♪JONY — Мой рай
Помни, что ты мой рай, мой рай
Ты осветила жизнь мою улыбкой
Порхай, ты порхай
Только я прошу, не стань моей ошибкой
Здесь все такое… больничное. Видеть родного человека, прикованного к койке стерильно-белого цвета, с бледной кожей, под которой четко проступает капиллярная сетка, приходящего в себя после операции — больно. Страшно. Ты готов сделать все, что нужно, только бы он поправился. Какой бы сильной Лена не была, дедушка — ее слабое место. Она приехала в больницу сразу, как только врачи сказали, что наконец-то деду разрешили принимать посетителей. И сейчас, в понедельник, в семь двадцать утра, она сидела на стуле в палате. Лена пригласила Виктора, зная, что дед стал ему дорог. Ведь даже в те месяцы, когда отношения между ними были хуже некуда, Степнов отлично ладил с ее дедушкой. Но в палату вдвоем их не пустили. Заходить — только по одному. И то, пока всего на 10 минут. Интересно, у Виктора Михайловича есть дедушка? — Леночка, ну, вам уже пора, наверное. А мне скоро капельницу делать будут. Голос деда не меняется никогда — даже после операции такой же добрый и полный любви. — Да, дедуль, только не забудь позвонить, хорошо? В пакете вон фрукты — бананы, апельсины, яблоки. Еще там печенье… — Лен, как ты протащила-то апельсины? Их же нельзя. — Дедуль, их другим нельзя. Я у врача лично уточняла. У тебя же с сердцем проблемы, апельсины тут причем? — Так правила одни на всю больницу… Только Степнов заболтал проверяющую, как забалтывал когда-то Елену Петровну в школе. Актёрский, блин, талант. — Соавтор твой помог, — Лена встает, целует дедушку в лоб. Дед приподнимается с кровати и улыбается. — Лен, так у вас все наладилось? — …типа того. Ну, пока, дедуль, — она уже идет к выходу. — Ради этого можно было и в больницу. — Дед! Ты с ума тут что ли сошел уже?! , — дед тихо смеется, но кашель его останавливает. Ничего. Он поправится. Лена почти вышла, когда дедушка позвал ее снова. — Лен, ты Вите напомни, что он мне кое-что обещал. Он поймет.***
— Это извращение. — Нет. -Да, самое настоящее. — Ты даже не попробовал. — И не собираюсь. — Это же зерна кукурузы — почти правильное… — Ага, а чипсы — это картошка. Она закатывает глаза, не желая продолжать бессмысленный спор. Он упрям, как осел. У Лены на подносе две глубокие пластиковые тарелки с горячим попкорном, которые она ставит прямо на пол в зале перед телевизором. Рядом с его ногами. Степнов сидит на ковре, прислонившись спиной к дивану. Этот пол и ковер скоро станут ее любым местом в квартире. -Скажи, что на кухне не стоит двухлитровая бутылка какой-нибудь сахарно-приторной мер… газировки. Не стоит. Потому что Пепси не осталось еще вчера. Так что пить они будут чай. — Попкорн с сыром, а тут с солью, — указывает на каждую тарелку поочередно. — Ты же не собираешься съесть это все? — Собираюсь. Во-первых, я дико голодная. Во-вторых — через пару часов мы узнаем, кто будет играть от России на Кубке Европы. И если это будет не Динамо, — он перебивает ее, ухмыляясь. — Поверь, это будет не Динамо, — она смотрит на него сверху вниз, бросает злющий взгляд, но его это только веселит. — … так вот. Если это будет не Динамо — я заем свою печаль. А если Динамо — отмечу их победу, — Она переступает с ноги на ногу, не садясь. Потому что, если она сядет там, где стоит, между ними будут тарелки и целый метр пространства. С той ночи прошла неделя. В ночь с четверга на пятницу они почти занялись сексом на этом самом ковре. С пятницы до субботы она просидела тут в ожидании любых новостей из больницы. В воскресенье он помог ей с покупками и донес пакеты до квартиры. С понедельника по четверг она каждое утро ездила к деду. Охренеть. Кажется, что прошло несколько месяцев. А на деле… Блядская неделя балансировки между «хочу» и «нельзя». Неделя, на которой они виделись три раза. Один из них — для поездки в больницу — так что это даже не считается. Два раза он приходил именно к ней — первый раз вообще принес ей продуктов домой — будто Лене, как и деду, нужна с этим помощь. Но так далеко они больше не заходили. Чем, интересно, он занимается? Съемки-то закончились. Лена выдыхает и опускается на пол. — Если хочешь, можешь умереть голодной смертью. У меня все равно больше ничего нет, — потому что Лена сама не ходила в магазин, мотаясь между школой-больницей-музыкальными репетициями-домашкой-аптеками. А с учетом того, что новой барабанщице Ранеток требовалось больше времени — репетиции могли длиться до позднего вечера. А еще и конец четверти… Эту пятницу Лена ждала, как никогда. Не только из-за окончания недели. Сегодня они наконец-то могут просто побыть вдвоем.***
Матч Химки-Динамо обещает быть жарким. Пока команды выходят в зал, приветствуют друг друга и разогреваются, он не обращает на экран внимания — девушка рядом завладела им полностью. Его здорово напрягла последняя фраза. Сколько она питается этим… нет не так, она вообще ест? У Лены очень уставший вид. Напоминает осень, когда она… — Лен… — «ты же не вляпалась ни во что снова?», — как дела в школе? Она смотрит на экран, тянется к ближайшей миске с попкорном. — Все нормально. Барабанщицу новую подтягиваем, Гуцул-дурак решил поиграть в конкур… — она обрывает себя на полуслове, — …неважно. Смотри, начали играть уже. Фамилия и имя все еще немного бесят, но это так, отголосок прошлых эмоций. Лена могла бы все рассказать, но, видимо, до сих пор думает, что он ревнивый придурок, способный сорваться из-за такой мелочи. Ладно, проехали. С ее представлением об этой части его характера они еще поработают. — Девчонки твои ничего не спрашивали после…? — Не-а. Все как обычно — типа недвусмысленные фразы, переглядки, обмен ухмылочками. Черт. Если бы только можно было как-то выдернуть ее из этого конченного рассадника приторно-правильных мнений и мерзких сплетен. Лена отрывается от экрана на пару секунд, поворачиваясь к нему — видимо, от раздражения он слишком громко выдохнул. Смотрит, будто раздумывая, сказать или нет. — Вить, мне плевать. Вот честно, не бери в голову. Ничего нового и страшного не произошло, — снова отворачивается, откидывает голову назад, упираясь затылком в диван, — Я просто устала… все как-то разом навалилось. И кстати — в последний раз, когда я была у деда, он вынес мозг расспросами про то, чем ты занимаешься. — Я заеду к нему в эти выходные, расскажу. — А мне расскажешь? — А тебе, может быть, даже покажу. Она опять поворачивается в его сторону — глаза блестят, губы расплываются в улыбке. О нет. Нет, Кулемина. Не начинай. Но он тоже улыбается. — Прекрати, — это должно звучать серьезнее, — я не имел ввиду ничего из того, что ты сейчас воображаешь. — Ты не знаешь, что я воображаю. — Лен. — М? — Смотри, игра началась.***
Счет 65:57. Она дико рада, о чем сообщает ему, улыбаясь во все 32.***
Счет 72:72 — Окей, точно покажу. — Покажешь, чем занимаешься? , — они оба не отрываются от экрана, но Лена замечает, что он тянется к соленому попкорну. Да, это очень вкусно. Стоит один раз попробовать, скажи? Кажется, одна победа уже есть. Сегодня явно ее вечер. — И это тоже. Многообещающее. — Если Химки победят. ЧЕГО?! НЕТ! — Пошел ты! , — она не поддастся. Она злится.***
Все еще ничья. … это же нечестно, — это не злость, Кулемина. Это какой-то скулеж.***
Счет 77:86 Чертовы Химки. Лена замечает, что попкорн с солью исчезает намного быстрее. Окей. Пусть у нее будет хоть одна победа и утешительный приз.***
Счет 94:100 Лена быстро выключает телевизор, отшвыривает пустые тарелки и садится сверху — все это сопровождается его веселым смехом — он засмеялся, как только увидел ее реакцию на трехочковый от нападающего Химок. Но смех прекращается, как только Лена приближается к губам. — Я не буду смотреть Кубок. — Это же смешно. — Он больше не принесет удовольствия. — Мы что-нибудь придумаем… с твои удовольствием. Она прижимается к нему все телом, целуя первая. Так, как хочется ей. Поцелуй с привкусом соли — Лена с точностью повторяет его движения языком, чувствуя, как он реагирует на нее. Как возбуждается. В этот раз ее ничего не пугает — Лена больше не замирает. Кто-то явно начинает входить во вкус. Он обнимает ее, запуская одну руку в волосы, второй сжимает ягодицы — но на всякий случай старается не давать ей полную свободу действий — не дай бог, она решит снова снять футболку.***
— Остановись… — Лена заставляет его откинуть голову назад, целуя шею. Совсем как он — вырисовывая узоры языком, не отрывая губ, прикусывая кожу над веной. Горячие ладони скользят под его футболку, заставляя мышцы живота гореть в каком-то чертовом пламени. Она двигается так, будто они уже… прогибается в пояснице… Тебе бы точно понравилось быть сверху. Господи-боже. Он же обещал… самому себе в-первую очередь. До боли прикусывает губу, только чтобы оставаться в сознании. Не поддаваться. Голова кружится от рваных вдохов. Пальцы сводит от желания прикоснуться к ней — не через чертову футболку или джинсы, а к ней. Ее руки слишком близко к резинке спортивных штанов. — Лен, прошу… Тело требует почувствовать ее. Хотя бы ее руки. Пожалуйста, прикоснись ко мне. Болезненное напряжение в штанах. Внутренности в узел. Кровь кипит. Ее пальцы слегка оттягивают резинку. О да. Блядь, НЕТ! Сука! Даже не понял, как чуть не отключился. Снова. Ловит ее запястья, сжимает одной рукой, другой — легко отталкивает — отдаляя на несколько сантиметров от себя. Хотя надо бы на несколько метров, а между еще бетонную стену. Химки может и победили, а вот он явно проигрывал. Лена будто полностью выключается из реальности в такие моменты. Не хочется возвращать ее на землю, но… он выдыхает. Лбом слегка касается ее лба. — Я ведь не железный. Понимаешь?***
Лена просит его не уходить. Хотя бы еще немного побыть здесь, с ней. Без всего… этого. Всего лишь побыть рядом. Ей не хочется признаваться даже самой себе, но она так скучает дома одна. Когда деда оставляют в больнице дольше, чем на неделю, ей плохо. Родители мотаются по свету с 9 класса — уже три года, а она все еще не привыкла к одиночеству. Просто в этом месяце, когда все стены в ее голове рухнули, и она разрешила себе чувствовать вообще все — ее будто иногда накрывало с головой. Виктор соглашается остаться еще на час.***
— Может все-таки расскажешь, что ты там такого деду обещал, что он об этом вспомнил почти сразу после операции, — она сидит к нему спиной, устроившись на полу, между ног. Чувствует лопатками тепло тела, ее голова — на его груди. Он легко гладит ее руки, лежащие на его коленях. По телевизору — старая американская комедия. — Что не прикоснусь к тебе до выпускного. Ого. Вот дед решил поиграть в строгого отца. Но ей почему-то смешно. — Да ла-а-дно. Какое средневековье, Степнов. Ты, оказывается, такой старомодный. Пальцы замирают почти на сгибах локтей. Эй, ей вообще-то понравилось! Последний раз ее гладила мама в очень-очень далеком детстве. — Эй, ты чего? — Как ты сейчас сказала? — Никак. — Ну повтори. Тогда продолжу. Лена улыбается. — Просто…это как-то старомодно все. Ты будто из какого-нибудь 19 века про джентльменов и леди, хотя чтоб ты понимал больше половины девчонок уже… — он перебивает ее, громким смехом. — Что? Что такого-то? — Да просто… никогда не думал, что это описание применимо ко мне.***
— Мне пора. — Да, хорошо. Но никто не сдвигается ни на миллиметр. Он сидит, уткнувшись носом в сгиб ее шеи. Фильм уже закончился. — Ты часто так делаешь. — Ты потрясающе пахнешь. — Чем-то фруктовым? Перед его приходом она как раз мыла голову и это, наверное, он и чувствует. — Нет. Интересно. — Я не люблю духи. Женские. — Отлично. Никогда раньше не чувствовал ничего похожего. Ну, судя по его реакции — ему нравится. Любопытно же. — Чем…? — Не знаю… это сложно объяснить… — Попробуй. Ты же написал целый роман. Чувствует, как он выдохом посылает по спине миллион мурашек. И — глубокий медленный вдох. — Это странно, но … теплом. Чем-то сладким, но не приторным. Не фруктовым, не цветочным, не сладким — но так, что хотелось … столько всего хотелось.***
В 23:00 Степнов уходит.***
Утро субботы началось в 9:00. В 10:00 он уже вышел из квартиры под промозглый мартовский снегодождь. Весь день в субботу Виктор мотался по делам для будущего клуба. Бумажная волокита выматывала похлеще тренировки, а закончить все надо было как можно скорее — Савченко обещал помочь и с кем-то познакомить из городского департамента спорта ближе к концу марта — когда у школьников будут каникулы. Вечером в субботу Кулемина выглядела потерянной. Раздраженной. Что-то было не так, но Лена упрямо молчала. Казалось, что ей даже… стыдно? Он просто в очередной раз принес ей продуктов, чтобы она не таскала пакеты сама. Она одна целую неделю — и ходила в магазин только один раз. — Спасибо. Но, здесь столько всего… на меня одну это перебор, — она раскладывала на кухне продукты. — Приготовишь что-нибудь, — он опирается плечом о дверной косяк, наблюдая за ней. Еще она какая-то заторможенная. Как в замедленной съемке, — я точно знаю, ты способна на большее, чем бутерброды и попкорн в микроволновке. Лена отвечает почти через минуту. — Ага, когда дед дома или когда ты с сломанным ребром валяешься. Но для себя я не особо люблю заморачиваться. Он не успевает себя остановить, когда с языка слетает предложение. — Ну, хочешь, я для тебя заморочусь?***
Они приготовили ужин. Поели. Посмотрели фильм. Он уже стоял у двери, когда Лена попросила остаться. — Ты ведь понимаешь, почему я ухожу. — Я не про… я буду в комнате, а ты в зале. Я даже уйду сразу же, как ты снимешь куртку. Да что с ней? — Может, ну…позови девчонок, устроите ночевку или какую-нибудь девчачью вечеринку? Лена не спорит. Соглашается. Кулемина соглашается. — Хорошо, подумаю. Может Наташке позвоню. — Лен, что случилось? — Да так. Ничего серьезного. С дедом поссорились немного. Он смотрит на нее. Картина перед глазами ужасная. За ее спиной темные комнаты, она стоит, засунув руки в карманы джинс. Делает вид, что все хорошо. Что ей не привыкать. Но как только дверь за ним захлопнется — она останется тут сама. Одна. В десять вечера Кулемина не будет никому звонить — потому что она не будет никому признаваться в том, что ей может быть страшно или одиноко. Кроме него. Он снимает куртку. — Хорошо. Только правда иди уже к себе. Мне завтра вставать рано — нужно будет зайти домой, а потом кататься по городу. Короткие объятия, ее «Спасибо» — это сейчас кажется интимнее, чем все, что уже было между ними. Среди ночи он и сам не понимает, почему резко просыпается. Тянется к телефону — третий час. Какой-то звук…***
От стука в дверь она вздрагивает. Глаза распахиваются. — Да? — Лен, все в порядке? Ух, точно. Степнов. Лена проснулась среди ночи после очередного сна с ним. Опять, блин, с чертовым желанием, сводящим до боли. С осознанием, что она ничего, вообще ничего не может поделать с собой. Не может просто взять и выключить эти ощущения. В детстве мама вечерами после тренировок всегда набирала ей горячую ванну. Вода расслабляла уставшие, сведенные мышцы и помогала засыпать. Став старше Лена, по привычке, набирала ванны по вечерам. Может, вода могла бы помочь справиться и с такого рода напряжением. Когда он постучал, мысль будто всплыла в голове с дальней полки — она пылилась там давно. А может, поможет вовсе не вода. Только, давай уж, правдоподобнее. — Да, кошмар приснился. — Ты как? — Просто умываюсь. Можешь зайти. Она закрывает глаза, когда дверная ручка опускается вниз. Щелчок — дуновение холодного воздуха из квартиры. — Бля, Лен… — так тихо, что она вообще не уверена, а не был ли это голос совести в ее голове. Еще один щелчок. Он закрыл дверь изнутри или снаружи? — Ты вылила туда все, что было в доме? Или как вообще можно получить столько пены? Она открывает глаза. Челка прилипает ко лбу и надо бы ее поправить — придется вытащить руку из воды. Но ей, внезапно, становится не по себе. Степнов стоит тут, опираясь спиной на полотно двери, сложив руки на груди. Смотрит прямо на нее. Она только открывает рот, чтобы как-то оправдаться, как… Он ухмыляется. — Лен, я не могу. Это же квартира твоего деда. Заниматься здесь сексом еще аморальнее, чем заниматься сексом со своей ученицей. Я пытаюсь не так низко пасть хотя бы в своих собственных глазах. Вот, значит, как? Ну, это занимательная игра. У нее было как минимум два аргумента в защиту его чести, раз он так хочет. — Во-первых, ты уже давно не работаешь в школе. Ты не мой учитель. Я взрослая девочка и сама решаю, с кем спать. А во-вторых, ну, формально — это не совсем квартира деда. Она опускается под воду ниже. Не хочет говорить об этом, не хочет вспоминать разговор с дедом. — Что это значит? Она выдыхает. Ты первая начала. Давай, доводи начатое до конца. Говорить такие слова серьезно она не могла — поэтому попробовала отшутиться. — Дед сошел с ума и заразил родителей. Оформил документы на меня пару дней назад, прямо в больнице, через знакомого юриста. Сказал сегодня, когда я у него была. Начал со слов про подарок на День Рождения, а закончил тем, что он старый, больной, умирающий… Представляешь? Его эта Гущина просто довела! , — не так должен был выглядеть этот разговор. — Лен…ты поэтому весь вечер… — Хватит. Давай не будем обсуждать эту тему. С дедом еле отшутилась. Умирать он собрался! , — блин, она собиралась затащить его к себе, а в итоге все выливалось в ее словесное недержание. — Лена… — Нет, представляешь? Будто первый раз в больнице! С чего вообще в этот раз такие мысли! Еще и прикол с квартирой — неймется ему. То на стерву эту чуть не переписал все, теперь на меня. Я уже не могу… — в нее летит что-то. Прямо в голову — ее накрывает мягкая ткань, пропитанная мужским парфюмом. — Кулемина, прекрати истерику. А то ты сейчас точно, как твой дед. — Какого? — в руках голубая рубашка с расползающимися от воды синими пятнами, — ты сдур… — она поднимает взгляд и обрывает себя на полуслове. Степнов без рубашки. Рот приоткрывается в немом «О-у». Руки расстегивают ремень на брюках. Она быстро кидает рубашку в него и зажмуривается. Снова сидит с закрытыми глазами. — Что ты делаешь? — Ты же пять минут назад поэтому соврала? Приглашала меня к себе? Как, по-твоему, это должно выглядеть? Она молчит. Даже дыхание задержала. — Если передумала — только скажи. Не то чтобы передумала… — Так, Лен, ты точно сейчас не готова, — слышит, как щелкает ручка двери. — Стой! , — открывая сначала один глаз, потом другой, — я ну, просто понимаешь… Ну, что он от нее ждал? Она ведь не видела, никогда не видела обнажающегося мужчину в своей ванне. Не смотря на уверенность в том, что она точно хочет продолжения, тело сковывало смущение. — Я не хочу торопить и давить. А мы сейчас точно торопимся. Ну, почему она так по-идиотски отреагировала? Что ей сказать? Скажи правду. — Я не тороплюсь. Я стесняюсь. И твои тараканы тут не причем. Она уже смирилась с тем, что сейчас он уйдет. Закроет дверь с той стороны и в очередной раз оставит ее одну. Интересно, не вредно ли для здоровья такое количество времени испытывать неудовлетворенное желание потра… — Просто подвинься на середину ванны и закрой глаза. Ого. — Ты не уйдешь сейчас? — Нет.***
Уровень воды поднимается, немного переливаясь за края ванны. На полу наверняка лужи, но какая разница. Она подтянула колени к груди и обняла руками. Почему, откуда столько сковывающего тело смущения? В вечер ее Дня рождения она испытывала совсем другие ощущения. Он садится сзади. — Не бойся. Помнишь, мы вчера смотрели комедию? , — легкими прикосновениями убирает прилипшие к спине мокрые волосы — перекидывает пряди на одну сторону. — Да, — внезапно кажется, что вода не такая и горячая. И вообще, тут было не так душно до его появления. — Сядь также, — совсем легко, еле касаясь, проводит пальцами по шее и плечам. Не позволяя ничего лишнего. Ей нечего боятся. Сердце и пульс готовятся стартануть. — Только постарайся, чтоб я не ушла под воду, — она откидывается назад, на его плечо.***
Руки под водой легко оглаживают бедра, бока, живот, поднимаясь к груди, мягко сжимая — будто исследуя. И она узнает себя заново вместе с ним. Впервые не хочется быть сильной. Сейчас Лена не против ощущать себя слабее — это кажется правильным. Контраст тел ее завораживает. Кажется, не смотря на все тренировки, она будто… мягче. Он слегка тянет ее за подбородок, разворачивая чуть-чуть назад — лицом к нему. Даря другой поцелуй. Такой крышесносяще-медленный, неудобно-нежный. Языки переплетаются сразу же. Не торопясь, плавно исследуя ее рот. В этот раз — никаких укусов, давления, силы. Только легкие касания и скольжения внутрь. Лене кажется, она знает, на что похожи такие поцелуи. — Закрой глаза, — отрываясь от нее, снова заставляет откинуться на плечо, — ты когда-нибудь представляла? — он говорит на ухо, не прикасаясь, но из-за влажности воздуха Лена чувствует, как слова оседают на коже. Как же хорошо, что она сидит спиной к нему. Ну, конечно, представляла. — Не слышу ответа. Бо-о-оже. — Я… да, — признание будто застревает в пересохшем горле. Чувствует, как он сглатывает, как поднимается грудь при дыхании, как напрягается пресс, а внизу — как член упирается ей в спину. Рука под водой ложится на талию, обнимая и сильнее прижимая к себе. Вторая спускается ниже. Туда, где чувствовать его хотелось больше всего. Останавливаясь в самом низу живота. Легко гладит. Пожалуйста, ниже. Дыхание ускоряется. Затылком она упирается в его плечо. — Ноги на носки, разведи колени и упрись в бортик. О да. Да-да-да! Скажи еще что-нибудь. Это… ее серьезно так возбуждает его тренерская интонация? Она делает это — приходится чуть-чуть опуститься. Хватается руками за бортики. — Часто? Пожалуйста. Лена готова умолять его не останавливаться. — Ты сама тормозишь. Я не продолжу, пока не услышу ответ. Это шантаж. Несмотря на горячую воду, спина покрывается миллионом мурашек. — Да. Пальцы будто в знак благодарности за ответ проходятся по нежной коже, раздвигая, надавливая на клитор. Выводя круги — как язык на плече, почти соперничая с водой в градусах — и что горячее, непонятно. Она сжимает бортики ванны так, что костяшки пальцев белеют, чуть выгибается, пытаясь почувствовать больше. — Ты делала это сама? Ее начинает трясти. Серьезно, Лена не собирается болтать в такие моменты. — Да или нет? Да пофиг. -Да, пож…а-а, — стон, наверное, слишком громкий, но невозможно себя контролировать — палец проникает внутрь так медленно, что она готова убить его. Два тягучих движения и она сводит колени, с плеском опускает ступни вниз — зажимает его руку между бедер. — Нет, так не пойдет. Ноги на место, — усмехается. И видеть не нужно, чтоб понять. Убью, Степнов. Сначала дам закончить, а потом убью. Она разводит колени, и снова упирается пальцами ног в бортик. Он продолжает движения, чуть ускорив темп. Мало. Тебя. Пожалуйста. — Сильнее. Рука на талии сжимает ее, он добавляет второй палец и наконец-то ловит тот темп, который ей так нужен. Это похоже на полет в невесомости, где есть только его обволакивающий голос, голубые глаза и поступательные движения, ритмичные, глубокие, правильные. Ноги в коленях слегка согнуты, ступнями она все еще упирается в противоположный край ванны, спина выгибается на встречу движениям, ртом жадно ловит горячий воздух — кажется, если он отпустит ее, то она просто уйдет под воду с головой. Но он не отпускает. — Ты такая красивая сейчас. Она не просто летит — ощущение что ее раскручивает на огромной сумасшедшей карусели. Внутри все так напряжено, что…просто… Тело само выгибается и непонятно — толи вперед — ближе к его пальцам, толи назад — ближе к его груди, мышцы сводит от напряжения, ноги не слушаются — сгибаются в коленях, соскальзывая вниз, на дно ванны. Рука с бортика падает под воду, накрывает его руку на ее талии, переплетая пальцы. Внутри все сжимается. — Ви-и-ть… я… сейчас… Она даже не слышит ответ. Резко — пульсация внутри — взрыв — ощущение настоящего космоса. Первое, что она чувствует, придя в себя — он все еще крепко держит ее за талию.***
Воздух уже не такой влажно-обжигающий — туман рассеивается, дышать становится легче. Проще. Теплая вода укутывает, накрывает, как одеяло. Хочется погрузиться с головой. Остаться в этой ванне навсегда. Он лежит, упираясь затылком в мокрый потеплевший кафель плитки, лениво выводя подушечками пальцев узоры на ее коже. В голове — тишина. Слышно только редкие всплески воды, когда кто-то из них слегка двигается. Он сто лет не был в нормальной ванне, давно уже предпочитая душ. И зря. Почти сразу после… после того, как она пришла в себя, Лена попыталась развернуться, но он не убрал руку с ее талии, не давая возможности отстраниться. Прекрасно понимая, к чему ведет ее любовь повторять за ним. — Я тоже могу… — Не надо. — Почему? Да, Вить. Почему? Она со всей силы вжимается спиной в него. — Ты же хочешь не меньше. — Я в состоянии справиться со своим «хочу». А это… у меня и во сне на тебя стоит. Ему нравится, как Лена замирает иногда от его слов или действий. Но уже через несколько секунд она будто поддается — расслабляется, почти ложась. — Помнишь, в конце 9 класса была возможность уйти? Поступить в колледж? Тогда еще кто-то из «Спарты» и культуры приезжал? , — он пока не понимает, к чему она ведет, но все это очень подозрительно. — Мм? — Я могла уйти из школы. Сейчас заканчивала бы 2-й курс. И…тогда все было бы по-другому? Потому что встречаться и спать со студенткой — звучит намного лучше. — Не знаю…я не думал об этом… но тогда вряд ли мы бы вообще… — Да ладно. Я бы приходила в школу в гости, и ты бы все равно влюбился. Только уже не в школьницу… Действительно. Если бы. — Может быть… — То есть проблема только в этом? В школе? — Хочешь покопаться в моей голове? — Да вообще-то. Я просто не понимаю… — Какая разница. Все уже сложилось так как сложилось. — Но и в школе, и в колледже — это все равно я. Одинаковая. Он ничего не отвечает. Из-за Ленкиных рассуждений начинает сомневаться и путаться. Надо выкинуть все мысли из головы. Он тоже опускается еще ниже под воду, разрешая себе просто говорить — пусть с языка слетает то, что нужно. — Ты когда-то рассказывал про первую любовь. А вы…ну? — Да. Она быстро прикидывает уме. — В 16, Вить? Серьезно? — Был выпускной, алкоголь, вечеринка — все само собой получилось. Степнов, ты ли это? — И ты мне что-то еще говоришь? Выпускной, одноклассница, алкоголь — очень нормально. Прям классика. — У тебя тоже будет классика. — А ты… — Задержи дыхание на счет три, — пена, наконец-то, почти исчезла и можно кое-что сделать. — Нет!!! — Раз. — Нет-нет! Не надо! — Два. Бля. Вдох. — Три. Они с плеском опускаются на дно ванны всего на миг. Выныривают, он смеется, запуская пальцы в волосы — опрометчиво отпуская ее. Лена быстро переворачивается и забывает, что хотела сделать. Он будто совсем мальчишка сейчас. Ла-адно. Она не будет пользоваться моментом. От его смеха она улыбается. — Ну, что за ерунда? — Я сто лет не был в нормальной ванне. — У тебя что, один душ? — Ага. Причем везде. Везде?! Лена молча смотрит — в глазах огромный знак вопроса. — Боже, Лен. Неужели ты думаешь, что во всей Москве только у твоего деда есть квартира, которую можно сдавать? — Да я как-то… Она ведь так мало о нем знает. Намного меньше, чем он о ней. — Ты почти не рассказываешь о себе. — Поедешь со мной сегодня? По пути можешь задавать любые вопросы, — он отвечает сразу, будто давно хотел сказать. — Да. — Отлично. Тогда — спать. Осталось пара часов для сна.