♪ JONY и ANNA ASTI — Как любовь твою понять?
Как любовь твою понять
Я стараюсь доверять
Но ты сжигаешь всё во мне
Кто знал же, что любовь
Тоже причиняет боль
Может быть, именно так и пахнет любовь. Терпкий, сладковатый, крепкий аромат вперемешку с его парфюмом, впитавшимся в подушки и одеяло. Надышаться невозможно, но можно погрузиться в него полностью — зарыться в постель с головой. Дышать, не открывая глаз. Не думать о том, который сейчас час и сколько она провалялась, не желая вставать до обеда точно. Вспоминать прошедшую ночь, сохраняя в памяти все, что между ними произошло. Темно. Наверное, уже ближе к полуночи. Такое тихое умиротворение в мыслях и теле — это состояние сравнить не с чем. В квартире тоже тихо, только шум воды будто издалека. Она в комнате одна — пока он в душе есть время прийти в себя. Подумать. Забавно, но первая мысль — надо бы поменять постельное белье. Ну, наверное, надо. Потягивается, как после сна. Все эти рассказы про дикую боль, про то, что потом будет плохо сутки, про невозможность получить оргазм первый раз — все это, кажется, слишком преувеличено либо сильно индивидуально. Либо ей просто очень повезло с … ним. С парнем? Почему-то проще даже мысленно произносить «с Витей», «с Виктором» «с ним», чем «с парнем». С ее парнем. Интересно, он сам может назвать ее своей девушкой? Размышлять лень. Анализировать тоже. Она обязательно подумает об этом позже. Хотя бы ближе к утру. А сейчас надо наконец-то встать и поменять простынь. Не хочется больше возвращаться к вопросу о ее девственности. Но через несколько минут один вопрос все-таки ставит в тупик. Лена не может ходить голой при нем. Надевать пижаму кажется глупым, заматываться в пододеяльник — тем более. Никаких халатов и пижамок а-ля Лера Новикова у нее нет. Можно просто забраться обратно в кровать и все, но ей нужно будет дойти до корзины с грязным бельем, ведь не бросит же она эту кучу в спальне. И обратно не постелет. Придумала сама себе проблему. Красотка, да? От следующей идеи поджимает губы. А трогать чужое вообще некрасиво. Лена — чемпион в вопросе надуманных проблем. Ладно, это же делают все влюбленные девушки. Это почти классика, а ему вроде как нравятся классические… ммм… истории. На пороге в ее комнату лежит рубашка — Лена берет ее в руки. Надевает, застегивает несколько пуговиц, ощущая себя точно героиней какого-нибудь бульварного романа — уголки губ сами приподнимаются в легкой улыбке. Рукава длинноваты, шов не на плече, а намного ниже. Ты как в мешок залезла. Будешь похожа на клоуна. Два шага в коридор — к большому зеркалу — взгляд приковывается к отражению. Ух ты. Забавно, но ни одно платье не шло ей так. Длина, конечно, ультрамини и Лена уверена, что такое платье она бы не надела ни за что на свете, но что, если… Она быстро идет в комнату, вытаскивает ремень из его брюк и затягивает его на талии. Возвращается в коридор, обувает любимые кроссовки и снова смотрит в зеркало. Ну, вот что-то такое он могла бы надеть на выпускной — только длиннее. Ей идут платья-рубашки. Отражение в зеркале пристально смотрит на нее и Лена задается вопросом, это точно она? Девушка выглядит также, но немного по-другому. Ну, все — залипнуть у зеркала на полночи точно не входит в ее планы. Да и Степнов что-то задержался. Лена скидывает кроссовки и разворачивается, чтобы постучать. Ох ты ж… — И давно ты тут стоишь? — Минуту, — улыбка выдает его с головой. Стоит у входа в ванную и смотрит, как Лена занимается такой ерундой. — Да? — Ну, может пару минут. — Ты не против? , — она чуть разводит руки в стороны. — О, так тебе интересно мое мнение? , — несмотря на то, что в голосе слышится веселье, ей не нравится эта фраза, — Да и ты же все равно уже оделась. Глупо было надеется, что он не затронет эту тему. Она же практически не дала ему шанса поступить так, как он считал нужным. Сука, правильным. Но никакого чувства вины или сожаления нет. Да, Лена точно не жалеет. — Ты что… ты злишься? — Нет. Нет, не злюсь. Даже не знаю… — Если ты сейчас скажешь, что это было неправильно, я выгоню тебя на площадку прямо так. Уверена, соседка утром оценит. Вообще-то Степнова в полотенце она никуда не выгонит. Смотреть будет сама, но ему об этом знать необязательно. — Если я прихвачу тебя с собой, то оценит еще и сосед. Самоуверенный какой. Хотя она в себе уверена не меньше — складывает руки на груди, всем видом выражая сомнение. Даже несмотря на то, что она весь март не занималась спортом, тело помнит все прекрасно. Если он подойдет ближе… Но он не ведется на такой детский шантаж. — Лен, я не считаю…- запускает пальцы в волосы, прикрывает глаза, — … не знаю. Не уверен, что так далеко нужно было заходить. Это ведь один из ее главных страхов — что он с ней не сможет чувствовать себя также, как с ровесницей. Что вечно между ними будет эта его неуверенность и сомнения. Эти его долбанные принципы. Она отворачивается от него — лицом к зеркалу. Еще раз смотрит на себя. Выдох. Расстегивает ремень. — Я сейчас все верну. А вот на это он ведется сразу же. Секунда — и он за ее спиной. Обнимает, переплетая пальцы, не давая расстегнуть рубашку, прижимает к себе. Смотрит на нее в отражении. — Прости, — сможет ли она когда-нибудь привыкнуть к своей реакции на его шепот? Легкая приятная дрожь внутри и миллион мурашек от шеи до поясницы, — Тебе очень идет. Больше, чем мне. Лена смотрит на их отражение — картинка помогает послать страх неприлично далеко. Потому что прямо сейчас в зеркале они смотрятся красиво. Возможно, даже лучше, чем на площадке с Крис. Такая мелочь, но то, что нужно. Теплые ладони ложатся на ее талию, гладят живот через ткань. Взгляд голубых глаз в отражении прожигает. Несмотря на сказанные минуту назад слова, она чувствует зарождающееся желание и ускоряющееся биение сердца — не только ее. — Ты жалеешь? — Нет, но… — ох уж это его вечное «но», — …боюсь, что ты будешь жалеть. Она закатывает глаза. — Не буду. Я люб., — не понятно, сделал ли он это специально, чтобы перебить ее, но пальцы одной руки ложатся на кожу в вырезе рубашки, сбивая с мысли, — …лю. Тебя. Расстегивает первую пуговицу. — Пожалуйста, не обижайся, — дыхание становится прерывистым. Вторую. — У меня проблемы с выражением мыслей, когда ты выглядишь так, — касается ее легко, но это все равно похоже на разряды тока. — Так, это все-таки не ошибка? Для тебя? , — он уже не смотрит в отражение ее глаз — взгляд следит за рукой, спускающейся по ряду пуговиц. Третью. Такое декольте — перебор для платья. — Честно? Не знаю. Но даже если и ошибка, я бы ничего не исправлял. Тем более, на мне все равно, наверное, уже клеймо… Он мог бы соврать. Но ей больше нравится честный ответ. За исключением последней фразы. Лена разворачивается к нему лицом, и теперь его руки просто лежат на ее талии. Она кладет ладони на плечи, скользит по груди. Обводит пальцами мышцы пресса, приближаясь к краю полотенца. Смотрит на свои руки на его теле. -Не вижу ничего, — возвращает взгляд на его лицо, — Нет никакого клейма. Все идеальное. Тело обдает жаром — он притягивает ее ближе и целует. Жадно-требовательно. Лена с удовольствием отвечает, обвивая руками шею. Наконец-то они закончили с разговорами и, черт с ним, с постельным, до утра потерпит. Ей уже давно хочется попробовать кое-что — языком скользит в его рот, вызывая хриплый стон, отдающийся вибрацией в ее горле. Чувствуя, как это приятно. Понятно, почему он сам так часто это делает. Он расстегивает рубашку полностью, прижимая ее к себе. — Только… — между прикосновениями и скольжениями говорить ему наверняка трудно, — … не снимай… — Ага… — она не совсем понимает, что он там просит, потому что он подхватывает ее и отрывает от пола, как когда-то очень давно — наверное, в прошлой жизни, на соревнованиях — и за пару секунд они снова оказываются в ее комнате. Открыть глаза заставляет звонок телефона. Лена вытаскивает из одеяла одну руку, пытаясь найти телефон на ощупь. Да где он там? Придется вылезать. Быстро садится и крутит головой. Телефон в джинсах — они валяются рядом, на полу. Достает трубку из кармана. — Алло? — Лен, привет! — Привет, Наташ! — Ты что, еще спишь? Надо было прокашляться перед ответом. — Лен, мы уже в школе, а тебя нет. Ты помнишь про репетицию? Все в силе? С дедушкой ничего не случилось? Блин, Савченко же разрешил им порепетировать сегодня после двух. Сколько она проспала?! — Черт! Все окей, я просто задремала. Через 15 минут буду.***
Лена тормозит только на полминуты на кухне — когда видит остывший завтрак и записку с пожеланием доброго утра. Записку. Хотя вообще-то есть смс. И все-таки, он такой старомодный. Зарядки на телефоне мало, заряжаться некогда. Она хватает блок и провод, кидает в сумку и вылетает из дома.***
Девчонки репетируют до вечера. А ей еще нужно к деду. Лена не уверена, что успевает в приемные часы, но хоть на 10 минут-то она сможет зайти и передать чай, фрукты и свежую одежду? В больнице дежурные ее уже знают и скорее всего, пойдут навстречу, если что. Да и деду осталось там торчать всего неделю. В самом конце репетиции Лена вспоминает, что хотела поставить телефон на зарядку, а потом написать или позвонить ему. Но в спортзале нет розетки, а Степнова больше нет в школе — тренерскую ей никто не откроет. 1% — 3 пропущенных. Блять. Только не выключайся сейчас. «Я на репетиции, а потом в больницу. Телефон выключается. Завтра увидимся?» Она успевает нажать «Отправить» до того, как чернеет экран. Надеется, что сообщение успело дойти до адресата. Если завтра они не выиграют в импровизированном школьном конкурсе, Лена прибьет кого-нибудь. Скорее всего, прибьет Гуцула — идейного вдохновителя «Червей». Кто бы мог подумать, что Игорь со спорта и скейта переключится на музыку. Хотя. Кто бы говорил, Кулемина.***
Как же давно Лена не чувствовала такого дикого желания поспать. И это несмотря на то, что они легли даже не утром, а раньше. И она спала до обеда, а потом еще просто валялась. Интересно, во сколько он проснулся? Глаза закрываются, потому что веки тяжелые. Ее вырубало еще в метро. Дорога от метро до входной двери как в тумане. Капец. Зевает. Надо умыться холодной водой, но тело такое тяжелое, что лень делать лишние шаги. Вылечила бессонницу, да? Дверь-коридор-ее комната. Лена наконец-то ставит телефон на зарядку. Садится на диван. Очень зря — надо все-таки было идти в ванну. Вода бы точно помогла. Минута. Глаза закрываются. Две. Ну не спи-и-и-и. Три. Экран светится. Одну секундочку и все. На подушках совсем чуть-чуть чувствуется запах соленого ветра и моря. Сообщение. «Лен, нужно поговорить. Пожалуйста, позвони, как сможешь. Это важно». Лена засыпает прямо в одежде.***
Шум, гул, бегающие по коридорам подростки, ругающийся на них дядя Петя, атмосфера последней четверти — Виктор даже успел соскучится по всему этому. Большая перемена в самом разгаре — он выходит из кабинета школьного секретаря. Передал все необходимые документы. И что теперь делать? Идти в спортзал, переодеваться и вести уроки, Степнов. Что еще можно делать? А вечером обязательно поговорите. Только постарайся с ней не пересек… Лена выходит из-за угла и резко тормозит — лишь на секунду. Медленно идет навстречу. Сюрприз, Кулемина! Держит гитару. А в его памяти она осталась с мячом в руках — носилась по этим коридорам также, как сейчас носятся другие девятиклассники. — А-а… вы на концерт пришли? , — в ее глазах плещется веселье. Нет, Лен. Это не игра. Не в этот раз. — Да. Рассказов позвонил, про ваш конкурс вещал, — нет. Нет! Нужно предупредить ее. Дело вообще не в концерте и не в Рассказове. Ленкина улыбка путает мысли больше, чем раньше. — А почему вы вчера убежали? Твою мать. Она хочет прямо здесь услышать, почему после секса проснулась одна? Здесь, блин?! В школьном коридоре? Ну, почему они не созвонились вчера? Сегодня утром? — Леночка… — какая нахуй Леночка?! Сдурел? , — я же говорю… так нельзя. Пожалуйста, услышь меня. Но Лена не понимает. — А что нельзя? Вы же теперь не мой учитель, я не ваша ученица, — еще пять минут, и она перейдет на «ты». Флиртует с ним — хитро щурится, улыбается и вообще… ее вопрос и интонация, с которым она это спрашивает, заставляют обернуться и проверить, не собрались ли уже слушатели? Стой. Остановись, блин. — Давай не здесь. Но Лена очень редко тормозила. Ощущение, что она просто не умела останавливаться. Слишком в ней много от спорта — сейчас было похоже, будто Кулемина выходит на поле, не обращая внимание на поврежденное колено. — И кто нам мешает? — Давай потом поговорим, — он произносит чуть тише. — Нет, сейчас! — а она, наоборот, чуть громче, — вы же говорили, что хотите что-то срочное сказать, а еще что любите меня! , — она не произносит вслух, но он почти слышит ее мысли. Точно догадывается. И много еще чего. Особенно прошлой ночью. Кулемина! Она реально капризничает?! Какая же она сейчас красивая. Руки сжимаются в кулаки, останавливая внезапный порыв притянуть ее к себе или толкнуть к стене школьного коридора. Ногтями впивается в кожу ладоней. Это помогает. Хорошо. Хорошо, он скажет ей. Здесь. — Лен, я и не отказываюсь. Просто сейчас все изменилось. Кажется, она понимает, что это не игра. Все еще улыбается, но хотя бы перестаёт бросать слишком двусмысленные фразочки. — А что изменилось? Ну, вперед. — Я возвращаюсь в школу. До выпускного. — Возвращаетесь к нам? Серьезно?! Да, к сожалению, это не первоапрельская шутка. — Да. Я опять буду твоим учителем, а ты моей… — как же не хочется добавлять это чертово… — ученицей. Я расскажу потом. Ее реакция его пугает. Лучше б она психанула. Но она ухмыляется. И все еще смотрит ему в глаза с весельем. — Ну, хорошо, потом так потом, — это ее «потом» так ясно говорит о том, что именно она ждет, — а выпускной у нас через два месяца, да? Спокойно. Дыши. Будто с тобой девушки никогда не заигрывали. Просто когда это делала Лена, у него в голове слишком быстро появлялась картинка того, как хотелось бы закончить эту ее игру. Она ведь так и не была сверху. А он не успел узнать, какая она на вкус. Как сильно ей бы могло все это понравится…так, что она задыхалась бы кислородом… просила бы… умоляла. Одной ночи катастрофически мало. — Ну, — слово застревает в горле, — да. Да. — И вы вообще перестанете быть моим учителем, верно? Надо просто дожить до июня. — Верно. Лена неспеша уходит, оборачиваясь и даря еще одну, победную улыбку. Этот буду очень, очень долгие два месяца.***
Виктор засиделся допоздна уже в первый день. Школа затягивала, как липкая трясина, и было страшно, что он опять рискует остаться здесь больше, чем на два месяца. Нет. Она закончит все экзаменами, ты — отчетностью, и вы оба отсюда уйдете. Все будет хорошо. А сейчас надо наконец-то встретиться и нормально поговорить. Лена уже должна быть дома. Никто же не увидит, если он зайдет к ней? — Витенька! Тишину школьного коридора нарушает совсем не тот голос, который хотелось бы слышать по вечерам. У самого, блин, выхода. — А проводите меня сегодня домой? , — Светлана Михайловна подбегает к нему и сама берет под руку. Сзади стоит преподаватель русского и литературы. Бля, вот еще одной драмы не хватает. Он ляпнул первое, что пришло в голову. — Вы сейчас в порядке? , — надо как-то смягчить, — Ну… может, что-то случилось? , — он переводит взгляд на Мирослава и обратно на Светочку. Давайте, Мирослав, подойдите. Слышишь, просто подойди сюда и я отдам ее тебе. — Уже поздно, я боюсь одна. Он спокойно может сказать «Нет», но проблема в том, что ему идти в этот же дом. Им не просто по пути — Светочка точно все заметит. Вот засада. — А как же Мирослав Николаевич? — Да при чем здесь он? , — на него смотрят шоколадно-карие глаза. Такие большие. Наверное, для кого-то красивые. Но это все не то. — Вы разве не вместе? Что он подумает? — Меня его мнение вообще не интересует. И он живет в другой стороне. Светочка просто тянет его к выходу. Ладно. Возможно, так даже лучше. Если его опять увидят у дома Кулеминой, то алиби будет железобетонное. Как же было хорошо зимой и в марте, когда ему было плевать на все эти школьные пересуды. Ну, Николай Павлович… только ради вас. И теперь вы мой должник. По дороге до Ленкиного дома Светочка не умолкает и не отпускает его локоть, но Степнов настолько погружен в свои мысли, что не замечает, как девушка рядом сжимает его руку на прощание.***
— Всего два месяца, Лен. Пожалуйста. Ты же сама говорила, что ничего не изменится. Вечером первого апреля Лена уверена, что Степнов просто преувеличивает — его предложение тормознуть на два месяца ей не нравится. Но она соглашается. Наверное, ему просто нужно немного времени, чтоб понять — ничего для них не поменяется. Они также могут пройтись по улице вдвоем, он может приходить к ней. А еще она тоже может зайти к нему, да? Они могут просто разговаривать, смотреть телевизор, быть рядом. Легко и просто. Проблемы такой, какой видит ее Степнов, в ее голове уже пару месяцев не существует. А в школе они будут вести себя также, как раньше. Он легко целует ее на прощание. Выдохом. Прямо в ее губы. Произносит так, что сердце делает кульбит. Люблю тебя.***
К концу недели Лена уже не уверена в своей правоте. Ей сложно держать дистанцию, она путается в этих «ты»-«вы»-«Виктор Михайлович»-«Витя» и не может заставить себя видеть в нем учителя. Лена в жизни столько не спотыкалась, сколько сегодня. Ноги будто разучились бегать, прыгать, да даже просто ходить. Руки тоже будто не ее — она не попала в кольцо. Промазала, стоя так близко. Перед двумя одиннадцатыми классами. И как только 11Б угораздило вместо истории оказаться здесь? Комаров с Семеновым никогда на физре еще не были таким радостными. Но Виктор Михайлович не делает ей замечаний. Притворяется, что не видит ее внезапного приступа неуклюжести. — Кулемина, блин! Ну, проиграем же! , — а вот Гуцул не может промолчать. Несмотря на неудачно закончившиеся отношения они с Игорем все равно предпочитают играть в одной команде. Потому что обыгрывать ребят для них не составляет большого труда — что в стритбол, что в баскетбол, что в волейбол. Лена и в футбол могла бы сыграть. До сегодняшнего дня. — Отвали, — она не настроена с ним разговаривать. Только играть. Он кидает мяч ей. — Виктор Михайлович, добрый день! Можно вас отвлечь? , — и мяч опять летит мимо. Лена видит, как в зал заходит Светлана Михайловна. Это не ревность. Она не ревнует. Не к кому там ревновать. Люблю тебя. — Извините, я не могу. Урок же, — Лена с силой прикусывает щеку изнутри, чтоб только не улыбаться. Не отвлекайся. Мяч, Кулемина. Смотри на мяч. — Виктор Михайлович, всего на минутку. Мне самой не справиться — там стеллаж сломался и может упасть! Ага, стеллаж падает — поэтому она успела со второго этажа прибежать на первый. В облегающем платье и на каблуках. Мяч совершенно случайно летит не в сторону кольца, а в прямо противоположную. Ну, она же неуклюжая сегодня. — Оой-ой! , — Светочка отскакивает от мяча, как от чего-то опасного, ребята на скамейке тихо хихикают, Гуцул сейчас получит единицу за мат на уроке, а Степнов первый раз за урок смотрит прямо на нее. Брови взлетели вверх. Ну, она и сама от себя в шоке. — Светлана Михайловна, извините! , — поднимается с козла и направляется к библиотекарю. Светочка берет в руки мяч так аккуратно, будто это зараза какая-то. Лена и сама не понимает, зачем продолжает этот цирк, но слова с языка срываются быстрее, чем она успевает подумать. — Светлана Михайловна, пасуйте, — Светочка смотрит на мяч, на Лену и снова на мяч. — Только не Ленке, Светлана Михайловна! Кидайте сюда! , — слышит, как кричит Гуцул, стоя сзади. В нескольких метрах от нее. Лене смешно — до Гуцула Светочка точно не докинет. Степнов подходит к Светлане Михайловне. — Лучше отдайте его мне, — забирает мяч из ее рук, — не хватало закончить день чьими-нибудь травмами. Быстро подходит к Лене, протягивая мяч. — Не начнешь ладить с руками — найду им другое применение, — он говорит тихо, сквозь зубы, почти не размыкая губ… это точно не ее воображение? Скорее всего, Степнов имел ввиду, что больше не пустит ее в игру, заставив сидеть на скамейке запасных. Но как же ей сложно не видеть подтекста. Не фантазировать. — Вы как? Не ушиблись? , — отходит от Лены обратно к Светочке. Лена закатывает глаза. Да она особо не целилась и кидала в полсилы — даже если б мяч попал в цель, Светочка бы «не ушиблась». — Нет-нет, что вы. Все отлично. Это же спортзал, я все понимаю. Так что, вы поможете? — Хорошо. Только у меня есть пара минут — дольше не могу отставить их одних — разнесет… разнесут же весь зал — сами видите. Белута, идешь со мной, — Лена готова рассмеяться от реакции библиотекаря на последнюю фразу. Интересно, он позвал с собой помощь просто так или… ну, ради нее? Чтобы она даже сейчас видела, что он не ведется на весь этот бред? Степнов откладывает журнал и что-то говорит им, кажется, про скамейку и отдых. Черная футболка ему идет. Почему он раньше ее не надевал? И почему он на нее за весь урок не посмотрел ни разу? Понятно, что… Ее толкают в плечо, заставляя дернуться. Рука сама сжимается в кулак. — Лен, че ты не в духе-то? Тебе бы радоваться, а? , — Игорь подбегает к ней ближе и подмигивает. Хорошо хоть не пришло в голову орать через весь зал. — Сказала же, отвали, — она идет к корзине с мячами и берет один. Гуцул видимо не понимает русского языка — идет за ней. — А то что? Опять по носу получу? — Да. Только я всеку так, что мало не покажется, — она отбивает мяч от пола с такой силой специально. Может, хоть язык жестов он поймет? — Из-за концерта обижаешься что ли? Вы ж все равно выиграли. Кстати, как без педали барабанщица-то играла? — Гуцул, ты что, не понял? Мячом мозги отбило? Мы из-за вас поехать не конкурс не можем! Напели Савченко, что Нюта не из нашей школы, да? Единственное, что ты можешь — вечно врать и выебываться. Самому от себя не противно? , — она кидает ему мяч в надежде, что он его пропустит. — Да это не я придумал. Лебедева с Зеленовой додумались. А вы что, Савченко не уболтали? , — но он ловит и возвращает ей, — Тем более вы ж все равно вашу новенькую сюда притащите. Ну, подумаешь… великие Ранетки пропустят какой-то один конкурс. Лена смотрит на Игоря со злостью. Зачем они вообще разговаривают? Их задача — просто кидать мяч. — Ну, да! Мы же такие добрые! Отдаем вам шанс выступить! , — яд сочится в каждом слове. Потому что Лена не была согласна с решением девчонок отдать победу «Червям». Она вообще не понимала подхода в стиле «дать конкурентам шанс и отступить». — Слушай, я, кажется, знаю, чего ты такая злая. Полинка тоже иногда бесится. Вам, девчонкам, от злости хорошо помогает чл… АЙ! , — она кидает мяч ему в голову, но он успевает закрыться рукой в последний момент, — Ты больная, Кулемина?! Я совет дружеский дать хотел! — А с каких пор мы снова друзья? Может, она совсем немного и скучала по его шуткам, но точно не по таким. — А мы вообще переставали ими быть? Тянули на кого-то еще? Лена только закатывает глаза. Они продолжают перекидываться мячом. — Ко мне Степнов, кстати, подходил. Если тебе интересно, — он кидает мяч обратно ей в руки. Лена ловит на автомате. Интересно. — Мне все равно, — она опять пасует ему. — Да, конечно. Давай собирайся. Сделаем Комарова — так и быть, расскажу. Степнов возвращается в зал. Лена на миг думает, что вот сейчас, когда он увидит ее с Гуцулом вдвоем стоящих в стороне и перекидывающихся мячом и шутками, все может повториться. Но Виктор Михайлович только зовет их обратно к сетке. С одной стороны уже стоит пять ребят. — Гуцулов, Кулемина, ищите себе еще троих. Играем пять на пять. Она кидает мяч обратно в корзину. — И, Лена, можешь быстрее… — она резко поворачивается в его сторону, — … соображать, а? Сколько можно в облаках летать? Лена спотыкается еще раз и мысленно матерится, когда бежит за Игорем на свою сторону. Кажется, она скоро возненавидит уроки физкультуры.***
Это так странно, но жизнь будто сделала круг и все вернулось в самое начало — в сентябрь. Не радует ни апрельское солнце, ни тепло, ни весенний воздух, ни приближающееся окончание школы. Раздражает. Деда оставляют под присмотром врачей еще на пару дней. Последние пару денечков. Дед в этот раз в больнице проторчал около месяца с учетом операции — перебор даже для него. Напрягает. Гущина теперь работает в школьной столовой — Лена перестала обедать в школе. Редко ходит в столовую. Эту тварь сил нет видеть — улыбчивая такая, довольная. Не то, что ее дедушка. Бесит. Ей нужно определиться с экзаменами, ВУЗом, выбором специальности. Идея выбирать что-то одно в 18 лет на всю жизнь кажется ей глупой. Впереди столько всего — хочется верить, что как бы учителя не нагнетали и не раскручивали тему «важного шага», «выбора профессии на всю жизнь», у нее всегда будет много шансов и вариантов выбора. Что жизнь не решается сейчас на все последующие годы. Пугает. Степнов, как и обещал, сократил их встречи и общение до минимума. Осенью они хотя бы в школе чаще пересекались плюс у нее всегда были дополнительные секции. Сейчас же у них не осталось ничего — ни общения в школе, ни за ее пределами. Только редкие разговоры по телефону и его беспокойство: предложения помочь с дедом, больницей или продуктами. Но Лене слишком мало этого. Эмоции распознать не получается. Но, наверное, скучает. Первый раз Лена срывается на девчонках. Но она даже не понимает, что это срыв. Потому что ей кажется, что она просто устала. Они сидели в столовой и обедали. Она опять не ест. — Лен, нельзя же себя так изводить. Гущиной вообще плевать на твой бойкот. Да и чего ты только о ней и говоришь? Неужели нет больше тем для разговора? , — ох, Женя. Зря ты это начала. — О, ну почему же нет? У меня куча тем для светской беседы! , — несет, Кулемина. Тебя несет. Салфетка в руках помята. — Родителей не видела почти год, дед в больнице, со Степновым цирк какой-то, — она начинает рвать бумагу от злости. Откуда столько злости? , — О чем хотите побеседовать?! Ее прервала Аня и звонок Наташе. Им предложили выступить на разогреве у Боба Кантера. Заебись. Может, от эмоционального пиздеца ее отвлечет хоть что-то.***
У них плохо, отвратительно, просто ужасно получается притворяться. Точнее, не получается вообще. И как только Борзова еще не вызвала ее к себе? Уроки физкультуры превратились в пытку. А сегодня они столкнулись в коридоре при Лужиной. Лена с Ритой шли в сторону раздевалок. Он — навстречу. И в широченном коридоре надо же было ему пройти так близко. Между ней и Ритой. Задеть ее плечом. Лена оборачивается неосознанно. Он тоже. На долю секунды дыхание сбивается. О чем он думал? Что Рита не заметит? Что Лена не отреагирует? Или он тоже сделал это неосознанно? Лужина не слепая. — Чего он мрачный такой? Лена молча пожимает плечами. Потому что сам себе придумал кучу проблем, скорее всего. Они похожи даже больше, чем все вокруг считают. — А-а…у вас вообще… как? — Да никак, — ну, на сегодняшний день она говорит правду, — все говорил, что любит, а сейчас… уперся, что он — учитель, я — ученица и все дела. — Ну, может он прав? , — чего?! На чье Рита стороне вообще? , — зачем вам эти сплетни? — В чем он прав, Рит? В том, что для него общественное мнение важнее, чем наши отношения? — Тебе же тоже не нужны лишние слухи в школе. Да. Раньше не были нужны. В 10 классе. Осенью. Да еще в начале года. А сейчас — пошли они все со своим дохуя ценным мнением. — Мне вообще все равно. А вот ему видимо нет. — Лен, забей. У мужиков бывает странная робость… О, да он вообще абсолютно не был робким, пока сюда не вернулся. Был — в прошедшем времени. Слово застревает груди комом, мешающим дышать нормально. Рита делится своим трюком, который она провернула с Южиным. Такой трюк можно повторить с легкостью. Сегодня вечером, после репетиции. Потому что полторы недели ебучего перерыва — перебор для нее. Да и ему пора свыкнуться с мыслью, что между ними ничего не должно поменяться. Лена даже не представляет, не осознает, не понимает как сильно внутри уже закручен ураган эмоций. Не хочет думать о том, как она сейчас ведет себя.***
Иногда, в совсем редких случаях, ложь все-таки необходима. И сейчас явно тот случай. Лена стоит у входной двери в свою квартиру и ждет его. Прошло всего пять минут с ее звонка. Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы «спасти» ее от ночевки в темном подъезде? — Алло? Привет! — Привет, Лен. Ты чего так поздно? Все хорошо? — Да, но я, кажется, ключи от квартиры потеряла и… у вас же есть комплект? , — Господи, у него есть ключи от ее квартиры — на взгляд Лены, это о многом говорит. Никакие «учитель — ученица» ее не остановят. — Да, а ты в сумке точно все пров… — ну не начина-а-ай. — А вам не очень трудно будет прийти и открыть мне дверь? Просто как-то неуютно ночевать в подъезде… — ей смешно с самой себя. И с него. Потому что она так явно фальшивит. А он так явно хочет повестись на эту фальшь. — Я сейчас. — Спасибо, я тогда жду. Еще две минуты — и Степнов вылетает из лифта. Ему хватило семи минут. Это рекорд. — Привет, — ох, восстановите дыхание, Виктор Михайлович. Оно тебе пригодится. — Привет, — она отвечает очень тихо, стоя спиной к нему. Пряча улыбку. — Где ты их могла потерять? Да какая разница? Ты бы в любом случае пришел. — Не знаю. Дома, наверное, оставила, а дверь захлопнулась — кусает губы, еле сдерживая смех, — я в последнее время какая-то рассеянная, — актриса из тебя, Кулемина, так себе. Отходит от двери, давая ему возможность подойти к замку. Степнов открывает, пропускает ее в квартиру и заходит следом. — Ну что, я ключи тебе оставлю? Лена собиралась с духом все то время, что они стояли на площадке, чтобы произнести: — Только вместе с собой. Это проверка. Потому что в этот раз она не смотрит на него, не прикасается. Он легко может возразить, отказаться и уйти. Закрыть дверь изнутри– только его решение. Сам, Степнов. В этот раз ты делаешь это сам. Никакие его слова больше не имеют смысла. Она слышит, как он вешает ключи на крючок — разворачивается, ловит его. Обнимает за шею и притягивает к себе. Чувствует, как ладони ложатся на ее талию. — Хватит уже от меня бегать. Лене абсолютно все равно, как именно она к нему обращается. «Ты». «Вы». Не имеет значения. — Виктор Михайлович, я люблю вас. И я знаю, что вы тоже любите меня. А все эти отмазки учитель-ученица — ну… это же только для школы. А сейчас мы не в школе.***
Люблю вас. Вы любите меня. Сожительствует с ученицей. 11 А. Я хочу тебя, Кулемина. Вдох-выдох-вдох-выдох. Он дышит поверхностно и ищет, за чтобы зацепиться. За любую мысль — даже самую неприятную. — Лен, ты не понимаешь. Через два месяца… — Это ты меня не понимаешь. Два месяца ничего не изменят. Ты все равно, не смотря на все, что произошло, считаешь меня ребенком. Но на самом деле ребенок ты, а не я. Неправильно. Все неправильно. Не так. Его начинает тошнить. Ты трахнул школьницу. И тебе понравилось. И ей. Вы ебнулись. Почему ее слова кажутся таким… сука… верными? Лена видит, как он поджимает губы. Жевалки напряглись, глаза закрылись. Давай же, Вить. Не сопротивляйся. — Умно. Но я не могу. Черт… Лен, как ты не понимаешь?! Не так. Не пока мы оба в школе. Смешно. Ну, учитель снова. И пофиг. Надо надавить — сам поддастся, как в прошлый раз. — Опять эти отмазки, — она дергает его за воротник пальто на себя. Почти поцелуй. Даже чувствует тепло губ на своей коже, когда… — Лен, прекрати! Зачем ты это делаешь? Так же нельзя. … он отталкивает ее. По-настоящему отталкивает. Убирает руки с талии. Впервые. Злость с такой силой ударяет в грудь, что ей хочется дать ответочку. — Да что нельзя?! И как можно? Степнов пытается отвечать спокойно, но Лена видит, что он тоже уже на взводе. Делает глубокий вдох. — Надо подождать выпускной. Злость растекается из груди по венам, через кровь — в руки. В пальцы. Сводит их так, что кулаки сжимаются. — Вот и жди свой выпускной, раз он тебе так вперся! , — с силой дергает ручку двери, открывает и кивает ему на выход, — А теперь валите, Виктор Михайлович, и на километр ко мне не подходите! — Да почему тебе так трудно хотя бы попробовать меня понять?! — А почему тебе трудно понять меня?! — Лен, ты ведешь себя как … — Проваливай! Он резко разворачивается и вылетает за порог, дергая дверь на себя, так, что трясется стена. Три. Два. Один. Звонок. Лена открывает дверь, но не смотрит на него. — У вас есть одна попытка. — Ночью ты давала две. — Одна. На самом деле нет и одной. Потому что он все равно не сделает то, что нужно. А все слова — лишние. Лена слышит раздраженный выдох. Наверняка, сквозь зубы. — Ты еще школьница. Какая-то сила дергает ее тело и разворачивает лицом к нему. До трясучки бесит это слово. «Школьница». Ребенок! — О, тебя не сильно это волновало в моей комнате. В ванне. В зале. Да прямо тут, в коридоре. Вот у этой чертовой стены. Видит, как ему больно это слышать, но ничего не может с собой сделать. Глаза-щелочки. Он прищуривается, как будто оценивая ее. Да, Лена использовала еще один запрещенный прием. — Низко, Кулемина. И эгоистично. Да, низко. Она в курсе. — Ты ведешь себя, как законченная эгоистка, ты хоть понимаешь? Неужели так сложно просто подождать даже не два, а полтора месяца?! Вообще-то он ждал ее гораздо дольше. — Мы переспали! Мы почти жили вместе! У тебя ключи от моей квартиры! Я ездила с тобой, чтоб выбрать здание под клуб! — Мы поторопились, понятно? Я не должен был. Точнее, должен был дождаться. Все это было… Ты просто… Не договаривает, но это легко читается по губам. Ошибка. Он знает, как задеть ее сильнее. Сердце колотится. Холодный пот, как на ринге. К глазам подступают слезы. Он не увидит, как она плачет. Не сейчас. И Лена тоже знает, как сделать ему еще больнее. — Попытка не засчитана. И, знаешь, что? Наверное, мне не стоило так быстро рвать отношения с Гуцулом. Степнов будто застывает. Наверное, в его глазах отражаются ее страхи и боль. — Ты же не серьезно… Еще секунда и слезы польются ручьем. Надо выгнать его. Сейчас же. — Убирайся. — Лен… — Пошел вон!***
Она сидит на корточках, прислонившись спиной к двери. Тело трясется, руки прижаты к лицу — слезы текут и текут, каким-то бесконечным соленым ручьем. Гребаное море слез. Все, что она не выплакала за 18 лет жизни. Выходят из нее, опустошая. Вся злость выливается из тела вместе с ними, давая место боли, в сто раз сильнее физической.***
Он так и не смог уйти от ее двери. Просто сползает по холодному металлу вниз и сидит, вцепившись пальцами в волосы. Пожалуйста, пусть ему только мерещатся эти звуки — плачь и всхлипы. Он сидит так долго, что ноги затекают и начинают болеть — и болят не только ноги. Кажется, боль причиняет даже дыхание.