♪ Мот — Капкан
Капкан — ты самый опасный для меня
Вечер. В школе так спокойно. Свет почти везде выключен. Он закрывает тренерскую. Выходит из пустого зала. Проходит мимо раздевалок, когда слышит ее голос. Тихий, почти шепот, но в этой пустоте его достаточно. — Виктор Михайлович, не поможете? Кулемина в женской раздевалке. Почему она еще не ушла? Дверь полуоткрыта, но он все равно стучит. — Ты одна? Зайти можно? — Да, заходите. Она стоит спиной к нему. Все еще в баскетбольной форме. Протягивает руку назад, в его сторону. В руке — маленькая баночка из темного стекла. Уже открыта. — Это обычная мазь. Снимает болевые ощущения. Только мне самой не справиться. Она так и не поворачивается к нему лицом. Он подходит ближе, берет банку. — Где? Глубокий вдох. Лена поднимает майку, оголяя спину. Пульс учащается. Взгляд приклеивается к огромной гематоме. Он набирает на пальцы немного лекарства. — Неужели мячом так прилетело? Она молчит. Он боится дышать. Боится, что прикосновения будут причинять ей боль. Начинает с края синяка, около лопатки. — Почему не попросила девчонок? — Подушечками пальцев аккуратно втирает в кожу лекарство. — Не хотела. — Почти шепотом. Вдох. — А меня значит?.. — На выдохе. Обрывает себя на полуслове. В голове ни одной мысли. Тихо. Пусто. Только легкие скольжения пальцев по коже — продолжает наносить мазь. Хотя кажется, рука скорее гладит ее изуродованную спину. Больше никто ничего не произносит. Пальцы опускаются чуть ниже — к талии. Она шипит. Но не отодвигается. — Прости. Чуть-чуть потерпи. Еще пара минут. Закрывает банку. Ставит на скамейку рядом с ней. Надо уходить. Уже в дверях слышит ее голос. — Да. — Что «да»? — Ответ на ваш вопрос. Да. Он разворачивается. Лена наконец-то стоит лицом к нему. Делает шаг в его сторону. Ей кто-то звонит. Или ему. Неважно. Он должен шагнуть навстречу, но тело не слушается. Трель от звонка телефона все настойчивее. Громче. Она ждет его, но он не может двинуться с места. Глаза открылись раньше, чем проснулся мозг. Че-е-ерт. Как можно было поставить будильник на субботу? Виктор на ощупь находит телефон и хочет нажать на привычное «Отключить», когда видит «Ответить». Это не будильник. Это звонок. — Доброе утро, Петр Никанорович!***
Это был сон наяву. Казалось, что он двигается и соображает слишком медленно. Хотелось ущипнуть себя. События прошлого дня, сон, утренний разговор — все перемешалось в сюрреалистичной реальности какой-то бульварной фантастики. Голос Кулеминой вывел его из оцепенения. — Виктор Михайлович, по-моему, уже достаточно веток. Ну, куда еще? Они наедине уже минут десять. Собирают топку для костра, пока ребята разбираются с мясом. В руках уже хороший стог хвороста. А значит, еще пару минут, и им придется возвращаться. Мысленно отвешивает себе пощечину. Соберись же! После утреннего звонка ленкиного деда все еще не отпустило. Виктор, Лена-то, все-таки в банду попала. Точно. В больнице пострадавший прямо ее описывал. Петр Никанорович, пожалуйста, заткнитесь. Хотя бы в моей голове. Не до вас сейчас. Но теорию вашу мы проверим. — Я просто хотел поговорить с тобой. И почему в этот раз так сложно? — Слушай, по-моему, нет никакого смысла уже скрывать. Я все знаю про твои синяки. Можешь мне не врать и все рассказать. — Откуда вы это знаете? Ничего я не знаю. Блефую, а ты, Кулемина, ведешься. — Петр Никанорович сказал. Слушай, ты не должна была так поступать. В жизни каждого человека бывают трудности. Неужели нельзя было подойти ко мне? Мы бы вместе что-нибудь решили. Зачем надо было меня обманывать? Неужели ты думала, что я тебе не помогу? — Я не хотела вас обманывать, просто не могла сказать всей правды. Он ждал любой реакции, только не оправданий. Почему она не отрицает?! Ты ведь понимаешь, почему?.. Так значит, прав дед был? — Не могу поверить, Лен. Я, как дурак, повелся на эти россказни про хулиганов. Оказывается, бокс тебе нужен был чтобы грабить людей?***
Больно почти так же, как на ринге. Только вот слова попадали туда, куда никогда не доставали кулаки. Лене казалось, что она готова получить по почкам еще раз, и еще, и еще — только бы не знать, не помнить его слов.Ладно, дед, нафантазировал себе всяких глупостей. Не зря же писатель-фантаст! Хотя тоже хорош. Как Виктор Михайлович мог поверить в такое?! «Дед все рассказал» «Банда подростков» «Грабит прохожих» А что ж не убивает, Виктор Михайлович? Чего мелочиться-то? А можно еще интереснее — я торгую телом! Прикиньте? Тоже вариант! Конечно, куда ей до настоящей девушки: мягкой, скромной, закатывающей глазки и густо краснеющей от любой непристойной шутки. Такой начитанной, воспитанной, на каблуках и в юбочке. Такой, как Светлана Михайловна, например, да? Идите вы все к черту! Остаток пикника проходит как в тумане. Вроде бы она тут, с друзьями: играет с девчонками в бадминтон, смеется над шутками Семенова, поет «Чемпионы любви» под гитару и улыбается во все 32. Но так хочет просто домой. После пикника Виктор Михайлович догнал ее. Конечно, она не слушала, не разговаривала, не давала даже шанса все объяснить. — Прости! — Лен! Ну, запутался. Дед твой сбил с толку. — Я дурак! Он говорил искренне — только глухой не услышал бы. Но в тот момент она не нашла в себе сил ответить на искренность искренностью. — Вы сами это сказали. Я думала, вы мне друг, а вы… — бросила Лена. Ушла. Нет, убежала от него. В понедельник утром она снова увидела его у подъезда. До школы они шли молча. Как и на следующий день. На третье утро Лена сдалась. — Вы ведь не отстанете, да? — Она даже слегка улыбнулась. Он остановился прямо посреди дороги. Слегка дотронулся до локтя, но этого хватило — она тоже затормозила. Они стояли недалеко от школы, когда Степнов, глядя ей в глаза, произнес самые страшны слова, которые она от него слышала. — Пойми, я за тебя переживаю. Знаю, что тот разговор в лесу — то еще дерьмо. Ляпнул лишнее. Могу хоть сто раз сказать «Прости». Лен, мы же не чужие друг другу люди. Я могу помочь, если буду знать всю правду. Она лишь прикрыла глаза — только бы он не успел заметить то, что показывать никому не хотелось. Лену пугали те чувства, которые рождались где-то глубоко внутри от его слов. Так ведь не должно быть — нельзя. Почему от проявления обычной дружеской заботы хотелось прижаться к нему? Это точно по-дружески? Хотелось, чтобы он обнял ее прямо тут, посреди улицы. Это тоже по-дружески? Почему к глазам подступали слезы? И это, твою мать, дружба?! Сотни почему. Лена не любила, когда эмоции не давали думать, накрывали волнами, с головой. Это как погружение под воду. А его глаза с радужкой того самого моря — она как будто тонула. Она не любила плавать под водой.***
После злополучного пикника Виктор больше не допускал мысли о том, что она замешана в историях со сраной бандой. Ждал прослушивающее устройство от Лехи и продолжал провожать ее домой. Несмотря на то, что Кулемина все еще обижалась. Несколько дней подряд встречал ее у подъезда по утрам. Не настаивал на душещипательных разговорах и не устраивал допросы. В день, когда Лена заговорила, его словно прорвало — он обязан был все исправить. Сам от себя не ожидал такой речи. Ненавидел себя за то, что сказал больше, чем нужно и одновременно благодарил за то, что не выдал все, что вертелось на языке. В день их разговора Леха наконец-то принес ему жучок с микрофоном и наушники. Между вторым и третьим уроком Виктор прикрепил жучок к ленкиной куртке. После 5 урока он вышел из школы вслед за ней. Через сорок минут он стоял недалеко от какого-то богом забытого спортклуба, за дверьми которого скрылась девушка. То, что он услышал дальше, стало самой сложной загадкой, которую ему задавала Кулемина.***
Жар от обжигающе-горячих струй воды доставал до костей, плотные облака пара поднимались от кафельного пола, окутывая ванную густым молочным туманом. Стекло душевой кабины покрылось матовой испариной, как и зеркало над раковиной. Воздух стал почти осязаемый, влажный, раскаленный. Секунды, минуты, часы — Виктор не знает, сколько времени простоял в душе. Вода обычно помогала избавиться от ненужных мыслей. Но не в этот раз. В голове всплывали, закручиваясь в вихрь, слова, брошенные как бы между делом, фразы, сказанные специально. «Приемчики для самообороны» «Деньги стали появляться, когда она из магазина уволилась» «Просто проверяю себя» «Проверяют те, у кого бить морды — профессия» «Она в банду попала» «Как вы могли такое подумать» Чувство, что он все это время был так близко к решению задачи под названием «Лена Кулемина», но так и не коснулся ее — что может быть хуже? Бесит. Он протягивает руку к вентилю регулировки. Резкий поворот влево и тело за секунду окатывает ледяным дождем. Контраст температур заставляет сердце биться чаще. Поднимает голову вверх, специально подставляя лицо под холодную воду, смывающую приятное и ненужное сейчас чувство неги и расслабления. Бодрит так бодрит. Еще раз. Думай-думай-думай. Кажется, что в мышцы впиваются сотни тонких ледяных иголок. Тело напряжено. Вспомни, что ты сегодня услышал. «Ленок, девочка вроде тебя». «Разойдется — не остановишь». «Публику позабавить». Проблемы с деньгами — увлечение боями — синяки. Страдает она, а не тот, кого она, вероятно, бьет? Или достается двоим девчонкам? Двоим. Дерущимся. За Деньги. На публику. Незаконно? СТОП, хватит! Вентиль опускается вниз. Задачка решена, Кулемина. Сил выйти из душа нет. Прислоняется к стене, спиной чувствуя холод кафеля. Голова опускается на руки, пальцы путаются в мокрых волосах. Только что полученный ответ не приносит долгожданного удовлетворения. Липкое чувство страха расползается по телу, как вирус. Бои без правил. Ты хоть понимаешь, чем это может закончиться? Не понимает. Иначе не ввязалась бы. Ведь так? … Я тебя вытащу.