугала его на ноябрьских соревнованиях. Та самая, с которой он успешно сражался всю зиму и, казалось, одержал победу. Та самая, которую Кулемина пару дней назад выдернула из далеких, находящихся глубоко внутри слоев подсознания — закинула крючок и резко рванула на себя, оставляя внутри кровавое месиво. Ей хватило всего пары ссор, чтобы доказать — помешанность на человеке не лечится. Ее можно успокоить, усыпить, сделать вид, что все хорошо — но это ложь. Потому что он чуть не свихнулся, когда понял, что Лена решила полностью выкинуть его из своей жизни. А еще… Он больше не мог вслух произнести заученное и болезненное «моя ученица». Слово «ученица» было уродливое, лишнее. Застревало в горле. Просто «моя». Понимаешь, Лен? Хочу, чтобы «только моя». Моя-моя-моя — по кругу в голове. Никакая пробежка не спасала от этого слова. Лена смогла за две недели довести его до ручки и заставить бояться самого себя. Несколько дней — и такой разгон от «мы поторопились» до бешенного желания забрать ее к себе домой и запереться на все выходные. Ты — моя. И как он до этого дошел?***
КРУГ ПЕРВЫЙ. 8:00 — 14:50 День тянется, как зажеванная жвачка, превратившаяся из сладкой массы в мерзкую дрянь, которую давно нужно было выплюнуть. Все началось со вчерашнего вечера — с их первой настоящей ссоры. Виктор просидел у ее двери слишком долго — пока сосед не вышел выносить мусор, подозрительно на него косясь. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось, поэтому Степнов нахаживал километры по соседнему парку до полуночи. Естественно, выспаться не удалось. Начиная с восьми утра минуты словно стали резиновыми — он пытался найти Кулемину на каждой перемене, но ничего не получалось. Им нужно попробовать поговорить еще раз — не в школе, без удушающих эмоций и желания сделать друг другу побольнее. А пока ему просто необходимо увидеть ее. Убедиться, что Лена понимает — это просто ссора. Отношения, любые, даже самые идеальные, невозможны без этого. После шестого урока нервы уже на пределе. Натянуты, как струны на ее любимой гитаре. Да что за день сегодня такой у 11А, что Лена, видимо, все перемены до самого звонка пряталась в туалете?! Не боялась опоздать ни на один урок. А телефон недоступен с утра. Звонок прозвенел две секунды назад. Он идет по коридору прямо к классу, из которого сейчас выходят ученики 11 А — да, блин, собирается вылавливать ее прямо у входа в класс, при всех. Довольна, Кулемина? На встречу — Липатова и Алехина. Лены с ними нет — в этот момент в животе появляется неприятное странное чувство. Предчувствие. Мерзкое, ледяное, щекотит нервы щупальцами. — Виктор Михайлович! — Да, Наташ? — А вам Лена не звонила? — почему у нее такой обеспокоенный голос? И что за вопрос такой странный? — Нет. А что должна? — ему тоже не удается скрыть волнение. — Ну-у, — еще больше напряжения в голосе, Липатова, и я прямо сейчас чокнусь, — ее просто в школе сегодня не было… — Да?! Вот как… Немая пауза. Он смотрит на Липатову, не зная, что делать. Что сказать? А девчонка пялится в ответ. Наташа явно, точно, сто процентов догадывается. Мы вчера здорово поссорились с вашей одноклассницей, почти послали друг друга на хер, потом она скорее всего проплакала весь вечер, а я просидел у ее двери. — Наташ, да мы сами позвоним, — Алехина спасет ситуацию и толкает Наташку в бок, — извините, Виктор Михайлович! — Женя утаскивает подружку, но Наташа оборачивается на ходу и смотрит ему прямо в глаза. Вот блядство. Навстречу бежит Комаров. Один — без дружка. «Зря рассталась с Гуцулом». «Убирайся». Холодок догадки шевелит волосы на загривке, заставляя передернуть плечами. Нет, она же не… не могла ведь. — О, Стас, — машет ему и зовет к себе, — привет! Внутри все сжимается от напряжения. Пальцы крутят свисток. Почему так холодно? — Ты Гуцулова сегодня видел? Почему его знобит? — А его сегодня не было в школе. Это совпадение. Она не такая. Ты же не такая? Его Лена не могла… не из-за одной несчастной ссоры. Ты сказал ей, что все было ошибкой. Вспомни. Ты просто… ошибка. Ощущение, что внутри минус 20, и сейчас пар повалит изо рта. Это от злости может быть жарко. А ему холодно. Ему страшно. — А он вам нужен? Ее голос в голове: «Вы нужны мне». Стас задал неверный вопрос. Потому что верный звучит так: «А кто в итоге нужен ей?».***
Гуцулов приходит в спортзал сам. Видимо, Стас передал другу, что его искал учитель. Что ж. Степнов искренне хотел просто поговорить. Просто, сука, задать вопрос и получить честный ответ — от Игоря нет смысла что-то скрывать и ходить вокруг да около. Так уж вышло, что этот засранец был в курсе всего очень давно. Начало разговора было почти нормальным, пока Игорь не вспылил. — Вам вообще какая разница, какие у нас дела с моей девушкой?! — Ты что, опять к Лене клинья подбиваешь?! Ох, бля. Они оба заводятся с полуоборота. Ну, и вкус у тебя на парней, Кулемина. — Так вы про Ленку что ли? Она-то тут причем? Виктор Михайлович, ведете себя, как баба! Сплетни какие-то собираете! Вы мужик или кто?! Гуцул хотел, видимо, проверить его выдержку. С усмешкой, с издевкой рассказывает не только про Лену, но и про Полину. Лена больше не интересует его… у него теперь новая девушка. Степнов стоит прямо напротив козла, на котором сидит Игорь. И парень напросился — Виктор делает это не только из-за Кулеминой — резко дергает Гуцула за воротник куртки на себя. Игорь мигом слетает с козла. — Ты как со мной разговариваешь? — в этот раз все не так, как в ноябре. Никаких эмоций, застилающих разум. Никакого состояния аффекта и шока. Виктор точно понимает, что происходит. Он не тронет Игоря. Просто придурок заслуживает небольшую встряску. За двоих девчонок. Игорь раздражал его давно — наглостью, вспыльчивостью, дурацким чувством юмора, тем, что ему тоже понравилась Лена. Приехали — его бесила собственная копия в 18 лет. Игорь только открывает рот — если из него вылетит очередное дерьмо, Гуцулов по носу, конечно, не получит, но вот пару ласковых о себе услышит. — Эй, вы чего?! А ну стоять! Пальцы на куртке разжимаются слишком быстро и неосознанно. За весь день, Лен, ты выбрала самый неудачный момент для появления.***
— Лен, разберись уже со своим Отелло. И давайте как-то без меня, — Гуцул уходит из спортзала, оставляя их одних. Виктор лопатками чувствует ее взгляд, но повернуться к Лене и столкнуться лицом к лицу страшно. Давай, ты же искал ее весь день. С чего лучше начать разговор? Это не то, о чем ты подумала? Как ты? Нам надо поговорить? Привет? Лена прерывает мысленный поток вариантов для начала диалога. — Ну, и что это было? — слышит ее тяжелый вздох. Приступ ревности. Паранойя. И, кажется, ненависть к самому себе. Он медленно обходит козла, становясь по другую от него сторону. Чтобы на всякий случай видеть вход в зал. — Тебя в школе не было весь день. Телефон недоступен. Гуцулова тоже не было. Я подумал… — Что? Что ты… вы подумали? Серьезно? Я деда из больницы забирала! , — о, она злится. Он резко разворачивается к ней. Лена стоит близко — их разделяет только сидушка козла. Зеленые глаза сверкают в свете ламп. Выражение «метают молнии» обретает смысл и картинку. Ну, конечно. Какой же ты дурак. — Я забыл. — Так может надо было сначала у меня спросить? — Лен, прости. Ты не отвечала, и я подумал… — Это же лицемерие! Да вы посмотрите на себя со стороны — то вы от меня бегаете со словами, что нужно подождать, то с Гуцулом в драку лезете прямо в школе. Тебе не надоело? , — ее не отпустило после вчерашнего. Понятно, почему Лена не пришла на уроки. И дед тут не причем, пусть не рассказывает сказки. Его тоже не отпустило. А вся эта ситуация с Гуцулом только усугубила их взаимную злость. Нельзя давать эмоциям взять верх. Не сейчас. — Ты не… Но Лена — оголенный провод, дотронуться до которого означает только одно — получить разряд самому. — Да все я понимаю! Думаешь, я мяч случайно в Светлану Михайловну запустила? Реально с руками не справилась? А вчера я … да я столько всего наговорила, вот ты и бесишься! Та-а-к. История повторяется. — Леночка, я хочу поговорить нормально. Она пытается взять себя в руки — выдыхает. Опирается руками на козла. Смотрит прямо на него. — Отлично, я тоже очень хочу поговорить. Так что… вперед, начинай. Или начать мне? — Не здесь. Давай встретимся вечером? — Вить, пожалуйста, хватит! Давай уже играть в открытую? — Ты о чем? По-моему, мы и так играем в открытую. — Нет! Я вас люблю, и вы меня любите и ревнуете. Это очевидно. И мне все равно на… Ему показалось, что дверь в зал открылась и тут же закрылась. Но никто не зашел. — Давай потом? — Вечно это «потом». Когда, Виктор Михайлович? Через два месяца после выпускного?! Ты просто… блин, хуже ребенка! , — это тот самый разряд. Передается ему. Круче, чем 220. Видит Бог, Степнов не собирался это говорить. Лена его вынудила. Но в отличие от нее он не кричит, а цедит слова сквозь зубы. — Не пойму… Что ты хочешь услышать? Что я люблю тебя? Что у меня давно крыша едет от одной мысли, что ты можешь быть с кем-то еще? Что Борзова уже вызывала меня на педсовет не один раз? Что они все хотели позвать и тебя для допроса? Устроить «очную ставку» и посмотреть, что из этого получится? Что единственный способ нормально закончить эту историю — дождаться гребаного выпускного — о котором ты даже слушать не хочешь? Что меня дико бесит твое упрямство, эгоизм и не желание идти на встречу? Лена выглядит растерянной. Кажется, ему удалось пробить ее твердолобость. И надо бы остановиться. — Я ведь… не знала… Но он уже сорвался со старта. И пока не покажется финиш — хер он остановится. Степнов тоже опирается руками о козла — рядом с ее руками — наклоняясь к ней ближе. Настолько, чтоб чувствовать аромат ее шампуня. Она не отстраняется, а упрямо стоит на месте. Так тебе мало? От их злости раскаляется воздух вокруг. Зажги спичку — и все, к чертям, взорвется. Он произносит тихо, почти шипя. — Что именно ты не знала? — Вить… — она все же чуть-чуть отодвигается, потому что — перебор. Слишком близко, да? Слишком много злости? Чувствуешь, как искрит? — Хочешь еще поговорить? А знаешь, чего я боюсь больше всего? Ох, он готов обсудить одну из самых больных тем. — Ну… что любишь меня? — она быстро проводит языком по пересохшим губам. Взгляд прикипает к этому движению, подтверждая то, что он наконец-то озвучивает. — Нет. Не совсем. Лена не понимает. Сейчас поймет. — Я хочу тебя весь год. Весь год, представляешь? Как думаешь, со мной что-то не так, если я влюбился в школьницу? И ничего не могу с собой сделать даже сейчас, несмотря на то что мы в чертовом спортзале школы, а за дверями кто-то стоит уже несколько минут, — Лена любит запрещенку, так что … — Знаешь, о чем я думаю? Не о том, что кто-то может услышать, а том, что хочу перекинуть тебя через этого козла. Сама додумаешь продолжение? Это нормально? Как думаешь, Лен, это нормально, когда преподаватель спит со своей … — Хватит, — она дышит так же, как он. В одном ритме. Что, разговор вышел не такой, какой ты хотела, да? — Почему? Не нравится слушать правду? У меня в голове это с осени. А после той ночи вообще безвылазно. Выпускной был шансом… для меня точно. Ты дала мне его? — Замолчи, пожалуйста. — Так это нормально или нет, Кулемина? Ты поступила точно так, как хотела? — Я не знаю, ясно?! — Вот и я не знал. Но тебе же плевать, да? Он резко отталкивается от козла и вылетает из зала, сталкиваясь с Ранетками у входа.***
Лена в очередной раз выиграла. Одержала победу и заставила его говорить, но ни радости, ни удовлетворения от разговора нет — все это было как-то болезненно. Сломано. Не так. Слова вроде нужные — а что-то не то. Всю репетицию Лена думает про его признание. Про свои поступки. Про реакцию Нюты на их … разговор. Нюта выглядела такой удивленно-обескураженной, когда девчонки зашли в зал. Это ты с учителем так разговариваешь? А ты не боишься? — спасибо, что без осуждения. Лена мысленно усмехнулась. Да уж, учитель. Вот и все, что могут видеть посторонние. Хотя сейчас она разговаривала не с учителем. Может, в чем-то Степнов прав?***
Вечером Лена запирается в своей комнате. Дурацкие слезы сами текут по щекам. Она себя не узнает — почему этой весной так много слез? Откуда? Больше не хочется побеждать. Мне не плевать. Просто… я тоже ошиблась. Пожалуйста, пусть они помирятся завтра на концерте. Она пригласит его танцевать, если увидит хоть каплю намека на то, что можно закончить ссоры. КРУГ ВТОРОЙ. 19:40 Песня гремит на весь клуб. И мы с тобой в этом мире одни Ведь мы с тобой чемпионы любви. Далеко-далеко от других, Чтоб никто не смог узнать. Дымовая завеса и мерцающие разноцветные огни в темном помещении превращают все в иллюзорный мир, наполненный громкой музыкой, запахами алкоголя и потными телами, танцующими под Ранеток, нестройными голосами, почти загущающими девчонок на сцене в попытках подпевать. Разогрев на концерте Боба Кантера удался. Что Виктор тут делает? Помог девчонкам с инструментами. Как будто кроме него мало помощников. Он смотрит на нее все то время, что Лена стоит на сцене. Она гипнотизирует, когда поет и играет — но это не его Лена. Это какая-то малознакомая девушка. Как будто существует две Лены. Одну Кулемину знали все, и он в том числе — талантливая спортсменка, примерная дочь успешных врачей-исследователей, заботливая внучка знаменитого в свое время писателя-фантаста. Спокойная, рассудительная, смелая, не по годам взрослая девчонка, способная заткнуть любого пацана. Девчонка, всем сердцем обожающая баскетбол — самый лучший, ответственный капитан команды для учеников средней школы. Такая правильная Кулемина, не готовая даже говорить о чувствах с преподавателем. Та Лена, в которую он втрескался по уши и был готов ждать, делать что угодно для нее. И ведь ждал, делал же. С чувствами, которые испытывал к этой Лене, он смог смириться. Смог принять их. Еще была Кулемина, с которой он познакомился только в марте и которую, кажется, никто, кроме него, не знал. Бас-гитаристка популярной подростковой рок-группы, посылающая нахрен всех и всё — правила, устоявшиеся нормы, людей, мешающих ей достичь целей и получить то, что она хочет. Девушка, способная написать песни, от которых у него сердце стучало быстрее, играющая на концертах в клубах, прогуливающая уроки, рассуждающая порой извращенно-правильно. Из-за ее мыслей он путался в своих. Упрямая до чертиков, не идущая на компромиссы. Лена, желающая закрутить роман с учителем и заявляющая об этом сначала посреди школьного коридора, а потом в спортзале. Такая Кулемина пугала и периодически бесила. И это была странная злость, смешанная с диким желанием вытрахать из нее всю дурь. А самое страшное — что она как раз этого и добивалась. Чувства, которые вызывала эта Лена, накрывали с головой, отключали сознание. Виктор пока не понимал, что делать с этими чувствами — так должно быть? Ведь ни одна девушка не вызывала в нем ничего подобного. И мы с тобой в этом мире одни, Ведь мы с тобой чемпионы любви. Никогда, никогда, никогда Никому нас не догнать. Кажется, что Лена тоже смотрит на него, когда поет. И как только она видит его в этой толпе и темноте?***
Голос у Наташкиного отца что надо — мягкий, приятный, обволакивающий. Подходящий медленной песне. Лена подходит к нему и просит потанцевать с ней. Всего один танец — это ведь намного меньше того, о чем она просила раньше. Но невинный танец на школьной дискотеке — одно — и даже тогда он танцевал с Прокопьевой, а не с ней. А вот обнять и прижать ее к себе сейчас в медленном танце, в клубе, при Рассказове, Ранетках, Людмиле Федоровне, зажигающей на танцполе с Шинским — совсем другое. Это почти признание при всех. И еще… если он не сможет удержаться? Если он поцелует ее здесь? — Нет, Лен. Я давно уже не танцевал, разучился, наверное, — несмотря на отказ, он улыбается ей. Может быть, они смогут потанцевать на ее выпускном. — Игорь Ильич, почему Виктор Михайлович не хочет со мной танцевать? Степнов чертыхается про себя. Вот оно — Лена так сильно на него влияет, что он даже не видел Рассказова рядом. Когда он только подошел? — В самом деле, Виктор Михайлович! Не хорошо отказывать такой девушке — спортсменка, красавица… Ой бляя. Во-первых, знал бы ты, как это сложно. Во-вторых, ты не понимаешь, что она просит на само деле. И в-третьих, нечего на нее пялиться! — Не буду я танцевать, — Рассказову он отвечает грубее, чем собирался. — И ладно! Ну его, Лен! Пойдем, я с тобой потанцую? Сам Боб Кантер не может заглушить сарказм в ее голосе. — Нет, Игорь Ильич, что вы? Нельзя! , — она тоже улыбается, но впервые Степнову не нравится ее улыбка. Столько в ней обиды и боли, — вы же мой учитель, а я ваша ученица. Он смотрит на нее. Лен, не надо. Не делай этого… Но ей плевать на всех знакомых рядом. — Вы же поэтому не хотите со мной танцевать? Только поэтому, да? — Я… Лена разворачивается и быстро уходит. — Вить, ну что ты как маленький, в самом деле? Иди, поговори с ней!***
Лена выбегает из клуба только с одной мыслью — она хочет все вернуть на свои места. Пусть все будет как раньше. Хватит уже этой драмы. Помнишь, Лен? Ты же не любишь, когда эмоции накрывают с головой. Давай, всплывай уже. Плавать вечно невозможно. Пусть они будут просто учителем и ученицей, раз он так хочет. Она оборачивается, зная, что он и сейчас побежал следом. Эгоистично, но она так привыкла к тому, что он всегда, всегда идет за ней. Только в этот раз Степнов резко тормозит на пороге — просто провожает ее взглядом. Отпускает ее? Это конец? КРУГ ТРЕТИЙ. 12:45 Ранеток почти всем составом пригласили после школы поступить в Гнесинку — радостную новость Наташка сообщает утром перед первым уроком. Декан факультета современной музыкальной индустрии был на концерте Боба Кантера. Он будет рад видеть их в числе студентов на одной из его кафедр. Ну, а почему нет? Со спортом Лена точно окончательно порвала. Идти по стопам родителей не планировала. Что-то конкретное не выбирала — не могла понять, чем именно ей хочется заниматься кроме спорта и музыки. А тут такой шанс — их берут с ногами и руками. За исключением Нюты, но они постараются ее подтянуть. Школа заканчивается так быстро, что ей не верится.***
Степнов узнает о том, что Ранеток позвали в музыкальную академию Гнесеных случайно, в разговоре с Игорем в учительской. И они все согласились. Даже Лена. И она ничего ему не сказала. Что за хрень? Кулемина класса с 9 всегда бегала к нему, чтоб поделиться и хорошими, и плохими новостями. Даже ДО всей этой истории они были близки. И опять же — Лена, которую он знал, мечтала о другом. Решение и о поступлении, и о молчании явно принимала новая Лена. Виктор тормозит ее на перемене, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. — Лен, постой. Поговорить надо. — Ну наконец-то. Я уж думала, вы больше никогда не решитесь, — Лена на самом деле не хочет разговаривать, но очень интересно, что уже можно сказать. Что еще добавить? — Ты правда решила в музыкальной академии учиться? Что? Он хочет поговорить о ее обучении?! — Что? Да. Собралась. А вам какое дело? , — потому что теперь это вообще его не касается. — Как какое? Я беспокоюсь. У тебя же такие спортивные данные. Ты же совсем о другом мечтала… — Раньше о другом. Сейчас об этом. — Могла бы у меня сначала спросить. Вот это ультиматум. Но он не может по-другому. Потому что ощущение, что он ее теряет. — А с чего это я вообще должна с ВАМИ советоваться? Вы мне кто? Кум? Сват-брат? Что вы вообще лезете в мою жизнь и жизнь моей семьи? , — о чем это она? И что значит, «кто он ей»? Ну… не чужой человек точно. А серьезно, Вить, кто ты ей? У него язык онемел. Зато Лена в этот раз явно настроена разнести его в пух и прах. — Зачем вы деду про Гущину рассказали? , — черт. Он же заходил к Петру Никаноровичу вечером на чай. Ну, они поговорили о несчастной любви. О Лене. О Любови Кирилловне. Он не хотел ничего плохого. — Вы что, не знали, как он на нее реагирует? Он опять пить начал! А ему вообще спиртное нельзя и волноваться нельзя. От вас одни неприятности — а знаете, почему? Потому что вы ведете себя, как пацан! А еще меня носом тычете в то, что я младше вас. Лена считает, что наконец-то все сделала правильно — ломать — так сразу и быстро. Легче заживет. Не зря же родители врачи. КРУГ ЧЕТВЕРТЫЙ. 13:10 Он потерял свою Лену. Полностью. Окончательно. Это больше не его Лена. Это наглая девчонка, огрызающаяся с преподавателем прямо на уроке. Почти посылающая учителя нахрен при всех и отказывающаяся выполнять задание, потому что? Потому что «мы не в казарме, и я не обязана вам подчиняться». В казарме. Он рассказывал ей про отца, не отличающего казарму и дом. Про мать, не выдержавшую такого дерьма. Ну ты и стерва! — Пошла вон из класса! , — он посылает ее также, как она его в вечер первой ссоры. Лена, а заодно и весь состав Ранеток, больше не приходят на физкультуру. Вообще. И чем меньше они пересекаются в реальной жизни, тем чаще он видит ее во снах. В какой-то момент приходит осознание того, что Лена может быть любой — он не перестанет любить ее меньше. Только вот поздно. Это конец? КРУГ ПЯТЫЙ. ВСЕ ТОЖЕ УТРО. Дыхание восстановлено. Сердце успокаивается. Он направляется к спортивной площадке после неудачной пробежки. Сначала отжимания. Три подхода по 20 раз. Поехали. Первый подход. Когда-то давно Яна задавал ему вопрос — что в Лене было плохое? Какие черты ее характера его раздражали? Осенью он не смог ответить на этот вопрос, заявив, что ему все в ней нравится. Короткий отдых и второй подход. Но ведь и сейчас этот ответ оставался правдой. Теперь он мог бы назвать то, что его бесило в ней. Ну, и что дальше? Была ли она от этого хуже? Нет. Была ли она вообще другим человеком? Нет. Отдых. Третий. Вызывала ли все те же желания? Защищать, оберегать, разговаривать, быть с ней? В ее жизни? Да, да, да и еще раз да. В утроенном размере. Изменил ли он хоть что-то? Отказался бы хоть от одной минуты вместе? Нет. Какая Лена — его? Любая. Она нужна ему любая. КРУГ ШЕСТОЙ. 3:15 Она, прижатая грудью к стене в душе. Повернутая к нему спиной. Прогибающаяся навстречу его движениям так, что позвонки похожи на ожившую кобру. Или нет… обнимающая его ногами за талию. Хватающаяся за его плечи мокрыми пальцами. Она, сидящая сверху. Ловящая воздух потрескавшимися губами. Сжимающая простынь сильнее. Она, опускающаяся на колени перед ним. О, этот сон был самым — желанным? Худшим? Сладким? Ужасным? Заставляющим просыпаться в горячем поту, в бреду. С трясущимися руками и колотящимся в сумасшедшем ритме сердцем. С болезненным стояком и горячими волнами, бьющими по животу так, что скручивало от боли. От желания. Руки сжимаются в кулаки, пальцы с силой впиваются в кожу ладоней, под зажмуренными веками — естественно, она. Стоящая прямо на входе в его спальню. В черных обтягивающих стройные ноги джинсах и черной футболке — огромной, не по размеру — наверняка, принадлежащей ему. Иди ко мне. Представить всего на пару минут — можно ведь? Как она заходит в комнату. Залезает на кровать. — Привет, — улыбается ему, как раньше. Ее голос. Запах. Глаза. Как же я соскучился. Чья рука проникает за резинку пижамных шорт? Пусть будет ее. Представить девичьи пальцы, тоньше, нежнее, мягче, чем его. Обхватывает и слегка сжимает напряженный почти до боли член и медленно скользит вверх и вниз, так, что капли теплой влаги текут по коже. Ты можешь чуть быстрее. Вот так. Господи, Лен. Как же сильно ты нужна мне. Еще быстрее. Пульсация отдается в мозгу, дыхание ускоряется вместе с движениями ее руки. По всей длине, заставляя упереться лопатками в матрас, подаваясь бёдрами навстречу. Пальцы в кулаке сжимаются сильнее. Раскаленный воздух толчками проникает в легкие, горло будто сжимает еще одна невидимая рука, не давая глотать нормально — без ее запаха воздух не тот. Черт, как же нужно… больше ее. Прикусывает губу, чувствуя привкус соли и металла во рту. Тело сводит от пульсирующей крови и накатывающего наслаждения. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Его собственная рука движется лихорадочно, так, как, наверное, она сама могла бы это делать. Быстрее-быстрее-быстрее. В голове ее голос. Вить… можешь быстрее… Как скажешь. Еще минута — жесть, блин, она заставила его дрочить ночью в кровати, как малолетку — сбиваясь, задыхаясь, когда оргазм накрывает с головой, пронзает, как разряд тока. Другая рука подлетает к губам — он прикусывает костяшки, заглушая рвущийся стон разочарования. Удовлетворения нет. Потому что теперь ее рядом нет даже в воображении. Если вселенная была бы хоть немного не такой тварью, она бы лишила его сна. Но он спал. Так крепко, что сны порой казались большей реальностью, чем то, что происходило в жизни. Днем он будто со стороны наблюдал за происходящим. А ночью — жил в этих снах.***
21:15 — Мне нужен твой совет. Он сидит в квартире Рассказова с обеда и совсем не хочет возвращаться домой. Потому что чувствует, что крыша готова поехать в любой момент. А у Игоря можно отвлечься. Полутьма зала, шахматы, аромат свежесваренного кофе и запечённого мяса из кухни. Почти хорошо. Да и Игорь правда может помочь. В конце концов, хоть с кем-то надо поговорить. Иначе можно оказаться в психушке. — Ну, давай, рассказывай. Что там у тебя? Степнов поджимает губы: с чего бы лучше начать? — Опять с Ленкой что-то, да? , — спасибо, Игорек. — Да-а, — как бы сформулировать? , — Я вообще, совсем перестал ее понимать. Раньше такого никогда не было. Даже когда она была младше. — Например? Не расскажет же он Игорю, в чем именно они друг друга не поняли. — Просто такое ощущение, что мы на разных языках говорим, понимаешь? — В чем это выражается? Бляя. Игорь, ну… догадайся с трех раз. — Она же еще маленькая. А изображает из себя слишком взрослую. Или не изображает, а правда верит. Но это же не так. — Ну, Лена всегда была старше своих лет. И если это не сильно удивляет меня, то почему это так удивляет тебя? — Сам не знаю… я привык видеть ее младше, понимаешь? Привык к тому, что ей нужна забота, защита, совет. А теперь она хочет что-то типа игры на равных. Между ними шахматная доска, но на игру они забили. Да и какая это партия по счету? Уже не интересно. — Мы точно про ту Кулемину говорим? Защита? , — друг так удивлен. Серьезно? Несмотря на всю ее напускную грубость, она девчонка. С довольно сложной жизненной историей. Конечно, ей нужна была защита раньше. Да и теперь нужна. Просто она это отрицает либо стесняется. — Ты просто ее не знаешь так, как я. — Ну, хорошо … а как же ваши чувства? Ха. Рассказов, скорее всего, и правда понимает. Это хорошо, просто здорово. — Ну, чувства чувствами. У нас логика разная. Мы думаем по-разному. — Вить, — историк улыбается, — это же нормально. Ты — мужчина, она — женщина, логика у вас и должна быть разная. А может не понимает. — Нет! У меня взрослое мышление, у нее — детское. Я по-другому смотрю на мир. А она … как ребенок, заладила свое «хочу». ОЙ! Язык бы себе прикусил. Игорь смотрит на него не с осуждением, а как на придурка. Хмурит брови и щурится. — Так все мы разные. Не понимаю, в чем проблема-то? Я думал, ты про школу скажешь, про сплетни, про субординацию или что-то такое. А ты… тут уже точно не при чем «учитель-ученица», Вить. — Мне кажется, она никогда меня не поймет. Школа закончится, а разница в возрасте никуда не уйдет. Она пару дней назад решила все закончить и если я… Я могу ее переубедить, вернуть, но потом что? Будем вечно так ссорится? Трепать нервы друг другу? Кому это надо?***
Во время последних слов Степнова у Игоря Ильича появляется идея как вразумить друга. Ну, можно попробовать открыть ему глаза. А то больно широко они у него закрыты. — Послушай, от меня ты что хочешь? Я смотрю ты прям уверено настроен. Так действуй. Отпусти ее, раз все так перепуталось. Сможешь? , — это попытка взять его на слабо, но Рассказов уверен, что друг — не ребенок. Что он не поведется на этот развод, а признается хотя бы сам себе в том, что загоняется как-то слишком сильно. — Как? — Как я Каримову. Возьми и отпусти. Встретишь другую. О, лицо Виктора в этот момент стоит целой кандидатской. — Не. Встречу. Другую. Да, Вить. Ты почти готов признаться, да? Тебе не нужна другая. — Да кому ты рассказываешь? Посмотри на меня и Соню. Что, не сможешь так же? Но тут Степнов подрывается со стула. Минуту кружит по комнате молча. И… — А что, действительно. Давно уже не школьник. Вообще, знаешь что? Пора семью заводить., — КАК? Как можно повестись на слабо в 27? Ты и правда ребенок. — Стой. Стой-стой. Семью? — Да. Семью. Что я вообще так запарился? Вот же… Рассказов не матерится. Даже мысленно. Он же кандидат исторических наук. — Вить, тормози немного. — Не-не, надо тоже сжечь мосты. — Степнов, что ты собрался жечь? — Надо найти нормальную девушку, ну, подходящую по возрасту. — Ага, да, молодец. Это главный критерий, — конечно, сейчас не до смеха, но Игорю смешно. Витя не слышит иронии. Воспринимает все за чистую монету. Дурацкая была идея. Степнов не открыл глаза — он зажмурился еще сильнее. — Где ж ее найти? — Оооо, конструктив прям подъехал. Ну дава-а-ай подумаем. — Слушай, а что думать? Зачем искать? Вот Светочка! Влюблена в меня давно, да? Ей хорошо со мной. Работаем в одной школе. На работу — вместе, домой вместе. Романтика, бля. Рассказов уже не может сдержать смех — смеяться на другом, попавшим в беду, в плен своих загонов, конечно, не комильфо, но спятивший Степнов, разговаривающий сейчас не с ним, а со своей совестью — то еще зрелище. — Не кажется ли вам, Виктор Михайлович, что вы переборщили? — Нет. Я хочу простого человеческого счастья. Хочу… семью. Ту мач. Пора его отрезвить. — Вить, ну это же бред… — Да подожди, ну почем бред? Так, тяжелая артиллерия вступает в бой. — Какая у Кулеминой любимая баскетбольная команда? — Динамо-Москва, это тут причем? , — Степнов отвечает сразу же, не успев задуматься. — Какая у Светы любимая книга? Виктор моргает несколько раз и наконец-то перестает наматывать круги по комнате. Молчит. Отлично. Сработало? — Ладно. Тогда проще. Назови хотя бы жанр в литературе. Писателя. Хоть что-то. Все еще молчит. Закусывает губу. Опускает взгляд в пол. — Русская классика, желательно о любви, Вить. Секунда, две. Три. — Да хрен с ней. С классикой. Тоже мне, поверяльщик нашелся. — Зато ты пон… — Завтра я сделаю предложение. КРУГ СЕДЬМОЙ. 11:40 — Светочка, выходите за меня замуж. Перед ней с цветами в руках, в костюме, без улыбки и или усмешки на лице Степнов. Мужчина, от вида которого уже два года подряд сердце пускается в галоп, а дыхание вечно сбивается. Мужчина, который обращал на нее внимание очень редко, да и это было не внимание, а так — непонятно что. Мужчина, который снился ей. Тот самый принц-рыцарь-мечта-фантазия с шуршащих страниц любовных историй. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Вы издеваетесь?! ДА? В душу опять плюете?! Вы же… — у нее начинается истерика. Если это шутка, то слишком злая. Степнов опускается на колено пред ее столом. Смотрит в пол. — Светочка я… — он сбивается на пару секунд и делает глубокий вдох, — … я-я правда уважаю ваши чувства и преданность. Вокруг так много… вертехвосток… то им одно, то другое, то боюсь, то л… — сбивается опять, — поднимает взгляд на нее, — я вас понимаю… понимаю, как это — любить и … У нее от этих слов сердце вот-вот остановится, а от взгляда слезы вот-вот польются. Только бы это был не сон. И не розыгрыш. Она не переживет подобного. — Светлана, выходите за меня замуж. Я серьезно.***
Он прошел все семь кругов ада, что б сбежать. Дошел до центра, чтоб спрятаться. И не дай Бог встретить там ее.